К вопросу об устойчивости «зелёной повестки» в условиях мировых кризисов на примере поведения нефтегазовых компаний

Термин «устойчивое развитие» давно вошел как в экономическую науку, так и в практическую деятельность компаний. Со временем стало понятно, что для получения конкурентных преимуществ бизнесу требуется оптимизировать деятельность, улучшая и совершенствуя свои процессы. Предприниматели осознали, что для эффективного развития недостаточно одного только роста объёмов, и даже технологические нововведения не дают порой достаточного эффекта – необходимо постоянное совершенство- вание бизнес-подхода. В связи с этим со временем в обиход вошли в том числе и такие понятия, как устойчивое развитие, ESG, энергетическая эффективность, энергетическое сбережение и другие. Данные категории позволяют организациям не только улучшать показатели и привлекать инвесторов, кредиторов и потребителей, но и решать вопросы уменьшения негативного воздействия на окружающую среду, выстраивать благоприятные отношения с сотрудниками и другими заинтересованными лицами. Особенную актуальность инициативы устойчивого развития обрели с официальным признанием проблем изменения климата и загрязнения окружающей среды на межправительственном и государственном уровнях.

Такое признание имело вид рамочных соглашений, заключённых под эгидой ООН, в первую очередь Парижского соглашения, сменившего Киотский протокол [5, с. 125], а также итогов Конференций ООН по изменению климата, таких как СОР 27, COP 28 [4, с. 25]. Последовала и разработка различного рода стратегий и законодательных документов, принятых отдельными странами, например, в ЕС была принята программа RePowerEU [7, с. 134], в которую изначально закладывались цели по удвоению мер повышения энергоэффективности, развитию возобновляемых источников энергии, а затем был добавлен отказ от поставок российского природного газа. Вообще же на данный момент такие глобальные инициативы, как достижение углеродной нейтральности, поддерживает крайне большой круг стран. Россия также признаёт необходимость подобных шагов и поступательно движется в этом направлении [6, с. 334].

Кроме стратегических документов, принимаются конкретные меры, ограничивающие возможности предпринимателей вести деятельность вне зелёной повестки. Так, применяются запреты на выпуск продукции с определёнными техническими характеристиками, вводятся налоги и сборы на углеродный след [3, с. 750] и т. д.

С другой стороны, всё бóльшая доля покупателей продукции и потребителей услуг во всём мире при осуществлении выбора уделяет внимание «зелёному» реноме компаний и соответствию продукции ESG-тенденциям. То, насколько устойчивое развитие важно при выборе товаров, хорошо демонстрирует такое явление, как «зелёный камуфляж», когда бизнес пытается недобросовестным образом сыграть на карте экологичности, энергоэффективности, при том что по факту это не соответствует действительности. Отметим, что подобная активность заметна не только среди малоизвестных компаний, пытающихся таким образом завоевать место на рынке, но и среди международных гигантов. Пожалуй, наиболее известным случаем стал скандал 2015 года с автопроизводителем Фольксваген (событие получило название «Ди- зельгейт» по аналогии с Уотергейтским политическим скандалом): автопроизводитель широко рекламировал технологии, связанные с новыми дизельными двигателями, и искусственно занижал результаты измерений выбросов, применяя оборудование специального характера. Когда обман был раскрыт, компанию ждали серьёзные финансовые и репутационные потери [8, с. 158].

С другой стороны, инвесторы, особенно корпоративные игроки биржевого рынка, уже давно делают критерий следования принципам устойчивого развития одним из основных при выборе потенциальных активов, наряду с привычными показателями устойчивости, рентабельности и т. д.

Казалось бы, ESG-повестка прочно вошла в мировую экономическую систему, всё больше определяя поведение её участников. И даже такие традиционно «грязные» отрасли, как нефтегазовая, уже в 2010-е гг. стали активно переходить на стратегии, отвечающие основным принципам устойчивого развития. Постоянный рост активов, связанных с возобновляемыми источниками энергии и смежной деятельностью, снижение выбросов, повышение энергоэффективности стали новой визитной карточкой компаний индустрии нефти и газа.

Однако начавшийся в 2021 году мировой энергетический кризис, усиленный наступившим вскоре мировым геополитическим кризисом с его экономическим и санкционным противостоянием, вынудил и государства, и компании порой в корне пересматривать свою политику. При этом наблюдается определённый дуализм: с одной стороны, всё так же декларируется приверженность борьбе с изменением климата и другим важнейшим инициативам [2, с. 119], и часть этих инициатив действительно выполняется; с другой стороны, происходят действия, однозначно противоречащие предкризисным планам. Достаточно упомянуть, что на государственном уровне в том же ЕС была запущена масштабная «реактивация» угольной промышленности, интенсификация производства горючих материалов из древесины и пр. [9].

