Эволюция загородных подмосковных усадеб после Крестьянской реформы 1861 года

Пореформенное время – один из самых любопытных и малоизученных периодов бытования усадьбы, фундаментального элемента русской культуры. Из-за того, что последние владельцы усадеб в советской историографии оценивались, как правило, негативно, как белоэмигранты или представители эксплуататорских классов, то серьезное научное изучение их усадеб достаточно долго было невозможным. Поэтому усадебные постройки пореформенного периода получили статус объектов культурного наследия достаточно поздно, только на излете советской власти и в постсоветский период, причем не все. Это в значительной степени обусловило гибель части интересных объектов, продолжающуюся вплоть до настоящего времени. Так, в 2024 году без обследования была снесена пореформенная усадьба Гельтищево, находившаяся в черте подмосковного города Химки (микрорайон Новогорск, территория отеля "Планерное").

Пореформенные усадебные хозяйственные архивы существенно пострадали после 1917 года и во многих случаях дошли до нас фрагментарно, в отличие от архивов предшествующего периода. В связи с этим сведения об усадьбах того времени приходится искать в земской статистике, материалах национализации 1918 года, мемуарах и переписке владельцев и их родственников и так далее.

По сравнению с предыдущим периодом пореформенная усадьба достаточно сильно изменилась как в организационном, так и в хозяйственном отношении. В первую очередь она стала меньше в результате крестьянской реформы [2]. Во многих усадьбах, сохранивших традиционное использование, старые основные жилые постройки оказались слишком велики и не функциональны, а потому просто не нужны. Это связано как с потребностями достаточно большого количества новых владельцев, в том числе выходцев из различных сословий и социальных групп, зачастую не привыкших к огромным площадям, так и с физическим износом самих зданий и их чересчур большими размерами, как правило, рассчитанными на пышные парадные приемы, и на проживание, помимо владельцев, их семей и гостей, большого количества крепостной дворовой прислуги.

Как правило, приспособить старый усадебный господский дом с коллекциями и картинами для современной жизни оказывалось невозможным без серьезных переделок, которые не всегда оказывались удачны. Так, по свидетельству историка искусства У. Г. Иваска, господский дом в Суханове (Подольский уезд) к началу ХХ века, несмотря на все попытки владельцев князей Волконских по-новому организовать в нем жизнь, быт не стал «существенно удобнее для жи- лья» [15, с. 366]. Неслучайно искусствовед С. П. Дягилев, описывая странствия по усадьбам в поисках экспонатов для Историкохудожественной выставки портретов (знаменитой «Таврической выставки»), состоявшейся в 1905 году, констатировал: «Здесь доживают не люди, а доживает быт» [12, с. 46]. В жертву ему приносились как элементарные удобства, так и потерянные доходы от помещений, которые в усадьбах, расположенных ближе к Москве, можно было бы сдать на лето дачникам.

Некоторые владельцы родовых усадеб, сохраняя господские дома исключительно как фамильную гордость, созданную предками, даже не пытались реконструировать их, предпочитая жить по соседству в одном из флигелей. Именно так поступили владельцы Ольгова (Дмитровский уезд) графы Апраксины, владельцы Петровского-Дальнего (Звенигородский уезд) князья Голицыны [8, с. 9] и другие. В Вышних Горках (Подольский уезд), известных в советское время как Горки Ленинские, московский купец 1-й гильдии Г. М. Сушкин с конца 1870 по 1880-е годы использовал под жилье только южный флигель [1, с. 59]; в Михайловском (Подольский уезд) графа С. Д. Шереметева в 1880 году в ходе строительных работ за ненадобностью был ликвидирован ряд помещений господского дома, требовавших ремонта; постепенно начал ветшать огромный господский дом в Ивановском (Подольский уезд), перешедшем к купцам Бахрушиным [2, с. 373]; в Сте-пановском (Звенигородский уезд) использовалась только центральная часть господского дома [8, с. 36]; братья Рябушинские в Кучине (Московский уезд), оставив пустым старый господский дом, выстроили себе отдельные дома в разных концах усадебного парка [2, с. 243, 245] и тому подобное.

Именно поэтому пореформенное время оказалось ознаменовано целой серией перестроек старых подмосковных усадеб: Валуево (Подольский уезд), Введенское (Звенигородский уезд), Вышние Горки (Подольский уезд), Малое Голубино (Московский уезд), Пущино на Наре (Серпуховский уезд), Северское (Коломенский уезд), Узкое (Московский уезд), Черемушки-Знаменское (Московский уезд) и другие. Многие владельцы вообще предпочитали строить господские дома в усадьбах заново, не связываясь с перестройкой прежних сооружений.

Новые господские дома в Виноградове (Московский уезд), Кучине (Московский уезд), Любвине (Рузский уезд), Любимовке (Московский уезд), Малюшине (Дмитровский уезд), Михалкове (Московский уезд), Троицком на Обитце (Московский уезд), Одинцове-Архангельском (Звенигородский уезд), Подушкине (Звенигородский уезд) и других усадьбах отличал акцент на уют и удобство повседневной жизни. Для этого в новых и в старых господских домах практикуется остекление портиков, террас и веранд, устраиваются электрическое освещение, калориферное отопление, канализация, водоснабжение; дорогу, ведущую от ближайшего крупного тракта, асфальтируют и тому подобное. Все эти удобства, вызванные к жизни требованиями эпохи, не столько отражали изменения норм семейной и общественной жизни, сколько были призваны формировать их заново.

