Этнотуризм и Баренцев/Евроарктический регион (беар)

Введение. Концепция «другого» в западной традиции

Мы говорим, что мы отдельный народ, нация людей, и мы должны иметь особые права в Канаде. Мы отличаемся тем, что нам будет нелегко войти в вашу систему, потому что мы разные. У нас своя система, свой образ жизни, своя культура, свои традиции. У нас есть свои языки, свои законы и система правосудия (Роберт Андре, Арктическая Красная река) [1, Brody H., p. vii]

Как утверждает Роберт Андре, коренные народы отличаются, но от кого они отличаются и как это различие онтологически сконструировано? Можно предположить, что эта форма отличия не проистекает из особой традиции у людей, поселившихся вокруг Арктической Красной реки. Даже если у них, очевидно, были представления о различиях между теми людьми, которые поселились в этом районе, такие представления можно рассматривать как результат колониального столкновения между европейскими колонизаторами и тем населением, которое с XVI в. должно было стать колонизированным. Великие путешествия европейцев в XVI в. и их часто воинственные встречи с новыми народами по всему миру — а также их последующее подчинение — потребовали онтологической переориентации западной мысли.

Выражаясь кратко и грубо, эта переориентация вызвала необходимую классификацию, ибо для европейцев, которые рассматривали неизвестные народы, важным было опереться на устаревшие представления о варварах и их контраст с цивилизованными народами. Так европейская цивилизация легитимировала своё господство. Отсутствие у народов привычной для колонизаторов общественной организации и материальной, а также духовной европейской культуры заставляло их думать о благородном дикаре, о состоянии, в котором человек спокойно жил в Эдемском саду. Эта двойственность концепций — «варвар» и «благородный дикарь» — была сопряжена с новыми европейскими идеями о человеческой эволюции: о пути из детского состояния до зрелой цивилизации, которые позволили рассматривать некоторых людей как «других». Эти идеи до сих пор окружают этнотуризм и являются основой туристической мотивации, а также отражаются на том, какие страны туристы желают посетить. Обе концепции «варвара» и «благородного дикаря», которые могли бы существовать одновременно, требуют наличия своего рода радикального отличия у тех, кого называют «коренными» народами.

Коренные народы как политическая концепция

Как говорилось выше, коренные народы — это концепция, которая в западной мысли используется в отношении населения, имеющего образ жизни и культуру, отличную от того, что считается современным образом жизни. Таким образом, коренные народы в обыденном смысле связаны с тем, что с различных современных точек зрения рассматривается как традиционный образ жизни. Такое использование понятия «коренной» связывает эту концепцию с другими концепциями, такими как традиционные, племенные, примитивные, пред-модернистские или аборигенные, а также все концепции, которые использовались в отно- шении народов, которые кажутся радикально отличающимися от того, что выглядит как современность. С 1950-х гг. понятие «коренные народы» используется в качестве политической концепции. В рамках системы ООН Международной организацией труда (МОТ) была разработана Конвенция о коренных народах и народах, ведущих племенной образ жизни, 1989 г. (ILO No 169), которая призвана обеспечить права коренных народов, проживающих на территории национального государства. В статье 1 Конвенции МОТ 169 коренные народы определяются следующим образом:

• 1.    Настоящая Конвенция применяется к:

• •    племенным народам в независимых государствах, социальные, культурные и экономические условия которых отличают их от других групп национального сообщества и положение которых регулируется полностью или частично их собственными обычаями или традициями, или специальным законодательством или правилами;

• •    народам в независимых государствах, которые считаются коренными по причине их происхождения относительно населения, проживавшего в государстве или географическом регионе, к которому оно относится, во время завоевания или колонизации или установления нынешних государственных границ и которые, независимо от их правового статуса, сохраняют некоторые или все свои социальные, экономические, культурные и политические институты.¹

Коренные народы оказались концепцией, которую трудно определить с юридической и научной точек зрения. Коренные народы оказались концепцией, которую трудно определить с юридической и научной точек зрения. Таким образом, некоторые представители, отличающиеся от большинства населения в национальном государстве, за исключением Латинской Америки, где коренные народы иногда составляют большинство, занимали районы, которые были завоёваны или колонизированы другими группами, культурно отличающимися от коренных жителей, и самоидентифицировали себя в качестве коренных народов и были признаны в качестве таковых другими коренными народами. В 1997 г. Эрика-Ирен Даес (Erica-Irene Daes) предприняла попытку создать основу для универсального понимания этой концепции в международном контексте. Она подчёркивает четыре аспекта:

