Коннотация диалектности у антропонимов и ее национально-культурное своеобразие (по произведениям писателей-"деревенщиков")
Автор: Зубкова Людмила Ивановна
Журнал: Известия Волгоградского государственного педагогического университета @izvestia-vspu
Рубрика: Проблемы русистики
Статья в выпуске: 5 (39), 2009 года.
Бесплатный доступ
Вычленяются антропонимические диалектизмы на фонетическом, акцентуационном, лексическом и собственно образовательном уровнях. Показывается, что коннотация диалектности русских антропонимов характеризуется стилистической сниженностью, национально-культурной и территориальной обусловленностью и находится в оппозиции к коннотации документальной формы имени при обозначении потенциально тождественного референта.
Коннотация, диалектность, словообразование, национально-культурная специфика
Короткий адрес: https://sciup.org/148163901
IDR: 148163901
Текст научной статьи Коннотация диалектности у антропонимов и ее национально-культурное своеобразие (по произведениям писателей-"деревенщиков")
Л.И. ЗУБКОВА (Воронеж)
КОННОТАЦИЯ ДИАЛЕКТНОСТИ У АНТРОПОНИМОВ
И ЕЕ НАЦИОНАЛЬНОКУЛЬТУРНОЕ СВОЕОБРАЗИЕ (по произведениям писателей-«деревенщиков»)
Вычленяются антропонимические диалектизмы на фонетическом, акцентуационном, лексическом и собственно образовательном уровнях. Показывается, что коннотация диалектности русских антропонимов характеризуется стилистической сниженностью, национально-культурной и территориальной обусловленностью и находится в оппозиции к коннотации документальной формы имени при обозначении потенциально тождественного референта.
-
Ёёр+aaQa пёТаа: коннотация, диалектность, словообразование, национально-культурная специфика.
Анализ используемых в обществе на определенном историческом отрезке имен, как показал обзор работ по антропонимике, может осуществляться на базе официальных документов либо художественных произведений. В данной работе мы исходим из признания того, что литературная ономастика опирается на общенародную ономастику в творчестве писателей-реалистов, что неоднократно подчеркивалось исследователями. «Писатель не может абстрагироваться от реальной ономастики, от действующих в языке ономастических норм даже в том случае, если сознательно к этому стремится. Поэтому литературную (поэтическую) ономастику можно определить как субъективное отражение объективного, как осуществляемую писателем “игру” общеязыковыми ономастическими нормами» [2: 34].
Материалом для исследования послужили произведения Ф. Абрамова, В. Астафьева, В. Распутина и В. Шукшина, которых часто относят к когорте писателей-«деревенщиков». Их творчество неразрывно связано с изображением простого русского деревенского быта, его традициями, в том числе традициями именования и речевого этикета, оно обращает нас к не-
зыблемым национальным основам. «Русская деревенская проза - не только литературный, но и социально-исторический, психологический, этический, эстетический и национально-культурный феномен», - отмечает Т.В. Саськова [3: 100]. Даже если герои этих произведений живут в городе, они не утрачивают связей с деревней, где остались их родители или родственники, откуда они сами родом. В массе своей это крестьяне или рабочие, владеющие просторечием и разговорной формой русского языка.
Имена героев романов, повестей, рассказов у данных писателей-реалистов взяты из реальной жизни, входят в антропонимическую систему русского языка, отражая и территориально-диалектные формы личных имен собственных. Описывая события, происходящие в различных регионах страны, писатели используют диалектные антропонимы, характерные для данной местности, для создания реалистической картины речевого поведения героев.
У диалектных антропонимов мы выделяем коннотацию диалектности, дополнительного компонента значения в передаче стилистических, эмоциональных, экспрессивных, оценочных характеристик, обусловленных национальной культурой и говорами определенной местности. Рассмотрим проявление коннотации диалектных антропонимов более подробно.
Внутри каждой диалектной антропонимической системы различаются образования общенародные и локальные. Так, В. Астафьев и В. Распутин, описывающие быт сибирских деревень и городов, отразили следующие формы:
Акульша (от Акулина): - Да чего уж там! - махнула бабушка рукой. - Кто старое помянет... Лидиньку не воротить. Акульша-то, огонек лампадный, тоже погасла, - пояснили они отцу... (В. Астафьев. Бурундук на кресте);
Воктябриночка (от Октябрина): - Немцы Воктябриночку в Эмму переименовали, бо им трудно, а може, и не хотелось выговаривать революционно имья (В. Астафьев. Веселый солдат);
Егорша (от Егор): - Я говорю: «У тебя ноги ходят, ты сходи к Егорше, он в эти газетки тоже смотрит, моить слыхал». Она пошла. Дак от Егорши рази че путное добьешься? (В. Распутин. Последний срок).
