К вопросу об этнических истоках и этнониме бурятского племени Булагат

Так, одни исследователи имя булагатского племени возводят к названию булагачин соболевщик (монг. булган соболь +суфф. деятеля -чин), которое в перечне наименований древних племен и народов, проживавших в Предбайкалье, фиксируется в письменных источниках «Сокровенное сказание монголов» (1240 г.) и «Сборнике летописей» Рашид-ад-дина (1304 г.) [22, с. 28]. Другие, в частности, Г.Д. Санжеев, отрицает предко- вость булагачинов к булагатам и не видит преемственности между этими наименованиями, поскольку усматривает в древнем названии не этноним определенного племени, а обобщенное обозначение лесных племен, занимавшихся пушным промыслом, которое стало известно из средневековой купеческой среды [28, с. 82-86]. Третьи, предложили отличную от предыдущего мнения версию, по которой слово булагат заключает тотемические корни и обозначало тотема (соболя) каких-то групп древних предбайкаль-цев, от которых и распространился в виде этнонима [21, с. 76]. Оппоненты усматривают не тотемическое происхождение, а топонимические истоки [34, с. 283-284], указывая, что этноним восходит к гидронимическому термину булаг 'родник [13, с. 108-109]. Учитывая данную версию сомнительной, отдельного мнения придерживается Б.Р. Зориктуев, связывающий этноним булагат с тюркскими словами була ' светло-желтый, буланый (в значении масти животного) и ат 'лошадь, которые при сращении дали лексическую форму, которая выступала племенным именем, отражавшее коневодческое занятие курыканской части предков булагатов, выделившейся сначала в отдельную социальную прослойку, именовавшуюся названием масти животного, а потом в этническое образование с тем же обозначением, но уже в составе бурят. При этом в самоназвании между була и ат вставляется звук - г, из чего появляется булаат - булагат / булагад [14, с. 125-128]. Данное мнение было раскритиковано Д.Д. Нимаевым, который отметил ряд погрешностей в этой версии. Например, отрицание возможности появления лишнего интервального - г, поскольку в монгольских языках наблюдается совершено противоположный процесс - процесс ассимиляции этого интервокального звука и т.д. [23, с. 142-144]. По следующей гипотезе, предложенной Б.З. Нанзатовым, образование слова булагат также связывается с тюркским языковым фондом, где основой выступает лексема булга: 1) перемешивать, смешивать; 2) мутить; 3) досаждать, обижать, вредить; 4) сеять смуту. Из этих значений выбор пал на первое и последнее, в итоге булга+д (окончание мн.ч.) ^ булгад - «смешанные» либо «смутьяны». Носителями этого названия по данной версии признается тюркоязычная в основе группа, которая и привнесла его в Предбайкалье [22, с. 27-29].

Из приведенных версий склоняемся к соображению Г.Д. Санжеева и считаем отчасти близкой к смысловому разрешению с позиции лингвистического сопоставления гипотезу Б.З. Нанзатова, но не оправданной, с точки зрения соответствия этнографической реалии. Поскольку этническое ядро булагатов, как мы считаем, имеет монгольские корни (см. ниже), нежели тюркские, как предполагает ученый (и ряд других исследователей). С другой стороны, маловероятно, чтобы булагаты по отношению к себе применяли понятие «смешанные». Во-первых, еще до недавнего времени они сохраняли «чистоту» рода, хорошо знали, судя по родословным преданиям, кто именно булагат (Тугалаковец - см. ниже), а кто нет. Даже в русских источниках XVII в. четко определяются кто булагаты, а кто Аша-багаты, Готолы, Харануты и др. (считающиеся в современной литерату- ре булагатами), т.е. этнического смешения как такового не наблюдается, а название булагат уже существовало и, видимо, не в смысле «смешанные». Относительно значения «смутьяны», предполагающее понятие «подстрекать к смуте, мятежу или раздорам», то оно по логике должно иметь отношение к объекту нападения/подчинения, чем его источнику, а поскольку булагаты, в известной мере, например, к моменту прихода русских в XVII в. представляли ведущее объединение среди бурятских родоплеменных групп, по выражению Ц.Б. Цыдендамбаева, племя «номер один» [34, с. 293], то вряд ли их самоназвание выражало определение «бунтарей». Следовательно, считаем спорной попытку возвести название булагат к тюркской основе, хотя ее отдельные определения («досаждать, обижать, вредить») сопоставимы со значением слова, имеющее бурят-монгольское происхождение.

