К вопросу о «восточном» направлении культурных связей населения севера Среднего Поволжья в эпоху бронзы
Автор: Большов С.В.
Журнал: Археология, этнография и антропология Евразии @journal-aeae-ru
Рубрика: Эпоха палеометалла
Статья в выпуске: 1 (49), 2012 года.
Бесплатный доступ
О «восточном» направлении культурных связей населения севера Среднего Поволжья в эпоху бронзы свидетельствуют материалы сейминско-турбинского Юринского могильника, керамика с валиком и «змейкой» с чирковских поселений. Изделия из мышьяковистой меди в Пепкинском, Абашевском могильниках средневолжской абашевской культуры связываются с месторождением Таш-Казган в Зауралье. «Восточное» направление указывают и найденные в костяках абашевских воинов (Пепкинский курган, кург. 12 могильника Алгаши) наконечники стрел сейминского типа, известные на поселениях кротовской культуры Прииртышья (Инберень X, Черноозерье IV и VI). Эти контакты, вероятно, следует отнести к среднему этапу эпохи бронзы, к первой половине II тыс. до н.э.
Бронзовый век, абашевская культура, кротовская культура, чирковские поселения, керамика с валиком и "змейкой", сейминско-турбинские могильники, стадиальность
Короткий адрес: https://sciup.org/14522892
IDR: 14522892
Текст научной статьи К вопросу о «восточном» направлении культурных связей населения севера Среднего Поволжья в эпоху бронзы
Географическое расположение Средневолжского региона на границе лесостепи и леса, ориентация культурных связей в эпоху бронзы как в западном, так и в восточном направлении осложняют моделирование культурогенеза на рассматриваемой территории. Появление в последние годы абсолютных дат для памятников бронзового века на севере Среднего Поволжья (сейминско-турбинский Юринский могильник [Юнг-нер, Карпелан, 2005], абашевский Пепкинский курган [Кузнецов, 2003]) и существующие достаточно ранние даты для фатьяновско-балановских древностей [Су-лержицкий, Фоломеев, 1993, с. 46] заставляют по-новому взглянуть на соотношение названных культур. «Западное» направление культурных связей Средневолжского региона в эпоху бронзы уже анализировалось [Большов, 2008], но не менее важным является «восточное» направление. Не случайно в свое время М. Гимбутас называла материалы сейминского типа и одновременные им памятники ключом к хронологии эпохи бронзы Восточной Европы [Gimbutas, 1955, p. 144]. В связи с этим актуальным является уточнение соотношения западных сейминско-турбинских памятников (Юрино, Сейма, Решное) со средневолжской абашевской культурой, а также балановской и атлика-синской культур с этими памятниками и культурой.
В начале эпохи раннего металла племена севера Среднего Поволжья поддерживали культурные связи как с западными (Волго-Окское междуречье, Верхнее Поволжье), так и с восточными (бассейн р. Вятки, Прикамье и Приуралье) регионами. Средневолжская волосовская культура включается в волосовско-тур-бинскую общность [Бадер, Халиков, 1976], в рамках широкой общности культур пористой керамики Восточной Европы [Никитин, 2003, с. 92]. С западными регионами (в широком смысле этого понятия) связывается появление в Среднем Поволжье носителей балановской, атликасинской и абашевской культур, которое собственно и определяет начало бронзового века на севере средней Волги. Отнесение этих культур к середине эпохи бронзы (в хронологии лесостепи Восточной Европы) хотя и вызывает возражения (С.В. Кузьминых), все же предполагает их существование никак
не позднее середины II тыс. до н.э. Калиброванное значение радиоуглеродной даты погр. 2 абашевского Пепкинского кургана в пределах 2500–2029 гг. до н.э. позволило П.Ф. Кузнецову датировать абашевскую культуру в Среднем Поволжье XXI–XX вв. до н.э. [2003, с. 87]. Сравнительно раннее время ее существования подтверждают даты сейминско-турбинских могильников Елунино (1960–1870 гг. до н.э.) и средневолжского Юринского (Усть-Ветлужского) (1950– 1860 гг. до н.э.) [Юнгнер, Карпелан, 2005, с. 112].