Гораздо меньше, чем в пореформенное время, стало усадебных основных построек, функционирующих круглый год. Это связано с тем, что изменилась сама жизнь, ставшая более динамичной и требовавшая большего присутствия в городе, и с причинами чисто материального характера: слишком больших средств стало необходимо на содержание усадьбы в жилом состоянии в холодное время года при вольнонаемной прислуге. Поэтому даже казалось бы в капитально обстроенном Суханове (Подольский уезд) для эпизодических приездов в зимнее время владельца князя П. Д. Волконского предназначалось всего только три комнаты, причем даже не в господском доме, а в одном из флигелей [15, с. 384].

Из-за этого во многих усадьбах оказались утрачены навыки их содержания в жилом состоянии в холодное время года. Так по этой

L

причине окончилась катастрофой попытка впервые за много лет растопить печи в господском доме Кузьминок (Московский уезд) князя С. С. Голицына зимой 1916 года, который из-за этого сгорел [18, с. 31–32].

Согласно многочисленным воспоминаниям, даже в усадьбах, приспособленных для холодного времени года, большинство владельцев не жило постоянно. Обычно они бывали наездами, то есть достаточно эпизодически. Причиной посещения усадеб могли быть охота или традиция устройства зимних праздников на Рождество, Новый год и масленицу, как в Липовке (Московский уезд) [10, с. 71], Черемушках-Знаменском (Московский уезд), Петровском-Алабине (Верейский уезд) [24, с. 21] и других.

Порой воплощение бурных фантазий владельцев в архитектурном процессе приводило к курьезам: в усадьбах сооружались вольные копии понравившихся им зарубежных построек или вариации в духе историзма, не всегда уместные в уже сложившихся ансамблях. В частности, господский дом в Хов-рине (Московский уезд), сооруженный для коммерсанта М. С. Грачева, в значительной степени имитирует облик знаменитого казино в Монте-Карло, которому, по местной легенде, владелец был обязан своим богатством [28, с. 159–170]; у нас есть основания полагать, что образцом для господского дома в Афине-еве (Верейский уезд), сооруженного в конце XIX века (сгорел в 1916 году), стало городское казино в Сан-Ремо (Италия); господский дом в усадьбе Покровское-Стрешнево (Московский уезд), получил эффектную, но странную декорацию (увы, выполненную из дерева и потому оказавшуюся недолговечной) в виде крепостных башен, завершивших классицистическое здание и тому подобное. Тем не менее, нельзя не признать, что в массе участие владельцев благотворно сказывалось на постройках, зафиксировавших их индивидуальность, что, в свою очередь, демонстрирует отмеченную М. В. Нащокиной важнейшую черту усадеб эпохи символизма – «…их способность легко превращаться в объект созидания, в просторное поле для самовыражения владельца или художника-творца» [29, с. 327–328].

В дореформенное время традиция усадебного домашнего садоводства в Подмосковье была в значительной степени сформирована трудами членов Московского общества сельского хозяйства и Общества любителей садоводства в Москве, бывших владельцами крупных подмосковных усадеб: князя С. И. Гагарина, князя Н. С. Меншикова, графа П. А. Толстого и других. В их усадьбах и усадьбах их знакомых и родственников – Муранове (Дмитровский уезд), Суханове (Подольский уезд), Узком (Московский уезд), Черемушках-Знаменском (Московский уезд), Ясеневе (Московский уезд) и других – растения широко использовались для оформления фасадов господских домов и даже интерьеров. Тем не менее домашнее садоводство так и не получило широкого распространения, оставшись уделом отдельных знатоков и любителей, что связано с отсутствием в тот период большого количества квалифицированных специалистов и высокой стоимостью их услуг.

Выведение к середине XIX века новых видов растений, хорошо адаптированных к домашним условиям, привело к массовому развитию и расцвету усадебного садоводства в пореформенное время. По сравнению с предыдущим периодом оно носит более декоративный характер, став совсем камерным и домашним. Крупную усадьбу, созданною или реконструированную на рубеже XIX–XX веков, просто невозможно себе представить без зимнего сада и крупных растений в интерьерах и террасах; как правило, в праздники количество растений увеличивалось. Поэтому можно сказать, что в пореформенное время господский дом как бы тоже становится садом, что является принципиально новой традицией.

Значительное развитие получило и комнатное садоводство, стало модным выращивать как бы своими руками в жилых помещениях различные экзотические растения.

Недаром, судя по сохранившимся фотографиям, господские дома в Архангельском (Звенигородский уезд), Введенском (Звенигородский уезд), Вышних Горках (Подольский уезд), Ильинском (Звенигородский уезд), Кунцеве (Московский уезд), Кускове (Московский уезд), Кучине (Московский уезд), Липовке (Московский уезд), Люблине (Московский уезд), Любвине (Рузский уезд), Покровском-Стрешневе (Московский уезд), Плещееве (Подольский уезд), Поречье (Можайский уезд), Семеновском-Отраде (Серпуховской уезд), Усове (Звенигородский уезд), являлись как бы филиалами оранжерей, просто утопая в цветах в теплое время года. Это впечатление подтверждается и многочисленными свидетельствами современников. Соответственно был оформлен и переход из дома в парк, обычно через лестницы или террасы, также убранные растениями. Ближайшие к дому части парка, как правило, были преобразованы в декоративный сад, основными элементами которого были цветники. Цветами могли быть обсажены и садовые дорожки.