К приходу русских в XVII в. ареал расселения булагатов охватывал бассейн верхнего и среднего течения р. Ангары, т.е. племенная территория располагалась между землями, занятыми другими бурятскими образованиями: с юго-западной стороны хонгодорами Присаянья, северо-западной - джунгаро-ойратскими группами Нижней Ангары, северо-восточной -эхиритами Верхоленья и юго-восточной - хоринцами Приольхонья и Забайкалья. Иными словами, булагаты географически занимали как бы центр этнической территории бурят. Результатом такого месторасположения племени является не только его лидирующая позиция среди бурятских объединений того периода, но и позднее формирование группы. По нашему мнению, время сложения племени относится к XV-XVI вв. и связано с историей военных действий восточных монголов против западных, т.е. ойра-тов. Известно, что походы были направлены на объединение разрозненных областей Монгольской империи. Вследствие таких акций к границам Предбайкалья (Прибайкалья) прибыли группы кочевников, впоследствии сформировавшие бурятское племя булагат. Однако в начале, как мы полагаем, они представляли военизированные группы, призванные для осуществления интеграции Предбайкалья в централизованное государство. Поскольку следствием военной экспансии данной территории, как мы полагаем, свидетельствует слово булагат в значении 'захватчики, которым обозначались собственно монгольские пришельцы. Полагаем, что апеллятив-ной основой лексемы булагат является слово бурятского/монгольского происхождения: булга 'сбить, сломать, 'смещать [35, с. 150], 'нападение, захват [7, с. 275] и суффикса мн. числа - д .

Следовательно, носителями имени булгад/булагат изначально являлись монголоязычные группы воинов, которые через Тункинскую (Тор-скую) долину, вторгшись в Предбайкалье, покоряют племена, населявшие Приангарье (долины рек Куды, Алари, Унги и т.д.), потом Верхоленья и других местностей [5, с. 195; цит. по: 11, с. 81; 32, с. 79]. При этом в привычной степнякам традиции эта военная среда была тесно связана с волчьей символикой, поскольку такое явление часто встречалось во многих культурах Центральной Азии, когда образ зверя соотносился с воинскими и охотничьими объединениями.

Соотношение воинов с образом волка было следствием подражания характерным особенностям зверя как охотника, добытчика. Притом, как неутомимого, бесстрашного и беспощадного к затравленной жертве. Следовательно, воинское объединение ассоциировалось с волчьей стаей, которая к тому же демонстрирует строгий иерархический порядок, столь необходимый для организации военных действий (разведки, выслеживания, диверсии, окружения, нападения, преследования, захвата, уничтожения и пр.). И в то же время связь воинов с образом волка обусловлена мифологическими воззрениями, где зверь выступал в качестве покровителя, охранителя и вдобавок как духа, воплощающегося в них. Отсюда наименование волка или названия его характерных особенностей поведения и окраса, отдельных частей тела и физических способностей, выступали в качестве обозначения отдельных воинов или целых групп, связанных с военными действиями [33, с. 17].

Полагаем, что основу бурятского племени булагат представляли именно те группы или подразделения воинов-кочевников, которые отождествлялись с образом волка. При этом каждая из них имела свой собственный волчий маркер, который сохранился в виде родовых названий булага-тов. В частности, об этом определенно свидетельствует этнонимия коренных булагатских родов, которые по сведениям генеалогических преданий составляли шесть объединений, включаемых в число прямых потомков Ту-галака, основателя главной и одноименной группы племени. В литературе они известны как Алагуй , Хурхуд , Далхай , Бурюха , Хойго и Саган . Но, следует отметить, что в устной традиции, эти названия сочетаются с дополнительными лексемами и компонентами, которые, по нашему мнению, уточняют смысл наименований и указывают на определенные внешние и функциональные характеристики волка.

