Как найти дом Достоевских? Заметки по поводу несостоявшейся сенсации

В статье археолога А. С. Сыроватко «Где в сельце Даровом находилась усадьба Достоевских?», напечатанной в последнем номере «Неизвестного Достоевского», заявлено: «Следы Достоевских следует искать не только за пределами пятна застройки, но и за пределами современных границ музея» [Сыроватко, 2021: 171], то есть территория действующего Музея-усадьбы «Даровое» не имеет никакого отношения к Ф. М. Достоевскому. Вывод и самый заголовок статьи выдают претензию на сенсацию. Ради нее автор пошел на избыточные обобщения: если им верить, то пропала « усадьба Достоевских». На самом деле в статье речь идет лишь о местонахождении усадебного господского дома с прилегающей территорией, по смыслу же громкого заявления получается, что и входящие в усадьбу заповедные рощи, сады и пруд тоже не имеют отношения к детству великого писателя.

Скромнее высказались авторы коллективной статьи, давшие заключение «об отсутствии археологических свидетельств функционирования исследованной части усадьбы (в границах современного музея) в период проживания в ней семьи Достоевских (1832–1839 гг.)» [Сыроватко и др., 2021: 240]. Судя по всему, коллективная статья «об отсутствии археологических свидетельств» написана была раньше, а затем один из авторов уже от своего имени радикально заострил вывод: дом Достоевских «следует искать» в другом месте.

Конфликт интерпретаций

Каковы аргументы для столь безапелляционного суждения? Они строятся на интерпретации проводившихся в Даровом с 2005 г. археологических исследований, результаты которых печатались достаточно регулярно (перечень публикаций см.: [Сыроватко, 2021: 173–174]). Сама интерпретация держится на следующих соображениях:

• •    в центральной части усадьбы вокруг существующего флигеля и внутри него обнаружены в раскопах предметы либо XVIII — начала XIX вв., либо после 1850-х гг.;

• •    таким образом, «мемориальный период», т. е. период пребывания здесь семьи Достоевских (1832–1839) находками на означенной территории не представлен;

• •    если мы не нашли никаких материальных следов, значит, Достоевские здесь не жили.

В ответ на эти соображения, звучавшие и ранее, мы высказывали контраргументы [Бессонова: 163–164] и продолжаем на них настаивать:

• •    так называемый «мемориальный период», длившийся всего семь лет, не мог оставить много «следов». После 1852 г., когда имение переходит во владение семьи Ивановых, начинается по-настоящему активное и долговременное освоение территории, заметно «наследившее»;

• •    но и «следы» мемориального периода нельзя отвергать столь категорически: найденные археологами вещи XVIII — начала XIX вв. могли быть в обиходе семьи Достоевских и в тридцатые годы XIX в. ¹

Имея в виду первое возражение, А. С. Сыроватко рассуждает следующим образом: «…возможно ли существование на усадьбе дома, не оставившего археологических следов в виде остатков фундамента или подпольных частей? Теоретически да, но предполагать такое возможно при наличии других свидетельств обживания места и, в первую очередь, массового материала и датирующих артефактов» [Сыроватко, 2021: 157]. В ответ на это приходится повторить: семь лет слишком малый срок для формирования «массового материала». В археологии, занимающейся XIX столетием, более или менее уверенные атрибуции возможны при «шаге» примерно в четверть века, не меньше. В ином случае достоверность выводов весьма незначительна.

Тем не менее обратимся и мы вслед за оппонентом к «массовому материалу и датирующим артефактам», обнаруженным в раскопах на территории усадьбы.

