Конь в свадебной обрядности хакасов (конец XIX - середина XX века)

Свадебная обрядность является одним из ключевых элементов традиционной культуры каждого народа и включает в себя представления и действия символического, религиозномагического и игрового характера. Она имеет неотъемлемую связь с материальной культурой, в частности с такими компонентами, как одежда, украшения, жилище, пища, средства передвижения и пр. Сам процесс бракосочетания образует целый комплекс социальных и правовых норм, связанных с имущественными и семейными отношениями. В настоящее время в связи с трансформацией социокультурных процессов, происходящих как в мире, так и в российском обществе, меняются многие элементы традиционной культуры этносов, в результате которых исчезают ее составляющие и формируются новые. Происходит переосмысление и утрата многих традиционных представлений и обычаев. Процесс этот непрерывен, но, несмотря на происходящие перемены, традиционные обряды и ритуалы, в том числе и обряды заключения брака, остаются востребованными в современном обществе. Данные реалии свидетельствуют об актуальности исследования представленной темы.

Коренные народы Сибири, в том числе и хакасы, испокон веков занимаются скотоводством. Оно является основой их благосостояния и одним из ключевых элементов жизнеобеспечения. Данный факт, безусловно, способствовал позитивному восприятию домашнего скота в сознании народа и его использованию в традиционной обрядности. Одним из наиболее значимых животных для хакасов является конь. Он имеет утилитарное и символическое значение и в повседневном быту, и в обрядовой сфере, в том числе и в процессе заключения брачного союза. Это животное наряду с другими домашними животными служило в качестве одного из ключевых источников мясной пищи к праздничному столу. Как и в обыденной жизни, на протяжении всего свадебного цикла – во время сватовства, свадьбы и постсвадебных акций, лошадь выступала главным транспортным средством и тягловой силой. При этом ее значение в этой сфере не ограничивалось сугубо практическими и хозяйственными целями. В религиозно-мифологическом сознании хакасов конь обладает обширным семантическим полем. Его образ наделяется сакральными свойствами, в том числе связанными с представлением о душе человека, плодородии, продуцирующей и апотропейной магии и пр. Рассматриваемое животное выступает в качестве ключевого средства дарообмена между представителями брачующихся сторон. К сожалению, в этнографии вопросы, связанные с изучением роли и места коня в свадебной обрядности хакасов, прежде не становились предметом специального исследования.

Целью данной статьи является определение места и роли коня / лошади (хак. ат ) в свадебной обрядности хакасов.

Свадьба является одним из основных этапов жизненного цикла человека. В этнографии указанное культурное явление принято классифицировать как обряд перехода из-за изменения социально-возрастного и семиотического статуса брачующихся лиц. Немаловажная роль в этом процессе отводилась коню. Посредством этого животного во многом и осуществлялся соответствующий переход, причем как в буквальном, так и переносном значении этого слова. Благодаря коню происходило не только пространственное перемещение жениха и невесты, но и менялся их социальный и ритуально-знаковый статус. Так, именно на лошади в специальном праздничном убранстве приезжали свататься и договариваться о брачном союзе. Традиционная практика карамчения, или умыкания, девушки (хак. хыс тутханы ), а также погоня за похищенной были бы невозможны без быстроходных скакунов. Отъезд невесты с женихом из родительского дома осуществлялся исключительно на коне. Собственно, и сам свадебный поезд состоял из празднично украшенных лошадей, обладающих лучшими ездовыми качествами. Вдобавок к этому, конь связывал не только семьи и роды, но и выступал в роли медиатора между миром людей и духов.

‘Брак по чести’ – Чахсыдаң алысханы

В XIX в. и в последующее время среди хакасов бытовали различные способы заключения брака. Одним из распространенных способов было сватовство малолетних детей чахсыдаң алысханы – ‘брак по чести’ или саблығ той – ‘свадьба по чести’ [Бутанаев, 1996, с. 144]. В этнографической литературе представлены довольно лаконичные и весьма разрозненные сведения о данной соционормативной практике хакасов. Укажем и на то, что в работах, касающихся этой темы, совершенно отсутствует описание мировоззренческих оснований этого культурного явления. Попытаемся заполнить образовавшуюся лакуну.

Одним из первых, кто письменно зафиксировал указанную практику брачных отношений у хакасов, был исследователь Сибири Г. И. Спасский. Ученый отмечал, что «часто отцы и матери обручают обоего пола детей в таком возрасте, когда они не имеют понятия не только о любви, но даже и о себе самих» [Спасский, 1818, с. 12]. Несколько десятилетий спустя на широкое бытование обозначенной традиции у рассматриваемого народа обратил внимание А. А. Кропоткин. Он писал о том, что «когда сватовство имеет такой характер, то оно порою начинается с пеленок. Родители сами выбирают будущему жениху невесту, эта невеста, обыкновенно, бывает гораздо старше жениха» [Кропоткин, 1895, с. 34]. К изложенному следует добавить то, что в культуре хакасов было принято договариваться о будущем брачном союзе не только младенцев, но даже еще и нерожденных детей. Данный акт назывался туюх худа – ‘глухое сватовство’, а сами свахи именовались пил худағай – ‘поясничная сваха’ [Бутанаев, 1996, с. 144], так как полагали, что их нерожденные дети в это время якобы находятся у них на пояснице. Указанная практика чаще встречалась среди людей, хорошо знающих друг друга и имеющих близкие дружеские отношения. В честь указанного события устраивалось пиршество. Само обсуждение данного вопроса, как и последующие встречи будущих родственников, обычно сопровождались обильным употреблением спиртных напитков, поэтому просватанные таким образом младенцы, в народе иносказательно обозначались как iчiрткен – ‘букв. пропитые, т. е. помолвленные’ (ХРС, 2006, с. 149). Н. С. Тенешев по этому поводу писал: «Некоторые люди сватали даже неродившихся детей, и при этом пили араку, привезенную родителями жениха <…> При сватании неродившихся детей дело обстоит так. Хорошие дружные соседи-односельчане или семьи из разных улусов во время выпивки вели разговор – если у одних родится сын, а у других дочь, то, когда они вырастут, их надо поженить» 1.