Так, наименование Алагуй соотносится с фразой Ама Сагаан Алагы , которая на бурятском языке репрезентирует понятие «беломордый, пегий» (волк). Доказательством этого значения, во-первых, является перевод данного словосочетания - ама 'рот, пасть; сагаан 'белый, светлый; алагы от корневой основы алаг 'пегий и частицы утверждения - ы , а во-вторых, наименование «беломордый, пегий» было обусловлено наличием в природе волков с соответствующей окраской. Как пишет ученый-зоолог Д.И. Бибиков, волки с разношерстной (пегой) окраской - темным верхом на спине и бокам тела, светлым оттенком на брюшной полости и ног, а также белой нижней частью морды и шеи - самые типичные дикие животные районов Сибири и Центральной Азии. Также в окраске волков этих регионов обнаруживаются такие цветовые тона как серо-бурый, буровато-палевый, светло-белесый, ржаво-охристый, буровато-черный и др. [6, с. 28-30, 64], которые, несомненно, были известны этническим группам данных территорий, занимавшихся охотой и скотоводством. Соответственно, каждый окрас в лексическом отношении имел свое обозначение.

В свою очередь, на подобную к приведенным данным цветовую привязку указывает семантика названия Хурхуд (в литературе встречаются варианты Куркут/Куркат), которое в фольклорной версии предстает лексемой Xy3YY Сагаан ХYpхYYд, имеющее значение «белошейные, буренькие» (волки). Подтверждением этого является перевод с бурятского языка компонентов XYЗYY(н) шея, а xYpxYYd от уменьшительно-ласкательного корня хYpэхэн 'коричневенький, буренький и аффикса множественности -YYd, которые при стяжении хурэхэ (н)+YYд развились в слово XYP(э)XYYd ^ XYPxYYd •

Следующим названием, содержащим указание на окраску волка, является фраза Далхай - Боржин Далхай , которую можно интерпретировать как «серобокий» (волк). Объяснением являются переводы с бурятского языка слов боржин и далхай . Первое образовано от стяжения корня бо-ро 'серый и аффикса, показывающего наличие признака - жин / жон , который имеет варианты шон / шиг . Например, боршон / боршиг . Кстати, по материалам И.Н. Мадасона, имя Боржин Далхай записано в форме Боршон / Боршиго Далхай [16, л. 15; 17, л. 129], что свидетельствует о вариации словообразовательного форманта. Второе слово также происходит от стяжения корня дала ' лопатка, плечо’ и аффикса с уменьшительным значением - хай , отсюда дал ( а ) хай .

Продолжением подобного рода названиям относится лексема Бурю-ха , которая в отдельных говорах предбайкальских бурят обретает другие формы звучания. Например, кудинцам характерно произношение берю-ха / барюха [8, с. 10], а осинцам бируха . Как пишет С.С. Балагунова: там, где представлен гласный -у в словах некоторых бурятских говоров, в осинском подговоре наблюдается появление - э / и [3, с. 43]. Заметим, что лексема бируха отмечается в материалах С.П. Балдаева, видимо, записанная со слов информантов указанной группы (либо респондентов из местностей территориально близких к ним) и к которой соответствует фольклорная фраза бирууха тYpгэн . Следует отметить, что это название, согласно материалам ученого, не связано ни с одним из бурятских родов, представленных в его работе «Родословные предания и легенды бурят» (1970). Однако по сведениям других источников эта лексема, зафиксированная как бурюу-ха тYpгэн [17, л. 95, 98], представляет имя одного из предков в генеалогической традиции булагатских родов Олзой , Муры и Хулмэнгэ . Об этом свидетельствуют материалы М. Малагасаева, составленные в начале XX в. По его сведениям, жители унгинской долины (совр. Нукутский район) являются потомками Брюхатургена (т.е. Бурюуха ТYргэна) [18, л. 15], выступавшего отцом Бумола/ Бомола, от которого происходят роды Олзой , Муры и Хулмэн [19, л. 1 -2].