Ускорившийся по сравнению с прежней эпохой процесс смены владельцев сделал невозможной традиционную парковую планировку в виде вензелей и цифр, обозначающих памятные владельцам даты. Она сохранилась только в некоторых родовых усадьбах знати. Пореформенные парки стали более утилитарными и практичными. Принципиально новым для них стало ковровое садоводство, получившие распространение с в 1870–1880-х годах с введением в садовую культуру альтернатер (тернатер), впервые ввезенных в Европу в 1860-х годах из Бразилии, Индии, Китая и Японии. Эти низенькие растения, крайне разнообразные по своей окраске, в особенности в выведенных садоводами различных гибридных разновидностях, как сами по себе, так и в сочетании с другими пестролистными и цветущими растениями, дали возможность создавать клумбы с самыми сложными и затейливыми рисунками, напоминающие ковры. Исключительно характерны для того же периода и альпийские горки. В целом такой усадебный сад был нарочито эклектичным, органично сочетая самые разные элементы.

Сад у господского дома часто служил и местом сбора каких-либо экзотических декоративных растений, являясь своего рода как бы маленькой ботанической коллекцией, в которой могли сочетаться посадки, привезенные с самых разных континентов, то есть он становился садом научного типа, как бы любительским ботаническим, одна из задач которого сводилась к демонстрации разнообразия зарубежной флоры. Именно такими были сады, устроенные купцом Н. А. Варенцовым в Бутове (Подольский уезд), потомственным почетным гражданином Н. Д. Морозовым в Льялове (Богородский уезд) и другие. Редким случаем целенаправленного создания научного ботанического сада являлся сад в Михайловском (Подольский уезд) при Общедоступном естественно-историческом музее, организованном женой владельца графиней Е. П. Шереметевой в 1895 году.

Помимо декоративного сада, практически обязательным элементом каждой усадьбы в пореформенное время был сад плодовый. Если ранее плодовые деревья росли только в оранжереях, то селекция позволила вывести их морозоустойчивые виды и сформировать набор сортов для каждого региона страны. Для Московской губернии ими были следующие – яблони, летние сорта: грушовка московская, мирон сахарный; осенние: боровинка, титовка, осеннее полосатое, коричное полосатое; зимние сорта: бабушкино, пепинка литовская, антоновка; груши, летние сорта: бессемянка, тонковетка, царская; сливы: белая очаковская, московская скороспелка, озимая красная. Кроме того, часто выращивались вишни; недаром образ именно вишневого сада оказался воплощением усадьбы в одноименной чеховской пьесе. Сам А. П. Чехов в своем Мелихове (Серпуховский уезд) создал огромный вишневый сад, в котором было около тысячи деревьев.

Плодовый сад требовал постоянного ухода, без которого деревья быстро дичали.

Поэтому в усадьбах, некоторое время находившихся в запустении, новым владельцам, как правило, приходилось сажать плодовые сады заново. При этом прежний принцип подбора деревьев обычно не соблюдался. Так в Вышних Горках (Подольский уезд) в конце XIX века вишни были заменены яблонями. С другой стороны, сам факт одичания плодового сада – сам по себе является достаточно четким свидетельством умирания усадьбы, в которой внешне еще многое в полном порядке, как это было в начале ХХ века в Суханове (Подольский уезд).

Специфической традицией пореформенного времени стало промышленное садоводство, в значительной степени заменившее трудоемкое и дорогостоящее оранжерейное хозяйство. В плодовых садах, ягодниках и цветниках, как правило, выращивались те растения, которые хорошо приспособлены к местным условиям и не требуют капитальных защитных сооружений. Их продажа в Москве стала существенной доходной статьей. Этот пример перенимали и крестьянские хозяйства, расположенные недалеко от Москвы. Так, почти полностью садоводческой в пореформенное время стала Зюзинская волость Московского уезда.

Параллельно с промышленным садоводством сформировалась целая индустрия, направленная на выращивание и продажу садовых растений для усадебных садов. Как правило, она также была усадебной. Поэтому существовали усадьбы, в которых были устроены коммерческие садоводства, например, как Васильевское или Мамонова дача (Московский уезд), где в начале ХХ века было устроено знаменитое садоводство Ноевых. Однако не менее престижные садоводства в разное время находились и в других местах: в Вышних Горках (Подольский уезд), Поречье (Можайский уезд), Быкове (Бронницкий уезд) и прочих. По-видимому, коммерческие садоводства были устроены и в тех усадьбах, где, как в Болычево (Можайский уезд) и Михайловском (Подольский уезд), торговали семенами садовых растений.