Основной причиной заключения брака подобным способом выступает глубокая взаимная симпатия, обоюдное стремление поддержать и упрочить близкие дружеские связи между родителями сосватанных детей, обладавших равным социальным статусом и материальным достатком и, самое главное, сохранить материальное благосостояние. Вместе с тем имела место и иная мотивация, основанная на традиционных воззрениях хакасов о потустороннем мире и его обитателях, исходя из чего формировались способы взаимодействия со сверхъестественной силой и применялись магические манипуляции, направленные на сохранение жизни детей. Одним из проявлений этой реалии был обычай туюх худа – ‘глухое сватовство’.

Распространенным негативным явлением в жизни хакасов в рассматриваемом периоде была высокая детская смертность. Как известно, ее основными причинами были: неразвитость системы здравоохранения и, как следствие, отсутствие квалифицированной медицинской помощи и родовспоможения; непростые санитарные условия быта, несоблюдение людьми элементарных гигиенических требований, низкая грамотность населения и пр. Вместе с тем любая болезнь, особенно протекающая в тяжелой форме, а также безвременная смерть человека воспринимались хакасами сквозь призму их религиозно-мифологических воззрений и традиционных убеждений.

Обозначенный негативный фактор в народе объяснялся вредоносным воздействием на человека сверхъестественных сил, с которыми он соприкасался в быту. Было принято считать, что для решения имеющейся проблемы требовалось лишь высвободить человека из-под влияния зловредных духов и по возможности избавиться от них. Данный акт обычно осуществлялся посредством шаманского камлания. В случае неудачного результата этой акции всё же не оставляли попыток добиться получения благорасположения вредоносных сущностей путем их задабривания и регулярного почитания. Наряду с этим одной из действенных мер по устранению неблагоприятных факторов в жизни людей, как полагали, было обращение к прибежищу небесных духов-защитников – тигiрлер , выступавших в роли своеобразных ангелов-хранителей.

Среди хакасов, в чьих семьях часто умирали младенцы, была распространена практика сватанья именно к тем удачливым родителям, чьи дети были здоровы и благополучно росли. Причем эта норма распространялась как на рожденных, так и на еще не рожденных детей. Верили, что счастливые многодетные семьи находятся под покровительством светлых небесных сил – тигiрлер. При этом считалось, что просватанный ребенок априори подпадает под их мистическую защиту и помощь и, как результат, будет долго и хорошо жить. Хакасы по этому поводу сообщали: «Если супруги не могут вырастить мальчика, т. е. наследника, то они сватали девочку у супруг другого рода, дети которых благополучно и хорошо растут. Если высватать девочку из такой семьи, то ее духи-покровители, т. е. “тигiрлер”, с этого дня будут охранять душу будущего ее жениха, точно так же, как и ее душу» 2. Аналогичным же образом поступали и родители дочерей, в чьих семьях наблюдалась высокая детская смертность. Они были убеждены, что данный акт поможет девочке сохранить жизнь и обеспечит ей благополучие в будущем: «В малолетстве просватанная девочка растет благополучно. Она здорова. С этого времени девочку охраняют и защищают духи-покровители, т. е. “тигiрлер” высватавшего ее мальчика. Духи-покровители не допускают к ней злых и коварных духов, обитающих в ее дворе» 3.

В ситуации, когда сосватанные подобным способом дети (или один из них) появлялись на свет, и выяснялось, что будущие «жених или невеста» были одного пола, договор естественным образом терял свою силу. Вместе с тем две стороны неудавшегося брачного союза совершали обмен конями [Бутанаев, 1996, с. 144]. Надо полагать, что данный акт воспринимался не просто как обоюдный и весьма значимый дружеский жест несостоявшихся родственников. У хакасов, как уже отмечалось, лошади были одними из самых ценных домашних животных. Они воспринимались как хранители благодати и удачи своих хозяев и имели тесную связь с высшим миром. В связи с этим подобный дарообмен для брачующихся сторон являлся знаком высокого доверия друг другу. Это был своего рода обмен сакральными семейными объектами. Во многом он был направлен на то, чтобы просватанный новорожденный ребенок, несмотря ни на что, оставался под защитой небесных охранителей – тигiрлер , позволяющей сохранить его жизнь. В традиционном сознании хакасов конь как существо, обладающее сакральной природой и имеющее непосредственное отношение к небу, в этом дарообменном процессе играл ключевую роль, поэтому совершенно не случайно, что в процессе «глухого сватовства» в качестве дара сваты обязательно привозили мясо молодого коня. При этом они обращались к родителям будущей невесты со следующей речью:

Раскрыв швы своей головы, мы пришли, чтобы обменяться мозгами,

Вспоров кости грудной клетки, мы пришли, чтобы обменяться сердцами!