Что касается этимологии словосочетания бурюуха түргэн, то здесь, на наш взгляд, первый компонент выражает цветовую номинацию, а второй элемент указывает на особые физические качества определенного нами дикого животного. Полагаем, что исходной основой термина бурюуха выступает бурятское слово бур(и) в значении 'ил, глина, 'плесень в союзе с аффиксом, указывающим на присутствие признака -юу и формантом -ха, который, по мнению филолога А.Г. Митрошкиной, является уменьшительно-ласкательным суффиксом [20, с. 58, 62]. Т.е. развитие этого слова выглядит следующим образом: бур + юу + ха ^ бурюуха. В итоге лексема выражает значение, которое можно определить, как «подобный цвету ила, глины (или плесени)», т.е. указывает на серый/темный окрас. С другой стороны, можно видеть корреляцию значений слов бурюуха и бумол/бомол (буумал), выступающими именами предков указанных групп булагатов, что является неслучайным соотношением. По нашему мнению, термин буумал имеющий значение 1) ниспускающийся, ниспадающий, 2) молния [35, с. 159], также могло применяться для эвфемического названия волка, согласно представлениям бурят, как имеющего небесное происхождение: тэнгэрийн нохой 'небесная собака [32, с. 17]. В связи с чем, вероятно, возник вариант имени Буумал Сагаан Ниспускающийся Белый, которое фиксируется в отдельных преданиях [4, с. 160; 32, с. 75]. Отметим, что в традиции народов Центральной Азии эпитет «белый» символизирует связь с верхним миром. Примечательно, что подобные эпитеты (тэнгэри буу-мал 'небесного происхождения, буумал онготой 'с небесным духом', цага-ан онгон 'белый, светлый дух’) для обозначения «небесной собаки» используют баргуты, близкие по культуре к бурятам монголоязычный народ, проживающий на северо-востоке Китая [25]. Следовательно, эпитет «ниспускающийся, белый» может подразумевать сакральность волка (тотема) и было еще одним наименованием, параллельно употребляемым с бурюуха, которое в сочетании с лексемой тургэн ' быстрый, проворный имеет значение «темно-серенький быстрый» (волк).

Добавим также, что фразы бурюуха тургэн и буумал (или буумал сагаан ) в генеалогических преданиях являются именами не двух отдельных предков, а взаимозаменяемыми наименованиями в прошлом одной группы, ставшей основательницей булагатских родов унгинской долины Олзой , Муры и Хулмэнгэ . Кстати отметим, что реминисценцией представлений о волке как предке, имеющего небесное происхождение, для унгин-цев являлся обычай, при котором они, убив зверя, снимали с него шкуру вместе с головой, дыхательным горлом, сердцем и легкими и совершали обряд хурылха («призывание благодати»), для привлечения удачи на облавных охотах. После их окончания голову с данными внутренними органами отделяли от шкуры и помещали на крыше амбара или сарая [32, с. 48].

По поводу еще одного названия Хойго (варианты Хойхо, Сейгот, Хойбот), которое в устной традиции бурят известно под именами Һойго (мн. числе haйгод/Нойгууд), Нарин haйhо [4, с. 166] и Сагаан hойбо [5, с. 129] следует сказать, что эти обозначения в целом подразумевают волчью манеру поведения, отражающую специфику охотничьей повадки и характеристику окраса шерсти. Сказанное обуславливает этимология указанных лексем на основе бурятского языка. Так, термин нарин переводится как 'тонкий, стройный, изящный, искусный. При этом он относится к категории усилительных слов при существительных, прилагательных, наречиях и глаголах, а также имеет категорию ласкательного определения. В свою очередь, слово койго/койка/койбо, на наш взгляд, близко по смыслу такому однокоренному лексическому образованию как койхо 1) привязывать кого-что-л.; 2) перен. держать кого-что-л. в каком-л. положении; 3) стоять, поджидая, стоять в настороженной позе, подкараулить; 4) делать стойку на соболя и белку [35, с. 558]. Следовательно, корневая основа кой указывает на такие значения как «задержать, схватить, подстеречь, поймать на ловушку». В итоге, основа кой с помощью суффикса - го, который, как отмечает А.Г Митрошкина, имеет уменьшительное значение [20, с. 58], а также формантов действия -ко и -бо образуют названия койго/ койко/ койбо, значения которых может быть истолковано как «ловец», «перехватчик». Примечательно, что именно так в современной охотничьей среде и литературе обозначают волков, притаившихся в засаде, на ловушку которых другие члены стаи загоняют жертву [6, с. 311].