Ю.П. Матвеев считает, что все три абашевские культуры (доно-волжская, средневолжская, южно-уральская) в своем классическом проявлении синхронны. Он доказывает первичность западного, абашевско-го, импульса распространения «колесничных» культур эпохи бронзы вплоть до Зауралья [Матвеев, 2005, с. 11–13]. Захоронения колесничих, содержащие дисковидные псалии с шипами, как считают В.И. Молодин и А.Д. Пряхин, были распространены на заключительном этапе досейминского – в самом начале сейминс-кого периода [1998, с. 4–5]. Средневолжские абашев-цы находились несколько севернее основных путей движения из Днепро-Донского и Доно-Волжского регионов на восток, поэтому их участие в этом движении маловероятно. Существует точка зрения, согласно которой абашевцы продвигались из Марийско-Чувашского Поволжья в двух направлениях: юго-западном (в Подонье) и юго-восточном (в Самарское Поволжье и Приуралье) [Горбунов, 1990, с. 10–11]. О.В. Кузьмина также считает, что абашевская культура сформировалась на севере Среднего Поволжья, затем распространилась по южной кромке зоны широколиственных лесов в Приуралье, а на позднем этапе развития проникла в Самарское Поволжье и Южное Зауралье [1992, с. 74; 2007, с. 102]. Доказательства ошибочно сти этой гипотезы, а также вопросы, связанные с происхождением и периодизацией средневолжской абашевской культуры, рассмотрены в монографии [Большов, 2006а]. Так или иначе, но существование средневолжских и южно-уральских абашевцев в рамках единой абашевской общности предполагает наличие определенных культурных связей между ними.
О наличии «восточных» культурных связей аба-шевских племен севера Среднего Поволжья свидетельствуют изделия из мышьяковистой меди группы ТК или медно-мышьяковых сплавов – мышьяковых бронз [Черных, Кузьминых, 1989, с. 172], найденные в абашевском Пепкинском кургане, Абашевском могильнике и одном из курганов Виловатовского II могильника [Черных, 1963, с. 364; 1970, с. 153–154]. С.А. Григорьев считает, что использование абашев-цами мышьяковистой меди группы ТК указывает на изготовление ими мышьяковой бронзы. По его мнению, легирование производилось на стадии плавки руды, т.к. руда, содержащая мышьяк, на абашевских поселениях почти не встречается [Григорьев, 1996]. Мышьяковистая медь группы ТК по своему химическому составу связывается с месторождением Таш-Казган в Зауралье [Черных, Кузьминых, 1989, с. 172] и на среднюю Волгу могла попасть либо с южно-уральскими абашевцами, либо с сейминско-турбински-ми племенами.
Явных свидетельств контактов представителей фатьяновско-балановской и сейминско-турбинской общностей нет. Но определенная синхронность аба-шевских и фатьяновско-балановских памятников предполагает сосуществование во времени племен, оставивших последние, с западными сейминско-тур-бинскими. В качестве доказательств одновременности средневолжских абашевских и поздних фатьяновско-балановских памятников можно привести следующее. В парном погребении, совершенном по абашевскому погребальному обряду (умерший был захоронен на спине с подогнутыми ногами), находились фрагменты колоколовидного сосуда с типичной абашевской орнаментацией и цилиндрическая шейка атликасинского сосуда [Ефименко, Третьяков, 1961, с. 78, 104–106]. В абашевском Тебикасинском могильнике найден сосуд шаровидной формы с короткой шейкой, орнаментированный неоконтуренными квадратами, расположенными в шахматном порядке. Он обнаруживает сходство с керамикой из Балановского и фатьяновско-го Уреньского могильников [Там же, с. 74, рис. 22, 5 ; с. 101–102; Бадер, Халиков, 1976, с. 125, табл. 8, 33 ; с. 137, табл. 29, 6 ]. Положение погребенного на спине с подогнутыми ногами (типичный признак абашев-ского погребального обряда) зафиксировано в балановских Козловском могильнике и Чурачикском кургане, а также в восьми фатьяновских могильниках московско-клязьминской и верхневолжской локальных групп фатьяновско-балановской общности [Бадер, 1963, с. 211; Крайнов, 1972, с. 188]. В Балановском и фать-яновском Трусовском могильниках обнаружены изделия из мышьяковистой меди группы ТК. В культурах фатьяновско-балановской общности отсутствует традиция использования мышьяковистой меди или бронзы [Григорьев, 1996, с. 34]. К этим племенам она могла попасть через абашевцев.