Будете ли вкушать мясо молодого коня?

Будете ли слушать удивительные речи?

Будете ли вкушать мясо жеребенка?

Будете ли слушать сватовскую речь?

[Бутанаев, Бутанаева, 2008, с. 224–225].

При рождении запланированных разнополых детей все мероприятия, связанные со сватовством, продолжались вплоть до их совершеннолетия – 16–17-летнего возраста. Главным образом, это выражалось в том, что сторона жениха должна была до самой свадьбы регулярно, дважды в год (весной и осенью), приезжать к родителям суженой с подарками – арчы [Бутанаев, 1996, с. 144] в виде алкогольных напитков, продуктов питания, в том числе мяса, и др. Г. И. Спасский в этой связи отмечал: «Когда жених и невеста с малолетства один для другого назначены, то по пришествии их в возмужалость, за три года до брачного времени, жених по два раза в каждый год должен привозить невесте дары, или арчу, которая состоит из разных съестных припасов и вещей; некоторые сверх того платят за невесту отцу ее выкуп, или калым, состоящий из лошадей и рогатого скота. Как арча, так и калым соразмерны бывают состоянию жениха и красоте невесты» [1818, с. 12–13]. Как видно из представленного текста, в числе прочих предсвадебных даров обязательно была и лошадь. Она была чрезвычайно ценным подарком и имела высокий знаковый статус. На данный факт обратил внимание А. А. Кропоткин. Исследователь, описывая данный процесс, указал на важную ритуальную роль коня в нем: «У богатых сватовство продолжается по нескольку лет. Taкиe ро- дители обязуются навещать друг друга, угощать, делать друг другу разные подарки. Подарок коня имеет особенное обрядовое значение» [Кропоткин, 1895, с. 34].

Завершающая официальная поездка перед свадьбой, называлась в народе улуғ араға – ‘большое вино’ или пас аттығ араға – ‘вино в честь получения лошади – пас ат ’. Само наименование этого мероприятия свидетельствует о том, что оно сопровождалось богатым застольем и обильным потреблением хмельных напитков. Главным дарственным подношением сватов был пас ат – ‘букв. лошадь за голову (т. е. за невесту)’. Конь был без седла, но в серебряной уздечке. Жених должен был лично вручить его будущему тестю. В эту встречу стороны обсуждали ключевые вопросы, связанные со свадьбой, в том числе определяли дату приезда за невестой и пр. [Патачаков, 1958, с. 80; Бутанаев, 1996, с. 146]. Следует обратить внимание на специфическое обозначение дарственного коня – пас ат , ярко подчеркивающее его дарообменную функцию. Заметим, что подобное наименование не случайно. В культуре хакасов лошадь, наряду с другими животными, часто являлась символической заменой души человека, т. е. в нашем случае – самой невесты. В связи с этим в традиционном сознании народа указанный дарообменный акт осмыслялся в качестве своеобразной возместительной жертвы для семьи / рода за потерю их члена. Известным и широко распространенным для многих народов является представление о том, что в традиционной свадебной обрядности невеста условно считалась «умершей» для своего рода. Данное воззрение основывалось на факте того, что в процессе брачного союза девушка навсегда оставляла свой род и безвозвратно переходила в чужой.

Немаловажная транспортная и символическая роль лошадей отмечается и в такой предсвадебной акции, как теенҷек – ‘девичник’. Ее суть заключалась в том, что группа девушек и юношей отправлялась верхом на конях к родственникам невесты. Их радушно принимали, угощали и дарили будущим молодоженам подарки к свадьбе. После этого молодежь возвращалась с дарами в родительский дом просватанной девушки. Вечером проводили хыс тойы – ‘девичий праздник’. Утром со стороны жениха приезжала делегация во главе со свахой. Все были верхом на украшенных лошадях. Везли с собой продукты и вино. Выезд невесты из родительского дома на свадьбу также осуществлялся верхом на коне. При этом он шел шагом. Ее старшая сестра или иная родственница вела коня в поводу [Бутанаев, 1996, с. 146].

Таким образом, в традиционной обрядности сватовства нерожденных или малолетних детей – чахсыдаң алысханы – ‘брак по чести’, большое значение имел дарообмен. Среди всех подарков особое место занимал конь. Его роль как транспортного средства в свадебной обрядности была весомой. Важная ритуальная роль этого животного отмечается и в других способах заключения брака у хакасов, в частности путем похищения девушки.

‘Брак путем умыкания / карамчения’ – Хыс тутханы

Наиболее распространенной формой заключения брака у хакасов в указанном периоде было карамчение – кража невесты, или брак умыканием с дальнейшей уплатой калыма. Само наименование этого обычая указывает на то, что в своей основе он был направлен на похищение девушки, достигшей брачного возраста, для последующей женитьбы на ней. Следует отметить, что практика карамчения невесты подразделяется на два основных вида: 1) при согласии невесты, а нередко еще и при предварительной договоренности с ее родителями; 2) без согласия девушки и вопреки воле ее родителей.

