Кавычки при клише как знак конвенциональной оценки

остановка проблемы. Проблема точного понимания смысла высказывания является на протяжении длительного времени одной из ключевых для ряда гуманитарных наук. Известны категоричные суждения по этому поводу ряда выдающихся специалистов, полностью исключающих возможность совершенно адекватного восприятия содержания любого речевого акта даже коммуникантами – носителями одного и того же национального языка (см. труды А.А. Потебни, Ю.М. Лотмана и др.). Подобное имеет место и в устной речи, особенно монологической, когда для адресата ситуативно исключена возможность с помощью вопросов прояснить интенцию адресанта. Но в еще большей степени это присуще письменной сфере общения, что предопределяется самой константной природой текста, обеспеченной его графической фиксацией. Конечно, за читателем остается его «неотъемлемое право» (М.М. Бахтин) на интерпретацию, комментирование и сопереживание, однако он естественно лишен какой-либо возможности вторгнуться непосредственно в ткань текста своими вопросами, репликами и прочими реакциями.

Такое закономерное ограничение потенций потребителя текста действует по отношению к произведениям самой разной жанрово-стилевой принадлежности, в частности, к тем, чье авторство номинально закреплено за рече-деятелями, слова которых «отливаются в граните» (Д.А. Медведев). Причем продленное бытование за счет включения в активный социокультурный оборот обычно предопределяет статус выступлений (или их фрагментов) как высокопрецедентных, а следовательно, способных оказывать то или иное воздействие на общественное сознание.

Цель исследования - определение семантики и коннотации такого знака препинания, как кавычки, в политическом дискурсе.

Несомненно, что главенствующее влияние на читателя производят лексикофразеологические единицы, присутствующие в тексте, их семантика и коннотации. Однако нередко и другие элементы текстового оформления активно участвуют в организации восприятия содержания. Это относится и к знакам препинания.

Методы исследования традиционные: семантико-стилистический, контекстный, дискурсивный.

Обзор литературы . Например, широко известна фраза, обобщающая впечатление рассказчика от пугачевского мятежа и его последствий: «Не приведи бог видеть русский бунт, бессмысленный и беспощадный!»¹. Эта характеристика часто фигурирует сегодня в публичных выступлениях. Впрочем, интенциональный акцент данной фразы отнюдь не обязательно приходится на квалификацию именно р у с с к о г о бунта, якобы не могущего быть иным, нежели бессмысленным и беспощадным. «К запятым Пушкин питал явную неприязнь. В прижизненных публикациях частенько запятых либо вовсе нет, либо их слишком много. ‟Не приведи Бог видеть русский бунт бессмысленный и беспощадный!” – до сих пор эти слова толкуют по-разному, а смысл их может определяться знаками препинания. Это <...> может быть оборот "второй винительный”, который следует перевести так: ‟видеть бунт бессмысленным и беспощадным” (а может быть, и не таким)» [Колесов, 1999, с. 67].

СИБИРСКИЙ ФИЛОЛОГИЧЕСКИЙ ФОРУМ ^{2023. № 3} (²⁴)

В не менее значимой роли выступают и кавычки. Их определяют как «парный знак препинания, употребляющийся для выделения в тексте прямой речи, цитат, заглавий, а также слов, употребленных в условном, несобственном смысле» [Ахманова, 1966, с. 187]. Практика использования кавычек постоянно привлекает внимание исследователей (см. например, [Гашева, Хакимова, 2014; [Литовская, 2012; Широкова, 2015; Василенко, 2016] и др.). При этом, исходя из результатов анализа рассматриваемого фактического материала, авторы ряда публикаций нередко пытаются обнаружить у кавычек какие-то ранее неизвестные функции. Так, у самого) слова кавычки устанавливают «периферийную сему ʽоткровенность’» [Ильина, 2012, с. 140], рассматривают кавычки как «знак чужой смысловой позиции» [Литовская, 2012, с. 92], как маркер «степени дистанцированности от чужой речи» [Широкова, 2015, с. 194], а также «иронии и/или сомнения в истинности того, что обозначено словом или словосочетанием, заключенным в них» [Сковородников, Королькова, 2015, с. 170], «передачи коннотативных смыслов» [Мелехова, Сергиевская, 2020, с. 254] и т.д. Строго говоря, вышеперечисленные функции выступают частными, производными модификациями хрестоматийно известных двух основных. В то же время можно согласиться с тем, что кавычки являются «семантически перегруженным знаком» [Василенко, 2016, с. 195]²; добавим: весьма произвольно перегруженным. Последнее положение приводит зачастую к отсутствию возможности для читателя четко осознать их предназначение в каком-либо конкретном тексте, а вследствие этого – к непониманию подлинной интенции автора (реального или номинального).

