К вопросу о сетецентрических войне и мире (некоторые аспекты)

Цель войны нового типа – уничтожение самосознания, изменение ментальной, цивилизационной основы общества противника. Андрей Ильницкий, советник министра обороны РФ

О бращение к заявленной теме не требует актуализации. Вынужденная военная спецоперация по демилитаризации и денацификации на Украине все объясняет. Онтология поставленной проблематики более или менее определена в сетевой теории. Что касается когнитивистики вопроса, то он находится в априорном состоянии пропедевтики. Обусловлено это недостаточной аналитикой, которая в основном сводится к одному – «народной политологии». Фиксация сегодняшней реальности на Украине заставляет отходить от сиюминутных, дилетантских оценок и включать в той или иной мере фундаментальный взгляд на существующий конфликт.

В этой связи уместно утверждать, что теория сетецентрических войны и мира полностью экстраполируется на происходящее событие. Однако в отечественной политологии образовалась некая пауза на этот счет. Тем не менее А.И. Подберезкин одним из первых российских политологов при разработке долгосрочного стратегического планирования в стране в 2016 г. предложил пересмотр планов оборонного строительства с учетом специфики системной сетецентрической войны [Подберезкин и др. 2018: 9-11]. Однако он не был пионером в этом деле. Именно в сфере «военспецов» исподволь выкристаллизовалась онтология сетецентричности. В России она называется «Стандартизированная система управления войсками и оружием». По словам военного политолога В. Волкова, маршал СССР Н. Огарков изложил эту концепцию еще в начале 1980 г. Но реализовали ее в США в 1990-х гг. При этом американцы признают авторство Огаркова. Таким образом, концепция была рождена в СССР, потом попала в США, оттуда возвращается в Россию.

Данная система направлена в первую очередь на достижение информационного превосходства над противником за счет создания информационно-коммуникационной сети. Потенциал возрастает не за счет наращивания боевых средств («платформ»), как это было раньше. При реализации сетецентрической войны (СЦВ) «платформы» и «центры» не исчезают, а объединяются в интегрированную информационно-коммуникационную систему для функционирования в синергетическом режиме. Характерно, что этой позиции придерживается и КНР. В 1999 г. там вышла книга офицеров НОАК, которая была опубликована в США под названием «Искусство воевать без правил» с подзаголовком: «китайский план разрушения Америки», где многое совпадает с перечисленным.

Ко всему этому следует добавить, что эвристический потенциал сетецентрического военного концепта сформировался задолго до появления всех новоявленных технологий. Он возник в эпоху «холодной войны», на что указал видный русский военный теоретик Э.Е. Месснер в своей работе «Лик современной войны» (изданной еще в 1959 г. в Аргентине, Буэнос-Айрес) [Хочешь мира… 2005: 70-71, 101]. Говоря о специфике военного противостояния, автор провидчески предугадал когнитивность военных действий сегодняшнего дня на рассматриваемой территории. Сущность происходящего заключается в том, что война охватывает всю территорию и все население противоборствующих государств, а не только линию фронта или их военную организацию и инфраструктуру. Война не на линии, а на всей поверхности территорий обоих противников.

Действительно, это отчасти уже просматривается в ходе вынужденной спец-операции на Украине.

По мнению Э.Е. Месснера, происходит отход от традиционного разделения на воинов и граждан. Каждый гражданин имеет право и обязанность участвовать в открытом или тайном, по словам автора, «воевании». Теперь нет разделения на войско и население, происходит его размывание – воюют все с градуированием напряженности и постоянства: одни воюют тайно, другие явно, одни непрерывно, другие – при удобном случае.

Здесь прогноз также попадает в сегодняшнюю реальность.

И со следующим постулатом нельзя не согласиться: используются компоненты национальной мощи противостоящих государств, а не только их вооруженных сил, поскольку позади фронта возникают фронты политические, социальные, экономические.

В этом случае главным противником становится коллективный Запад.

Согласны с метафорой нашего эксперта и в том, что ныне стратегическая идея может уподобиться мячу, гоняемому игроками из конца в конец поля: конечная цель одна, но промежуточных – много, и они находятся в областях военной, дипломатической, экономической, политико-социальной и психологической.

Приведенная аналитика Э.Е. Месснера хорошо интегрируется с современной теорией сетецентризма в военном опосредовании и с его возможностями. Более того, многое и объясняет. В политологии анализ такого синтеза традиционного и современного технологического подходов создал бы когнитивную эвристику в теории сетецентрических войны и мира.

При этом надо учесть, что сетецентризм войны «опередил» сетецентризм мира. Имеется в виду, что сетевая война «опередила» сетевой мир. К примеру, в РФ сетевизация в военной сфере была более развита, чем в сфере гражданской. В этой логике, поскольку война – это всегда агрессия, в условиях информационной войны формируется и усиливается медийная агрессия [Озюменко 2017]. Может быть поэтому, как полагаем, медийность стала оружием, что позволило медийностью воевать.