• •    приоритет во времени в отношении заселения и использования конкретной территории;

• •    добровольное сохранение культурной самобытности, которая может включать аспекты языка, социальной организации, религии и духовных ценностей, способов производства, законов и институтов;

• •    самоидентификация, а также признание другими группами или государственными органами в качестве отдельной общности;

• •    опыт порабощения, маргинализации, лишения собственности, исключения или дискриминации, независимо от того, сохраняются ли эти условия ²

Как мы видим, коренное население не является простой политической концепцией и охватывает огромное количество разных народов, которые имеют мало общего [2, Joona J.]. Это можно сказать и о коренном населении БЕАР, которое, по оценкам Баренцева Евроарк-тического Совета, составляет приблизительно 85 000 саамов, проживающих в Финляндии, Норвегии, Швеции и России, а также 7 000 ненцев и 6 000 вепсов в России³. Тем не менее, международная работа в области прав коренных народов также оказывает влияние на Баренцев / Евроарктический регион. Сотрудничество между саамами четырёх стран, ненцами и вепсами в рамках Баренцева Евро-Арктического Регионального Совета, было начато в 1993 г. В 1995 г. на постоянной основе была создана рабочая группа по коренным народам (WGIP). Во многих отношениях это сотрудничество коренных народов БЕАР основано на глобальном движении коренных народов, которое адаптируется к меняющимся политическим условиям. Концепция коренных народов дополнительно осложняется использованием общего значения понятия «коренной», которое в давней западноевропейской традиции обычно связывается со всеми народами, которые кажутся традиционными и радикально отличаются от того, что мы считаем современным.

Таким образом, акцент на радикальном различии, традиционном облике и принадлежности к меньшинству, является во многом тем, что составляет основу для присвоения лейбла «этнотуризм». Таким образом, мотивация для этнотуризма может стать понятна после рассмотрения общих теорий исследования туризма. Например, Дин Макканнелл (Dean MacCannell) в своей работе «Турист» приписывает мотивацию туризма отчуждающим силам современности, которые своими дифференцирующими процессами порождают стремление к аутентичности, то, чего современный человек не находит в своей собственной жизни... «Современный человек обречён искать где-либо, везде свою подлинность, чтобы увидеть, сможет ли он мельком узреть её отражение в простоте, этничности, целомудрии или чистоте других» [3, MacCannell D., с. 41]. Следовательно, предполагаемая простота людей, считающихся традиционными и менее развитыми, чем современный турист, становится достойной внимания. Аналогично, Джон Ури (John Urry) в своей влиятельной работе «Взгляд туриста» преуменьшает поиск подлинности, и приписывает мотивацию туризма стремлению к различиям, в отличие от обычной жизни:

«Поэтому представляется неправильным, что поиск аутентичности является основой для организации туризма. Скорее, одна из ключевых особенностей, по-видимому, заключается в том, что существует разница между обычным местом жительства / работы и объектом туристического интереса. Теперь, возможно, поиск того, что мы считаем аутентичными элементами, является важным компонентом, но это только потому, что в некотором смысле существует контраст с повседневным опытом» [4, Urry J., с. 12].

Тем не менее, наши западноевропейские представления о «другом», коренном, воплощают идею отличия наших повседневных переживаний, а также рассматриваются как имеющие более подлинную жизнь, чем современный человек.

Норвежские саамы в индустрии туризма

Ненцы, вепсы и саамы — коренные народы БЕАР имеют столько же различий, сколько и сходств. Их объединяет то, что этнические меньшинства находятся в рамках изменяющихся государственных образований, их культура и история сформированы меняющейся политикой различных государств, в которых они находятся [5, Pietikäinen S. et. al.]. Согласно С. Пиетикойнен (Pietikäinen S.), для коренных народов и меньшинств, проживающих в районе Северного Калотта, последствия этих переопределений были радикальными, поскольку новые границы не следовали за установившимися, давно существующими разделениями языковых общин или местными средствами к существованию [5, Pietikäinen S., et al., с. 4].