Основным посылом для заключения послужила керамика. Датируя яму 35 (см. Илл. 1 ) временем до 1832 г. (о чем чуть ниже), археологи зафиксировали в ней образцы глиняной посуды «с двойным валиком на внешней стороне, неизвестные в остальной части усадьбы» [Сыроватко, 2021: 155]. На этом основании и был сделан вывод, что нынешняя центральная часть усадьбы, где, напротив, превалировали находки глиняной посуды с одинарным валиком, обживалась гораздо позднее. Основание несколько шаткое. Во-первых, одинарные валики на керамике были обнаружены в единичных случаях также и в яме 1, и в культурном слое центральной части усадьбы [Сыроватко и др., 2021: 246, 248, табл. 1 и 4]. Получается, что превосходство ямы 35 не абсолютное, и утверждать, что двойные валики «неизвестны в остальной части усадьбы», некорректно. С другой стороны, в яме 35 попадалась керамика и с одинарным валиком [Сыроватко и др., 2021: 248, табл. 3], так что чистота в доказательной базе по поводу двойных валиков, увы, отсутствует. И во-вторых, на каком основании посуда с одинарным валиком отнесена однозначно ко второй половине XIX в.? Доказательства или хотя бы отсылки к имеющимся научным разработкам и классификациям в обеих статьях отсутствуют.

Другой аргумент. Монетные находки в усадьбе обнаружили «хронологический разрыв»: нет ни одной монеты чеканки с 1801 по 1843 гг. По мнению

А. С. Сыроватко, тем самым подтверждается вывод об отсутствии «следов» семьи Достоевских. Предполагается, что за семь лет (1832–1839) они просто обязаны были потерять хоть одну монету чеканки данного периода. А если не потеряли? Семь лет (за вычетом зимних месяцев) — не такой уж большой срок, да и аккуратность хозяев могла сыграть свою роль…

Илл. 1. Схема археологических раскопок на территории усадьбы Даровое в 2005–2020 гг. (опубликовано: [Сыроватко, 2021: 149])

Fig. 1. The scheme of archaeological excavations on the territory of the Darovoe manor in 2005–2020 (published in: [Syrovatko, 2021: 149])

Найденные два фрагмента «изразцов с белым фоном и синей поливной росписью, следует отнести ко второй пол. XVIII в.» [Сыроватко, 2021: 158]. Очень хорошо, но разве не могли они быть использованы и в начале тридцатых годов XIX в.? Мы знаем время чеканки монет и изготовления изразцов, но мы не знаем времени попадания их в культурный слой.

Еще интереснее история с фарфоровыми и фаянсовыми изделиями, обнаруженными в раскопах: «Только одно из них имеет клеймо, диапазон бытования которого перекрывает и “мемориальный период” (№ 241/19, 1832–1889 гг.). Еще одно клеймо 1830–1870-х гг. есть на обломке изделия фабрики Гарднера (1830–1870-е гг.). Все остальные относятся ко второй пол. XIX в.» [Сыроватко, 2021: 159]. Два артефакта времен Достоевских, следует признать, сильно повреждают стройность доказательной базы нашего оппонента. К тому же остались не датированными пять фрагментов, также не способствующих искомой стройности. Сомнения усиливает и «группа из трех экземпляров», на которых имеются «клейма последней четв. XVIII в.» [Сыроватко, 2021: 164]. Но что мешало этой «группе» присутствовать в доме Достоевских?

Среди множества других предметов из стекла и металла есть вещи, «датировка которых потенциально возможна, но в настоящее время не определена» [Сыроватко, 2021: 168]. В таком случае надо ли торопиться с выводами?

Актуальная история мусорных ям

Детальному анализу А. С. Сыроватко подверг содержимое трех открытых ям, которые около двух веков назад и позднее были заполнены мусором, — ямы 1, 22 и 35 (см. Илл. 1 ). Яма 22, судя по ее заполнению, синхронна яме 1, поэтому сосредоточимся вслед за автором на двух остальных.