Напомним о двух литературных персонажах со сходной мимикой: это «прокурор с <…> несколько подмигивавшим левым глазом так, как будто бы говорил: "пойдем, брат, в другую комнату, там я тебе что-то скажу”», и почтмейстер, который «уснащивал речь тоже довольно удачно подмаргиванием, прищуриванием одного глаза, что все придавало весьма едкое выражение многим его сатирическим намекам»3. Употребление кавычек в некоторых случаях подобно таким невербальным коммуникативным маркерам ложной многозначительности.

Результаты исследования . Рассмотрим в качестве иллюстрации некоторые современные примеры употребления словосочетания враг народа . Его сегодняшняя реактуализация, по-видимому, вызвана известными событиями, начавшимися в феврале 2022 г. и обозначившими в российском социуме, в дополнение к уже имевшимся, новую дифференциацию - на сторонников и противников спецоперации. Именно последние, насколько можно судить по публикациям в СМИ, и удостаиваются пейоративного вербального ярлыка (иногда в дополнение к присвоенному официально – иностранный агент , или иноагент ) – вероятно, вполне заслуженно.

Словосочетание враг народа было извлечено из пассивного запаса (о чем см. ниже) пропагандистами-манипуляторами и вновь запущено в широкий оборот относительно недавно, во время т.н. судьбоносной перестройки и в преддверии великих реформ. Оно несомненно сыграло в массовом сознании предписанную ему роль - некоего символичного жупела для устрашения простодушных за счет негативного коннотативного шлейфа. Будучи тематически привязанным к определенному периоду советской истории, это словосочетание ассоциативно генерировало полумифические представления о т.н. незаконных политических репрессиях, проведенных исключительно Сталиным, и призвано было – наряду с прочими – посеять среди широкой аудитории отторжение и неприятие социалистического общественно-экономического устройства и всего комплекса явлений, хоть сколько-нибудь с ним связанного. Иначе говоря, словосочетание враг народа успешно было использовано в функции «носителя скрытой угрозы» [Расторгуев, 2003, с. 243].

Например, в романе когда-то популярного автора сделано 25 (!) аккуратных постраничных примечаний о единообразных судьбах ряда персонажей (в основном чекистов): «Расстрелян как "враг народа” в . .году»4. Вероятно, такой прием (наряду с подобными упоминаниями других невинных жертв - Троцкого, Тухачевского, Бухарина и прочих) должен был убедить читателя не только в гигантских масштабах репрессий, но и в отсутствии рациональных оснований для них – за счет последовательной закавыченности словосочетания. Небезынтересно, что в предыдущих изданиях произведения (1974 г. и позднее) этих примечаний не было5.

После того как чаемые населением перемены свершились, потребность в тиражировании пропагандистского штампа значительно снизилась.

В постсоветский период словосочетание враг народа ритуально обязательно фигурирует как символ мрачного прошлого - обычно в кавычках, поскольку используется в качестве элемента чужой – и чуждой речи. Например: «30 октября – это День памяти о миллионах искалеченных судеб <…>. Клеймо ‟врагов народа” и их "пособников” легло тогда на целые семьи» (В.В. Путин)⁶. «Миллионы людей объявлялись ‟врагами народа” , были расстреляны или покалечены, прошли через муки тюрем, лагерей и ссылок» (В.В. Путин)⁷ и т.п.

Новейшая поляризация общественных настроений вызвала к жизни применение словосочетания враг народа (которое, казалось бы, прочно перешло в разряд историзмов) по отношению к любым оппонентам недавних радикальных военно-политических мер. В таких инвективах кавычки уже отсутствуют.

СИБИРСКИЙ ФИЛОЛОГИЧЕСКИЙ ФОРУМ ^{2023. № 3} (²⁴)

Ср.: «Есть пр ед ат ел и, которые шепотом произносят националистические лозунги, чтобы никто лишний их случайно не услышал, а есть в р аг и, они нисколько не стесняются. С этого дня я предлагаю именовать Максима Галкина [входит в реестр иностранных агентов] не и н о аге нто м, а врагом народа » [В. Манукян]⁸. «Некоторые люди пишут, что надо выходить против частичной мобилизации <…>. Те, кто будут выходить, они враги народа » [Р. Кадыров]⁹ и др. Более того: среди законодателей прозвучало даже предложение вернуть словосочетание враг народа в официально-правовой оборот: «Острая необходимость в советском понятии враг народа . Враги есть, понятия не существует» (А.В. Гурулев, депутат Госдумы)¹⁰; кажется, эта инициатива не нашла поддержки среди народных избранников. Впрочем, с нею согласны представители широких масс. Так, генеральный директор Большого Московского цирка Э. Запашный предложил ввести вместо «иноагента» термин «враг народа» и наделить его юридическим статусом¹¹.

