Казачьи хозяйства в условиях новой экономической политики 1920-х гг.: противоречия развития (по материалам дона и кубани)

DOI:

Цитирование. Яхутль Ю.А. Казачьи хозяйства в условиях новой экономической политики 1920-х гг.: противоречия развития (по материалам Дона и Кубани) // Вестник Волгоградского государственного университета. Серия 4, История. Регионоведение. Международные отношения. – 2019. – Т. 24, № 4. – С. 124–134. – DOI:

Введение. Новая экономическая политикa 1920-х гг. остается одной из востребованных тем исследований. Вызывает особый интерес оценка развития индивидуальных земледельческих хозяйств, во многом обеспечившего быстрый восстановительный рост экономики. К началу 1928 г. уровень развития сельского хозяйства достиг уровня 1913 года. Период 1925– 1926 гг. отмечен наивысшим расцветом индивидуального крестьянского хозяйства за весь советский период [2; 5]. Но новая экономическая политика противоречива, что с особой силой проявилось в отношении зернопроизводящих регионов – Дона и Кубани, более зажиточных групп земледельцев – казаков. Остается дискуссионной степень восстановления казачьих хозяйств и уровень их дифференциации. Цель статьи – определить состояние и противоречия развития казачьих хозяйств Дона и Кубани в условиях новой экономической политики 1920-х годов.

Методы и материалы. Работа основана на методе синхронного бинарного сравнительного анализа. Источниковой основой послужили данные экономической и демографической статистики 1920-х гг., отчетные документы партийных и советских органов вла- сти Дона и Кубани, информационные сводки и обзоры, делопроизводственная документация, размещенные в государственных архивах Ростовской области, Краснодарского края. В настоящее время открытость большей части архивных фондов 1920-х гг. позволяет использовать их для объективной оценки экономических процессов периода НЭПа, в том числе особенностей ее реализации в казачьих регионах Юга России. Следует обратить внимание на то, что при изучении архивных материалов были выявлены разночтения в оценке одних и тех же событий, что послужило основанием для проведения сравнительного анализа документов из различных фондов. Фонды Государственного архива Ростовской области содержат обобщающие отчеты и отличаются большей достоверностью и точным изложением событий 1920-х гг., что позволяет сравнить их с аналогичными материалами Государственного архива Краснодарского края. Качество информации, содержащейся в документах партийных, советских органов и партийных контрольных комиссий Дона и Кубани, использованных в статье, позволяет объективно оценить развитие казачьих хозяйств в годы НЭПа.

В современной историографии активно исследуются такие аспекты НЭПа в казачьих регионах, как тенденции развития казачьих и крестьянских хозяйств Юга России (Т.В. Панкова-Козочкина и В.А. Бондарев, В.А. Савельев) [15; 22]; повседневная жизнь земледельцев (С.Д. Багдасарян, А.П. Скорик, И.М. Федина) [1; 23]; партийно-государственная аграрная политика (Р. Г. Тикиджь-ян, И.М. Федина) [27; 28]; общественное мнение казачества (А.В. Баранов, О.В. Рва-чева) [3]. Но интерес к экономической динамике и социальной структуре казачества 1920-х гг. снизился. Остаются невыясненными вопросы периодизации НЭПа.

Уникальность новой экономической политики 1920-х гг. заключается в том, что она впервые сочетала государственное регулирование с частной инициативой. Отмена продразверстки, разрешение предпринимательской деятельности, развитие арендных отношений, стабилизация финансово-кредитной системы, развитие внутренней торговли способствовали достижению довоенного уровня сельского хозяйства России.

С другой стороны, НЭП характеризовался острыми противоречиями, поэтому можно говорить о закономерности его кризиса и замены на рубеже 1920–1930-х гг. моделью командно-мобилизационной экономики [11, с. 12].

Анализ. Российская империя, а затем РСФСР в 1914–1921 гг. переложила все тяготы военно-мобилизационных мероприятий на крестьянское хозяйство посредством мобилизации мужского трудоспособного населения, обеспечения армии продовольствием. События этого периода привели к невосполнимым экономическим потерям в сельскохозяйственном производстве Юга России и новым реформам в сельском хозяйстве. Аграрная политика большевиков в годы Гражданской войны, основанная на принципах «раскулачивания», уничтожила предпринимательские крестьянские и казачьи хозяйства, ориентированные на товарное производство и способные применять новые агротехнические приемы.