Начнем с удаленной на сорок метров от существующего флигеля ямы 35. Учитывая ее состав («мусор вперемешку с большим количеством угля, оплавленного стекла и прокаленной глины» [Сыроватко, 2021: 169]), мы в данном случае не можем не согласиться с выводами археологов: «Состав находок и характер заполнения ямы 35 позволяет предположить, что формирование комплекса может быть связано с расчисткой прилегающей территории после пожара, уничтожившего усадьбу и сельцо Даровое на Пасху 1832 г. <…> Время формирования комплекса можно отнести приблизительно к 1810-м — началу 1830-х гг.» [Сыроватко, 2021: 170].

Что же касается ямы 1, бывшей когда-то погребом, она датирована следующим образом: сам погреб отнесен к утраченному зданию второй половины XVIII в. и сделан вывод, что он засыпался дважды: в начале XIX в. и затем после осадки грунта во второй половине XIX в., во времена хозяйствования Ивановых [Сыроватко, 2021: 154]. Идея о двухслойной засыпке старого погреба явилась исследователю только сейчас, в прежней публикации об этом речи не было [Сыроватко, Чувиляева: 150]. Однако заметим, что поздней догадке ученого противоречит как минимум один из артефактов: «бутылка с клеймом Николая Ланина <…> не ранее 1852 г.» в нижнем слое, — так что пришлось выкручиваться: мол, это следствие «локального перекопа», либо (чем не пожертвуешь во имя стройности теории!) — «от невнимательности раскопщиков» [Сыроватко, 2021: 154–155]. Двухслойность засыпки ямы 1 вызывает у нас большие сомнения. Готовы предложить другую версию истории замечательной ямы.

Погреб, скорее всего, действительно принадлежал прежнему жилому зданию усадьбы Хотяинцевых, которое сгорело в пожаре 1832 г. Достоевские, отстроившие новый дом, а затем Ивановы могли пользоваться оставшимся после пожара капитальным погребом вплоть до устройства кухни (красный номер 10 на Илл. 1 ) уже с собственным погребом. Этот новый, внутренний, погреб копали, перебрасывая землю в прежний, наружный; в дело мог пойти и разный хозяйственный мусор. Так сформировалась яма 1. На автономность старого погреба во времена Достоевских указывает его форма: «…пологий борт в верхней части, в срединной и придонной борт практически отвесный…» [Сыроватко, Чувиляева: 150]. После засыпки старого погреба фронтальную стену строящейся кухни ² в целях устойчивости пришлось от него отодвинуть, чем и объясняется известный отступ кухонного пристроя от фронтальной линии основного дома.

Возвращаясь к яме 35, заметим, что уверенное отнесение ее к пожару 1832 г. и сподвигло А. С. Сыроватко на ключевую догадку: «…материалы ямы 35 и само ее расположение указывают на то, что застройка, пострадавшая от пожара, располагалась далее к северу или к востоку от нее…» [Сыроватко, 2021: 170]. «Указание» по меньшей мере спорное ³ . Яма расположена в 40 метрах от сохранившегося флигеля, и если все-таки согласиться с тем, что он был поставлен на месте сгоревшего дома или рядом (к чему было менять сложившуюся структуру усадьбы?), то вполне естественным будет предположение, что пожарный мусор отнесли подальше от дома к межевому рву (он располагался в десятке метров от выкопанной мусорной ямы), отделяющему барскую усадьбу от крестьянских домов. Межевой ров заметен и поныне.

Что же касается предполагаемого перемещения Достоевскими усадебного дома на север или восток, оно вряд ли было возможно: в тех направлениях располагались упомянутые выше крестьянские дома. А. С. Сыроватко не учел письменные источники, к настоящему времени опубликованные и раскрывающие планировку усадьбы в разное время.

Межевые рвы и граничные валы в Даровом, достаточно хорошо сохранившиеся, позволяют «прочитать» планировочную логику усадьбы. Отчетливо выделены жилая часть, Липовая роща, сады. С севера от флигеля тянется межевой вал, за которым находилась, по всей видимости, хозяйственная часть усадьбы ⁴ с домами дворни и крестьян. Об этом свидетельствует

«Выкупное дело» В. М. Ивановой ⁵ , которая именно эту часть сельца Дарового передала крестьянам в постоянное пользование как участок их оседлости (см. Илл. 2 ). Произошло это задолго до перестройки в 1885 г. родительского дома (о чем ниже), который никак не мог находиться в этой части усадьбы.

