К проблеме двойных падежей в языках разных систем

В монголоведении традиционно сложилось понятие о так называемом двойном склонении, когда словоформа имени существительного получает сразу два падежных окончания, присоединяемых последовательно один к другому. В данном случае аффиксы других падежей принимают дополнительно некоторые падежи простого склонения, становясь, таким образом, новыми основами с несколько иным оттенком значения. Подобная картина наблюдается во всех монгольских языках.

Однако имена в двойном склонении изменяются не по всем падежам. В качестве основы для двойного склонения в монгольских языках могут выступать падежи родительный и совместный. Например: монг. ах + ын + + д – на квартире, дома, в семье брата (род. + + дат.-мест. падеж), ах + ын + аас – из квартиры, дома, семьи брата (род. + исх. падеж); калм. hah ‘тетка’+ aн ‘теткины’(род. пад.); + aг hahaнaг ‘теткиных’ (род. + вин. падеж); Балдн имя – + а + h/ас Балднаhас (род. + исх. падеж) (соединительный h появляется перед суффиксами орудного, исходного, направительного падежей у слов с конечным -н ) [14, c. 73; 11, с. 112].

В дунсянском языке, в отличие от остальных монгольских языков, вторичная основа, от которой образуются двойные падежные формы, может состоять из существительного в родительном падеже и суффикса - ҕ ун. При

этом суффикс родительного падежа -нi меняет конечный i на гласный у, образуя суффикс -ну ҕ ун: aбa 'отец' – абану ҕ ун 'принадлежащий отцу'.

От вторичной основы образуются следующие падежи двойного склонения:

Падеж	Форма	Перевод
Именительный	гага, Абуду, аба	'старший брат', (собств. имя) 'отец'
Родительный	гаганi, Абудунi, – абанi	'старшего брата', Абуду, 'отца'
Дательно-местн.	гагану ҕ ун (гагану ҕ ундэ),	старшему брату ('принадлежащим старшему брату'), 'принадлежащий Абуду'
Винительный	гаганi, Абудунi, Абудуну ҕ ун (Абудуну ҕ уннi )	‘принадлежащего Абуду', 'принадлежащий отцу'
Исходный	абану ҕ ун, абану ҕ унсэ	'принадлежащий отцу', 'от принадлежащего отцу'
Орудный	кываннy ҕ ун, кываннy ҕ ун ҕ aла	'принадлежащий мальчику', 'принадлежащим мальчику'
Соединительный	очiнну ҕ ун, очiнну ҕ унлэ	'принадлежащий девушке', 'принадлежащим девушке'

Вторичной основой может служить существительное и в дательно-местном падеже; в этом случае от нее непосредственно образуется только дательно-местно-исходный падеж: гiэ ‘дом’— гiэдэсэ (кiдэсэ) ‘из дома’.

Когда же к основе в дательно-местном падеже присоединяются суффиксы остальных падежей, то между суффиксом дательно-мeстного падежа и присоединяемым к нему суффиксом другого падежа вставляется суффикс - ду , например: гiэ ‘ дом ’ – гiэдэ ‘в доме ’ – гiэдэ ду ‘находящийся в доме’ – гiэдэ ду сэ ‘от находящегося в доме ’ – гiэдэ ду лэ ‘с находящимся в доме’ – ггэдэ ду ҕ ала 'находящимся в доме’ и т.д. [15, c. 22].

Словоформа (при двойном склонении), где основой склоняемого имени является имя в родительном падеже, имеет значение местопребывания (дом, квартира) или указывает на их обитателей. Например:

Би Жаргалынд очлоо. – Я пошел к Жарга-лам (в дом Жаргала).

Чи тэр номыг эн гурван дэвтэртэйгээр багшийнд аваачиж өгөөрэй. – Ты ту книгу с этими тремя тетрадями отнеси к учителю (в дом учителя) [14, c. 73].

Манай ахынд олон хун ирцгээв. – К нашему брату (к нему домой, на квартиру) пришло много людей.