Умыкание девушки при ее согласии и с одобрения родителей являлось формализованным, а нередко в своей сути еще и театрализованным способом заключения брака в рамках указанной народной традиции. Соответствующее нормативное поведение всех участников этого процесса шло в русле заданной программы рассматриваемого обычая.

Похищение невесты без ее согласия определялось различными социальными и психологическими мотивациями: 1) стремление уменьшить размер калыма или замещающих его даров родителям невесты; 2) исключение вероятного отказа от брака со стороны девушки и ее семьи; 3) как способ, позволяющий обойти некоторые традиционные нормы и запреты.

В частности, в случае умыкания младшей дочери ей дозволялось выйти замуж раньше старшей, что было невозможно в обычных условиях; 4) желание, во что бы то ни стало заполучить понравившуюся девушку и продемонстрировать людям свою молодецкую удаль, ловкость и пр.

Процесс похищения невесты был бы невозможен без коней как транспортного средства, позволяющего успешно скрыться от преследования. Для этого отбирались лучшие скакуны. Подтверждением тому служат и этнографические сведения А. А. Кропоткина: «Обыкновенно, лошади у жениха отборные, у догоняющих же всякий сброд; поэтому похитителей нелегко бывает догнать, и они благополучно возвращаются в улус жениха» [1895, с. 34].

Ситуация, когда брак заключался путем увода невесты женихом по ее добровольному согласию, несколько отличалась от той, когда карамчение производилось по иному сценарию. В данном случае осуществить задуманное было гораздо проще. При этом не требовалось привлечения большого количества людей и коней. Исходя из этой брачной практики молодые люди предварительно договаривались о месте и времени умыкания. Обычно за невестой приезжали поздним вечером. Прибыв к назначенному месту, подавали ей какой-либо сигнал. Девушка, восприняв его, одевалась и незаметно выходила на улицу. Ее тут же сажали на верховую лошадь или в тарантас (летом) либо в сани (зимой) и увозили в дом жениха ⁴. После умыкания девушки похитители отправляли посыльного к ее родителям. Приехав к их дому, он, не слезая с коня, сообщал им, где находится их дочь. Отец, узнав об этом, формировал команду в двадцать-тридцать человек и отправлялся в погоню – сÿргÿн . При встрече с родственниками жениха выясняли, по своей ли воле девушка оказалась в их доме и согласна ли она выйти замуж. Получив утвердительный ответ, садились за стол переговоров. Решали вопросы, связанные с калымом и датой последующих встреч ( чарас ) и свадьбы [Бутанаев, 1996, с. 147]. В заключительной части переговоров отец невесты и сопровождающие его гонцы, пустившиеся в погоню за украденной девушкой требовали с похитителей специальную плату ат чобаа – ‘букв. коня усталость’, т. е. за пробег и утомление лошади из-за преследования (ХРС, 2006, с. 531, 981). Обычно это деньги, спиртные напитки и мясо. Так, в архивных этнографических материалах Н. С. Тенешева об этом сообщается следующее: «По обычаю ка-чинцев, прибывшие в погоню люди за свой труд (т. е. за погоню) от жениха требовали плату деньгами. Даже в настоящее время соблюдается этот обычай. Участвующие в погоне получают примерно по 50 рублей. Кроме того они же получают калым за невесту до второй мировой» ⁵.

Помимо калыма участники погони – сÿргÿнҷiлер могли сразу же потребовать коня – пас ат за невесту. В этой связи является уместным привести личные воспоминания хакасов об этой традиции: «Делали мне сразу большую свадьбу ( улуғ той ). Через 15 дней после того, как украли. За мной сразу была погоня. Когда они приехали, им отдали лошадь. Они привязали ее к своему коню и уехали (ПМ М. С. Усмановой: Самрина (дев. Тутатчикова) Ольга Алексеевна, 1888 г. р., с. Аршаново)» ⁶; «Коня ( пас ат ) брали сразу. Коня выбирали люди из погони. Любого коня, на которого указывал отец невесты, должны были отдать. Его сразу же забирали люди погони и уводили в улус невесты (ПМ М. С. Усмановой: Теляшкина Наталья Сергеевна, 1900 г. р., с. Трошкино)» ⁷; «Родители невесты сразу просили пас ат за невесту. Могли запросить самого лучшего коня, и родители жениха не могли им в этом отказать (ПМ М. С. Усмановой: Кочилоров Матвей Константинович, 1886 г. р., с. Койбалы)» ⁸.

Процесс карамчения девушки без ее согласия требовал привлечения большего числа участников, а также немалых усилий и определенной сноровки с их стороны, а также готовности к физическим испытаниям. Предварительно разрабатывался план по осуществлению этого намерения. Производился отбор лошадей. В конце XIX в. наиболее подробно и ярко описал эту акцию у хакасов И. И. Каратанов: «Невеста непременно должна быть украдена. В назначенный срок жених и несколько человек молодежи, отправляются верхами на лошадях к стойбищу, где живет невеста; сначала шайка укрывается где-либо по близости в буераках или кустарниках; когда же настанет совершенная темнота, некоторые из молодежи, в числе 3 или 4 человек, выбранные не из улуса жениха, а приглашенные нарочно для цели похищения невесты, откуда-либо дальше и не знакомые родителям невесты, заходят в юрту, просят пустить переночевать, остаются в юрте и подкарауливают, когда невеста выйдет на улицу, или же присматривают, где она ляжет спать. С улицы или сонную с постели схватываюсь ее, завертывают голову, чтобы не было слышно крику, перекидываюсь девушку через седло, дав знать жениху и товарищам его свистом, соединяются все вместе и мчатся, что есть духу, в стойбище жениха. Как бы ни было все тайно и тихо сделано, улус весь поднимается на ноги; хватают, какая кому попадется, из лошадей; на тревогу сбегаются из ближних улусов тоже на лошадях, и все, перегоняя друг друга, что есть силы, скачут, догоняя похитителей; догнав, бьют чем попало – захваченными при отъезде на скорую руку палками, оглоблями, каменьями и другими первобытными орудиями; иной раз невесту отбивают, но весьма редко, потому что у жениха лошади подобраны самые лучшие, а у догоняющих бывает всякий сброд» [Каратанов, 1884, с. 625].