Предшественником туризма в Европе стала выставка экзотических народов в крупных европейских городах. Краткое описание участия норвежских саамов в этой отрасли может объяснить некоторые идеи, которые скрываются за этнотуризмом. Саамы рано приобрели имидж «последних кочевников Европы». Несколько научных экспедиций в XVI–XVII вв. изучали и описывали их образ жизни. Саамы также сыграли свою роль в истории о зарабатывании денег на выставках «примитивных» народов по всей Европе. В 1822 г. У. Буллок (William Bullock) выставил семью саамов в Египетском зале в Лондоне. Семья южных саамов была выставлена вместе с живыми оленями и стала довольно популярной достопримечательностью [6, Altick R., с. 273). Вероятно, это было началом традиции экспонирования живых саамов, которая продолжалась, по крайней мере, до 1930 г., когда тридцать два норвежских, шведских и финских саама гастролировали по Германии летом и осенью. В этот тур они взяли с собой полностью оборудованный лагерь, собак и пятьдесят оленей [7, Hætta O.].

В 1822 г. на выставке, как пишет Б. Киршеблатт-Джимблетт (Kirshenblatt-Gimblett), лапландцы были привлечены для ухода за оленями, которые, вероятно, могли быть представлены в Англии, но, когда это оказалось непрактично, лапландцы стали этнографическими экспонатами [8, Kirshenblatt-Gimblett B., с. 45]. При этом саамы должны были адаптироваться к этнографической традиции. Уже первая выставка Буллока ввела устойчивую традицию, которая стала особенностью лагерей лапландцев, созданных для обслуживания растущего туризма в Северной Норвегии в последней части XIX в. Это была традиция, которая, вероятно, уделяла больше внимания этнографии, нежели представлениям саамов о развлечениях. На плакате, сделанном для выставки в Египетском зале, заметна разница между «примитивными» объектами и современными зрителями. Обрамлённые пейзажем возвышенной приро- ды Северной Норвегии — области, которую выставленная семья Холм, вероятно, никогда не посещала, саамы контрастируют с посещающими выставку лондонцами. Их жилища в кочевом стиле, одежда и выставленная посуда резко отличаются от современного образа жизни того времени.

Плакат интересен в нескольких аспектах. Во-первых, он демонстрирует саамов так, как часто делают до сих пор. Большинство характерных черт афиши к лондонской выставке 1822 г. можно найти в современных туристических проспектах. В современных изображениях саамов редко встречаются только две особенности. Одна из них уже исчезла — зрители. Их больше нет на современных изображениях для индустрии туризма. Вторая особенность — оленьи упряжки, которые уже не являются таким заметным этническим маркером. Ощущение скорости, с которым этот вид транспорта ассоциировался 200 лет назад, уже не производит впечатления.

Во-вторых, плакат связан с традицией рассматривать «другого» в качестве благородного дикаря, человека, который ближе к до-современному состоянию невинности человечества.

С. Матисен [9, Mathisen S., с. 8] указывает на то, как саамы были выставлены в Египетском зале, и видит в этом отражение европейской научной традиции. Как пишет Р. Алтик [6, Altick R., с. 273], У. Буллок нанял Томаса Дибдина (Thomas Dibdin), чтобы написать «пьесу», в которой бы выступили саамы. В своей автобиографии Т. Дибдин описывает своих «актёров»:

... маленький, толстый, круглый человек, который выглядел как баррель нефти [...] соответственно, его красавица-жена, в размеры как половина анкер [бочка]; и их сын, ростом с голландский сыр, в шляпе: это трио пели, танцевали, играли на скрипке, и продемонстрировали ряд достижений, и что для меня было удивительным на тот момент времени: как я смогу превратить это в какую-то пьесу? Тем не менее, пьеса была написана: мой руководитель, мистер Эрскин, сочинил увертюру, песни, мелодраматическую музыку, танцы и т.д. — сцены были расписаны; танцы репетировались на Сенном рынке [...]; все платья сшиты и декорированы и модели любезно одолжены мистером Буллоком; и когда все второстепенные дела были улажены, артистов пригласили, чтобы послушать, как я читаю пьесу «Лапландцы» в моей квартире в театре Суррея [10, Dibdin T., с. 195–196].

Лапландцы никогда не появлялись в квартире мистера Дибдина, потому что «... у восьми северных оленей перехватило дыхание» [10, Dibdin T., с. 196]. Ожидая появления новых оленей, «маленький круглый мужчина, жена и ребенок тем временем должны были объехать своими быстрыми санями просторные равнины Египетского зала» [10, Dibdin T., с. 197]. Это стало, вероятно, первой выставкой саамов за пределами Северной области.

