К проблеме поэтики художественного времени в произведениях И. С. Шмелева

Активно обращаться к античным и средневековым, в том числе древнерусским, литературным элементам поэтики в произведениях писателей Нового времени критики стали начиная с 20-х годов XX века. В современном литературоведении это направление является весьма продуктивным в связи с изучением многоплановой жанровой структуры литературных произведений, прежде всего второй половины XIX века – рубежа веков.

Древнерусские традиции в творчестве Шмелева стали предметом серьезного изучения О. А. Комкова [1], Н. Г. Морозова [2], Н. И. Пак [3], [4], О. В. Селянской [5], Н. И. Соболева [6] и др. Упоминание о связях поэтики Шмелева и древнерусской литературы стало в современной критике о творчестве Шмелева общим местом. В то же время практически неизученными остаются аспекты поэтики художественного времени, восходящие к древнерусской литературной традиции.

Для Шмелева художественное время было важнейшей составляющей поэтики. На протяжении всего творчества он постоянно экспериментировал с художественной формой воспроизведения пространства-времени, длительности действия, повторяемости события.

В «Записках не писателя» (1948–1949), одном из последних своих текстов, Шмелев формулирует позицию повествователя-летописца: «Я и не мыслитель. Но ободряет: сколько было мыслителей, а… что вышло ! А мне-то, немыслите-лю, вдруг и удастся?.. Что загадывать… просто перескажу все, а там, кому попадется эта серая тетрадь, пусть!» (255)1. Повествователь в художественном мире Шмелева фиксирует события, не стремясь их осмыслить, он превращается в хроникера, летописца, который рассказывает лишь о том, что видел. Действительно, во многих своих произведениях Шмелев воссоздает время, которое является длящимся, привязанным к определенному событию, случаю, где есть, так сказать, перфектная составляющая. Часто оно выражается в форме записок, пересказов. Повествователь пересказывает слышанное от приятеля или прочтенное где-то. Многие произведения имеют подзаголовки: «Добрые встрѣчи. Изъ воспоминаній о Дмитріи Ивановичѣ Тихомировѣ»; «Пря-никъ. Разсказъ доктора»; «Солдатъ-Кузьма. Изъ дѣтскихъ воспоминанiй прiятеля», «Какъ мы летали. (Изъ воспоминанiй прiятеля)», «На пень-кахъ. Разсказъ бывшаго человѣка». Автор, таким образом, превращает свои произведения в цепочку летописных свидетельств. Эта художественная особенность, безусловно, сближает произведения Шмелева с древнерусскими. Впрочем, летописная временная структура имеет свои вариации.

Интересную форму летописного времени находим в романе «История любовная». Основная коллизия романа разворачивается в письмах главных героев. Тоня, подросток пятнадцати лет, под влиянием недавно прочитанных романов влюбляется в молодую женщину Серафиму. Он решается объясниться Серафиме в любви в письме, она отвечает. Так между героями завязывается переписка. Переписка Тони и Серафимы – это эпистолярная форма общения-беседы, в которой состоят оба действующие лица. Письма Серафи- мы серы, бесцветны, даже в чем-то примитивны. Каждое письмо Тони – это обращение к «прекрасной незнакомке». В каждом новом письме герой делает для себя художественные открытия, письма Серафимы – это лишь повод, чтобы поиграть в любовь, письма Тони перерастают во внутренний монолог о творчестве, о прекрасном. В своих посланиях Тоня пишет больше, чем мог бы сказать при личной встрече, – это душевный порыв, который в эпистолярной форме преодолевает преграды бытовой зажатости, косноязычия, преодолевает быт. Таким образом, читатель становится свидетелем становления в романе духовной реальности главного героя, которая определяет художественную доминанту произведения.

В повестях и рассказах «Человѣкъ изъ ресторана», «Солдатъ-Кузьма», «Какъ мы летали», «На пенькахъ», «Гасанъ и его Джедди» образ хроникера-повествователя до предела упрощает нарратив произведения, превращая его в репортаж: вот пример из рассказа «Гасанъ и его Джедди»:

– Ге, Ге! – одобрительно произнесъ онъ. – Хорошiй ты, барина… добрый барина… Гассанъ тебѣ будетъ сказалъ… все сказалъ… Ты давалъ руку Гассанъ… Никто не давалъ руку Гассанъ. Полицей ругалъ Гассанъ… Хозяинъ ру-галъ… всѣ ругалъ, ты одинъ не ругалъ…» (8)2.