Илл. 2. Фрагмент «Плана частей сельца Дарового с деревнею Черемошней, отведенных в постоянный надел временнообязанным крестьянам статской советницы В. М. Ивановой. 1865» (ГАТО. Ф. 291. Оп. 72. Д. 67; опубликовано: [Даровое Достоевского: цв. вкл.])

Fig. 2. A Fragment of the “Plan of the parts of the village of Darovoe with the village of Cheremoshnya, allocated to the permanent allotment of the temporarily obligated peasants of the state councilor V. M. Ivanova. 1865”

(The State Archive of the Tula region. Fund 291, inventory 72, case 67; published in: [Darovoe Dostoevskogo: color pasting])

Еще один предполагаемый вариант местонахождения мемориальных построек — участок в границах музейной территории, на котором в настоящее время находится дом № 1 советского времени постройки и дача, появившаяся в нарушение постановления Министерства культуры Московской области об утверждении границ объекта культурного наследия относительно недавно, в 2012 г. Предполагать здесь жилой дом Достоевских — значит противоречить традиции усадебного строительства, когда комплекс жилых и хозяйственных построек располагался компактно, образуя в плане каре или замкнутый прямоугольник. Да и для любимых Достоевскими семейных чаепитий в зеленых столовых — на Липовых курганах — расстояние от ожидаемого дома весьма значительное ⁶ . Как видим, многое не принято во внимание в опубликованных выводах о местонахождении «усадьбы Достоевских».

Неучтенные сведения

И это не по недосмотру, а согласно принятому решению: «Датировка существующего дома по письменным и естественно-научным источникам выходит за рамки настоящей публикации» [Сыроватко, 2021: 148]. Решение ограничиться исключительно данными археологических раскопок для нас, прямо скажем, удивительно: столь ответственное научное заключение можно делать лишь после рассмотрения всех имеющихся в нашем распоряжении ключевых сведений. Сошлемся также на мнение авторитетных ученых, утверждающих, что археология, занимающаяся XVIII–XIX вв., не имеет права обходить письменные источники и упускать «благодатную возможность для сопоставления письменных и вещественных материалов, для оценки их стыковки» [Макаров: 99]. Более того, «традиционные методы археологии, даже применяемые в широком масштабе, зачастую не позволяют понять, в какой точке усадьбы вы находитесь. Так что необходимы какие-то новые приемы, которые позволят адекватно изучать усадьбу эпохи XVII и XVIII вв., необходима такая степень специализации этих работ, которая позволит превратить их в подспорье к тем или иным комплексным исследованиям» [Чернов]. Именно: комплексным!

Илл. 3. Фрагмент «Геометрического специального плана <…> сельца Дарового». 1778 (ГАТО. Ф. 291. Оп. 7/38. Д. 556)

Fig. 3. A fragment of the “Geometric special plan <…> of the village of Darovoe”. 1778 (The State Archive of the Tula region. Fund 291, inventory 7/38, case 556)

К письменным источникам первостепенной важности мы относим межевые планы усадьбы, близкие ко времени проживания там семьи Достоевских. Это планы сельца Дарового 1778 и 1847 гг., деревни Даровой 1850 г., а также план Каширского уезда 1854 г. На первом из них (см. Илл. 3 ), самом раннем, отчетливо видны Г-образные и прямоугольные большие постройки явно хозяйственного назначения и в центре усадьбы — два небольших прямоугольника, очевидно, обозначающие жилые дома. Такой была усадьба Хотяинцевых до приобретения ее Достоевскими и до пожара 1832 г. Заметим, что оба барских дома находятся примерно напротив поворота на северо-запад пограничной линии (обозначенной коричневым цветом), проходящей по дороге, отделяющей сельцо (т. е. помещичью усадьбу) от деревни (т. е. крестьянских домов).