Это также: Кольча (от Николай) (В. Астафьев. Гуси в полынье); Коляня (от Нико лай) (В. Распутин. Прощание с Матерой); Кланя (от Клавдия) (В. Астафьев. Где-то гремит война); Митяй (от Дмитрий) (В. Распутин. Век живи - век люби); Настёна (от Анастасия) (В. Распутин. Живи и помни); Пётра (от Пётр) (В. Астафьев. Бурундук на кресте); Петра (от Пётр) (В. Астафьев. Гори, гори ясно); Таньчо-ра (от Татьяна) (В. Распутин. Последний срок); Тимша (от Тимофей) (В. Астафьев. Бабушкин праздник).
Ф. Абрамов употребляет в речи персонажей диалектные формы имени, в которых конечный гласный звук [а] заменяется на [о], что характерно для окающего диалекта, например: - Нехорошо, нехорошо, Валерий Гордеевич, - поддержала ее Маланья. - Не та мать, которая родила, а та, которая вспоила да вскормила. А ты ведь, Валерушко, к Катерине-то начал бегать, как ножками заперебирал (Бабилей). Это также Васильюшко, Евсейко, Егоруш-ко, Ефимко, Иванушко, Максимко, Михайло, Михайлушко, Михейко, Овлейко, Паисьюшко, Трофимушко (Пряслины), Гаврило (Михей и Иринья), Данило (Чистая книга). В именах Гаврило, Данило и Михайло произошла передвижка ударения на предшествующий слог (ср.: Гавриил, Даниил, Михаил). Диалектные формы имени стилистически маркированы и несут информацию о стилистически сниженном регистре общения, ориентированы на определенную функциональную сферу. Эти формы являются также дополнительным средством раскрытия образов.
Коннотация диалектности лабильна. В процессе употребления в народной речи территориально ограниченные имена могут переходить из разряда диалектного имени в разряд народного (например, Олена) или разговорного (например, Овдей, Огафья, Окулина и др.), передавая, соответственно, коннотации народности и разговорности.
Диалектная форма имени на -о употребляется также с отчеством: Из темноты вынырнула мокрая голова запыхавшегося Малышни: - Анна Гавриловна! Михайло Иванович! Новости-то какие! (Ф. Абрамов. Пряслины). Черты «окающего» говора на Севере проявляются и в замене начального звука [а] на [о] в таких личных именах собственных, как Овдя, Овдюха, Овдей-ко, Оганя, Огнейка, Огния, Огнея, Огня, Оксинья, Окся, Окуля, Олександрушко, Олексей, Олекса, Олена, Оленушка, Оле- ша, Онаний, Ондреюшка, Онисья. Особенности северно-русских говоров распространяются и на отчества, например: Олек-сандрович, Олексеевна: - Нехорошо, нехорошо, Федор Олександрович. Мы люди темные, неученые, а ты ведь все ходы-выходы знаешь... (Ф. Абрамов. Старухи); - Та со-плюха-то - Полька Олексеевны - вся-то с рукавицу, двести шестьдесят рубликов огребла. За месяц! - За месяц? - ахнули в один голос старухи (Ф. Абрамов. Старухи).
В произведениях Ф. Абрамова отмечаются также следующие диалектные имена: Власик от Влас, Микша от Михаил («Поездка в прошлое»); Егорша от Егор («Пряслины»); Ефтя от Ефим («Чистая книга»); Лукаша от Лука («Михей и Ири-нья»); Пека от Пётр («Алька»); Палага от Пелагея («Пелагея»); Петуня от Пётр («Вокруг да около»).
У В. Шукшина, герои произведений которого живут и работают на Алтае, встречаются имена Васёка, Егорша, Митьша, Пётра: Его звали - Васёка. Васёка имел: двадцать четыре года от роду, один восемьдесят пять рост, большой утиный нос... и невозможный характер («Стенька Разин»); - Чего загрустил, Егорша? - спросила Люба («Калина красная»); - Теперь другой край: ты Митьшу-то Стебунова знаешь ведь? («Наказ»); - Пошли, Пётра. Ветер подымается. К ночи большой будет: с севера повернул. - Петька, не вынимая рук из карманов, двинулся дальше («Демагоги»).
Диалектная маркированность выделенных форм обусловлена их узуальностью в рамках определенной территории. Коннотация диалектности в таких случаях несет дополнительную информацию о территориальной принадлежности коммуникантов. Наличие одних и тех же диалектных форм личных имен собственных (например, Егорша, Пётра) в различных регионах подчеркивает их интердиалектный характер.
Антропонимические диалектизмы, как показал анализ, вычленяются на разных уровнях: фонетическом (ср.: Максимка -Максимко), акцентуационном (Пётра -Петр’а); собственно формообразовательном (Коля - Коляня - Кольча). Эти диалектные формы существуют в живой речи наряду с книжной формой, сохраненной церковью. У В. Астафьева, например, есть персонаж по имени Михайло Илларионович Зырянов, которого также называют Ми-хайла: ... бабушка по-за глаза хвалила Зы рянова: «Михайла - добытчик. Мимо дома копейку не пронесет» («Заберега»).