В пореформенное время количество построенных усадебных храмов оказалось невелико по сравнению с предшествующим временем. Это показатель повсеместно сокращающегося внимания владельцев усадеб к церквям, понижения уровня их материального благосостояния (невозможности выделения участка земли для церковного причта), сокращения населения усадеб и ослабления связей между владельцами усадеб и священниками. Именно поэтому активизировалось создание домовых церквей, у которых не было постоянного причта: в 1872 году на средства тайного советника Б. П. Мансурова была восстановлена домовая церковь в Горюшкине (Московский уезд) [9, с. 22–23]; в том же году по просьбе дворянки В. И. Головиной и ее мужа была устроена домовая церковь в Головине (Московский уезд) [23, с. 18]; в 1890-х годах при реконструкции Ивановского-Козловского (Клинский уезд) сооружен новый флигель с домовой церковью в верхнем этаже [7, с. 277]; в конце XIX – начале XX века была устроена домовая церковь в господском доме Троицкого-Лыкова (Московский уезд) [5, с. 114]; в начале ХХ века сооружена домовая церковь в усадьбе Г. А. Коротаевой (Звенигородский уезд) [7, с. 205] и так далее. Иногда под домовые церкви могли приспосабливаться уже существующие постройки. Так, в 1878 году под устройство домовой церкви Спаса в усадьбе Мураново (Дмитровский уезд) по проекту А. А. Зборжевского была использована каменная кладовая (амбар) XVIII века.

Как и в дореформенное время, обычно усадебные церкви получали посвящения в честь святых, соименных владельцам или членам их семей, праздников, приходящихся на дни, по каким-либо причинам памятным для владельцев усадеб. Церковь в Люблине (Московский уезд) была освящена в честь Петра и Павла: святых, один из которых был соименным владельцу этой усадьбы купцу П. Н. Рахманину (на Петров день приходились его именины), в церкви в Ясеневе (Московский уезд) был устроен придел Сергия Ра-

донежского, соименный бывшему владельцу этой усадьбы князю С. И. Гагарину; в церкви в Кунцеве (Московский уезд) появился придел Василия Исповедника, соименный бывшему владельцу усадьбы В. И. Солдатенкову; в церкви в Узком (Московский уезд) в память о внучке владельца усадьбы княжне А. В. Трубецкой был устроен придел Анны Кашинской, поэтому в ряде документов церковь Казанской иконы Божьей матери в Узком ошибочно именуется Аннинской и тому подобное. Иногда индивидуальность владельцев в культовых зданиях находила выражение в других формах. Так, церковь в Ховрино украсил горельеф мученика Евграфа, соименного ее заказчику и владельцу Е. В. Молчанову.

Принципиально новым явлением, характерным исключительно для пореформенного времени, стало ограничение прав владельцев усадеб и священнослужителей в отношении изменения внешнего и внутреннего вида их церквей. Эти вопросы были регламентированы соответствующим законодательством и исключительной прерогативой деятельности Императорского Московского археологического общества (ИМАО) [9; 17, с. 25, 27–32] и Императорской археологической комиссии [1]. В результате удалось сохранить от сноса колокольню церкви в Братцево (Московский уезд) [24, с. 62], отремонтировать и частично реставрировать церкви в Зюзине (Московский уезд) [22, с. 122], Конькове-Сергиевском (Московский уезд) [20, 87–88], Узком (Московский уезд) [21, с. 145] и других усадьбах.

Традиция увековечивания собственных камерных личных и семейных событий памятниками осталась характерна и для пореформенного времени, однако в существенно меньших масштабах, чем в прежнюю эпоху. Сооружение памятников стало носить почти исключительно мемориальный характер, ограничиваясь кругом персоналий непосредственно связанным с конкретной усадьбой. В русле этой тенденции можно рассматривать попытку установки в Васильевском или Мамоновой даче (Московский уезд) памятника его бывшему владельцу участнику Отечественной войны 1812 года графу М. А. Дмитриеву-Мамонову его потомком графом В. А. Дмитриевым-Мамоновым (не была осуществлена из-за начала Первой мировой войны) [3] и даже массовое сооружение в 1911–1912 годах памятников персоналиям и воинским частям перед столетним юбилеем Отечественной войны 1812 года на территории Бородинского имения (Можайский уезд), принадлежавшего Николаю II.

Традиция установки памятников, отмечавших приезды в усадьбы первых лиц государства в пореформенное время, получила свое продолжение. Однако ее масштабы оказались более скромными, чем ранее хотя бы потому, что в пореформенное время императорская семья стала гораздо реже бывать в Подмосковье.

Едва ли не первый усадебный памятник пореформенной эпохи был сооружен в Кунцеве (Московский уезд) Нарышкиных в честь приезда Александра II и его жены императрицы Марии Александровны в 1861 году; в Архангельском (Звенигородский уезд) князей Юсуповых графов Сумароковых-Эльстон был установлен обелиск в память о приезде в 1896 году Николая II, завершивший серию обелисков, поставленных в честь посещения этой усадьбы всеми русскими императорами, начиная с Александра I.