Это определяющий политологический ракурс рассматриваемой про- блемы, основополагающий контекст сетецентризма в сферах войны и мира. Последний требует их анализа с позиций новых функциональных смыслов.

В этом плане методология в отношении смыслополагания сетецентрических войны и мира парадигмально еще не выстроена. Но мы сделаем попытку. Феноменологическое описание вообще категории «смысла» еще не получила должного онтологического статуса. Охарактеризовать его особенности в условиях неопределенности сложно. Неизвестно, где начинается и где заканчивается сетецентризм в рассматриваемых сферах, особенно в виртуальном поле. Однако смысл есть всегда, его надо только найти. Более того, смысл «смысла» – в том, что он направляет ход бытия.

В когнитивистике смысл конструируется субъектом, выступает, по Е. Выготскому, как его психологическое орудие. Оно, в свою очередь, структурирует деятельность и бытие того или иного актора. В философии политики сущее трактуется таким, каково оно есть, только благодаря смыслу, посредством которого оно конституировано. Без конституирования нет мира, в нашем случае – и войны, поскольку конституирование – смысловой процесс.

Отсюда сетецентризм становится осмысленным, только если сработали законы смыслополагания, – иначе осмысленности нет. В нашем случае главное здесь в четкости понимания двух когнитивностей: целеполагания демилитаризации и смыслополагания денацификации.

Такое разделение в той или иной мере условно. Они тесно диффундируют друг в друга, что вытекает из их взаимообусловленности. Однако область понятийной интерпретации требует соответствующей структуризации. При этом следует учесть, что демилитаризация – доминанта чисто военного смысла, а денацификация – доминанта больше смысла ментального, чем военного.

Поэтому целеполагание демилитаризации заключается в ликвидации собственно украинского милитаризма. Что касается денацификации, то здесь применимо понятие смыслополагания, предполагающего ликвидацию нацистской ментальности на Украине, когнитивность которой гораздо шире боевых действий. И когда в военных реляциях с украинского поля боя рапортуют об уничтожении «нациков», мягко говоря, это не совсем правильно. Здесь подмена термина. Не все воюющие – «нацики», и не все «нацики» – украинские военные.

Отметим существенное, а поэтому главное: действия по демилитаризации и денацификации Украины объединяет одно – экзистенциальный смысл.

Таким образом, если в трактовке демилитаризации преобладает военный смысл, то относительно денацификации, помимо всего, имеет место ментальный смысл. Если в первом случае аналитика сложилась, а точнее, еще складывается, то во втором – есть своя специфика, обусловленная «новой» медийно-стью.

Ключевая характеристика функционирования тех или иных акторов в рамках сетецентрической парадигмы – гибкость и приспосабливаемость к сложным нелинейным коммуникационным взаимодействиям. Для разработки политики в целях противодействия денацификации должны создаваться различные модели воздействия, к примеру, через самосознание, ментальность и т.д. В настоящее время отчасти формируются сетевые механизмы «изготовления публичной сферы», где операционная система базируется на известном феномене сетевого роения [Левчук 2016: 65; Леонов, Пронин 2017]. Сущность принципа сетецентризма в этом деле заключается в том, что движение и действие больших информаций или передача и преобразование существенных объемов социальной (пассионарной) энергии направляются и контролируются при помощи незначительного количества энергии, несущей информацию. В результате этого запускается процесс «раскодирования» в ходе коммуникации. Применение данной технологии чрезвычайно важно при раскодировании идей нацизма на воюющей территории. Это как раз тот случай медийного феномена как орудия в сетецентрическом управлении инфопотоками.

Новая медийность предполагает и некую инноватику, очерченную в новых контурах сетевого виртуального поля. Она дополняет приведенный выше обзор технологизма.

Логика парадигмы, используемая в дальнейшем, вытекает из принципов сете-центризма, применяемых в предпринимательской сфере [Изюмов, Кондратюк 2016]. Тем не менее данную гипотезу можно экстраполировать и на наш предмет рассмотрения. Она вполне имманентна и соответствует основам сетевой теории. Ее инноватика заключается в том, что, помимо «горячей» сетецентрической войны, эти действия можно проводить и в рамках сугубо гражданских отношений, имеющих все ее признаки.

Сетецентрическая война вне военных взаимоотношений направлена на обеспечение, помимо прочего, медийного превосходства или же на приоритет информационно-когнитивной сферы деятельности над физической средой невоюющих лиц. В этом случае можно говорить о «гражданской» сетецентрической войне. Ее когнитивно-социальная составляющая связана с процессами познания моделей поведения, психологии, нейрофизиологии, когнитивной лингвистики и т.д., и т.п.

В конечном итоге, «гражданская» сетецентрическая война направлена на завоевание монополистических позиций в сфере денацификации невоюющих лиц. Возникает возможность внедрить новый порядок для достижения медийного превосходства в формировании негативного облика воюющих в массовом сознании невоюющих. Такого рода война может способствовать анализу и дальнейшему обнаружению идей нацизма.

