Эпоха постправды в журналистике и ее роль в интерпретации фактов

Политическая среда в наше время развивается не менее динамично, чем сфера высоких технологий. Вследствие изменения привычных моделей сотрудничества общества, массмедиа и власти возникают новые социально-политические феномены, которые нуждаются в определении и концептуализации.

Одним из таких феноменов стала эпоха «постправды» (Post-truth), возникающая в результате расширения структуры медиаполитического поля: еще более существенную роль в установлении повестки дня начинают играть новые медиа [1]. Чем и обусловливается новое качество медиаэффектов.

Характеристика этого явления в первую очередь происходит в публицистике, а следом к его изучению присоединяются коммуникативисты и социологи [2, 3]: современного научного инструментария недостаточно для определения дисфункциональных эффектов эпохи постправды в публичной политике.

В основу статьи «Post-truth» из Оксфордского словаря легло определение, вызревшее в СМИ на протяжении 20152016 гг. В англоязычных источниках в словаре, в соответствии с практикой употребления нового термина, он рассматривается в качестве прилагательного со значением «относящийся к или указывающий на обстоятельства, в которых объективные факты менее влиятельны в формировании общественного мнения, чем обращение к эмоциям и личным убеждениям (граждан)» [4].

Такое словарное определение кажется недостаточным, так как указывает на характеристику рода феномена (использование иррациональных методов убеждения, влияющих на общественное мнение посредством эмоций и через пренебрежение к фактам), но не отражает его специфики. Существуют также другие процессы и явления с похожими признаками: фрейминг, новости-фейки, симулякры, пропаганда. Чтобы уточнить это определение и концептуализировать понятие нужно определить особенности сути феномена эпохи постправды и условия его возникновения.

Эпоха постправды и публичная политика

В 2015-2016 гг. в рамках избирательного процесса в зарубежных странах возникает феномен эпохи постправды. По мне- нию аналитиков, выборы не обязательное условие его возникновения, но внимание к явлению постправды активизировали именно электоральные аномалии последних лет. Чаще всего к ним относят победу на выборах президента США Дональда Трампа [5], голосование граждан Британии за выход из Евросоюза [6] и победу Эммануэля Макрона – политика, о котором еще год назад никто не слышал, на выборах президента Франции [7].

Феномен эпохи постправды, конечно, шире, чем указано в определении в Оксфордском словаре. Где говорится лишь о конфронтации импульсивного (под влиянием эмоций) политического поведения и рационального (анализ фактов), но данное явление исследовано довольно давно. Между тем, эксперты в области анализа электоральных процессов отмечают [8], что в упомянутых и некоторых других случаях избиратели ведут себя не по моделям известным политологии. Что дает основания рассуждать о серьезных изменениях в отношениях общества и власти, являющимися симптомами наблюдаемых аномалий.

К объяснению этих изменений практическая политология подходит посредством анализа и выявления моделей стратегического голосования на выборах. Под ним понимается выбор наиболее приемлемого кандидата (партии) по определенным соображениям, а не предпочтительного. Важно отметить, что избиратель не руководствуется общественными, экономическими, профессиональными и другими интересами, не голосует за понравившийся образ, а использует стратегию, которая связанна с его личными убеждениями.

Сущность и эффект эпохи постправды

Чтобы понять коммуникативную природу эпохи постправды, важно оценить эффект интерпретаций политических последствий, который неуязвим к опровергающим их фактам. Одно из таких последствий – различный исход выборов. Термин «постправда» в связи с этим вопросом в 2015-2016 гг. входит в политический лексикон, его этимология обусловлена им: «после того, как правду узнали».

Взаимосвязь «Трамп – постправда» в 2016 г. и вплоть до самых выборов была весьма актуальна. В СМИ «политикой постправды» называли политику неприкрытой лжи, когда у избирателей есть доверие суждениям, только «кажущимися правдой», хотя фактически действительности не соответствуют [9].

Реальность больше не константа «фактов», теперь специальные агентства и эксперты, которые работают по найму, их массово производят. «Если вы действительно хотите найти эксперта, готового поддержать какой-либо факт, и имеете достаточно денег или политический вес, то вы, скорее всего, сможете это сделать. <...> У людей становится все больше возможностей выстраивать свое потребление информации вокруг собственных мнений и предубеждений, и популистские лидеры их в этом поощряют» [9].

Условия возникновения эпохи пост правды

Пропаганда и постправда внешне имеют много общего. Задача первой – «дать информацию в объеме, необходимом для того, чтобы общество приняло решение, запланированное этой пропагандой» [10 с. 8-46]. Постправда, в отличие от пропаганды, функционирует в условиях многоканального общества, имеющего альтернативные источники информации. Ситуация, при которой граждане действительно могут выстроить потребление информации, опираясь на собственные мнения.

Важно, что кризис так называемого объективного факта создает условия для возникновения постправды. Во многих случаях отличить факт от фейка довольно сложно, тем более невозможно проверить же достоверность каждого факта. Истории с разоблачением видео- и фотофейков демонстрируют, что распознать подлог возможно лишь при наличии существенных ошибок, допущенных непрофессионалами при производстве фейка.

Яркий и известный пример – в 2010 г. постановочное тушение пожаров Владимиром Бурматовым и Русланом Гаттаровым, активистами «Молодой гвардии Единой России», в Подмосковье. Не раз на сайтах региональных органов власти обнаруживали фотографии с отремонтированными в «Фотошопе» дорогами и иными

«решенными» подобным образом пробле- графия, уже в течение пары дней которую мами.

Военная операция в Сирии сопровождается войной видео- и фотофактов, где войска международной коалиции во главе с США и Россия участвуют по разные стороны баррикад. Многократно стороны обвиняли друг друга в производстве фейков. Даже специалисты далеко не всегда могут дать однозначный ответ: в каких случаях обвинения справедливы, а в каких нет. Ряд исследований последних лет свидетельствует о том, что традиционные медиа больше не устанавливают повестку дня абсолютно монопольно. Наряду с традиционными СМИ, отмечают авторы, главнейший фактор созидания и установления повестки дня – сообщества в социальных сетях [1]. В этом процессе главная функция новых медиа не создание собственно информации, а накопление по конкретным критериям историй и новостей из медийных и немедийных источников [11, с. 5]. Вместе с тем если для традиционных средств массовой информации критичен вопрос источника информации — это вопрос профпригодности для журналиста, — то для новых медиа как правило не характерна большая разборчивость в выборе источников, куда актуальнее здесь соответствие высказывания, факта, фактоида, или даже фейка позиции сообщества, адаптация его в картине мира, которую разделяют его члены. И не проблема, если фото- комментируют и «постят» тысячи интер-нет-пользователей, вдруг окажется, что снята не там и не тогда, – это не окажет никакого существенного влияния на позицию и мировоззрение членов сообщества. Они, в лучшем случае, будут искать еще более достоверные подтверждения своих идей.

Заключение

Интерпретация факта при единовременном росте воздействия сетевых сообществ (где, как правило, над фактом доминирует позиция) – базовое условие для появления феномена эпохи постправды. Внутри сообществ единомышленников личные убеждения граждан оказываются еще более предопределены коммуникацией. Деятельность таких сетевых групп, вероятней всего, помогает понять новые механизмы формирования общественного мнения.

Хотя в дальнейшем, в более глубоком исследовании нуждается степень влияния новых медиа на политическое поведение граждан и на общественную повестку дня. Собственно, как и сам феномен эпохи постправды. Необходимо изучить особенности создания повестки дня в новых медиа, классифицировать немедийные источники информации, а также оценить роль интерпретаций в распространении новостей-фейков.