Зато на рубеже XIX–начала ХХ века появилась мемориальная традиция ставить в усадьбах памятники связанным с ними видным русским литераторам. Закономерно её начало с установки памятника А. С. Пушкину в Архангельском (Звенигородский уезд) в 1890 году [3, с. 65], на создание которого, по-видимому, косвенно повлияло пышное открытие памятника А. С. Пушкину в Москве, состоявшееся десятилетием раньше. В 1900 году в Середникове (Московский уезд) перед господским домом, где жил в юности М. Ю. Лермонтов, был установлен его бюст работы А. С. Голубкиной, а в 1914 году, к столетию со дня рождения поэта, был установлен обелиск в его память (оба памятника сооружены на средства владелицы потомствен- ной почетной гражданки В. И. Фирсановой) [13, с. 17–18; 25]. В Остафьеве (Подольский уезд) владельцем графом С. Д. Шереметевым в 1911 году был установлен памятник Н. М. Карамзину, а в 1913 году – памятники князю П. А. Вяземскому (бывшему владельцу Остафьева), А. С. Пушкину и В. А. Жуковскому, посещавшим Остафьево.

С именами писателей и поэтов – Н. И. Новикова, В. С. Соловьева и А. А. Фета, и уже упоминавшегося М. А. Дмитриева-Мамонова, которого также можно отнести к числу литераторов, – связана и установка мемориальных досок в усадьбах, связанных с их жизнью и деятельностью в Авдотьине-Тихвинском (Бронницкий уезд), Узком (Московский уезд), Ершове (Звенигородский уезд) и Васильевском (Московский уезд).

Известна мемориальная доска на церкви в Петровском-Дурневе (Звенигородский уезд), содержащая сведения о ее постройке в 1684–1688 годах на средства боярина князя П. И. Прозоровского и его дочери княгини А. П. Голицыной и даты посещения усадьбами императрицей Елизаветой Петровной в 1749 году, Александром II в 1863 году, Александром III и цесаревичем Николаем Александровичем (впоследствии Николаем II) в 1886 году и греческой королевой Ольгой Константиновной в 1891 году. Ранее все без исключения подобные объекты были связаны только с представителями императорской фамилии и являлись вещами с надписями, бюстами, медальонами, картинами, а не мемориальными досками.

В пореформенное время почти не прослеживается установка в усадьбах так называемых личных памятников, связанных с различными событиями в жизни владельцев усадьбы и потому зачастую безымянных.

Принципиально новым явлением для пореформенного времени стала стандартизация малых архитектурных форм. Появились фирмы, изготавливающие типовые бордюры, вазы, гроты, статуи и тому подобное. Однако наряду с такой продукцией, относительно дешевой и доступной, состоятельные вла- дельцы усадеб иногда заказывали более дорогие индивидуальные садово-парковые украшения. Так, перед господским домом в Люблине (Московский уезд) были установлены гипсовые раскрашенные скульптуры, изображавшие крестьянина с косой и крестьянку с серпом (они находились в Люблине в начале 1880-х годов).

Большую популярность по сравнению с предыдущей эпохой приобрели фонтаны, которые раньше почти не встречались в подмосковных усадьбах. В пореформенное время появились в Братцево (Московский уезд), Кузьминках (Московский уезд), Поречье (Звенигородский уезд), Пущино на Наре (Серпуховской уезд), Черемушках-Знаменском (Московский уезд) и так далее. Как правило, эти сооружения не являлись типовыми.

Приметой пореформенного времени стало и освещение парадных дворов крупных усадеб фонарями, тогда как раньше едва ли не единственным прецедентом устройства фонарей оставались Кузьминки (Московский уезд). Сначала фонари были масляными и керосиновыми, как фонари в Узком (Московский уезд), поставленные на белокаменных основаниях перед въездом на парадный двор и по сути являвшиеся освещенными въездными обелисками. Примерами изначально электрических фонарей являются фонари конца XIX–начала XX века в Никольском-Гагарине (Рузский уезд). В них уже нет прежней монументальности, характерной для такого рода сооружений. Подобные осветительные приборы использовались и в городах, и дачных поселках, однако почти нигде не сохранились.

Иногда – для создания различных парковых затей – использовались предметы старины. В Любвине (Рузский уезд) находившаяся за господским домом, на краю обрыва у реки, балюстрада, устроенная по проекту А. А. Эрихсона в 1911–1912 годах, была украшена античной и средневековой мраморной скульптурой. В Абрамцеве (Дмитровский уезд), Зенино-Корнееве (Московский уезд), Таширово (Наро-Фоминский уезд) и дрегих

в качестве своеобразной садово-парковой скульптуры использовались так называемые «половецкие бабы».

Усадебные павильоны в пореформенное время либо пришли в запустение, либо использовались в качестве наемных дач, как это было в Воронцове (Московский уезд), Кузьминках (Московский уезд), Черемушках-Знаменском (Московский уезд). Редким примером умелого придания новой функции павильону является так называемый Эрмитаж в Черемушках-Знаменском (Московский уезд), в котором владелец, Н. В. Якунчиков, разместил свою библиотеку, вынеся ее за пределы господского дома [21, с. 182].

Поскольку в пореформенное время на увеселения оказывалось возможным тратить значительно меньшие средства, чем раньше, число павильонов в каждой усадьбе обычно не превышало два-три объекта. По этой же причине большинство новых павильонов такого типа – это преимущественно недолговечные деревянные постройки, а выбор материала, в свою очередь, определил их стиль как псевдорусский. В эту же стилистику вписываются как беседки, оставшиеся наиболее типичным и массовым видом павильонов [30, с. 35], так и популярные в 1870–1880-х годах павильоны, сооруженные из необработанных березовых бревен, таких как «избушка на курьих ножках» («детский домик»), выстроенная в 1883 году по эскизам В. М. Васнецова в Абрамцеве (Дмитровский уезд) [6, с. 86], три «избушки для детей» во Введенском (Звенигородский уезд) [14, с. 68], «Марьева избушка» в Узком (Московский уезд) [21, с. 155] и другие.