Девушку в момент умыкания обычно перебрасывали через седло ( ÿңгер саларға ), чтобы она не могла оказывать активное сопротивление похищению. По этому случаю в народе часто говорили: Хыстарны тутхыннап, ÿңерчеңнер – ‘[Раньше] девушек карамчили и увозили на верховой лошади, перебросив через седло’ (ХРС, 2006, с. 753). Описание указанного способа размещения на коне похищаемой девушки встречается и в этнографических описаниях дореволюционных исследователей. Приведем их: «Приехав в улус невесты с родными и знакомыми, жених сейчас после обеда схватывал поперек невесту, бросался на лучшего коня, заранее приготовленного, и как ветер уносился в необозримую степь» [Костров, 1852, с. 45]; «Высмотрев затем, где ляжет невеста, или подкараулив ее как-нибудь, когда она выйдет на улицу, они в благоприятный момент схватывают ее, завертывают ей голову, перекидывают ее через седло и мчатся в степь, давши свистом сигнал жениху и другим товарищам» [Кропоткин, 1895, с. 34].

Нередко бывало, что родственники девушки заранее знали или догадывались о планируемом умыкании. В целях предотвращения этой акции уже заблаговременно готовились: собирали крепких мужчин и хороших лошадей для погони – сӱргӱнҷі , устраивали засады, бдительно следили за девушкой и пр., поэтому в момент карамчения они часто настигали похитителей, избивали их, а невесту увозили обратно [Патачаков, 1958, с. 83].

В ситуации, когда похищение невесты проходило успешно для жениха, алгоритм дальнейших действий, связанных с подготовкой к свадьбе, во многом проходил по аналогии с тем, когда девушку умыкали по ее воле. При ее согласии на брак жених выплачивал калым (хак. халын). Он состоял из определенной суммы денежных средств и домашнего скота. При этом среди домашних животных обязательно должны быть лошади [Костров, 1852, с. 43]. Старики-хакасы сообщали об этой традиции следующее: «Если девушка вышла замуж за человека, которого не уважали родители невесты, то требовали большого калыма и много араки и кроме того требовали хорошего коня (пас ат), бегуна, рысака или иноходца» 9; «Отдал он [жених] моим родителям семь коров и двух коней. Своего бегунца отдал и еще молодого коня отдал. А коровы все были дойные (ПМ М. С. Усмановой: Куругачева Авдотья Филиповна, 1901 г. р., д. Сартычул)» 10; «За невесту платили калым ее родителям. Перед родителями невесты вставали на колени. Калым – 14 лошадей и 15 коров (ПМ М. С. Усмановой: Кушаев Яков Семенович, 1897 г. р., Усть-Парная)» 11; «Калым платили деньгами. Если бога- тые, то давали много овец, корову, коня (ПМ М. С. Усмановой: Аёшин Михаил Трофимович, 1898 г. р., с. Трошкино)» 12; «Отец девушки просит выкуп – коня (жеребца) и деньги (1–2 тыс. руб.) (ПМ М. С. Усмановой: Аршанов Александр Максимович, 1916 г. р., с. Арша-ново)» 13; «Родители жениха идут с вином. В мое время калым скотом брали, а раньше брали за невесту 500–600 рублей денег, коня и корову. Деньги и корову брали позднее. Можно было взять во время свадьбы (ПМ М. С. Усмановой: Теляшкина Наталья Сергеевна, 1900 г. р., с. Трошкино)» 14.

Помимо назначенного калыма, как уже отмечено, родителям невесты требовалось еще подарить коня – пас ат , выступавшего в роли своеобразной заместительной жертвы за невесту. Наряду с этим принятие такого коня стороной невесты символизировал собой окончательное закрепление брачного сговора. С этого момента девушка безоговорочно переходит в статус сосватанной невесты. Согласно соционормативной практике хакасов, после этого родители уже не могут отдать ее замуж за иного претендента. По воспоминаниям стариков, «если дочь прибегала домой от мужа, ее обратно не принимали и вместе жить не разрешали, боясь народа и родных зятя» ¹⁵. Вместе с тем иногда случалось, что просватанную девушку всё же умыкали. Данный факт создавал острую конфликтную ситуацию с крайне неприятными последствиями для похитителя. А. А. Кропоткин по этому поводу сообщал: «Бывает и так, что высватанную невесту отбивает у жениха другой. Эти случаи, однако, редки; но когда они бывают, происходит схватка не на живот, а на смерть: многих искалечивают или оставляют со шрамами на лице и голове» [1895, с. 34].