Обращаясь к состоянию экономики в начале 1920-х гг., мы понимаем, с какими трудностями столкнулась власть. В начале 1921 г. объем индустриального производства – 12 % довоенного уровня, а производство железа и чугуна – 2,5 %. В сопоставлении с 1913 г. объем продукции на продажу снизился на 92 %. В стране к концу Гражданской войны объем выращенного зерна составлял 64 % от довоенного уровня [4, с. 96].

Целостную картину развития НЭПа нельзя воссоздать без изучения региональной специфики состава населения и рода его занятий. В РСФСР (по переписи 1926 г.) проживало 147 млн чел., из них в сельской местности – 121 млн чел. (82 %), в городах – 26 млн чел. (18 %) [10, с. 78]. В Кубано-Чер-номорской области проживало 1 300 тыс. чел., из них в сельской местности – 84,6 %. Преобладающая часть населения (85 %) занята в сельскохозяйственном производстве [24, л. 8]. В 1920 г. на Дону проживало 1 495 тыс. казаков, а на Кубани – 1 367 тыс. (по 43–44 % всех жителей). Казачество использовало свыше 80 % вовлеченных в сельскохозяйственный оборот земель Донской и Кубано-Черноморской областей, что на порядок превосходило землеобеспеченность «иногородних» и коренных крестьян [6, с. 14]. В этом – стержень противоречий аграрной сферы Южнороссийского региона.

Кубанская область отличалась высоким уровнем развития товарности крестьянского хозяйства. Первая четверть XX столетия характеризуется активным развитием арендных отношений в сельском хозяйстве при том, что 60 % хозяйств использовали труд членов своих семей, 1,5 % нанимали рабочую силу, а 10,5% – были батрацкими.

В первой половине 1920-х гг. вне сельского хозяйства – в строительной индустрии – было занято 6,07 %. В сельском хозяйстве использовался труд 120 тыс. батраков и полубатраков, способствовавших формированию рынка сельскохозяйственных рабочих [21, л. 29, 14].

Экономика Дона и Кубани после Гражданской войны находилась в тяжелом положении. По мнению руководства РСФСР, зерновые регионы в этих условиях должны поставлять хлеб в ущерб своей продовольственной безопасности [29, л. 15].

В резолюции X съезда РКП(б) (март 1921 г.) «О кооперации» отмечено, что новая продовольственная налоговая система придерживается классовых принципов, но поддер- живает хозяйства крестьян, ориентированные на «увеличение площади засева в своих хозяйствах» [12, с. 371]. Инициируя выполнение хлебозаготовок, органы власти брали на себя обязательства по поставкам сельхозорудий, мануфактуры, что подталкивало большинство казаков и крестьян сдавать зерно в ущерб своим хозяйствам.

Начало реформ ознаменовалось нарастанием повстанческого движения казаков и, в меньшей мере, крестьян. Местное население находилось под двойным давлением: советская власть военно-административными методами реквизировала продовольствие, а повстанцы тоже требовали от хлеборобов политической и экономической поддержки [19, л. 8].

Переход к НЭПу вызвал восстановление основных отраслей сельского хозяйства в казачьих регионах Юга России, но спровоцировал рост сословных и классовых противоречий в станицах. Окончание войны, кардинальное изменение политики правительства способствовали возрождению старых конфликтов внутри станицы: земельных споров из-за миграционного прироста сельскохозяйственного населения и дробления крестьянских хозяйств. Доверие казаков Дона к продовольственному налогу стало падать, так как методы его проведения, как и в Кубано-Черноморской области, были схожи с методами «военного коммунизма» [20, л. 11].

Налицо сложные конфликты на Дону и Кубани 1920-х гг., сторонами которых были и казаки, и «иногородние», и коренные крестьяне. Высокий уровень обеспеченности казачьих хозяйств земельными наделами вызывал недовольство у крестьян, а внутри казачества сохранялись имущественные противоречия. Желание власти уравнять в землепользовании крестьянство и казачество провоцировало нарастание социального противостояния в станицах Юга России, ставило под угрозу рыночные начала в аграрном секторе экономики. Средний казак, который составлял большинство казачьего населения, по сути своей был крепким хозяином и для него естественна личная свобода. Поэтому большинство казаков стремилось сохранить свои земельные привилегии, общинную форму землепользования, формы казачьего самоуправления. Произошло значительное обострение социально-клас- совых противоречий между казачьим и крестьянским населением.

Формирование аграрной политики в первые годы НЭПа на Дону и Кубани имело ряд особенностей. Они определялись полиэтничным составом населения, особым менталитетом казачества, отсутствием подготовленных кадров управления, полувоенными методами руководства большевиков.

После голода 1921 г., относительно высокого урожая 1922 г., способствовавшего незначительному расширению местного рынка, снижению налогообложения, в 1924 г. сельское хозяйство стремилось выйти из состояния стагнации и нарастить темпы восстановления.