В то же время некоторые издания, произвольно трактуя выступления должностных лиц, приписывают им то, чего они не произносили. Вот один из примеров подобных интерпретаций (и также без кавычек!): «Песков назвал главных врагов народа . Песков назвал врагами народа нападающих в публичном пространстве на российских военных. Пресс-секретарь президента России Дмитрий Песков назвал главными врагами народа тех, кто в публичном пространстве нападает на российских военных»¹². Однако в приведенной здесь же цитате из заявления пресс-секретаря говорится буквально следующее: «Вот это вр аги го суд ар -с тв а, и с ними мы будем бороться». К подобной подмене прибег и другой журналист в статье об обсуждении в Госдуме ужесточения ответственности за нарушение законодательства об и н о аге н т ах: ее автор, используя кавычки, выступает против расширения «перечня категорий современных ‟врагов народа” » под заголовком: «Реестр ‟врагов народа” расширят задним числом»¹³.

По-видимому, депутат А.В. Гурулев не совсем прав, говоря об отсутствии п о нятия ‘враг народа’: это понятие фантомно присутствует в ряде публичных выступлений, реализуясь в вариативных перифразах, смутных ассоциациях и релевантных признаках. Ср.: « враги государства » (Д. Песков), по его мнению, это « люди, которые не просто не поняли, не просто испугались, но которые стали хаять власть »¹⁴; « предатели , которые так ненавидят свою страну <…>, должны рассматриваться как hostis publicus, враги общества . Вне зависимости от юридической квалификации их деяний [!]. Как враги государства , enemy of state, пользуясь их же любимым ам ер и кан с ки м эквивалентом» (Д. Медведев)¹⁵

(заметим, что понятия 'государство’, 'общество’ и 'народ’ семантически не конгруэнтны); «…они будут пытаться делать ставку на т ак н аз ы в а е мую пятую колонну , на национал-предателей , на тех, кто зарабатывает деньги здесь , у нас, а живет там , и "живет” даже не в географическом смысле <.>, а по своим мыслям» (В. Путин)¹⁶ и т.п.

Обращение к советскому законодательству соответствующего периода показывает, что словосочетание враг народа не используется, например, в Уголовном кодексе РСФСР (текст на 1 июля 1950 г.). Так, гл. 1 этого кодекса, которая называется «Преступления государственные» и была введена еще в 1927 г., говорит в ч. 1 о контрреволюционных преступлениях. В известной статье 58 виновный в некоторых из таких деяний именуется врагом трудящихся (ст. ст. 58 2 , 58 4 , 58⁶)¹⁷, что, в общем, вполне естественно, поскольку каждое суверенное государство должно защищать себя, а, согласно Конституции 1936 г. (ст. 3), «в ся вл ас ть в СССР пр и н адл е жит трудя щ и м ся города и деревни в лице Советов депутатов трудящихся».

Словосочетание враг народа употреблено в гл. Χ Конституции СССР 1936 г. «Основные права и обязанности граждан»: «Каждый гражданин СССР обязан беречь и укреплять общественную, социалистическую собственность, как священную и неприкосновенную основу советского строя, как источник богатства и могущества родины, как источник зажиточной и культурной жизни всех трудящихся. Лица, покушающиеся на общественную, социалистическую собственность, являются врагами народа »¹⁸. Вероятно, высокий пафос приведенных формулировок оправдывается недостаточным в это время уровнем материальнотехнического развития страны: индустриализация только началась. Обратим внимание на то, что именуемые врагами народа - граждане, причастные к имущественным, но отнюдь не к политическим (контрреволюционным) преступлениям. Таким образом, перенос словесного ярлыка на последних мог иметь лишь сугубо пропагандистский характер.

Возвращаясь к назойливо популяризуемому манипулятивному тезису о якобы невинных жертвах политических репрессий, обратимся к некоторым источникам.

Директор ФСБ РФ А.В. Бортников в интервью «Российской газете» 19.12.2017 сказал, в частности, следующее: «Архивные материалы свидетельствуют [1930-х гг.] о наличии объективной стороны в значительной части уголовных дел <.>. Большое количество фигурантов тех дел - это представители партноменклатуры и руководства правоохранительных органов, погрязших в коррупции, чинившие произвол и самосуд <.> ..Справка МВД СССР от 1954 г. о количестве осужденных за контрреволюционные и и н ы е особо опасные государственные преступления, в том числе за б анд ити з м и в о е н н ы й ш п и о н аж,

СИБИРСКИЙ ФИЛОЛОГИЧЕСКИЙ ФОРУМ ^{2023. № 3} (²⁴)

в 1921-1953 гг. - 40 60 306 человек. Из них к высшей мере наказания приговорены 642 980, к ссылке и высылке - 765 180»19.