Заметим, что сам акт дарения коня пас ат не был строго привязан к какой-либо конкретной дате или событию. Данный фактор во многом зависел как от локальной традиции, так и непосредственно от желания родителей невесты. Он мог осуществляться в различные моменты свадебного цикла: в ходе встречи, проходившей после погони за похищенной девушкой, в одной из предсвадебных встреч чарас (букв. ‘мировая’ или ‘перемирие’) или прямо на свадьбе ( той ). Вместе с тем сам процесс дарения коня носил церемониальный характер. Дарственное животное подносил отцу невесты непосредственно сам жених. Прежде чем вручить коня своему тестю, он расхваливал его достоинства и скаковые качества, например говорил, что это «самый первый конь в аал’е (селении), отличный рысак или непревзойденный иноходец». Жених держал конские поводья в правой руке и ею же их вручал тестю. При этом отец девушки, следуя традиции, не мог взять их прямо голой рукой. Для этого он поднимал подол своей одежды и таким образом брался за поводья ¹⁶. Получив лошадь, он накрывал ее тканью. При уводе лошади в конюшню ткань снималась и отдавалась одному из старших братьев жениха. Передача лошади «обмывалась» вином, которое распивалось тут же на улице [Патачаков, 1958, с. 84].

Заслуживает внимания и такой непременный элемент свадьбы, как украшение конской амуниции. Все основные участники свадебной процессии тщательно подходили к вопросу праздничного оформления и декорирования конструкций амуниции верховых лошадей. Соответствующее украшение коней выполняло не только эстетическую функцию, но и выступало главным маркером социальной и имущественной представительности его владельца, что поднимало его престиж в обществе. Н. А. Костров описал свадебную процессию следующим образом: «Они едут верхами на самых лучших конях, убранных в самую лучшую сбрую: седла с серебряной насечкой, шитые шелком чепраки и новые уздечки; подушки, находящиеся на седлах, обшивают для этого случая шелком и мишурой. Впереди молодых по-прежнему едут песенники с занавесами, а позади человек до 200 народу обоего пола верхами, с колокольчиками и бубенчиками на лошадях» [Костров, 1853, с. 30]. Кроме того, долж- ным образом украшенный конь был призван продемонстрировать окружающим переходный ритуальный статус девушки-невесты. В этой связи хакасы вспоминали: «На свадьбу ехали на подводах с хорошими сбруями. Раньше это приносило большую славу. Поэтому задолго до свадьбы хорошо подготавливались. Разукрашивали конские сбруи, чтобы не опозорить себя. Хомуты, седелки, шлеи, узды были все наборные и блестели. Теперь в народе таких сбруй нет. Дуги были раскрашены разносортными красками с рисунками. К дугам привязывали колокольчики <…> Невеста в сопровождении молодых женщин ехала впереди. На шее ее лошади были особые украшения из серебряных побрякушек, которые по-сагайски назывались “сусталыстеры” [букв. лучистые, блестящие]. По украшению на шее лошади люди из других улусов узнавали невесту <…> На лошадей невесты и свахи седлали серебряные седла, т. е. передняя и задняя луки такого седла были отделаны серебряным набором различных форм и видов. Седла делали наши местные мастера. Стремена были оловянные. Под седлами клали кичим [чепрак] из белого или синего кимига, т. е. из белого войлока. На переднем конце нижнего подола кичима, по обеим сторонам подвязывали к нему по одному колокольчику. В заднем конце нижнего подола кичима по обеим сторонам подвязывали по два колокольчика. Всего было шесть колокольчиков. Конские нагрудники и потвея тоже были наборные» 17.

Важнейшей составляющей свадебной обрядности хакасов является предоставление девушке, вступающей в брак, приданого ( инҷi ) – имущества, выделяемого ей родителями. В его состав входили предметы домашнего обихода, одежда, украшения, домашний скот и пр. Выделение инҷi происходило во время тӧргiн – поездки молодоженов за подарками к отцу девушки. Подобный визит чаще совершался после рождения ребенка – через год или два-три после свадьбы. При этом размер приданого и его общая ценность обычно соответствовали калыму, что нашло отражение в народной поговорке: « Халын нинҷе, инҷiзi анҷа » – ‘Сколько калыма, столько и приданого’ (ХРС, 2006, с. 794). В этой связи интересны воспоминания пожилой хакаски о рассматриваемой народной традиции: «По хакасскому обычаю через год молодая едет к отцу, и он дает ей корову, 30–40 овечек и лошадь. Родной брат отца тоже дает скот. Она с этим приданным возвращается к мужу (ПМ М. С. Усмановой: Сунчугашева Таисия Егоровна, с. Анчил чон)» ¹⁸.

Размер приданого зависел от материального состояния родителей невесты. Ввиду того что приданое было собственностью невесты, оно во многом определяло ее статус в семье, поэтому родители стремились выделить своей дочери значительную долю материального богатства. Хакасские баи в качестве инҷi дарили своим чадам целые стада домашних животных, и среди них непременно должны быть кони. Так, например, по сведениям П. Е. Островских, в состав приданого одной из состоятельных невест входил небольшой табун, состоящий из тридцати лошадей [Островских, 1895, с. 320].