Из всех монгольских языков парадигма двойного склонения наиболее полно представлена в калмыцком и ойратском языках [Там же].

Примеры:

Падеж	Форма	Перевод
Имен.	ах	брат
Родит.	ахин	брата
Род.-дат.-мест.	ахинд	у брата
Род.-вин.	ахина?	у брата
Рд.-opуд.	ахинар	братом
Род.-соед.	ахинла	с братом
Род.-совм.	ахинта	с братом
Род.-исх.	ахинас	от брата
Род.-напр.	ахинур	к брату

Однако не всякое имя в родительном падеже может быть основой, к которой присоединялись бы аффиксы других падежей, и не от всех имен возможно образование [форм] двойного склонения [14, c. 73].

К именам, которые изменяются по двойному склонению, относятся:

• а)    собственные имена:

Жав – собственное имя, Жавынд – в юрте Жава,

Жавынаас – из юрты Жава;

Уламбаяр – собственное имя, Уламбая-рынд – в юрте Уламбаяра,

Уламбаярынаас – из юрты Уламбаяра;

• б)    имена, указывающие на родственные отношения:

ах – старший брат, ахынд – у старшего брата, ахынаас – от старшего брата;

авга – дядя, авгыныг – семью дяди, авгынтай – с семьей дяди;

эх – мать, эхийнд – у матери, эхинээс – от матери;

• в)    имена, указывающие на профессию: эмч – врач, эмчийнд – у врача, эмчгийныг – семью врача;

багш – учитель, багшийнд – у учителя, багшийнаас – от учителя [Там же, c. 74].

Как видим, по двойному склонению изменяются активные имена.

Другой падеж, который может быть основой склоняемого имени в монгольских языках, – совместный. В роли основы двойного склонения он обозначает или какое-то лицо, предмет, который имеет кого-то или что-то, или образ совершения действия. Например:

Дательно-местный	морьтой + д	тому, у которого имеется лошадь
Винительный	морьтой + г	того, у которого имеется лошадь
Орудный	а м ж и л т а т а й +гаар баяртай + гаар	успешно радостно

Здесь так же, как и при родительном падеже основы, к основе склоняемого имени (в данном случае моръ) присоединен аффикс совместного падежа -той (морьтой), затем аффикс одного из указанных выше падежей [14, c. 74]. И в этом случае по двойному склонению изменяются (активные) одушевленные существительные.

Двойные аффиксы падежей встречаются и с личными местоимениями. Например: Би буцахдаа танайд зориуд нэг хононо, тэхдээ л хоёулаа нэг сайн ярья . – Я на обратном пути переночую у вас (в доме), тогда хорошенько вдвоем поговорим [Там же].

Такое явление, когда словоформа содержит два падежных показателя, свойственно не только языкам монгольской группы. Подобную картину мы наблюдаем и в других языках, например в енисейских языках Сибири. В кетском языке такие падежи, как дательный, местно-личный, исходный и назначительный также основаны на форме другого падежа – родительного, который, в свою очередь, основан на форме основного падежа [8, c. 236].

Можно предположить, что показатели этих падежей сложились на основе показателей родительного падежа c энклитически примкнувшими локальными уточнителями, а именно: в звательном падеже – ~дана, ~ дина < - да + ина, -ди +ина (ср. югск. оби:бъ:с'е ‘меня нeт’, уки:н бъ:с ' е ‘тебя нет’, даи:н бъ:с ' е ‘его нет’, ди:н, бъ;с'е ‘ее нет’ и т.д., где вычленяется компонент -и-н'< -и:на, который в сочетании с показателем родительного падежа как раз и образует показатель дательного падежа); в назначительном падеже -датз, -дитэ < -да + та, -ди + та; в местно-личном падеже - дантэ, -динтэ < -да + ин + та, -ди + ин + та; в исходном падеже - данал', -динал' < -да + ин +Ал', -ди + ин, + Ал' (ср. югск. - данъ:р, динъ:р < -да + ин + Ар, -ди + ин, + Ар) [4, c. 15–16].