Даже если Т. Дибдину и не удалось поставить свою пьесу в полном масштабе, как пишет С. Матисен [9, Mathisen S., с. 8), собственные представления саами о развлечениях были отвергнуты, вероятно, в пользу более «правильного» этнографического представления, Т. Дибдина. Тем не менее, песни, танцы и игры на скрипке по-прежнему не имеют никакого отношения к саамским культурным достопримечательностям. Идея Т. Дибдина о том, как саамы могут быть представлены в спектакле, до сих пор существует и даже встречается в местном туризме.

С самого начала туризма в Северной Норвегии до второй половины XIX в. саамы выступали в качестве достопримечательностей. Типичным примером такого отношения были так называемые лагеря лопарей, организованные оленеводами, которые отдыхали на пастбищах на побережье. Оленеводы стали главным саамским маркером в туризме, и лишь редкие осевшие прибрежные саамы имели эту профессию. Это вполне объясняется тем, что туризм прекрасно подходил саамам-оленеводам, которые могли заниматься традиционными видами прикладного искусства зимой, а потом продавать их результат летом, во время стоянки у побережья. Другое объяснение состоит в том, что полукочевые скотоводы ближе соотносятся с идеей о благородном дикаре, чем прибрежные саамы. Многокультурные прибрежные районы не имеют больших культурных отличий, а норвежские власти рассматривают прибрежные районы саамской культуры как исчезающие [11, Olsen К.]. То, что некоторые аспекты культуры коренного населения подчёркиваются в туризме, может объясняться идеями, связывающими индигенность с традициями. Тем не менее, в разных государствах отличия в современных правах, общий тип туризма в регионе создают представление о коренном населении [12, Keskitalo E. & Nuttall М.;

Даже если коренные народы считаются потенциальными туристическими достопримечательностями из-за их предполагаемого традиционного образа жизни, то противоречие между традицией и современностью не всегда может поддерживаться при интеграции в современные государственные образования, подобные тем, которые есть в БЕАР. Анализ туристических брошюр саамов в Норвегии показывает, что они изображаются современными в таких областях, как жизнь под открытым небом, и в таких видах спорта, как соревнования на снегоходах. Третья область, в которой дихотомия больше не поддерживается, находится в художественном выражении [14, Olsen К.]. Кажется, что некоторые моменты позволяют «другим» выражать свою версию современности, не оспаривая необходимую разницу между туристами и самими собой [13, Kelly-Holmes & Pietikäinen S.; 14, Olsen K.; 15, Pietikäinen S.]. Как писал Т. Туен [16, Thuen T., с. 262], когда рассматривал возможность развития того, что может считаться современным культурным отражением саамского населения, это, скорее всего, относится к искусству.

Тем не менее, главное впечатление, создаваемое туристическими брошюрами — и в этом случае брошюрами, опубликованными региональными и местными властями, где современная саамская культура является наиболее выдающейся, — это то, что старая традиция представления саамов как радикально отличающихся остаётся неизменной. Это может ча- стично объяснить впечатление, полученное от туристов, которые считают саамов традиционными и характеризуют их такими признаками, как оленеводство, кочевой образ жизни, коренное население, другая культура и образ жизни, традиции, традиционный костюм, ландшафт и природа [17, Viken А., с. 29]. Нельзя сказать, что такие особенности не играют роли в современной саамской культуре. Изображение пожилой женщины с собакой и северным оленем, стоящей в снежной пустыне, является как туристическим клише, так и частью современного саамского общества.

На это указала студентка-саами, которая одновременно смогла увидеть «отличительность» саамов как народа и часть повседневной жизни её тети. Для многих саамов нет никакого противоречия в том, что с точки зрения постороннего может быть воспринято как принадлежность к двум различным категориям: традиции и современности. С точки зрения инсайдера, всё это существует в настоящее время в рамках современной культуры саамов. Как отмечают другие, аутоэтнография и культурные проявления, как правило, неоднородны как с внешней точки зрения, так и с точки зрения инсайдера. В случае с изображениями знание региональных и местных различий в костюме саамов может дать много информации даже без знания изображенных лиц или цели таких репрезентаций. Тем не менее, для туристической аудитории такие картинки, вероятно, соответствуют их представлениям о традиционных культурах, даже если большинство местных жителей заметят современников.