Коллективные захоронения без черепов Балановского могильника и наконечники стрел, близкие сеймин-скому типу, обнаруженные в нем и в кургане Атликасы [Бадер, 1963, с. 189, рис. 122, 1–3 ; с. 223, рис. 153, 4 ], возможно, являются косвенным подтверждением военных столкновений фатьяновско-балановских и сеймин-ско-турбинских племен. Следы насильственной смерти и факты разграбления могил, которые Д.А. Крайнов связывает не с носителями волосовской культуры, а с какими-то новыми пришельцами, отмечены и в погребениях поздних фатьяновских могильников на верхней Волге (Волосово-Даниловский, Фатьяновский и др.)
[Крайнов, Гадзяцкая, 1987, с. 76]. На волосовском поселении Николо-Перевоз II обнаружено коллективное фатьяновское захоронение с девятью погребенными, которое прорезало волосовский слой. В костях некоторых скелетов были наконечники стрел. Три из четырех экземпляров по форме близки к сейминским, найденным также в костях в абашевском Пепкинском кургане, и отличаются от них менее выраженными шипами. Один наконечник из могильника Николо-Перевоз II, как и некоторые из Пепкино, имеет обломанный черешок [Раушенбах, 1960, с. 34, рис. 4, 7–10; Третьяков, 1990, с. 121–123]. Возможно, здесь фиксируется тот же процесс, что и в средневолжских абашевских курганах с коллективными захоронениями и сейминскими наконечниками стрел в костяках. Все это, вероятно, свидетельствует о сосуществовании во времени носителей балановской культуры (поздний этап развития фать-яновско-балановской общности) с западными сеймин-ско-турбинскими племенами.
Наиболее отчетливым вопрос о «восточном» направлении культурных связей населения севера Среднего Поволжья в эпоху бронзы становится при рассмотрении сейминско-турбинской проблемы. Некоторые историографические аспекты и соотношение сеймин-ско-турбинских памятников с абашевскими рассматривались мной ранее [Большов, 2006б]. Остановимся более подробно на характеристике чирковско-сеймин-ской (по А.Х. Халикову), или чирковской (по Б.С. Соловьеву), культуры. Хотя в конце 80-х гг. прошлого века А.Х. Халиков отказался от определения «чирковско-сейминская», о ставив за культурой название «чир-ковская», он все же продолжал объединять поселения чирковского типа с сейминско-турбинскими могильниками [1987]. Не совсем понятна позиция Б.С. Соловьева по этому вопросу. С одной стороны, он, казалось бы, не объединяет поселения чирковского типа с сей-минско-турбинскими могильниками, с другой – отмечает, что валиковая керамика Марийского Поволжья отражает контакты местных и сейминско-турбинских популяций, включавших носителей культур ташков-ско-кротовского типа, а сама чирковская культура «является результатом синтеза поздневолосовских, ба-лановско-атликасинских и “валиковых” культурных традиций» [Соловьев, 2004, с. 15–16]. Таким образом, о чирковской культуре как о результате культурогене-за носителей вышеназванных культурных традиций в лесном Среднем Поволжье можно говорить только применительно к постсейминскому времени. И не случайно, следуя логике протекания процесса формирования этой культуры, А.Х. Халиков относит ее заключительный этап к концу II тыс. до н.э. [1987, с. 139].