Соединение в одной словоформе двух или нескольких показателей разных падежей от- мечается и в чукотском языке – личные местоимения в формах ряда косвенных падежей «имеют перед падежным показателем суффикс -к, идентичный показателю местного падежа (мур-ы-к ‘у нас’)». Ср. мури ‘мы’, мор-ыкайпы (мор-ы-к-а-йпы) ‘от нас’, мор-ыкагты (мор-ы-к-а-гты) ‘к нам’, мор-ыкы (мор-ы-к-ы) ‘у нас’ и т.п. Но в этих последних случаях, как отмечает П.И. Инэнликэй, суффикс -к «перестает быть падежным показателем» и обозначает «общее местоположение», подобно суффиксу -чыку-/-чико- ‘внутри чего-л.’, -гиң-/ -гэң- ‘под’, -ткын- ‘поверхность’, ‘верхушка’ и т.д., к которым могут присоединяться соответствующие действительно падежные суффиксы [13, c. 59, 144].

В другом чукотско-камчатском языке – корякском – автор систематической грамматики этого языка А.П. Жукова, в отличие от своих предшественников в области описания морфологической структуры склонения и системы падежных форм, выделяет не только формант дательного падежа как основу для образования вторичных пространственных падежей (направительного, исходного, продольного), но и отделяет от собственно падежных форм особые «суффиксы пространственной ориентации», входящие в основу склоняемого существительного. Суффиксы эти конкретизируют местоположение предмета в пространстве: -лк- ‘на поверхности чего-л.’, -гиң/-гэң ‘у подножия чего-л.‘, ‘под чем-л.’ [Там же, c. 145].

Как видим, в качестве основ могут выступать падежи родительный, совместный и дательный. Следует указать, что в монгольских языках, а именно: монгорском, баоаньском, да-гурском, дунсянском и языке шира-югуров – формы родительного падежа совпадают с формами винительного; при склонении их можно различить только в контексте: энэ гāгэнэ мал ҕ э ва ‘это шапка старшего брата’ (род. пад.) – чэ гāгэнэ урэджi рэ ‘пригласи старшего брата’ (вин. пад.); морэнэ лохтэ ‘уздечка коня’ (род. пад.) – морэнэ абджi рэ ‘приведи коня’ (вин. пад.); мутоңнэ лабчоң ‘листья деревьев’ (род. пад.) – тэ мутоңнэ нджэ ‘посмотри на то дерево’ (вин. пад.) [16, c. 26].

Как считает Г.Д. Санжеев, суффиксы родительного и винительного падежей имеют общее происхождение. Эту мысль Г.Д. Санжеев развивает дальше; он говорит об относительно возможной генетической связи винительного падежа с родительным и омертвелым местным. Г.Д. Санжеев пишет: «В монгорском языке формы винительного падежа личных местоимений единственного числа 1-го и 2-го лица совпадают с формами дательно-местного па- дежа (нда ‘меня’ и ‘мне’, чiмi ‘тебя’ и ‘тебе’)» [11, c. 160, 162–163].

Угроведы Д.В. Бубрих, Л. Кеттунен и Б. Мункачи, основываясь на близком родстве суффиксов родительного и местного падежей в финно-угорских языках, также считают возможным генетически отождествить эти два падежа [12, c. 11]. Речь идет в данном случае о показателе н ( n ), входящем в состав суффиксов родительного и местного падежей.

В отличие от других исследователей Д.В. Бубрих не просто генетически отождествлял суффикс родительного падежа с местным, а пытался установить его более широкие связи. Касаясь происхождения падежных суффиксов, содержащих элемент n , п’, Д.В. Бу-брих выделяет целую группу так называемых новых образований. Это образования на ~н..., - н'... (на вопрос где? ), образования на -н'э, -нэ (на вопрос в какое время? ), образование родительного падежа на - н ', сопроводительные образования на - н ', образования на - н ' (на вопрос куда? ) [Там же].