Рыночный оборот продукции сельского хозяйства в значительной мере рос вследствие снижения потребления самих земледельцев и расходования основного капитала. Возможность капитализации при таких условиях чрезвычайно затруднительна, что могли себе позволить только самые крепкие хозяйства. Благоприятные перспективы относительно развития площадей посевов, рост урожайности трех лет (1922– 1924 гг.) осложнились серьезным снижением площади посева озимых в 1925 г., уменьшением поголовья рабочего скота, что было связано с последствиями неблагоприятных рыночных конъюнктур 1923 г., высоким уровнем налогообложения и легло основной тяжестью на середняцкие хозяйства Кубани и Дона.

С 1920 по 1924 г. произошли серьезные изменения в социальном расслоении кубанского казачества. В 1920 г. беспосевных хозяйств было 29,7 %, с посевом меньше 4 дес. – 24,1 %, от 4 до 10 дес. – 30,5 %, более 10 дес. – 15,7 %. В 1924 г. беспосевных хозяйств стало 15,1 %, с посевом меньше 4 дес. – 32,6 %, от 4 до 10 дес. – 38,8 % и больше 10 дес. – 13,5 % [25, л. 34]. Дробление хозяйств за 1923 г. замедлились, что позитивно сказалось на состоянии сельского хозяйства. В 1924 г. в итоге проведенного землеустройства и гибкой налоговой политики сократилось количество беспосевных хозяйств, а также зажиточных хозяйств, расширились малопосевная и среднепосевная группы хозяйств.

Эволюция сельского хозяйства Юга России в 1922–1924 гг. характеризуется интенсивным развитием посевных площадей, что объяснялось, с одной стороны, сокращением числа беспосевных в итоге землеустроительных работ, а с другой – значительным оживлением зажиточной части казачества ввиду расширения рыночных отношений.

Проведенные органами власти мероприятия в сфере землепользования не могли гарантировать возможности избежать конфликтов между беднотой и средними слоями, с одной стороны, и зажиточными слоями станицы – с другой. Классовые принципы большевиков не всегда могли оказать существенную поддержку и помощь беднейшей части казачества. Полностью уравнять земельные наделы казаков и крестьян оказалось чрезвычайно трудно. В этих условиях заметно стремление бедняков уйти на хутора, подальше от зажиточных соседей. Большевики, опасаясь настроить против себя среднее и беднейшее казачество, не покушались на его трудовые наделы. Поэтому на Дону и Кубани в 1920-х гг. размеры землепользования казачьих хозяйств оставались выше по сравнению с крестьянскими.

Вопрос о хлебозаготовках был главным в годы НЭПа и определяющим в формировании взаимоотношений сельского населения и государства. Возобновление экспорта зерна в 1923 г. обострило указанные взаимоотношения, так как эти средства использовались на нужды индустриализации.

Для сельского хозяйства региона характерно, что 50 % произведенной продукции хлеборобы оставляли для собственного потребления. В связи с изменением общего сбора размеры товарных излишков казачьих хозяйств Кубанского округа в 1926 г. снизились до 645 772 т против 893 399 т в 1925 г. (на 27,15 %). Это привело к снижению сырьевой базы основной отрасли промышленности округа – мукомольно-маслобойной [13, с. 7].

В 1925 г. мы наблюдаем значительное расслоение крестьянских хозяйств на юге страны, где сформировалась довольно большая группа беспосевных хозяйств (11 %) и посевной площадью ниже 1 дес. (6,8 %). Если сравнивать группы крестьянских хозяйств со средними показателями по РСФСР, то помимо более крупных размеров посевной площади в хозяйствах казаков необходимо отметить и значительное их социальное расслоение. По данным выборочных обследований ЦСУ

РСФСР (265 тыс. хозяйств), оглашенных председателем Совнаркома СССР А.И. Рыковым на XIV Московской губернской партконференции, беспосевных хозяйств по всей РСФСР насчитывалось 1,8 %, по Северо-Кавказскому краю – 6,9 %, а по Кубанскому округу – 1,1 %; с посевом от 1 до 4 дес. по РСФСР – 60,9 %, по Северо-Кавказскому краю – 33,2 %, а по Кубанскому округу – 27,3 %; от 4 до 10 дес. по РСФСР – 23,7 %, по Северо-Кавказскому краю – 35,2 %, а по Кубанскому округу – 39,2 % [8, с. 6]. Таким образом, зерновой Кубанский округ выделялся повышенным уровнем посевов, а бедняк на Кубани напоминал середняка средней полосы России по своим хозяйственным возможностям.