На планах 1847 и 1850 гг. ⁷ (см. Илл. 4 ), мы видим два усадебных дома, обозначенных голубой и красной стрелками, то же самое и на плане 1854 г. (см. Илл. 5 ).

Илл. 4. Фрагменты планов специального межевания сельца и деревни Даровое. 1847, 1850 (опубликовано: [Воронкина: 39])

Fig. 4. Fragments of plans for special surveying of the village and the village of Darovoe. 1847, 1850 (published in: [Voronkina: 39])

Илл. 5. Фрагмент плана Каширского уезда Тульской губернии с сельцом и деревней Даровое. 1854. (РГВИА. Ф. 386. Оп. 1. Д. 5279. Ч. 1. Л. 13;

опубликовано: [Воронкина: 39])

Fig. 5. A fragment of the plan of the Kashirsky district of the Tula province with the village of Darovoe. 1854. (The Russian State Military Historical Archive. Fund 386, inventory 5279, part 1, sheet 13; published in: [Voronina: 39])

На всех планах крестьянские дома находятся севернее барской усадьбы (скорее всего, это дома дворовых) и — через дорогу — восточнее, т. е. там, куда опрометчиво отправил дом Достоевских А. С. Сыроватко. Обратим также внимание на тот факт, что главный барский дом (отмеченный голубой стрелкой) находится примерно на том же месте — напротив поворота дороги, что и жилище Хотяинцевых на плане 1778 г.

Возникает вопрос, что означает на планах 1847 и 1854 гг. прямоугольник южнее главного дома (обозначенный красной стрелкой). Этот вопрос сопряжен с еще одной гипотезой, мимо которой мы не можем пройти.

Еще одна гипотеза

Рассмотрим утверждение, что на планах перед нами «два жилых усадебных здания: дом, построенный матерью писателя, и дом отца» [Воронкина: 39]. Основанием для этого утверждения послужили строки из письма Михаила (и, возможно, Федора) Достоевских к отцу от 20 августа 1837 г.:

«Вы пишете о флигеле, который Вы начали строить, но какой же это флигель? тот ли, который Вы хотели строить по плану Димитрия Александрови-ча8, или какой-либо другой?»9.

До Л. А. Воронкиной данное письмо прокомментировали Т. Н. Дементьева и Л. А. Тарасова: «Можно предположить, что строительство этого дома было вызвано тем, что флигель, построенный Марией Федоровной, был предназначен лишь для летнего проживания, и Михаил Андреевич вынужден был выстроить более комфортабельный дом для постоянного проживания большой семьи» [Дементьева, Тарасова: 380]. Так в исследовательской литературе появились два разновременных родительских дома, отнесенные затем к прямоугольникам на планах 1847 и 1854 гг. (синей стрелкой поздний «дом отца», красной — ранний «дом матери» [Воронкина: 39]). Прежде чем последовать за этим сюжетом, зададимся вопросом: почему наши авторы так уверены, что «дом отца» был построен? Никаких других свидетельств, кроме вопрошания братьев Достоевских, у нас нет (кстати, там речь идет всего лишь о «флигеле», а не о «комфортабельном доме для постоянного проживания большой семьи»). Предполагаемое начало строительства могло не дойти до своего завершения: наступили очень тяжелые времена для Михаила Андреевича, о чем мы знаем из его писем. За оставшиеся менее чем два года до смерти он мог и не закончить строительство.

Два источника были введены в свое время нами, и они касались строительной деятельности уже сестры писателя В. М. Ивановой, хозяйки усадьбы с 1852 г.