По мнению Д.В. Бубриха, все эти суффиксы представляют явления словообразовательного порядка. Позднее в результате адаптации первоначально словообразовательные суффиксы приобрели значения особых падежей. Образования родительного падежа на - н ' очень близки к образованиям падежного порядка с н -овыми показателями [3, c. 52–53].

Как пишет Бубрих, первоначально была не идея принадлежности, а идея местонахождения [Там же, с. 204]: «Что идея связи по месту легко перерастает в идею принадлежности, – заключает Д.В. Бубрих, – об этом свидетельствует бесчисленное количество явлений самых различных языков. Вспомним хотя бы русские у колодца и у отца и т.п.... Родительный падеж, например, в мордовских языках употребляется и на вопрос у кого? Пример: Нумолонтъ улънесъ паро кудынезэ ‘У зайца был хороший домик’ (Из сказки)» [Там же, c. 54].

Относительные прилагательные с суффиксом -н’ также, по мнению Д.В. Бубриха, связаны генетически с суффиксом родительного падежа -н: «Наряду с генитивом существовали и генитиво-подобные имена. Последние употребляются при обозначении материала (кевенъ куда ‘каменный дом’), места (оишнъ кудо ‘городской дом’) и времени (тундонъ моро ‘весенняя песня’). Нет сомнения, что когда-то существовало только генитиво-подобное имя, но не генитив» [Там же, c. 204]. «Но вот созрела идея принадлежности. Генитиво-подобные имена получили новое использование. Они поступили на службу обозначения раньше не мыслившегося отношения между предметами, и на этой службе они выделили из себя новое явление – генитив» [12, c. 12].

В материалах других языков (финноугорских, енисейских, тюркских, монгольских и др.) мы находим подтверждение, что на определенном этапе развития существовал синкретизм имени: лишь в контексте можно было понять, о существительном идет речь или о прилагательном.

Относительно двойного склонения существуют различные точки зрения. Сторонники статуса двойного склонения Б.Х. Тодае-ва, М.Н. Орловская, Г.Д. Санжеев на основании того, что двойные падежи зафиксированы почти во всех монгольских грамматиках, выделяют в монгольских языках особое двойное склонение имени.

По мнению Б.Х. Тодаевой, двойное склонение с основой имени в родительном падеже исторически, возможно, объясняется тем, что между первым и вторым аффиксами падежа подразумевалось слово гэр – юрта, дом, квартира. Дамдингийнд означает не просто у Дам-дина, а у Дамдина в его доме, квартире [14, c. 74]. Иными словами, речь идет также о местопребывании у кого-то, т.е. прослеживается связь принадлежности и места (родительного и дательно-местного падежей).

Г.Д. Санжеев считает двойные падежи новыми падежами, которые появились сравнительно недавно [11, c. 179]. Д.Д. Амоголо-нов по вопросу о двойном падеже в бурятском языке отмечает: «... присоединение двух падежных аффиксов к основе одного и того же слова выполняет двойную роль: 1) словообразовательную и 2) словоизменительную, то есть, с одной стороны, двойные аффиксы придают словам значение конкретизации того, что выражено основой слова, а с другой – последний из присоединенных аффиксов выполняет обычную функцию выражения отношения одного предмета к другим» [1, c. 142].

Т.А. Бертагаев аффиксы двойного падежа считает комбинированными, при этом так говорит об их значении: «Для всех комбинированных падежных аффиксов характерно одно: первый, основополагающий аффикс, а иногда слагаемые в целом имеют несколько поблекшее грамматическое значение, специализированный, суженный смысл, сдвинутый в сторону словообразовательных аффиксов» [2, c. 36].

Мы разделяем точку зрения, что суффикс одного из падежей здесь является словообразовательным и, более того, считаем, что он заключает в себе идею притяжания. Рассмотрим пример из монгольского языка. Выражение аха-йин гзр означает ‘дом брата’, а aqa-ym-dur, aqa-yin-aca означает всегда и только ‘в братнином’, ‘из братнина’ в значении ‘дом, который принадлежит старшему брату’ (З.К. Ка-сьяненко). Здесь имеем генитиво-подобное (используя термин Д.В. Бубриха) имя, иначе – имя прилагательное, содержащее в себе при-тяжательность. Поскольку в монгольских языках нет и не было притяжательных прилагательных и специальных притяжательных местоимений, то эта словоформа с входящим показателем родительного падежа (или другого, выполняющего функцию обладания или принадлежности) замещает недостающие элементы. То же самое наблюдаем и в других языках монгольской группы, и не только монгольской.