Обязательным атрибутом приданого хакасской невесты был хороший верховой конь – изер ат – ‘букв. конь с седлом’, луки седла которого были инкрустированы серебром. Подаренный конь, наряду с другими животными, воплощал собой благословление родителей на счастливую брачную жизнь их дочери. Об этом свидетельствуют слова отца невесты, произносимые в процессе свадебной церемонии: «Приезжайте ко мне; я благословлю вас конем и коровою: сим начинайте жить в долгоденствии и благополучии» [Костров, 1852, с. 45]. Обязательное дарение коня выступало своего рода залогом ее успешного чадородия. Отметим то, что в традиционных представлениях хакасов образ коня воплощал собой витальность и плодородие, а также выполнял охранительные функции по отношению к молодоженам и их потомству.

В конце XIX в. практически каждая семья (род) в своем хозяйстве имела священного коня – ызых’а, олицетворявшего собой счастье и благополучие его хозяев и всесторонне покровительствовавшего им, поэтому в процессе свадебной обрядности непременным элемен- том было приобщение невесты к культу семейно-родового ызых’а. Обряд проводил свёкр. Невеста должна была трижды поклониться сакральному животному. В это время отец жениха обращался к покровительствующему гению, кланялся и делал ему подношение в виде кусочков мяса и окропления аракой. В материалах Н. С. Тенешева приведена молитва, обращенная к духу-покровителю – хара ызых’у (священному коню черной масти), обнародуем ее: «Над трубой [юрты] будь смотрителем, у двери – часовым! Будь хозяином скота и птиц! Будь кольчугой [т. е. защитой] большого нашего двора и юрты! Пусть хара чорғам [черный иноходец] будет твоим покровителем! Мӱчiрее [кислые сырки с маслом пусть] пищей будут вашей! Привезенного нами из другого улуса нового человека [т. е. невесту] не обижайте, как чужого, а любите как своего человека! В ночную тьму охраняйте [ее], как часовые! Днем будьте смотрителями [за ней]! Ко [всему] доброму путь указывайте, от [всего] плохого отстраняйте! Передний путь [ее] расчищайте, задний путь [ее] защищайте кольчугой» 19.

Следует сказать, что не только родственники невесты выделяли ей приданое, но и родители жениха, в свою очередь, также обеспечивали своего сына материально-хозяйственными ценностями. Указанный родительский дар в народе обозначался как ӱлӱзі – ‘доля’. В его состав входили различные предметы домашнего быта, хозяйственный инвентарь, скот, денежные средства и пр. Среди подаренных домашних животных всегда были лошади. Официальное торжественное выделение ӱлӱзі происходило во время свадебного пиршества. Оно носило церемониальный характер и выражалось в следующем. Близкий друг жениха, в указанной ситуации называемый тiленҷiк – ‘проситель’, либо он сам жених подходил к отцу и кланялся. Правой рукой подавал родителю чашу с аракой, а в левой руке держал посуду с отваренным мясом. Он обращался с просьбой о выделении доли не напрямую, а завуалировано. При этом в произносимой речи одним из ключевых был образ коня: «Чтобы ездить в гости нужен пегий конь, чтобы ездить на свадьбу, нужен гнедой конь!» ²⁰. Отец брал араку и окроплял очаг, а затем принимал мясо. Отрезав три кусочка, он бросал их в огонь как подношение духу-хозяину огня – от ине / от иҷе . После этого благословлял сына и произносил такие слова: «Я даю тебе белую корову, чтобы делать айран! Я даю тебе гнедого коня, чтобы ездить на свадьбы! Я даю тебе пегого коня, чтобы ездить по улусам!» [Катанов, 1907, с. 236– 237, 351–352]. Отметим, что доля жениха ӱлӱзі вместе с приданым невесты инҷi , объединенные в одно хозяйство, образовывали ту материальную базу, на основе которой развивалось самостоятельное хозяйство молодоженов [Патачаков, 1958, с. 85].

Ярким элементом традиционной свадьбы и одним из любимых игровых зрелищ для хакасов были скачки на конях. Они были призваны продемонстрировать мастерство всадника и скаковые качества лошадей. На свадебном пиру победителя чествовали, усаживали на почетное место. В народе он получал общее признание и уважение. Исследователи XIX в. сообщали об этой традиции следующее: «Скачки и разные игры бывают у татар [хакасов. – В. Б .] во время свадеб. Это совершается в степи, где собирается большое число татар. Девицы и молодые ребята при играх и скачках кричат песни, другие же из мужчин борются, иногда бегают по закладу на конях и играют в карты» [Кузнецова, Кулаков, 1898, с. 57]. Традиция проведения конных скачек получила отражение в устном народном творчестве. Подобные состязания наряду с другими испытаниями устраивали баи для молодых людей. В качестве главной награды назначали руку и сердце своих дочерей. Так, в одном из фольклорных произведений от лица отца девушки приводятся следующие условия для достижения желаемой цели: «У меня есть два беговых коня! Пусть твои кони их обгонят! У меня есть два силача! Пусть твои поборют моих силачей! У меня есть две песенницы, пусть твои их перепоют (ПМ М. С. Усмановой: Янгулова Аксинья Ивановна, 70 лет, д. Малое Озеро)» ²¹.