Донское сельское хозяйство, в отличие от кубанского, характеризовалось наличием повышенного процента малопосевных и крупнопосевных хозяйств. Посевные группы области были распределены краевым статистическим управлением в 1924/25 хозяйственном году по следующим группам: II группа – от 0,1 до 2 дес. земли; III группа – от 2 до 4 дес.; IV группа – от 4 дес. до 6 дес.; VI группа – от 10 до 16 дес.; VII группа – свыше 16 дес. [9, с. 21].

Наивысшего расцвета НЭП достиг в период 1925–1926 гг., когда российская деревня развивалась почти без административных мер воздействия, в рамках относительно рыночной хлебозаготовительной кампании. Деревня и государство находились в стадии равновесия сил и относительного взаимопонимания. Например, партийные организации планировали предоставление налоговых льгот для 25–30 % казачьих хозяйств [14, л. 24]. Льготное налогообложение получали и арендованные земли в случае официальной регистрации договора аренды, причем долгосрочной. Это был инструмент вывода «из тени» скрытой аренды земли, способствовавшей установлению экономической зависимости беднейшей части казачества от зажиточных казаков.

Понимая, что НЭП стал следствием социально-политического и экономического кризиса во взаимоотношениях государства и крестьянства, в первую очередь, большевики стремились получить положительный результат именно в сельском хозяйстве, избежав повторения голода, путем формирования государственных продовольственных резервов.

Темпы модернизационных преобразований в сельском хозяйстве на начальном этапе НЭПа в малой степени зависели от финансово-материальных возможностей государства. Индивидуальное казачье-крестьянское хозяйство развивалось на основе собственных потенциальных возможностей. К 1925 г. посевные площади на Дону выросли на 17 % относительно показателей 1917 года. Но оставались трудности в восстановлении поголовья тягловой живой силы: так, на одну лошадиную силу в 1917 г. приходилось 3,39 дес. земли, а в 1925 г., соответственно, – 5,98 дес. В некоторых районах области эти показатели достигали и 11 дес. земли [16, л. 41].

Качество земли в округах Дона сильно различалось, что влияло на размеры казачьих хозяйств. Трудовые паи сокращались с севера на юго-запад, меньше всего они были в Черкасском и Ростовском округах. Напротив, в Сальском, Усть-Медведицком и Хоперском округах почвы малоплодородны. Поэтому в Хоперском округе казаки получали 4,5– 5,5 дес., а в Ростовском – 3–3,5 дес. земли [18, л. 71]. В Хоперском округе во многих хуторах насчитывалось лишь 15 лошадей и 1– 2 пары волов. В Ростовском округе в 1921 г. зарегистрировано 74 тыс. лошадей, а в 1922 г. осталось 27 тыс., то есть произошло сокращение поголовья на 64 %; количество рабочих волов сократилось с 23 тыс. до 11 тыс. (на 50 %). Состояние дел в Морозовском округе было аналогичным: сокращение лошадей с 18 тыс. до 7 тыс. (61 %); количества рабочих волов с 43 тыс. до 24 тыс. (на 50 %). В округе на 1 лошадь приходилось до 3 дес. земли [26, л. 15]. Задача увеличения посевных площадей с такими возможностями крестьянских хозяйств не могла быть выполнена. Поэтому аграрные реформы были в период НЭПа в основном сопряжены с реализацией Земельного кодекса РСФСР.

Развитие арендных отношений в середине 1920-х гг. на Дону свидетельствовало о нарастании социального противостояния и имущественной поляризации казачьей станицы. Расширение арендных отношений, рост найма рабочей силы способствовали расширению и росту товарности сельского хозяйства. Основными арендодателями земли выступали беднейшие хозяйства – до 75 %, а арендаторами выступали середняцкие хозяйства – до 70 % [17, л. 73]. Развитие арендных отношений инициировало восстановительный процесс маломощных хозяйств и одновременно вело к росту материального благосостояния зажиточной части казачества. Пользуясь возможностью устанавливать и влиять на условия аренды, зажиточные казаки, как правило, арендовали земли по заниженным ставкам, без регистрации договора аренды, на условиях натуральной арендной платы.

Вопрос о найме рабочей силы был сложным и противоречивым, так как в нем смешались как рыночные принципы, так и патриархальные, традиционные для Юга России, определявшиеся особыми условиями казачьего землепользования. Размер применения наемного труда в казачьих хозяйствах Дона был значительным, но, в отличие от Кубани, предложения рынка труда превышали спрос. Рынок сельскохозяйственных батраков рос за счет неконтролируемого прибытия батраков из других регионов Советской России. Советские органы вынуждены были признавать, что вопросы аренды земли, арендной платы, процесс заключения договоров и деятельность батраков не контролировались и проходили в системе рыночных отношений, развивающихся в сельском хозяйстве Юга России.