Сравните:

Кетский	Монгольский
oб ‘ отец’ об+дас ‘отца’, ‘отцовский’, ‘отцу принадлежащий’, ам ‘мать’ ам+дис ‘матери’, ‘материнский’, ‘матери принадлежащий’	абa ‘отец’ – аба+ну ҕ ун ‘принадлежащий отцу’. ах + ын + д – на квартире (принадлежащей брату) Жав – собственное имя Жав+ ын+д – в юрте Жава (принадлежащей Жаву)

Можно предположить, что здесь генитивоподобные имена находятся на стадии превращения в генитивные формы.

Мы считаем, что поскольку идея притя-жательности тесно связана с местоположением, то именно поэтому в качестве вторичной основы используются указанные падежи: родительный, дательно-местный, исходный и совместный, т.к. в любом случае здесь присутствует идея посессивности.

Если обратиться к материалу енисейских языков, то в кетском также находим совпадения функции родительного, исходного и местно-личного падежей [7, c. 73–79]. У неодушевленных имен существительных в кет-ском языке исходный падеж может обозначать:

• а)    отношение притяжения – kida eŋuŋdiŋal deŋ ‘люди этой деревни’, ab bişabdiŋal dil həŋaŋdu ‘ребенок моей сестры маленький’, tuda sa?qdaŋal hu:t ugdem i 'hutumem ‘хвост этой белки длинный и пушистый’ и т.д.;

• б)    партитивные отношения – ba:m diŋa na?ndiŋal lamt da qobintet ‘старуха ей от хлеба кусок отрезала’, i:şdiŋal bu dob da obijaq ‘oнa дала своему отцу рыбы’.

Местно-личный падеж выражает также посессивные отношения: budaŋt bən ob bən am

‘у него ни отца ни матери’, abiŋte duot u: şam ‘у меня шило есть’, homganaŋt se:n obilden ‘у тунгусов были олени’, sa:nnaŋte hai hu: uşaŋ ‘y белок сердце есть’, budiŋta balnuuks deta:yuks ‘у него черемуховый посох’, ilgetdaŋtan qi:m biseb ‘у Ильгета одна сестра’.

Нередко родительный падеж в кетском заменяется основным в сочетании с притяжательной формой другого существительного, например: кур. буре батат, ди?нг kokbapeнге‘ä ‘кожа его лица – грубая (его лицо, кожа его грубая)’ [Там же, c. 76].

В атрибутивном употреблении основной падеж выражает посессивное отношение подобно определяющему слову в немецких сложных существительных, например: сур. тъ°? hу:т ‘хвост окуня’ (вообще); ср. нем. Fisch-schwanz ‘рыбий хвост’; кур. он гден ть° ин-динга дееститтан ‘они её положили в семи-ушный котёл’ (семь + ушки + котёл) [Там же, c. 76].

В связи с тем, что в кетском языке существуют две группы падежей, образованных от разных основ, возникло противопоставление: основной падеж – родительный падеж, которое стало результатом противопоставления «активный – неактивный».

При возникновении оппозиции падежей одна форма осталась немаркированной, т.е. неактивной, в то время как другая форма, активная, получила маркер. Исторически генитив мог восходить к активному падежу про-тоенисейского. Это предположение опирается на тот факт, что притяжательные местоимения, представляющие собой генитивную форму личных местоимений, и личные глагольные аффиксы группы B , которые представляют собой бывший активный ряд аффиксов в глагольной словоформе, исторически совпадают [8, c. 237].