За небольшим исключением долговременные павильоны появились в больших усадьбах, преимущественно принадлежавших представителям деловой элиты только на рубеже XIX–ХХ веков, когда псевдорусские сооружения вышли из моды. Для больших усадеб, сооружаемых или заново обстраиваемых в 1910-х годах – Вышние Горки (Подольский уезд), Липовка (Московский уезд) и других – характерны традиционные колон- ные беседки. В Сашине (Дмитровский уезд), основанном в конце XIX века, многоугольная шатровая беседка соединялась с господским домом крытым переходом [30, с. 35–36].

В пореформенное время с увеличением числа усадеб, в которых всем желающим сдавались дачи, получили распространение купальни, являвшиеся своего рода данью общественным нравам. В отличие от «ванных домиков» и «купальных флигелей» прежнего времени, купальни обычно были закрытыми деревянными павильонами на сваях, в которых могло присутствовать деление внутреннего помещения на две–три части, обычно мужскую и женскую, а иногда еще и общую. Лишь в исключительных случаях купальни являлись высококлассными архитектурными произведениями и к их проектированию привлекались первоклассные архитекторы. Так, по проекту А. И. Резанова в 1860-х годах была сооружена купальня в Ильинском (Звенигородский уезд), а по проекту И. В. Жолтовского в начале ХХ века в Липовке (Московский уезд). Подальше от города в роли купален нередко выступали причалы с лавочками, обнесенные деревянными балюстрадами, как на картине С. А. Виноградова «Купальня в парке» (Тверская картинная галерея).

Помимо типичных павильонов существовали и уникальные, встречавшиеся в небольших количествах, иногда единственные в своем роде. Как правило, они имели специфическое назначение, отражавшее интересы конкретного владельца усадьбы или членов его семьи. Например, таким уникальным павильоном является деревянный тир («Беседка для стрельбы»), сооруженный в начале 1910-х годов в Виноградове (Московский уезд).

Новым, несколько неожиданным воплощением идеи зверинца, пришедшей из восемнадцатого века, являются павильоны для обезьян, медведя и других животных в Садках (Серпуховский уезд), фактически своего рода усадебный зоопарк. В качестве претензии на атмосферу былого барского быта можно рассматривать и зверинец в Черном лебеде (Московский уезд).

Строительство Московско-Курской железной дороги, связавшей Москву с южными губерниями страны, существенно подорвало в 1860-е годы оранжерейную культуру подмосковных усадеб. Резко изменившиеся условия рынка сделали экономически бессмысленным содержание оранжерейных хозяйств как коллекций экзотических растений, поскольку выращенные в них абрикосы, ананасы, арбузы, персики и другие фрукты, экзотические для средней полосы России, оказались значительно дороже привозных. Из-за этого резко упали цены на аренду оранжерей фрук-товщиками, что являлось существенной статьей дохода во многих усадьбах. В результате многие владельцы усадеб сочли необходимым ликвидировать оранжереи. Поэтому в ближайших окрестностях Москвы их обычно перестраивали в дачные помещения [19, с. 56], а в усадьбах, расположенных далеко от города, оранжереи были заброшены или снесены.

Оранжереи обычно сохраняли или устраивали со своими традиционными функциями лишь в усадьбах наиболее состоятельных лиц, уже не в качестве доходной статьи, а как красивую и дорогую прихоть, своего рода элемент престижа, видя в этом, в первую очередь, воспроизведение классического усадебного быта. Владельцу Кунцева (Московский уезд) купцу К. Т. Солдатенкову их содержание обходилось около 15 тысяч рублей в год. М. А. Добровейн вспоминала, что она и ее сверстники откровенно посмеивались над претензией на «старое барство» в виде оранжерей, организованной в пореформенной Липовке (Московский уезд) её отцом, купцом 1-й гильдии и фабрикантом А. А. Ру-перти [10, с. 64].

Обычно новые оранжереи, созданные в усадьбах, где существовали развитые хозяйства, были устроены сугубо функционально для выращивания цветов и других растений, овощей и фруктов, предназначенных на продажу. Такие промышленные оранжереи, не имея характера увеселительного павильона с зимним садом, свойственного дореформенным оранжереям, были менее грандиозными по своим масштабам, как оранжереи в Воронцове (Московский уезд) [7, л. 46–47; 8], Клёнове (Подольский уезд) [4, л. 32] и других. В некоторых усадьбах – Вышних Горках (Подольский уезд) [1, с. 59, 65], Узком (Московский уезд) [21, с. 152], Ясеневе (Московский уезд) [21, с. 207] – для промышленных целей использовались здания старых оранжерей.

Поскольку в результате крестьянской реформы обширная дворня – характерная примета былого барского быта – получила волю, перестали быть нужны обширные людские и службы. Освободившиеся постройки в ряде усадеб никак не использовались, что, в свою очередь, постепенно приводило к их гибели [2, с. 373].