Активное развитие арендных отношений на Дону связано с приоритетами в сельском хозяйстве – полеводством и животноводством. На Кубани, в отличие от Дона, широкое распространение получили индивидуальное огородничество и виноградарство, особенно на Черноморском побережье.

С 1924-го по осень 1926 г. мы наблюдаем сглаживание сословных различий между казачеством и крестьянством. Землеустроительные работы в этот период проводились в основном не по классовому принципу, а с целью сгладить межселенное неравенство, чересполосицу, дальноземелье в землепользовании. Община («земельные общества») впервые на Кубани и Дону приобрела межсословный характер. Тем самым, взаимоотношения казачества и крестьянства регулировались в данный период на основе рыночных принципов и мотиваций.

Однако рост организованности зажиточных и середняцких слоев казачества, проявив- шийся на местных выборах в Советы и в кооперации 1925–1926 гг., укрепление предпринимательской группы крестьянства в целом побудили партийные и государственные органы власти перейти летом 1926 г. к постепенному свертыванию НЭПа. Это проявилось в росте прогрессии налогообложения, вытеснении зажиточных хлеборобов из Советов и кооперативных органов, блокировании кредитования предпринимательских верхов станиц Дона и Кубани.

Хлебозаготовительная кампания 1927– 1928 гг. положила начало новому периоду в развитии аграрной составляющей НЭПа, связанной с переходом к административно-командным методам регулирования экономики, с начальным этапом раскулачивания. Советское государство подошло к коллективизации сельского хозяйства подготовленным, способным подавить сопротивление. Немаловажным фактором мы считаем и психологическую подготовку земледельцев к проведению коллективизации, которая проявлялась в разъяснительной и политико-просветительной деятельности, распространении, а во многих случаях – в насаждении коллективных форм хозяйства в станицах.

Январь 1928 г. ознаменовался введением в действие статей Уголовного Кодекса РСФСР, принятого в 1926 г., а именно – ст. 107 (спекуляции частных скупщиков), ст. 105 – против «пособников спекуляции из низового аппарата», ст. 60 – против недоимщиков при взимании налогов и других платежей, применительно к хлебозаготовкам. С началом 1928 г. ст. 107, действовавшая против спекулянтов и перекупщиков, стала применяться против крестьян, не желавших сдавать хлеб. Нежелание добровольно сдавать хлеб было вполне объяснимо низкими закупочными ценами. В свою очередь, это провоцировало массовый отказ ссыпать в пункты приема зерно либо другое продовольствие, а государство получало повод для активизации репрессий. Чрезвычайные меры хлебозаготовок обострили также сословные и классовые конфликты на Дону и Кубани.

Объединенный пленум ЦК и ЦКК ВКП(б) 11–16 апреля 1928 г. вынужден констатировать: «Несмотря на то, что кулак и частник в общем обладают куда меньшими силами, чем мы, надо отметить, что в общем процессе роста деревни кулак вырос еще больше. Он пользуется значительным хозяйственным авторитетом в деревне, будучи относительно слабым в политическом отношении» [7, с. 39]. В итоге возобладали административные методы коллективизации казачьих и крестьянских хозяйств.

Результаты. Доказано, что экономический и демографический потенциал казачьих хозяйств Дона и Кубани восстановился неполно в условиях новой экономической политики. Кубанские казачьи хозяйства являлись более зажиточными, чем донские. Аргументированы противоречия НЭПа в аграрной сфере: между потребностями модернизации промышленности и пределами налоговых возможностей сельского хозяйства; между намерением властей повысить товарность индивидуальных хозяйств и императивом сдерживания социального неравенства; между гражданским примирением и уравнительной земельной реформой.

Период НЭПа можно разбить на четыре этапа: весна 1921-го – лето 1924 г. – этап умеренного возрождения рыночных отношений, стимулировавших восстановление индивидуальных казачьих хозяйств; осень 1924-го – весна 1926 г. – реализация курса «лицом к деревне», что выразилось в снижении налогов, разрешении долгосрочной аренды, поддержке кооперации и иных форм рыночной самоорганизации казачьих хозяйств; лето 1926-го – 1927 г. – постепенный поворот аграрной политики к свертыванию НЭПа; рубеж 1927– 1928 гг. – системное свертывание НЭПа и переход к полномасштабному применению административно-командных способов регулирования экономики.