Что касается цветового обозначения - сагаан в лексеме койбо , то оно может подразумевать сакральность зверя и в то же время масть волка, видимо, со светло-серым (белесым) окрасом шерсти, который встречается в лесах и степях Южной Сибири, в частности, Прибайкалья и Забайкалья [6, с. 29, 44]. У некоторых групп бурят его называли белым волком, считавшимся священным животным, связанным с Небом [10, с. 49]. Однако у бу-лагатов в категорию небесного животного включался не только волк с указанной мастью, но и с другими оттенками шерсти, хотя присутствие светлых тонов в окраске зверя считалось маркером духовной связи с божественными силами высшего уровня. Таковыми в булагатской традиции выступают Небо и западный хат - мифический прародитель бурятского племени Буха-нойон, который возглавляет сонм божеств небесного происхождения, выступающих хозяевами горных вершин и отрогов Восточных Саян. Отсюда волк считался «собакой» не только Неба, но также западного хата Буха-нойона [32, с. 154, 249]. Здесь связь волка с родоначальником бу-лагатов Буха-нойоном отражает мифологическое воззрение, сопряженное с идеей предковости со стороны дикого животного.

Также добавим, что на тотемический культ волка у булагатов указывает ритуальное действо, которое совершалось на свадебном обряде ку-динских бурят. По описанию М.Н. Хангалова, после обряда брызгания та-расуном (молочной водкой) божествам-покровителям, который проводился на улице, перед сватами, присевшими на правой стороне от юрты родителей жениха, на стол клали кожу от головы волка, белую войлочную сумку со священным шаманским предметом (онгон) и ритуальные блюда из мясных продуктов. Сакральные элементы использовались при благословлении жениха и невесты, совершаемые тремя стариками онгони ебегед (букв. «старцы духов-предков»), восседавшими направо от сватов [32, с. 79]. В данном случае, как пишет Н.Б. Дашиева, место расположения и название старцев в ритуале указывают на их статус как старших по генеалогии, выполняющих коммуникативные функции между сородичами и духами-предками, в том числе и духом тотемного предка в образе волка [12, с. 99]. В этой связи нельзя не отметить, что явление последнего посредством де- монстрации экстатического действа было свойственно шаманам кудин-ских, балаганских и идинских бурят [32, с. 145, 154, 395], т.е. булагатов, для которых волчий дух-онгон являлся покровителем, предком. Как отмечает М.Н. Хангалов, шаманы перевоплощаются только в тех животных, с образом которых соотносились их предки. Поэтому к животным, от которых шаманы не «происходят», они не могут обратиться [32, с. 145]. Из этого следует, что до недавнего времени племенная традиция сохраняла поверья о происхождении булагатов от волка, незримым олицетворением которого, в частности, выступают и названия коренных родов. Последнее из вышерассмотренных нами представляет именование нарин/сагаан Нойгод, которое в переносном смысле имеет значение «искусные/светло-серые перехватчики».

Осталось коснуться наименования родовой группы Саган . Судя по вышеизложенному, оно восходит к слову, которое в комбинации с другими терминами и в единственном числе, как в данном случае, представляет устойчивую лексему, активно применяемую в обозначении окраса волка. Тем не менее отметим, что в генеалогических преданиях бурят, собранных у кудинских булагатов, ведущих свое происхождение от Сагана, имя своего предка они дают как в форме Сагаан , так и Сагаалаг [8, с. 12] или Сагаа-наг [17, л. 65, 69, 138], что является неслучайным обстоятельством. Поскольку думаем, что последние термины являются праформами указанного ранее наименования, и которые в силу простоты употребления в речевой практике приобрели сокращенный вариант сагаан . К тому же в этом не в последнюю роль сыграла смысловая близость. Тем не менее, лексические формы различаются некоторыми оттенками значений. Так, при рассмотрении лексем сагаалаг и сагаанаг выделяется производящий корень сагаа ( н ) и словообразующие аффиксы - лаг и - наг , которые показывают и характеризуют наличие признака. Следовательно, эти лексемы указывают на цветовую характеристику объекта, который был не просто белый, а скорее серо-белый, т.е. седой или сивый. Последнее значение, как известно, было сопутствующим компонентом названия волка, которое было популярно у многих народов и в том числе у бурят, в частности, у сагановской группы булагатов. В качестве свидетельства тому приведем отрывок обрядового текста, посвященный предкам рода Шаралдай :

Шаралдайтнай удхалаНан удха По происхождению Шаралдаевцы Боро соохор моритон         Владеют серо-пегими лошадьми,

Боро шоно хYдэргэтэн. .        имеют накидки из шкур сивых волков.