• •    Письмо Веры Михайловны брату Андрею 12–15 мая 1886 г.:

«Я на полученные деньги от Шер10 перестроила или почти вновь выстроила себе домик и вышел недурен. И к счастию моему прошлый год гостил у меня

Саша11, и он помог мне советом, покупкою материалов и присмотром за рабочими. Старый же наш еще отцовский дом был уже очень стар и очень очень холоден, так что мы несколько лет чуть чуть не замерзали по зимам» (цит. по: [Викторович: 191]).

• •    Запись о посещении Дарового 20 июля 1887 г. в дневнике А. М. Достоевского:

«Въехав в усадьбу, мы не заходя в дом (который как вновь построенный был мне вовсе не знаком и не интересен), сели в Липовой роще, и сидели так до глубоких сумерек, когда изготовили самовар и пригласили нас пить чай на террасе дома» (цит. по: [Поездка в Даровое: 186]).

Дом, о котором идет речь в цитируемых источниках, — единственный дошедший до наших дней усадебный дом, который последняя его владелица, племянница писателя М. А. Иванова, заявляла как дедовский, т. е. построенный еще при М. А. Достоевском. Т. Н. Дементьева и Л. А. Тарасова доказывают, что это не так, что этот дом появился только в 1885 г. стараниями В. М. Ивановой ¹² . Оговорка Веры Михайловны «перестроила или почти вновь выстроила» трактуется исследовательницами в пользу последней части фразы — «вновь выстроила». Однако слова перестроила и почти вполне определенно указывают на то, что какая-то часть старого дома была сохранена.

В подтверждение своей версии Т. Н. Дементьева и Л. А. Тарасова приводят письмо дочери В. М. Ивановой Ольги Александровны к сестре Нине (в замужестве Проферансовой):

«Теперь у нас стройка. На Духов день13 мы перешли из старого дома в но-вый<,> на другой уже день дом был сломан. Вот суматоха-то у нас была, когда мы перетаскивались! Мамаша, Саша14 и Митя15 поселились в новом доме…» (цит. по: [Дементьева, Тарасова: 381]).

На основании этого письма его публикаторы делают следующее заключение: «Появление новых данных из письма О. А. Ивановой свидетельствует о том, что старый дом Достоевских не просто был перестроен и изменил свой облик, а вообще был выстроен на новом месте, при этом старый дом был уничтожен» [Дементьева, Тарасова: 382]. Получается, что к существующему дому Ф. М. Достоевский не имел ровно никакого отношения, поскольку умер за четыре года до его строительства.

Столь решительному суждению противоречат данные дендрологической экспертизы методом древесно-кольцевого анализа сохранившегося бревенчатого сруба в лаборатории Института географии РАН. Были взяты для анализа десять образцов древесины из бревен, и вот результат исследования: «Из всех проанализированных нами древесно-кольцевых серий только у трех образцов удалось получить датировки. <…> Надежных датировок для остальных образцов не получено. Образцы 1, 2 и 10 представляют собой одновозрастный материал с началом жизни деревьев во второй четверти XVIII в. и их последующей рубкой в 30-е г. XIX в.» [Семеняк].

Датировка бревен дендрологами разрушает версию о том, что «старый» дом был разобран после того, как построен «новый»: тогда каким образом «старые» бревна очутились в стене «нового» дома? Следовательно, под «старым» домом О. А. Иванова подразумевала не основной родительский дом. Дендрологическая экспертиза позволяет утверждать, что сохранившийся дом усадьбы Даровое в определенной части является тем самым родительским домом, с которым связано детство будущего писателя. Это обстоятельство учла Л. А. Воронкина, назвав этот (ныне музейный) дом «материнским», перестроенным затем Верой Михайловной, а разобран был, по версии Л. А. Воронкиной, «отцовский» флигель, упомянутый в письме братьев Достоевских.