Этнотуризм: определения

Возможно, наиболее влиятельное определение этнотуризма дано Хинчем и Батлером, которые утверждают, что туризм среди коренных народов можно понимать как «туристическую деятельность, в которую коренные народы вовлечены либо посредством контроля и / или посредством того, что их культура служит сущностью привлечения»[18, Butler R. & Hinch T., с. 9]. В это определение можно интегрировать политико-юридическое определение коренных народов, а также самопознание и признание другими. Кроме того, введя контроль как важный элемент, можно также вывести местный туризм из ловушки, которую семья Хольм создала ещё в 1822 г. Это означает, что туристический продукт, продаваемый коренными народами, может быть продан в качестве местного продукта, даже если он — как пение, танцы и игра на скрипке семьи Хольмов — не вписываются в европейские представления о том, что является настоящей местной и обычно традиционной культурой.

КОНТРОЛЬ КОРЕННЫХ НАРОДОВ

	Низкий уровень контроля	Высокий уровень контроля
Наличие тема-	А	В
тической репре-	Лишённые	Управляемая
зентации корен-	культуры	культура
ТЕМАТИЧЕСКАЯ     ных народов
РЕПРЕЗЕНТАЦИЯ
КОРЕННЫХ     Отсутствие те-	С	D
НАРОДОВ      матической ре-	Не индигенный	Индигенный ди-
презентации ко-	туризм	версифициро-
ренных народов		ванный туризм

Рис. 1. Тематическая репрезентация коренных народов / контроль коренных народов.

Это определение поднимает как минимум три проблемы. Прежде всего, трудно сказать, кто саам, а кто нет. Среди саамов в разных странах мы найдём людей, которые в соответствии с национальными законами исключены из числа лиц, участвующих в выборах в саамские парламенты, но при этом утверждают, что являются саамами [2, Joona J.]. Во-вторых, многие саамы, которые могли зарегистрироваться, этого не сделали, и это ещё раз демонстрирует проблему разграничения коренного населения и, следовательно, вопрос о том, кто должен это контролировать. В-третьих, проблема «Темы коренных народов», по-видимому, подразумевает, что речь идёт о единой культуре коренных народов. Реальность такова, что часто существует несколько местных традиций, которые иногда трудно разграничить. Часто, как в случае с выставкой в Лондоне в 1822 г., то, что выглядит как «Тема коренных народов», часто навязывается извне.

Чтобы дополнительно усложнить ситуацию из-за социально-географического измерения, во многих небольших общинах БЕАР коренные жители, которые занимаются малым туристическим бизнесом, будут сотрудничать и / или конкурировать с соседями, не являющимися коренными народами, которые ведут идентичные виды бизнеса. Один из способов избавиться от проблемы подобного разграничения может заключаться в применении определений местного туризма, которые встречаются в организациях маори в Новой Зеландии. Туризм маори всё чаще определяется как туризм с точки зрения современной традиции маори. Например, в руководство для учителей, использующих бизнес маори в качестве примера от Министерства образования Новой Зеландии: Бизнес маори — это предприятие или предприятия, которые:

• •    принадлежат маори и / или

• •    полностью или в значительной степени контролируются маори и / или

• •    действуют в соответствии с традиционной и / или современной культурой и ценностями маори.

Некоторые предприятия маори управляются самими владельцами, а некоторые нанимают людей происхождения маори. Другие могут нанимать людей разных националь-ностей4. Таким образом, соответствующие заинтересованные стороны определяют, каковы принципы ведения бизнеса для местного туризма, и открываются для включения тех компаний в регионе, которые подчиняются этим принципам.

Проблема аутентичности

Как объяснялось в начале этого раздела, теория туризма часто основывает мотивацию этнотуризма на различиях, которые, как предполагается, коренные народы представляют в сравнении с современным человеком. Утверждалось, что эта позиция как «другого» является исторической конструкцией западноевропейской мысли, которая объединяет много разных народов в одну категорию. Эта категория была дополнительно усилена, став политико-юридическим понятием для теории политических прав, которые были важны в процессе развития чувства общности между этими народами. Будучи признанными коренными жителями и считая себя таковыми, жители северного региона сталкиваются со многими похожими проблемами в области туризма, что и другие коренные народы во всем мире.