Установлено, что «довольно часто на рассмотрение Коллегии ОГПУ, Особого совещания и других органов представлялись дела как на политических или особо опасных государственных преступников, так и на обычных уголовников, ограбивших заводские склады, колхозные кладовые и т.д. По этой причине они включались в статистику 1-го спецотдела как ‟контрреволюционеры” и по нынешним понятиям являются "жертвами политических репрессий”»20.

Ср. в рассказе еще 1925 г. о выборах председателя сельсовета, где крестьяне, желающие избрать «передового, который в городе поднаторел», склоняются к кандидатуре земляка, проведшего там два года; однако выясняется, что все это время он пребывал в известных Крестах. На вопросы: «За что же <...>? Политика или что слямзил?» - «Политика, - сказал Лешка. - Слямзил малость.»21.

В известной ранее детской повести 1939 г. отца юного рассказчика, героя Гражданской войны и советско-польского конфликта, «назначили директором большого текстильного магазина <.>. Много у отца в магазине было сукна, полотна, шелку и разных цветных материй <…>. Как оно там случилось, не знаю, только вскоре зажили мы хорошо и весело <…>. Отца приговорили к пяти годам, за растрату»22.

Отметим также, как легко создавался «Союз меча и орала»23, наверняка имевший реальные прототипы в 1927 г.

Что же касается собственно политических великомучеников (то есть тех, которые неожиданно для себя обрели участь, уготованную ими многим другим), то их невинность весьма сомнительна (см., например, [Поляков24, 2006, с. 60-61; Поляков25, 2019, с. 214-227; и др.; Васильев, 2020, т. 1, с. 302-329]).

Следует напомнить, что относительно недавно, на заре великих реформ, также предпринимались попытки ввести в публичный речевой оборот - и общественное сознание - словесно различные, но коннотативно подобные вербальные варианты образа 'врага’ - и тоже противопоставляемого 'народу’. Сразу после расстрела Верховного Совета было тиражировано письмо ряда литераторов-гуманистов (в том числе Д.С. Лихачева, В.П. Астафьева и проч.), в котором несогласные с указом президента № 1400 именовались весьма пейоративно, ср.: «фашисты взялись за оружие <…>, добрыми… к убийцам? <…> красно-коричневые оборотни <…>, тупые негодяи <…>, хладнокровные палачи <…>, идеологические пройдохи». Эти персонажи противостояли якобы не только «государству и его законным руководителям», но и «народу» (конечно же, и здесь упоминались какие-то «невинные жертвы»), а потому подлежали внесудебной расправе26.

По всей вероятности, некий манипулятивный образ 'врага народа’ является константно обязательным элементом пропагандистского арсенала, необходимым для фокусирования общественного недовольства (и отвлечения тем самым населения от непопулярных мер власти, собственного тяжелого положения и проч.) на специально избранном объекте. В зависимости от обстоятельств им может оказаться любой индивидуум или группа, взгляды которых отличаются от официально установленной и/или доминирующей позиции. С точки зрения социальной инженерии такой подход к управлению настроениями масс вполне целесообразен и продуктивен, поскольку решительно исключает обнаруженных 'чужих’ из множества 'своих’, удовлетворенных уже тем, что сохранили этот комфортный статус. Кроме того, и у государства, и у его подданных создается стойкая иллюзия требуемой консолидации демонстративно значительной и статистически значимой части социума (каким бы он ни был в действительности). Хорошо известно, что на протяжении всей истории человечества «путем отрицания “их” формируется “наше”»27.

Именно словосочетание враг народа , семантически и ассоциативно закрепленное за более широким понятийным полем «репрессий» как неотъемлемого атрибута советской эпохи, по настоящее время включительно выступает эффективным инструментом пропаганды²⁸ [Васильев, 2023, с. 9]. Подобно другим таким клише, оно не осмысляется адресатами, но вызывает лишь прогнозируемые эмоции, ср.: «Коли уж что-то внушило ужас народу, то мнение его по этому поводу не изменяется веками»²⁹. - «Делается все <...>, чтобы сохранить <_> ложное представление о том, что якобы весь или почти весь народ подвергался различным репрессиям»³⁰.

По-видимому, вопрос о причинах употребления кавычек при рассматриваемом словосочетании не принадлежит исключительно сфере интересов пунктуации, но очевидно касается и проблемы прозрачного выражения авторской интенции, и ее адекватного понимания читателем. Сегодня их наличие зачастую играет роль некоего камертона, задающего аудитории условную тональность восприятия высказывания адресанта. Последний, жонглируя кавычками, вовлекает и адресата в сомнительные игры разума.

Возможно, поэтому необходимость использования данного знака препинания должна жестко ограничиваться двумя вышеназванными каноническими причинами.

СИБИРСКИЙ ФИЛОЛОГИЧЕСКИЙ ФОРУМ ^{2023. № 3} (²⁴)