В пореформенных усадьбах, как правило, прислуга помещалась в тех же зданиях, что и семья владельцев усадьбы. Исключением обычно были крупные усадебные комплексы, сооруженные либо в дореформенное время, либо на рубеже XIX–ХХ веков, где традиционно существовало много свободных помещений.

В первые пореформенные годы в связи с резким сокращением хозяйственной деятельности закрылись многие усадебные заводы и фабрики, а также другие производства. Даже огромные кладовые и сараи в ряде случаев оказались невостребованными, поскольку территории имений и, следовательно, получаемый с них урожай стали существенно меньше. Убыточность в новых экономических условиях и обложение земскими налогами не с доходности производства, а со стоимости зданий, вызвали массовую ликвидацию скотных дворов, здания которых были либо разобраны, либо изменили свое первоначальное назначение.

Уничтожение производств и смена хозяев способствовали сокращению постоянно находившихся в усадьбах лошадей, что, в свою очередь, привело к ликвидации многих конюшен и конных дворов. В первые пореформенные годы многие владельцы усадеб распродали свои конные заводы, а так как покупателей было мало, то устраивали аукционы.

Уже в 1862 году в Кузьминках (Московский уезд), одной из самых больших подмосковных усадеб, осталось всего 18 постоянных лошадей, причем только шесть из них находилось на конном дворе.

В свою очередь, хозяйственные постройки, сооруженные в новых усадьбах, в своей массе были значительно меньше по масштабам и более утилитарны, то есть соответствовали текущим сиюминутным нуждам. Владельцы небольших усадеб Коньково-Сергиевское (Московский уезд), Шахматово (Клинский уезд), Щедрино (Московский уезд) и других обычно ограничивались необходимым минимумом сооружений.

Очень редко хозяйственные постройки сооружались в более крупных масштабах, чем их предшественники, как это было в Михайловском (Подольский уезд) в конце 1870-начале 1880-х годов. Только на рубеже XIX–ХХ веков появилось больше крупных хозяйственных комплексов, по своим масштабам вполне сопоставимых с аналогичными постройками дореформенного времени. Они были выстроены в новых и старых усадьбах, преимущественно принадлежавших представителям деловой элиты: в Середникове (Московский уезд) и Ольгове (Дмитровский уезд) были сооружены большие крытые манежи; в Бачурине (Подольский уезд), Виноградове (Московский уезд), Воронцове (Московский уезд), Одинцове-Архангельском (Звенигородский уезд), Узком (Московский уезд) – конные и скотные дворы, в Никольском-Гагарине (Бронницкий уезд) – оригинальный хозяйственный комплекс в национальноромантическом духе в виде швейцарского шале (выявлен автором при обследовании этой усадьбы в 2003 году) и другие.

Задолго до крестьянской реформы начался упадок вотчинных фабрик, поскольку изменившаяся техника требовала свободного рабочего. Фабрики, продолжавшие держаться обязательного труда, не выдерживали конкуренции новых капиталистических фабрик. Крестьянская реформа ускорила гибель фабрик, не сумевших приспособиться к новым условиям производства. Этому способствовало и нежелание большей части местного населения работать на производстве, имевшее место в первые пореформенные годы.

Примерно с 1870-х годов при усадьбах стали сооружать каменные фабричные и заводские цеха со станками и рабочие казармы. Однако это оказывало негативное воздействие на окрестные усадьбы в хозяйственных имениях, где создавался дефицит рабочих рук. Более частыми, чем в предыдущий период, стали случаи использования самих усадеб под производства; тем не менее, их все же было не так много относительно общего количества «усадебных» фабрик и заводов.

По ряду причин владельцам усадеб в пореформенное время пришлось отказаться от ряда прежних, традиционных усадебных производств. Так на рубеже XIX–XX веков – в связи с введением государственной винной монополии – были ликвидированы усадебные винные заводы, в частности завод графов Чернышевых-Кругликовых в Ярополь-це (Волоколамский уезд). С другой стороны, по ряду причин оказались приоритетными новые производства, такие как фабрика пожарных рукавов, устроенная в Кузьминках (Московский уезд), торфоразработки в Дядь-ково (Дмитровский уезд) и другие.

В пореформенных «фабричных» и «заводских» усадьбах, как правило, нет обширных надворных построек. Некоторые усадьбы находятся внутри производственных комплексов, составляя с ними единое целое, собственно усадебную территорию ограничивают предприятие и рабочие казармы. Примером таких усадеб являются Михалко-во (Московский уезд) купца В. И. Иокиша, Сергиевское-Березки (Подольский уезд) купца Э. И. Бромлея, усадьба при фабрике Армандов в Пушкине (Московский уезд), для которой был использован господский дом, перевезенный из Рождественского-Суворова (Московский уезд). Аналогичным образом обстояло дело не только Подмосковье, но и в других регионах страны.