[4, с. 24].

В этой связи интересно отметить, что, по представлениям бурят и баргутов, только мужчины, наделенные особой духовной силой (НYP НYлдэтэй/сYлдэтэй), могут носить шубы из волчьей шкуры. Например, это охотники и воины [26], которые в прошлом представляли социальную группу с особым статусом и соответствующим волчьим символом. Исходя из этого полагаем, что предки Шаралдаевцев, так называемые Сагановцы, были причастны к указанному сословию людей, образ которых, в свою очередь, стал источником появления фольклорного выражения х.убууд бэ- шэ хүхэ шонод («не молодцы, а сивые волки») [24]. В современное время кудинские буряты эту фразу относят к молодым людям мужского пола, на- деленных такими качествами, как сметливость, решительность, ловкость, выносливость и энергичность. В прошлом же в образе сивого волка кудин-цы представляли себе воина (и охотника). Например, это получило отражение в эпическом произведении «Аламжи Мэргэн», в котором герой сказания в борьбе с противником оборачивается в сивого волка [9, с. 176 177]. Также свидетельством отождествления воина с волком являются сюжеты из эпоса «Гэсэр». К примеру, в кудинском варианте сказания эпические богатыри воплощают волчий ум (шоно hанан), выражающий, по представлениям западных бурят, твердость характера и непоколебимую волю

[35, с. 617]:

Абай Гэсэр хүбүүн ! гэжэ .

Мэнэн хүүрээ хэлэбэл даа .

Тантай ла ябахада

Бахтиирнууд биди байналди ,

Тан үгэй хадаа

Ямар хани бахтиир байнамди ?

Энээнэhээ хойшо гэнэн ябадалаа мартахамнай ,

Шоно hанаа hанаахамнай ,

Шулуун зүрхэ зүрхэлхэмнай ! гэжэ

Мэнэн хүүрээ хэлэбэл даа .

В унгинском варианте эпоса

Абай Гэсэр молодец! Такие слова говорил. Вместе идти

Богатырями мы становимся, Без вас

Какой я воин богатырь?

С этого времени обычный путь забудем Волчью мысль задумаем Каменное сердце приобретем!

Такие слова он произнес. [1, с. 58 59].

герои обладают не только волчьим

умом, но и звериным аппетитом:

Абай Гэсэр хаан                             Абай Гэсэр хан со своим

Эржэн Шуумар баатартаа hуужа ,           Эржэн Шуумар батором

Шоношолжо залгиба ,                      По-волчьи заглатывает,

Шубуушалжа сумсэбэ .                    По-птичьи клюет.

[2, с. 96, 246].

Резюмируя сказанное, отметим, что образ волка как символа силы и доблести воина занимал важное место в традиции булагатов, особенно его значительная роль была характерна для периода военной демократии. Кроме того, он как сакральное существо был табуирован, отражением чему являются вышеуказанные эвфемические наименования булагатских родов. Причем большей частью эти названия имеют форму уменьшительно-ласкательного наклонения, выражающие положительное отношение к объекту. Впрочем, у бурят существовали и другие иносказательные названия волка: арзагар шүдэн оскаленные зубы, нооhон толгойто мохнатоголовый, шэрүүн жесткий, хээрын хүхэ степной сивый, ута hүүлтэй длинохвостый [35, с. 617], хүдөөгэй таабай лесной дедушка, хээрын но-хой степная собака и т.д. [10, с. 49]. Подобные названия свойственны и монголам: молхоо хүрэн бурый ползун, их амтай большеротый, бор дахт ' в бурой дохе, сурхий баатар 'ловкий и др. [36, с. 54].