В.Т. Ковалева и О.В. Рыжкова, напротив, считают, что валиковая керамика появилась на территории Восточной Европы и Западной Сибири независимо друг от друга, и средневолжскую они не связывают с ташков- ской культурой [1991, с. 34]. Валиковая керамика севера средней Волги близка вольско-лбищенской с поселения Гундоровка в Самарском Поволжье, также имеющей характерную для средневолжской «змейку». Отмечается некоторое сходство в деталях вольско-лбищенской керамики с южно-уральской абашевской. И.Б. Васильев и П.Ф. Кузнецов считают, что укрепленные поселения вольско-лбищенского типа, которые они относят к среднему этапу эпохи бронзы, свидетельствуют о напряженной культурно-исторической ситуации [2000, с. 69, 71, 80]. Вполне возможно, что валиковая керамика Самарского и Марийского Поволжья отражает единый процесс проникновения на среднюю Волгу населения, не связанного с местными традициями. На поселении кротовской культуры Преображенка-3 сосуды с волнистым («змейка») и прямым валиком встречены в одном комплексе жилища [Молодин, 1977, с. 55]. Наиболее вероятна связь населения, изготовлявшего такую керамику, с регионами к востоку от Среднего Поволжья.
А.Х. Халиков связывал сосуды с налепными валиками и сейминско-турбинские бронзы с лесостепными сибирскими племенами, которые в середине II тыс. до н.э. проникали в Приуралье и Поволжье [1970, с. 44]. Валиковая керамика связывается с кро-товской культурой, могильниками Сопка и Ростовка. Отмечалась также выраженная близость чирковской культуры к зауральским и западно-сибирским [Халиков, 1987, с. 136]. Гипотезу о связи сейминско-тур-бинских бронз с валиковой керамикой поддерживал В.Ф. Генинг [Генинг и др., 1970, с. 40].
«Восточное» направление указывают и сеймин-ские наконечники стрел. Как уже отмечалось выше, в Среднем Поволжье они встречаются в костяках аба-шевских воинов (коллективные погребения Пепкин-ского кургана и кург. 12 могильника Алгаши). Черешковые наконечники сейминского типа с шипами известны и на чирковских памятниках: Чирковской, Юринской стоянках, Кубашевском и Васильсурском V поселениях, на которых найдена также керамика с валиком и «змейкой» [Халиков, 1960, с. 119; Соловьев, 2000, с. 131]. Они обнаружены вместе с такой же керамикой на поселениях кротовской культуры Прииртышья: Инберень X, Черноозерье IV и VI. Черешковые наконечники с шипами с этих памятников Н.К. Стефанова считает близкими пепкинским. Следует также отметить, что на поселении Инберень X найдена очковидная подвеска абашевского типа [Стефанова, 1988, с. 65, рис. 3, 6].
О «восточном» направлении культурных связей племен Среднего Поволжья в эпоху бронзы свидетельствуют и материалы сейминско-турбинского Юринского (Усть-Ветлужского) могильника. В них самая многочисленная категория орудий (7 экз.) – ножи с ромбическим навершием [Соловьев, 2005, с. 110]. Четыре аналогичных изделия найдены в Турбинском могильнике [Бадер, 1964, с. 85, рис. 78–80; Ефименко, Третьяков, 1961, с. 58]. По определению Е.Н. Черных и С.В. Кузьминых, это ножи разряда НК–14, которые являются наиболее типичными орудиями абашевской общности [1989, с. 101]. Аналогичный им нож со сточенным лезвием обнаружен в женском погр. 3 кург. 4 средневолжского абашевского могильника Алгаши [Ефименко, Третьяков, 1961, с. 58]. В этом же погребении найдены бронзовое составное украшение на кожаной основе, желобчатые браслеты и два сосуда, один из которых колоколовидной формы, с линиями-желобками под венчиком, имеет сходство с сосудом из коллективного погребения Пепкинского кургана [Там же, рис. 18, 2; Халиков, Лебединская, Герасимова, 1966, табл. I]. Как уже отмечалось, ножи разряда НК–14 были широко распространены в абашевской культурно-исторической общности. В Подонье они встречаются в могильниках начиная с развитого этапа доно-волжской абашевской культуры [Пряхин, Моисеев, Беседин, 1998, с. 13]. Можно отметить курган Селезни-2, где в трех из четырех погребений найдено пять таких ножей. Один из них обнаружен вместе с сосудом, аналогичным средневолжским из могильников Алгаши и Пепкино [Пряхин и др., 2001, с. 68, 69, 74]. Следует отметить, что в кургане Селезни-2 найден также наконечник копья разряда КД–30 (по: [Черных, Кузьминых, 1989]). Подобный наконечник обнаружен и в кургане Большая Плавица. Селезни-2 синхронизируется с погребениями Потаповского могильника, имеющими абашевско-синташтинские черты, и с синташтинскими комплексами Зауралья. Эти памятники ряд исследователей относит ко второй четверти II тыс. до н.э. [Пряхин и др., 2001, с. 80].