Так ли это на самом деле, если учесть проблематичность существования отдельного «отцовского» дома? Если такового не было, тогда какой же дом, согласно свидетельству О. А. Ивановой, хозяева разобрали, перейдя в новое жилище? Это строение, в котором Ивановы, очевидно, жили во время ремонта-перестройки основного дома. На планах 1847 и 1854 гг. оно обозначено южнее главного здания (см. Илл. 4 и 5, красная стрелка), т. е. рядом с курганами, где стояла спасенная от пожара 1831 г. «мазанка»16. Скорее всего, «старый дом», разобранный Ивановыми в 1885 г. (и фигурирующий еще на планах 1847 и 1854 гг.), и был той самой мазанкой, когда-то приютившей семейство Достоевских в первое лето после пожара. У нас есть основания предполагать, что следы ее были обнаружены археологами в раскопе между курганами (красная цифра 6 на Илл. 1), хотя А. С. Сыроватко уверяет, что «явно поздней можно считать и печь из раскопа 2009 г., основанием датировки являются фабричные гвозди из ее основания» [Сыроватко, 2021: 148]. Фабричные гвозди могли гораздо позднее попасть в печь, которую вряд ли сломали при разборке дома-мазанки и продолжали еще долго использовать в качестве летней. Кроме того, в более ранней публикации ученый засвидетельствовал одно любопытное обстоятельство: «Вокруг основания печи и примыкавших к нему фундаментов слой довольно мощный, но состоит из переотложенного материкового суглинка — остатков обмазки стен. Возможно, так же должны выглядеть и остатки “мазанки”, но наш опыт раскопок показал, что жилая постройка выдает себя не только строительными остатками, но и выразительным комплексом находок, а он-то как раз и не найден» [Сыроватко, 2013: 117]. Итак, «остатки обмазки стен» на том месте, где, по описанию А. М. Достоевского, была мазанка, подтверждают ее местонахождение. Отсылка к «нашему опыту раскопок» не выглядит убедительной. На одной чаше весов фетишизация «находок», а на другой — выразительные «строительные остатки». Нет смысла искать «легендарную» (так ее аттестует ученый) мазанку еще в каком-то месте и тем более объявлять ее «мифом» [Сыроватко, 2021: 172]. Воспоминания младшего брата писателя предельно достоверно описывают это первое жилище Достоевских.

***

Подводя итог, можно констатировать, что сопоставление разноприродных источников, в данном случае археологических, естественно-научных, письменных, позволяет с уверенностью предполагать, что основной усадебный дом в Даровом и при Хотяинцевых, и при Достоевских, и при Ивановых кардинально не менял своего местонахождения в общем ландшафтном контексте. Это противоречило бы также и простому здравому смыслу, и силе традиции. Заявления о радикальных перемещениях следует отнести к проблематичным. То же самое можно сказать и о других версиях формирования архитектуры усадьбы и степени мемориальности построек. Надо признать, что мы, несмотря на проделанный за последние годы большой архивный поиск, не располагаем всеми источниками по истории усадьбы Даровое. В частности, пока не обнаружены документы опеки ¹⁷ , которые включают в себя подробную опись имения с указанием всех имеющихся построек.

Мы надеемся на расширение круга источников в ближайшем будущем, однако и собранная к настоящему времени научная база данных свидетельствует об определенной преемственности в развитии усадьбы при всех трех ее хозяевах: Хотяинцевых, Достоевских, Ивановых. Так, дом Достоевских (да и Ивановых тоже) не мог далеко «уйти» от хотяинцевской связки его с двумя курганами, служившими летними столовыми и местами семейных посиделок. Положение этих курганов сегодня удостоверяют остатки древних лип, когда-то образовывавших живые беседки. Определенный консерватизм локализации вообще свойственен жизни дворянской усадьбы, однажды и навсегда вписанной в окружающее природное пространство. Достоевские, надо думать, вполне оценили продуманность и вкус своих предшественников, степень обжитости усадьбы, чтобы не вносить в нее революционных изменений даже и после пожара.