На корпоративном уровне крайне иллюстративен именно пример нефтегазовой отрасли, которая постоянно находится «на виду» и которая предпринимала в целом значительные усилия по переходу к более «зелёной» повестке.

С наступлением энергетического кризиса вектор политики отрасли в целом значительно сместился в сторону традиционных направлений бизнеса. Для понимания разницы в подходах к ведению бизнеса в нефтегазовой индустрии до рассматриваемых событий и после их наступления достаточно сравнить слова Бернарда Луни, являвшегося генеральным директором одной из ведущих компаний отрасли, BP, в 2020 (в докризисной ситуации) и в 2022 (после насту- пления кризиса) гг. В 2020 году на пике ESG-тренда он обещал акционерам и клиентам компании осуществление стремительного перехода от традиционных источников энергии к возобновляемым [1, с. 165]. Всего два года спустя тот же CEO озвучил совершенно новый курс на интенсификацию развития традиционных направлений бизнеса. Были оглашены и конкретные цифры: увеличение инвестирования именно такой деятельности на 500 миллионов долларов. Планы британской компании не расходятся с её реальными действиями: согласно статистическим данным, уже в первом полугодии 2022 года, когда переход к новой политике только начал осуществляться, добыча нефти и газа возросла на 2,6 % по отношению к соответствующему периоду 2021 года [10].

Заметим, что BP не является исключением из общей картины. Другой крупнейший игрок рынка, Shell, в 2022 году через свою дочернюю компанию Brasil Petroleo Ltda. подписал соглашение о разделе продукции для приобретения 25 % месторождения Atapu в Бразилии. Выплата составила 1,1 млрд долларов США. В свою очередь, компания Total летом 2022 года объявила о запуске трех энергетических проектов в Анголе (1 нефтяное и 2 газовых месторождения) Планируемые инвестиционные вложения в проект были оценены в 850 млн долларов США. Заметим, что оператором проекта является итальянская нефтегазовая компания Eni, среди других партнёров – BP с долей почти в 12 % [11].

Речь не идёт о подобных действиях только со стороны компаний из EC, наиболее пострадавшего от энергетического и геополитического кризиса.

Так, американская ExxonMobil активно развивает месторождения Гайаны. В 2022 году была начата добыча уже на второй фазе месторождения Liza (шельф Гайаны), с целью скорого достижения уровня добычи в 220 тыс. барр./сутки [12].

В то же время Chevron интенсифицировала свою деятельность на Кипре, выпустив совместное с правительством острова заявление о том, что разработка местного морского газового месторождения будет ускорена для раннего начала поставок в страны ЕС и Египет. Извлекаемые запасы месторождения оцениваются в 4,5 трлн м3 газа. Здесь же работают нидерландская Shell и израильская NewMed Energy [12].

Компании из других регионов мира таким же образом развивают традиционные направления деятельности, не отказываясь, впрочем, на словах от своей приверженности идеям устойчивого развития. Китайская национальная нефтегазовая корпорация CNPC произвела ввод в эксплуатацию нового газового месторождения в Туркменистане (территория «Багтыярлык») и не скрывает своих планов по дальнейшему масштабированию сотрудничества [13]. Малайзийская нефтегазовая компания PETRONAS за первый кризисный квартал 2022 года в своей отчётности сразу же показала рост добычи сырой нефти и природного газа [14]. Весной 2022 года бразильская государственная компания Petrobras, несмотря на ранее озвученные планы, заявила, что отменяет продажу 50 % доли в крупном нефтяном месторождении Marlim в соответствии со стратегией компании [15].

Обзор высказываний официальных представителей и глав нефтегазовых компаний, публикаций отраслевых журналов и новостных агентств, а также отчётности самих бизнес-структур показывает, что в целом такая ситуация в последние два года наблюдается по всему миру: отрасль делает разворот в сторону операций с нефтью и газом, основываясь, во-первых, на соображениях энергетической безопасности, а во-вторых, на благоприятных условиях для получения дополнительной прибыли. Однако общая политика в отношении вопросов экологии, климата и пр. остаётся как бы неизменной.

Это показывает, насколько, казалось бы, прочно устоявшаяся основа в виде устойчивого развития может уходить на второй план при условии наступления кризисных условий. Особенно же важен тот момент, что в деятельность коммерческих структур в большой степени вмешивается и политическая воля государственных институтов и лидеров стран. Таким образом, можно сделать вывод о том, что ESG-повестка остаётся одной из важнейших для коммерческих структур и общественных институтов, но может достаточно легко трансформироваться и даже отходить на второй план при наличии неблагоприятных условий в широком понимании (в частности, в виде угрозы энергетической безопасности) и новых возможностей в более узком смысле (получение дополнительной прибыли).