Далее следует отметить важный момент участия лошади, а если быть точнее, ее плоти в свадьбе. Конина наряду с говядиной и мясом мелкого рогатого скота являлась важнейшим источником пищевой продукции к праздничному столу. Более того, в прошлом на свадебном пиршестве из всех видов мяса именно конина была предпочтительнее. Е. К. Яковлев писал об этом: «При всяком торжестве или удаче в чем-либо устраивается пир, закалываются целые табуны лошадей, и прекращается пиршество не раньше, чем всё будет съедено. Так было в героический период, в золотой век жизни татарского [хакасского. – В. Б.] народа, так оно осталось в общем и по cию пору у охотничьих племен сойот и у некоторых из сагайских родов» [1900, с. 45]. Традиция использования конского мяса в качестве праздничной пищи получила отражение в эпическом творчестве хакасов:

Ай Miчiк, алып кiзi,

Тасхар сығара кил пасты,

Хатығ хыйғызын салыпчадып,

Албаты чонына чахығ пирче:

– Хыр асхырлығ чылғыны

Хыра чығыңар.

Хызыр пиилернi, тудып,

Хаарта соғыңар.

Хырбалап той салыңар,

Торасхырлығ чылғыны

Тооза чығыңар!

Тоң сас пиилернi соғып,

Тоғырап, кил, той салыңар!

Тастар полза,

Хыр асхырлығ чылғыны

Хыра чыып,

Хызыр пиилерiн соғып, Хырбалап той салчалар.

Торасхырлығ чылғыны

Тооза чыып,

Тоң сас пиилерiн соғып,

Тоғырап, кил, ит пызыр турлар

(Ай Мiчiкнең, 1993, с. 3, пер. наш. – В

Ай Мичик богатырь,

На улицу вышел,

Строгий указ [свой] возвещая, Податному народу наказ дает: – Серого жеребца [вожака] Всех кобылиц соберите.

Нежеребых кобылиц, поймав, [Всех] подчистую забейте.

Мясное пиршество устраивайте, Гнедого жеребца [вожака] лошадей [Всех] полностью соберите!

Нежеребых кобылиц, забивая,

Покрошив [на куски], пиршество готовьте!

Пастушки же,

Серого жеребца [вожака] кобылиц

Всех собрав,

Нежеребых кобылиц забив

Мясное пиршество устраивают.

Гнедого жеребца [вожака] лошадей

Всех собрав,

Нежеребых кобылиц забив

Искрошив [на куски], мясо варят [в котлах] . Б .);

Изебi чох Алып Хыс Хан, Улуғ пасхысха сых килiп, Ӱс тап хыйғы тӧгiбiскен: – Xapaғы сiлiг халых чоным, Тоозылбастағ той ползын, Ӱзiлбестег чырғал ползын!

Тора асхырлығ малны сӱр килзер, Тоғлағын на таллап, той идiңер; Хыр асхырлығ малны cӱp килзер, Хызырын на таллап пайлаңар! Хырых чирде от кӧй турзын, Хырых чирде тӧрт хулахтығ Кӱлер хазанда араға Салғыл турчатсын!

Бесстрашная Богатырка Хыс Хан На высокую лестницу взобравшись, Трижды воскликнув, приказ изрекла: [О,] прекрасноглазый мой народ, [Пусть] нескончаемый [здесь] будет пир, [Пусть] непрекращающееся столпотворение будет [тут]! [С] гнедыми жеребцами скот [сюда] пригнав, [Лишь самых] тучных [из скота] отобрав, устраивайте пир; [С] серыми жеребцами скот [как] пригоните, [Лишь добрых] яловых [из скота] отобрав, забивайте! [В] сорока местах [пусть] костры горят, [В] сорока местах с четырьмя ушками [В] бронзовых котлах арака

Пусть плещется

(Айдолай, 1963, с. 35, пер. наш. – В. Б .).

Выводы

Представленный материал позволяет сделать вывод о том, что в традиционной свадебной обрядности хакасов конь занимал важное место. Он обладал высокой материальной и символической ценностью. Рассматриваемое животное находило широко практическое применение в быту и жизни народа. Оно являлось одним из важнейших источников мясной пищи и использовалось как основное транспортное средство. На лошади приезжали свататься и увозили невесту из дома. Именно посредством коня осуществлялся акт умыкания девушки, а также следующая за этим действием погоня и т. д. Вместе с тем большую роль в брачном процессе играла и символическая функция этого животного. Конь выступал в качестве символического аналога души человека. Его образ наделялся сакральными характери- стиками, связанными с представлениями о жизненной силе и благополучии человека, а также с продуцирующей и апотропейной магией. Всё это способствовало включению его в свадебную обрядность.

Одним из главных составляющих брачного ритуала было взаимное одаривание роднящихся сторон. Среди подарков особое место отводилось лошадям, являвшимся ключевым объектом дарообмена. Это животное было непременным элементом калыма и всех заменяющих его даров, а также приданного невесты – инҷi и выделяемой родителями доли жениха – ӱлӱзі . При этом дарственный конь пас ат являлся своеобразным залогом и символом заключения неписаного брачного договора.

В традиционном сознании обладание хорошим конем и наличие в его амуниции дорогих декоративных элементов не только подчеркивали эстетические предпочтения, но и служили маркером социального статуса и престижа владельца. Данная норма соблюдалась в свадебной процессии.

Роль коня в обрядовой и соционормативной практике, связанной с заключением брака, является лишь одной из составляющих многогранного образа этого животного в культуре хакасов. Столь широкая функциональность коня в жизни рассматриваемого народа, очевидно, может указывать на номадические корни феномена почитания коня.