Пример из «Гражданина Уклейкина»:

– Уклейкину почетъ-уваженiе! Отошелъ!... Клади имъ!...

– Предались!... Шпана!... Дар-рмоѣдъ!

– Сыпь! Жарь! Качай ихъ! Во-отъ!...

Толпа подвигается вмѣстѣ съ Уклейкинымъ къ “посту”.

– Достигну!... Сыщу!... Што?... Душ-ши!... Бюшники!.. Манжетники, черти!.. Што-о? Про-пущай!

Полицейскiй стоитъ, разставивъ руки, и слѣдитъ за Уклейкинымъ, точно играетъ въ коршуны.

– Ты лучше не шкандаль. Гуляй себѣ и не шкандаль!

– Пропущай!.. Слово хочу! (110)3.

Такая манера изложения позволяет детализировать повествование, придать героям художественную достоверность. Лексическое своеобразие нарратива поддержано и на синтаксическом уровне, изобилующем парцеллированными конструкциями. Эмфазы в парцелляциях придают речи героев спонтанность, естественность звучания, создают ощущение здесь и сейчас становящейся действительности, и, как следствие, повествование в целом становится более изобразительным и выразительным. В грамматике эта идея также нашла отражение, в частности в использовании аллеотета «настоящее повествования»: для изображения давно прошедших со- бытий автор использует грамматические формы настоящего времени.

Близкое следование или точное воспроизведение времени действия создает драматическую бытовую коллизию, позволяет Шмелеву вписывать образы в поток реалистично – до мельчайших деталей в быте и идиостиле героев – воспроизведенной жизни, давая возможность идее самой раскрыться в образе (что характерно для поэтики нового реализма).

Иную художественную перспективу имеет летописное время в повести «Неупиваемая Чаша». Сюжет повести представляет собой жизнеописание главных героев – Ильи Шаронова и Анастасии Вышатовой. О сокровенных моментах жизни героев читатель узнает из «Выписи изъ меморiи рода Вышатовыхъ, листъ 24» (91)4 и дневника Ильи, которые благочестиво, с уклоном в житийный жанр, пересказывает повествователь [5]. Благочестивый пересказ – это, в общем-то, один из способов создания художественной условности, где главенствующую роль выполняет образ повествователя. Итак, канва произведения складывается из последовательности эпизодов, рассказанных Ильей в дневнике, о которых повествователь узнал от читавших и воспроизвел их, осмыслив еще раз.

Таким образом, в тексте произведения создается художественная условность особого рода, когда конечный текст произведения становится плодом осмыслений, редактирований, переработок исторического источника, созданного творческим устремлением большого количества читателей, каждый из которых оставил в конечном тексте свой след. Это своего рода соборное сотворчество, придающее произведению летописный и в то же время легендарный характер. Этим автор достигает особого художественного воздействия: он сосредотачивает читательское внимание на смысловых доминантах текста, в частности на этапах духовного становления главного героя повести, Ильи Шаронова. В начале повести автор изображает героя носителем традиционно христианских православных ценностей – героем жития; затем житийный план повествования сменяется социально-романным: герой представлен подвижником идеи святости русского народа; в последней части повести автор воссоздает жанр церковного предания, в котором органично переплетены художественно правдивый рассказ о духовных метаниях главного героя с событиями из церковной истории.

Итак, автор посредством сложно организованной временной структуры художественного нарратива влияет на читателя, старается сформировать его восприятие и понимание художественного произведения. В этом смысле произведение И. С. Шмелева принципиально монологично. Автор создает художественную среду, которая не благодатна для идейного эксперимента, среду, где автор – ведущий, а чи-

К проблеме поэтики художественного времени в произведениях И. С. Шмелева

татель – ведомый. И эта художественная особенность роднит произведения Шмелева со средневековыми учительными текстами.

Выводы о структуре художественного времени согласуются с представлением о жанровом своеобразии произведений Шмелева, которые характеризуются жанровым синтетизмом, объединяющим самые разнообразные литературные традиции, среди которых доминирующую роль выполняет древнерусский литературный канон.

* Издается в рамках реализации Программы стратегического развития ПетрГУ на 2012–2016 гг.