Одним из них является вопрос аутентичности. Западноевропейское мышление рассматривает такие народы как традиционные и до-современные, и именно в этом отношении они становятся туристическими достопримечательностями. Многие коренные народы, в частности саамы Северной Скандинавии, полностью интегрированы в современные национальные государства и редко демонстрируют радикальные отличия от современной жизни, которые часто ищут туристы. Это создает опасность того, что только те элементы, которые должны быть старыми и до-современными будут считаться подлинными саамскими и одновременно являются тем, что мы считаем элементом саамского в туризме. И это — не только точка зрения туристов. Исследования саамов, которые в основном стали туристическими достопримечательностями: в первую очередь, пожилые женщины в интерьере Финнмарка, которые носят традиционные костюмы в своей повседневной жизни [20, Gaino L.], демонстрирует, насколько хорошо респонденты в этой категории осознают туристическое стремление к аутентичности, а точнее к отражению настоящей культуры. Это понимание получено как из повседневной жизни, так и из собственного опыта в качестве туристов. Некоторые респонденты отметили, что интерес туристов к саамской культуре был для них предметом гордости в их юности, когда самосознание саами подвергалось большей стигматизации, чем сегодня. Они также подвергли критике использование того, что они считают поддельной саамской культурой, и подчеркнули необходимость разъяснения подлинной традиционной культуры саамов.

Туризм как источник гордости и как нечто, требующее аутентичности, является общей темой для местного туризма. Проблема заключается в том, что коренные народы одновременно являются современниками, и многие из них живут жизнью, которая на первый взгляд не отличается от большинства населения. Всё это часто сдерживает то, что развивается как местный туризм, и ведет к дискуссии о том, что является традиционным, а что — нет. Вместо того чтобы обсуждать прошлое, кажется более плодотворным привнести в современный бизнес местные способы ведения дел, которые на первый взгляд выглядят не-индигенными сферами.

Заключение

В этой статье я утверждал, что местный туризм должен пониматься как сформированный европейскими идеями «другого», а также более поздним развитием мировой политики. Такие широкие и всё более глобальные структуры образуют гетерогенные народы. Даже если коренное население всё в большей степени становится политической концепцией, европейские культурные идеи о коренных народах, связанные с культурной разницей и более традиционной культурой коренного населения, чем культура туристов, всё ещё процветают в индустрии туризма. Таким образом, всё это рискует отодвинуть коренные народы в определённые продуктовые ниши современного туризма. В этой статье было продемонстрировано, что такая точка зрения на коренные народы как радикально отличающиеся от современных (на примере саамов) имеет давние традиции в Европе.

Кроме того, до начала XIX в. территория, которая в настоящее время является БЕАР, была, с точки зрения нынешних общин большинства, политически неопределённой террито- рией. Границы между государственными образованиями в этом районе были соответственно установлены в 1751 и 1826 гг., а Финляндия стала частью Российской империи в 1809 г. Одним из радикальных следствий этих переопределений было то, что наиболее западная оседлая сиида, состоящая из четырёх сиид скольтов, стала норвежской, несмотря на православную веру и историческую связь с Россией. Скольты стали меньшинством как в Норвегии, так и среди норвежских саами. Таким образом, политические изменения в БЕАР усилили неоднородность коренного населения. То, как были установлены границы, национальная политика ассимиляции, а также политика, в которой указывалось, кто должен оставаться традиционным «благородным дикарём», — всё это исторические факты, которые лишь усиливают неоднородность, которая существовала всегда. Тем не менее, глобальное признание прав коренных народов и новых политических структур, формирующих БЕАР, вероятно, увеличит возможности различных коренных народов в формировании своей собственной позиции в мировой индустрии туризма.

Наконец, то, что, по-видимому, является быстро развивающейся индустрией туризма, во многих частях БЕАР, где всё больше новых туристических рынков проявляют интерес к Северу и Арктике, может создать как определённые возможности, так и проблемы для коренных народов. Наиболее очевидным является потенциал экономического роста и создания новых рабочих мест в отрасли, где культуры коренных народов могут представлять не только культурные различия, которые интересны для многих посетителей. Коренные народы могут также воспользоваться возможностью разработки новых продуктов, которые вписываются в современный туризм, где занятие делом стало более важным, чем раньше, когда «туристический взгляд» был более заметным. Тем не менее, рост туризма создаёт определённые проблемы, поскольку большинство туристов, приезжающих в БЕАР, не считает коренные народы основными примечательными объектами. Природные явления, такие как Северное сияние, Полуночное солнце и арктическая природа в целом являются одними из наиболее заметных достопримечательностей, благодаря которым индустрия туризма использует новые районы и хотя бы сезонно переполняет определённые места. Результатом может стать конкуренция в сфере землепользования и проблемы для местных общин, где интересы коренных народов могут потеряться из-за конкуренции с мощными экономическими интересами индустрии туризма. Тем не менее, на момент написания этой работы в БЕАР было мало мест, где такое развитие событий было бы преобладающим.