Форма для отливки вислообушного топора из Пеп-кинского кургана дает возможность достоверно определить тип абашевского топора. О.В. Кузьмина выделяет следующие его главные признаки: «вислый» обух и овальное сечение втулки [2003, с. 96]. Е.Н. Черных и С.В. Кузминых орудия этого типа относят к разряду Т–2 втульчатых топоров и связывают их с абашев-ским очагом металлургии и металлообработки [1989, с. 125–128, рис. 70, 1–3 ]. В Турбинском могильнике найдены три таких орудия. О.Н. Бадер называет их топорами камского типа и связывает с местным приуральским производством [1964, с. 84, рис. 69]. На Южном Урале два топора абашевского типа обнаружены на Мало-Кизыльском селище [Пряхин, 1976, с. 131, рис. 22, 8, 9 ].
Что касается абашевских украшений, то А.Х. Халиков отмечал аналоги желобчатых браслетов из Алга-шей в материалах Турбинского могильника. В них есть и браслет с разомкнутыми концами, треугольный в сечении, подобный пепкинскому из погр. 2 [Халиков, Лебединская, Герасимова, 1966, с. 20, 62, табл. IV, 6; Черных, Кузьминых, 1989, с. 133, рис. 73, 18], а также круглые в сечении браслеты с заходящими концами, аналогичные найденным в погр. 2 кург. 2 абашевско-го Туруновского могильника [Евтюхова, 1959, с. 149, рис. 9, 14]. В мог. 62 Турбинского могильника в большом количестве обнаружены витые проволочные пронизи [Бадер, 1964, рис. 87, А] – типичные для средневолжских абашевцев украшения [Большов, 2003а, табл. XVI].
Таким образом, «восточное» направление культурных связей населения севера Среднего Поволжья в эпоху бронзы прослеживается прежде всего по материалам сейминско-турбинского Юринского могильника, который и хронологически, и территориально занимает промежуточное положение между камским Турбинским и окским Решенским. Пройдя по территории средневолжских абашевцев, сейминско-турбин-ские племена включили в свой состав это население, о чем убедительно свидетельствуют абашевские керамические комплексы сейминско-турбинских могильников Сейминский и Решное.