В праиндоевропейском языке на раннем этапе развития его грамматического строя имена также разделялись на два класса: активный и пассивный (инактивный) [10, c. 74]. Падежных форм в праиндоевропейском языке было две: с окончанием *-еs и без окончания. От формы с окончанием * - es״ позже образовались номинатив активного класса и генитив [Там же].

Способность родительного падежа в индоевропейских языках выражать идею обладания, принадлежности восходит к глубокой древности. Само собой разумеется, что в процессе длительного исторического развития Genitivus possessivus, как и родительный падеж в его прочих проявлениях, претерпел зна- чительные изменения, либо расширяя, либо сужая сферу своего применения в различных языках. При этом именно его исконное значение дает некоторые возможности для сравнения с родительным падежом кетского языка [4, c. 12].

Сравнительно-исторический анализ фактов енисейских языков (особенно ценны в этом отношении факты коттского языка) также подтверждает, что падежная система восходит в этих языках к бинарному противопоставлению основного и родительного падежей, которое возникло на основе оппозиции «активный – инактивный» [8, c. 237].

Таким образом, в падежной системе рассматриваемых языков на одном из этапов развития существовало два падежа; в процессе эволюции один из падежей стал выражать наряду с другими отношениями отношения при-тяжания, в связи с чем выражение категории притяжательности все более закреплялось за ним. Вот почему форманты этого падежа при отсутствии других показателей притяжательных отношений вначале входили в состав других падежей, выражая тем самым отношения притяжания, т.к. на том этапе развития в грамматической системе языка отсутствовали другие средства. Появившиеся позднее личные местоимения и форма родительного падежа стали вытеснять устаревшие средства выражения посессивности. Процесс этот достаточно длительный и продолжается в настоящее время. Например, немаркированное существительное (существительное в исходном падеже) может выступать в качестве определения к другому существительному в различных языках: в финском языке: kalaverkko (kala – рыба) (verkko – сеть) ‘рыболовная сеть’, каlalии ‘рыбья кость’. Первый компонент сложного существительного оформлен в номинативе, например: finaaliottelu (букв. финал – соревнование ) ‘заключительное соревнование’; hedelmäpuu ‘плодовое дерево’ (букв. плод-дерево ); loma-aika ‘каникулы’ (букв. перерыв-время ); kivihii-li ‘каменный уголь’ (букв. камень-уголь ).

В саамском языке существует похожая конструкция: имя существительное в основной форме + имя существительное: pesš murr ‘береза’ (досл. ‘береста-дерево’), p’enne tоrк ‘собачья шкура’. В прибалтийских языках: вод. karja är č iä ‘стадо быков’; лит. kabāl rekkō ‘часть дороги’.

В мордовских языках: мокш. тума лопа, эрзян. тумо лопа ‛лист дуба’, тейтеръ пря ‘голова девушки’ (досл. ‘девушка голова’).

Венгр. vasul ‘железная дорога’ от vas ‘железо’ - j-ut ‘дорога’, tengerpart ‘морской берег’, gyermekfej ‘детская голова’ (досл. ‘ребенок-голова’), энец. кε ʒ εр’ эба ‛голова дикого оленя’, селькуп. кыт қанык ‛берег реки’, нган. бикā дýо ‘песок реки’, банə логя»ся ‘лай собаки’ и т.д. [9, c. 140–141].

Обращаясь еще раз к примерам, обратим внимание на следующее: в чукотско-камчатских языках двойные падежи конкретизируют местоположение в пространстве; в енисейских показатели этих падежей также имеют примкнувшие локальные уточнители. В монгольских языках двойные падежи обозначают: совместный падеж в роли основы двойного склонения – какое-то лицо или предмет, который имеет кого-то или что-то; родительный падеж имеет значение местопребывания (дом, квартира) или указывает на их обитателей.

Исходя из вышесказанного, можно сделать вывод, что формы двойных падежей использовались и используются для выражения притяжательных отношений у имен активных (лишь вначале), т.к. в этих языках изначально не было притяжательных местоимений (или они представляли собой форму родительного падежа личных местоимений) и притяжательных прилагательных. Грамматическая система языка использовала другие средства для выражения отношений притяжания.