В этой плоскости назначение политологии – в фиксации объективных параметров политической реальности. В преломлении к нашему предмету, как упоминалось, в этом не хватает соответствующего методологического инструментария. Если обратиться к эпистемологии, то существуют наработанные нарративы. Используя их, сформулируем, в некотором роде, основную задачу денацификации. Это не «опутывание» противника аргументацией (как у схоластов), а изучение на основе реальных фактов объективной действительности.

Здесь обыденное знание не систематизировано, это набор информации. Так, бытует мнение о двух правдах, постправде и т.д. на территории противоборствующих сторон. Знание может быть гипотетичным или даже аксиоматичным, но не истинным. Выход заключается в системности.

Объектом денацификации является множественность предметов исследования, т.е. нужен теоретический подход. В нашем случае эмпирически сущностные связи еще не выделены. Теоретически необходимо выделение сущностных, когнитивных связей именно в чистом виде, поскольку эмпирика – это вероятностные знания, теоретические знания –истинные, т.е. достоверные. В связи с этим в эпистемологии выделяются два основных уровня мышления: рассудок и знание. Рассудок трактуется как исходный уровень мышления в пределах заданного жесткого стандарта, способность последовательно и ясно рассуждать.

Разум – это высший уровень рационального. Главная задача разума состоит в объединении (вплоть до синтеза) многообразности изучаемых явлений. Отсюда в философии делается два вывода: «понимание» как освоение действительности рассудочно и «объяснение» как функция разума, раскрытие закономерностей, лежащих в основе явления. Данная эпистемологическая трактовка

«понимания» и «объяснения» должна быть априори заложена в действиях, когда воюют медийностью.

Образцом этого является следующая пространная сентенция «рассудочноразумного» уровня. К примеру: «если мы говорим о денацификации, то это точно не вопрос боевых калибров, это вопрос букв, смыслов и идей, картины мира»1. Мы неожиданно для самих себя оказались последним оплотом тех европейских ценностей, которые провозглашались Западом эти годы и которые мы заучивали, как прилежные ученики. Надо решить, как работать с теми катастрофическими деформациями массового сознания, которые произошли за последние тридцать лет в ходе превращения Украины в то, что Путин называет «анти-Россией». Вызов для нас, чтобы дать не только военный, но и мировоззренческий ответ на тот образ мышления, который был занесен в сознание значительной массы украинцев. Что до образа мирового изгоя, то эта абстракция сознания связана главным образом с тем, что глобальный Запад выдает себя за глобальный мир. Не война с Западом, а глубокий идеологический разлом. Вал русофобии вроде бы соответствует канонам военной пропаганды. Но это сетецентрическая война. Это интенсификация и обострение всего того, что происходило и ранее. Мы в авангарде политического и культурного мейнстрима. Мы еще не осознаем глобального значения своей миссии. Многие в мире смотрят на нас с затаенным одобрением. Важны для них наша последовательность, твердость в сопротивлении беспрецедентному давлению.

Подробный разворот приведенной риторики обусловлен психолингвистическим приемом, в основе которого, как упоминалось, лежит рассудочно-разумная оценка происходящего. На данном примере наглядно показано проявление медийности через когнитивизм. Это свидетельствует о верном тезисе, что медийностью можно и нужно воевать, и все это соответствует нашим концептуальным размышлениям на протяжении всей работы.

Наконец, это является соответствующим ответом и на имеющую место доминирующую рефлексию «народной политологии».

Вместо вывода. Изложенное является своеобразным введением в обозначенную тему. Акценты некоторых аспектов сетецентрических войны и мира рассмотрены в когнитивном контуре, наполненном соответствующими смыслами. Привнесение их в концептуальном виде позволило методологически сформулировать дефиниции «объяснения» и «понимания» сути вынужденной военной операции на известной территории. Целеполагание военной доминанты отличается от смыслополагания денацификации. Последнее заключается в захвате идеологических смыслов и насаждении новых. В этом отношении неизвестно, что первично. Если бы медийностью были в первую очередь отвоеваны указанные смыслы, неизвестно, как все повернулось бы в ходе военного противостояния. Поэтому в современных условиях медийность выступает в качестве сетевого демиурга.

При переходе от сетецентрической войны к новой архитектуре мира необходима, наряду с другими, смена традиционной ментальности, как институциональной, так и персонифицированной. Это касается и нашего случая, особенно в отношении субъектности конфликтующих сторон. Как видим, происходит (по Фергесону) взаимная сетевая атака двух сетевых иерархий – коллективного Запада и России. При этом провоцирует эти атаки третья сетевая иерархия. Не исключается, что ее судьба, имеется в виду Украина, будет на обочине грядущего миропорядка, поскольку возникнут и новые иерархии как основы упомянутого порядка.

Отсюда возрастает значимость отечественной политологии. Необходим междисциплинарный подход, обращение к философии политики, его феноменологии. Симптоматично, что в этом русле работает ученый Л.В. Савин, выпустивший фундаментальный труд «Стрелы кентавра. Кибервойна по-американски» [Савин 2020], который способствует новой эвристике на основе дальнейших рассуждений.