Известны и случаи вынесения усадеб за пределы фабрики. Я. А. Поляков, сын владельца усадьбы Знаменское-Губайлово и директор Знаменской мануфактуры в Баньках (Московский уезд) в конце XIX века, основал усадьбу Лисьи горы в стороне от фабрики, но на прилежавшей к ней территории; владелец прядильно-ткацкой фабрики в Богородском (Подольский уезд) Е. Е. Шлихтер-ман на рубеже ХIX–ХХ веков поставил свою усадьбу напротив нее, на другом берегу Пахры; поодаль от своего цементного завода выстроил себе усадьбу в Щурове (Коломенский уезд) в 1900-х годах его владелец барон Э. К. Липгарт и так далее.

Отметим, что сокращение территорий имений, произошедшее в пореформенное время, обычно не позволяло располагать усадьбу очень далеко от производства, как это зачастую имело место раньше. Правда, некоторые заводчики и фабриканты, создав и наладив производство, предпочитали не заниматься самостоятельным обустройством собственного жилья, а приобрести или арендовать для этой цели соседнее имение с усадьбой, как это сделал предприниматель В. Г. Сапожников, купивший Куракино (Московский уезд), граничившее с землей его шелковой фабрики. В свою очередь, коммерции советник В. И. Якунчиков приобрел Черемушки-Знаменское (Московский уезд), находившееся недалеко от устроенного им кирпичного завода в Троицком-Черемушках (Московский уезд). Владельцы писчебумажной фабрики Товарищества М. А. Поливанова (Подольский уезд) арендовали в соседних Дубровицах (Подольский уезд) находившихся напротив нее на другом берегу реки Пахры господский дом для собственного жилья и конный двор, использовавшийся под часть фабричных помещений, рабочие казармы и лавку находившегося напротив нее на другом берегу реки конного двора в Дубровицах (Подольский уезд). Семья фабрикантов Ляминых, владевшая Покровской мануфактурой в Яхроме (Дмитровский уезд), скупила соседние усадьбы – Дядьково (Дятьково), Михалево, Подлипичье, Суровцево и Танино (Татьянино), часть которых использовалась под жилье.

Применение в пореформенное время новых сельскохозяйственных машин привело, в свою очередь, к появлению мест для их хранения и созданию хорошо оборудованных ремонтных мастерских. В Кленово (Подольский уезд) под такую мастерскую использовалось отдельно стоящее каменное здание, что встречалось далеко не во всех усадьбах.

Для электрификации крупных усадеб – Большие Вяземы (Звенигородский уезд), Виноградово (Московский уезд), Знаменское-Садки (Московский уезд) [21, с. 73], Одинцово-Архангельское (Звенигородский уезд) [16, с. 221–223], Черемушки-Знаменское (Московский уезд) [21, с. 107] и других – стали сооружать электростанции. Общим явлением для усадеб, среди которых Братцево (Московский уезд), Валуево (Подольский уезд), Вышние Горки (Подольский уезд), Дубровка (Клинский уезд), Зенькино (Звенигородский уезд), Любвино (Рузский уезд), усадьба Бергов (Подольский уезд) и другие, стали водонапорные башни, позволяющие с минимумом затрат обеспечить водой основные сооружения, оранжереи, сады и огороды. Даже в достаточно небольшой усадьбе Ельдигино (Дмитровский уезд) владельцы фабриканты Арманд выстроили водонапорную башню [27, с. 81].

Благодаря развитию пожарной охраны массовым видом построек стали пожарные сараи. Их строили даже в небольших усадьбах, наподобие Мелихова (Серпуховской уезд), принадлежавшего А. П. Чехову [4, с. 158].

В некоторых крупных усадьбах в начале ХХ века были устроены гаражи для легковых автомобилей, используемых владельцами. Обычно под них приспосабливали уже существовавшие каретные сараи и конюшни, но были и гаражи, сооруженные специально, как в Виноградове (Московский уезд), Кленово (Подольский уезд), Черемушках-Знаменском (Московский уезд). Как и оранжереи, гаражи делились на предназначенные для круглогодичного использования, зимние (отапливаемые), и для использования исключительно в летнее время.

Рассмотрев эволюцию основных элементов усадебного комплекса пореформенного времени, можно говорить о том, что в таких формах находило отражение становление капитализма в России. Кардинальное изменение усадебного хозяйства, сокращение увеселений, изменения бытовой, парадной и религиозной сторон жизни получили «архитектурное» подтверждение по сравнению с предыдущим периодом.

Изменения в составе усадебного комплекса в пореформенное время были направлены на сохранение усадьбы как явления в новых экономических условиях. Однако обложение усадеб земским сбором приводило к гибели многих объектов, которые владельцам усадеб оказалось дешевле уничтожить, чем содержать.

Существенным представляется вывод о том, что величина усадебных комплексов в пореформенное время в целом уменьшилась. Это, в частности, связано с сокращением территории населенных имений в результате крестьянской реформы и распространением усадеб дачного типа, ориентированных исключительно на летнее местопребывание.

Новые усадьбы в основном значительно меньше, чем пореформенные. Не такие грандиозные и их основные постройки. Только на рубеже XIX–ХХ веков в Подмосковье возник ряд усадебных комплексов, по своему масштабу вполне сопоставимых с дореформенными, в которых была возможна круглогодичная жизнь. Их владельцами, как правило, были крупные предприниматели, как из среды родового дворянства, так и буржуазии [26; 31]. Следует подчеркнуть, что в 1861–1917 годах количество усадеб в целом увеличилось, несмотря на многочисленные утраты старых усадеб.