Судя по рисунку А.П. Мельникова, опубликованному О.Н. Бадером [1970, рис. 64], один небольшой сосуд из Сейминского могильника (раскопки 1915 г.) явно баночный, характерный для средневолжской аба-шевской культуры. Посуда подобной формы и размеров не встречается в других культурах региона эпохи бронзы. Еще два сосуда на этом рисунке имеют округлое тулово и невысокую отогнутую шейку. Они также находят аналогии среди абашевской посуды. Керамика из раскопок Сейминского могильника 1929 г., опубликованная О.Н. Бадером как чирковско-сеймин-ская [Там же, рис. 86–87], тоже достаточно близка средневолжской абашевской. Более достоверно можно судить о керамике из могильника Решное, которую О.Н. Бадер связывает с абашевской культурой [1976, с. 45]. Известны шесть сосудов из этого могильника. Один острореберный (ребро расположено на середине тулова), с плоским дном и отогнутой шейкой, без орнамента. Другой сосуд близких пропорций и формы, но без выраженного ребра, орнаментирован вдав-лениями, образующими горизонтальную «елочку». Маленький чашевидный сосуд без выделенной шейки, сужающийся к плоскому дну, декорирован двумя волнистыми горизонтальными линиями и короткими резными вертикальными под венчиком. Два сосуда имеют колоколовидную форму и короткую отогнутую шейку. Один из них с вогнутым дном, украшен резными параллельными горизонтальными и под углом к венчику линиями. Последний сосуд имеет при-остренный венчик, округлые тулово и дно, орнаментирован в верхней трети параллельными горизонтальными линиями, вероятно выполненными зубчатым штампом. Е.Н. Черных и С.В. Кузьминых считают, что посуда из Решного соответствует керамике средневолжской абашевской культуры [1989, с. 228–229, рис. 103, 6–11]. Следует уточнить, что аналогии она находит в материалах могильников позднего этапа этой культуры в Волго-Вятском междуречье. Так, в керамическом комплексе могильника Пеленгер I два сосуда имеют вогнутое дно, один из них (из погр. 2 кург. 3) колоколовидной формы [Большов, 2003а, рис. 25, 2; 56, 3]; сосуд 2 из погр. 2 кург. 8 по форме идентичен сосуду с приостренным венчиком из могильника Решное [Там же, рис. 30, 2]. Следует отметить, что подобное оформление венчика является исключением для посуды средневолжской абашевской культуры. В материалах могильника Туруново известен аналог острореберного сосуда без орнамента из Решного, единственное его отличие – шейка менее выделена и отогнута. У другого сосуда баночной формы отмечено сужение тулова к плоскому дну, а еще у одного ребро слабо выражено и почти прямое тулово резко сужается к плоскому дну [Евтюхова, 1959, рис. 8, 16, 17, 20]. Таким образом, практически вся посуда из могильника Решное находит аналогии в материалах средневолжских абашевских могильников Пеленгер I и Туруново или у абашевских сосудов отмечаются тенденции, развитие и оформление которых наблюдается в решенском керамическом комплексе.
Существует гипотеза о стадиальном характере распространения захоронений литейщиков: катакомбный мир, фатьяновская, доно-волжская абашевская, пол-тавкинская, кротовская культуры [Молодин, Пряхин, 1998, с. 5]. К этому списку следует добавить балановскую и средневолжскую абашевскую культуры. Хорошо известны погребения металлургов-литейщиков в Пепкинском (средневолжская абашевская культура) и Чурачикском (балановская культура) курганах. В последнем найдены два медных вислообушных топора и формы для их отливки. Отмечаются и отдельные абашевские проявления: положение погребенного на спине, расчлененное захоронение. При этом следует отметить, что чурачикская керамика имеет типичные балановские черты.
Выделение типолого-хронологического пласта погребений с коллективными захоронениями и сей-минскими наконечниками стрел на средневолжских абашевских могильниках (Пепкино, Абашево, Алга-ши) дает основание предполагать массовое вторжение каких-то племен на абашевскую территорию. Вероятно, это связано с сейминско-турбинской экспансией на север Среднего Поволжья. Наличие сейминских наконечников стрел позволяет соотнести по времени выделенную группу коллективных погребений с такими памятниками, как Турбино и Сейма, Филатовка и Власовка, Синташта и Потаповка [Беседин, 1995; Большов, 2003б, с. 71].
Есть все основания считать, что в лесной полосе Среднего Поволжья абашевская, балановская, атлика-синская культуры (на определенных этапах развития), а также западные сейминско-турбинские (Юринский и Сейминский могильники) сосуществовали во времени. В абсолютных датах это может быть первая половина II тыс. до н.э.