Все эти названия содержат меткую, точную и яркую характеристику внешности, нрава и поведения зверя, которые были хорошо известны кочевникам Южной Сибири и Центральной Азии, в том числе и предкам булагатов. Как скотоводы и охотники, они прекрасно знали и понимали мир дикой природы, его краски и обитателей разных зон. Особенно чем они выделяются и какими специфичными свойствами обладают.

Но с другой стороны, думается, что волчьи эпитеты булагатских групп, восходящие к образной лексике, могли одновременно представлять их боевые кличи, которые использовались во время войн и облавных охот. Кстати, такого рода кличи, имевшие военное назначение, отмечаются в традиции забайкальских бурят-хоринцев [34, с. 229]. Однако смена военно-охотничьей эпохи более мирной приводит к отступлению хищных образов на второй план, но заметим, что эпическая традиция, которая сама является результатом военной и охотничьей идеологии, сохраняет представления о волчьем символе [33, с. 17]. Последнее еще присутствует в религиозной и бытовой традиции и заключено в этнонимии.

Таким образом, видно, что родовые названия булагатов, как и само племенное наименование, этимологизируются на бурятском языке, следовательно, происхождение этнического ядра племени имеет монгольские корни и у которого в традиции проявлялось особое отношение к волку как тотемному животному и символу воинов. Последнее означает, что булага-ты изначально представляли общность не этнического, а социального типа, похожую и на племя, и на войско. Поэтому в качестве военной силы они выполняли определенную задачу, направленную для покорения новых территорий, в частности, Предбайкалья, находившегося (примерно с XV в.) вне сферы влияния позднесредневековой Монголии (кон. XV-XVI в.), которая, с момента распада (кон. XIV в.) империи Юань на отдельные независимые уделы, старалась путем военных действий восстановить единство государства и установить свою гегемонию в неподконтрольных регионах Центральной Азии и Южной Сибири. Соответственно, булагаты являлись частью этой политики, которая, в частности, отобразилась в их самоназвании - булгад ’захватчики, являвшееся изначально соционимом, но в итоге ставшее этнонимом.

В то же время действия булагатов стали той основой, которая предопределила возникновение этнонима бурят. Поскольку значение последнего, с нашей точки зрения, этимологизируется с тюркского языка как «рыскающие/крадущиеся собаки» (бура 'кружить, обвивать [30, с. 264265] + ыт собака, пес [29, с. 385] = бураыт ^ бураэд/буряад). Данное обозначение, сопряженное с волчьим тотемом булагатов, выступало их прозвищем, которое со временем было принято ими как второе наименование, употребляемое до XVIII в. с приставкой барга («барга буретт») [15, с. 264], переводимая с бурятского языка как 'грубый, некультурный, первобытный [35, с. 116], но подразумеваемая как «дикий». Отсюда барга бурят - «дикие рыскающие собаки» или «дикие крадущиеся псы», т.е. «волки» (була- гаты). В этом случае первый компонент этнонима, который впоследствии вышел из употребления, ранее использовался для разъяснения значения второй заимствованной лексемы. Получается, что в прошлом носители этого «прозвища» хорошо разбирались в его значении и происхождении, поскольку тесно соприкасались с тюркским элементом местного населения Предбайкалья, который в прошлом, видимо, был представлен значительным составом, имевшим много общего в области материальной культуры и языка с этническими группами Саяно-Алтайского нагорья. Примечательно то, что у сохранившихся до наших дней части этого компонента тофаларов в обозначении монголов применяется слово адай [27, с. 19], имеющее значение «собака» [31, с. 17, 379], что сопоставимо с прозвищем булагатов, которые, по сути, также являлись монголами, бывшими на военной службе кочевого государства. Об этом обстоятельстве может косвенно свидетельствовать еще одно фольклорное имя булагатов  Гур-бурят [32, с.

75], поскольку первый компонент может восходить, во-первых, к термину гүрэн (монг. гүр ) государство, а, во-вторых, пониматься как верша, в переносном смысле науськивание [35, с. 232 233], т.е. «ловить, захватывать, нападать». Следовательно, рассматриваемое лексическое выражение имеет ту же основу, что и значение слова булагат .

Таким образом, проведенный анализ показывает о сложном характере процессов сложения и формирования этнических групп, возникновения этнонимии, что не дает нам в рамках одной статьи уделить внимание многим аспектам исследуемого вопроса.