Анализ показал, что диалектные имена - это формы документальных имен, подвергшиеся изменениям под влиянием местных говоров, и поэтому они несут не только территориальную окраску, но и характеризуются национально-культурной спецификой, т. к. обозначают носителей русского языка и культуры. В качестве примера приведем отрывок из повести В. Распутина «Последний срок»: - Таньчора, - с мольбой выговорила старуха. - Они (дети. - З.Л. ) переглянулись, вспоминая, что мать звала так Татьяну, и враз ответили: - Еще не приехала.
Диалектные антропонимы возникли на базе языковой системы, используют общенародные словообразовательные средства, но средства эти в разных говорах получают свое функциональное наполнение, различаются продуктивностью (например, окончание мужских имен на -а/-я типа Пека, Ефтя и на -о типа Иванушко). В диалектной речи, по мнению В. И. Супруна, «стираются или ослабляются отличительные особенности ономастической морфологии, выявленные в литературном языке» [4: 193], что полностью согласуется с нашим исследованием прежде всего в том, что диалектные формы мужских имен пополняются за счет образований с окончанием на -а, тогда как в литературном языке на протяжении всей истории формирования русской антропонимической системы такие формы исчезали. Следовательно, коннотация диалектности есть и речевой, и языковой феномен. Она проявляется в процессе функционирования диалектного имени в речи и закрепляется в говорах.
В стилистическом отношении диалектные формы не равноценны. Так, имена Егорша, Митьша, Микша являются обычными для повседневного обращения вне возрастных ограничений. Носители имен при этом могут осознавать их стилистическую сниженность, что показано в следующем отрывке: - Дядя Митяй, вам, наверно, три рубля надо. Я могу дать, у меня есть. - Митяй, всматриваясь в Саню возрождающимся взглядом, пуще прежнего поморщился и ответствовал: - Ты корову теткой не зовешь? - Зачем? - То-то и оно... зачем?.. Митяй - кличка, как у быка. Кто ж кличку дядькает ? Зови, как все, Митяй, чего там... Не подавлюсь. - А вообще-то как тебя зовут? ... - Митяй! Так и зовут.
Õîøü – ñïðîñè ó ìîåé ìàìàøè, îíà óìåðëà сто ёет ^aзaд (В. Распутин. Век живи - век люби).
Суффиксальные формы диалектного имени по своим стилистическим функциям аналогичны суффиксальным формам, производным от документального имени, и способны передавать широкий диапазон оттенков от фамильярности и пренебрежительности до ласкательности и дружелюбности, тем не менее, всем выделенным формам свойственна коннотация диалектности. Любое отклонение от документального имени с нормированным произношением, фонемными и морфемными сочетаниями воспринимается как дополнительная информация о коммуникантах и ситуации общения. Е. М. Верещагин и В. Г. Костомаров подчеркивают важность учета отклонений от принятых в языковой общности норм: «Даже при условии незатруднительного протекания коммуникации (рациональной, «вещественной») звуковая форма речи в этом случае оказывается весьма информативной: она говорит о человеке (его территориально-диалектной принадлежности или социальном происхождении, образовании, профессии и т. п.) или о характере текста, который он произносит (времени написания, принадлежности к определенному стилю, назначении и т. д.) [1: 147].
Диалектные формы характеризуются общим этимологическим значением, сигнификативной общностью и потенциальной референтной тождественностью по отношению к производному документальному имени. В деривационной цепочке имен Алексей - Олексей - Олекса или Дмитрий - Митяй - Митьша, Пётр - Пёт-ра - Петра, референциально тождественных потенциально, коннотацию документальности, нормативности несут формы Алексей, Дмитрий, Пётр, остальные приобретают коннотации стилистической сни-женности, территориальной ограниченности, находящиеся в оппозиции к коннотации документальности, общепринятой носителями языка ассоциации, на уровне как языка, так и речи. Коннотативное значение диалектных антропонимов также национально окрашено, т. к. оно производно от коннотативного значения исходной документальной формы русского имени.
Таким образом, можно признать, что коннотации диалектности свойственна функция стилистического, локально-тер риториального и национально-культурного дифференцирования. Диалектные формы имени жестко связаны с узуальностью. Коннотация диалектности рассматривается нами как тип антропонимической коннотации, выделенный у диалектного имени, который находится в прямой зависимости от распространения имени на определенной территории и освоения его языком. Диалектная коннотация возникает в результате интерпретативной деятельности носителя диалекта посредством соотнесения национально-образного осмысления документальной формы имени под влиянием фонетико-морфологического своеобразия говоров для номинации одного и того же референта. Наличие диалектных форм имен показывает, что, как и в языке в целом, в системе личных имен собственных происходят постоянные изменения и пополняется антропонимический фонд за счет диалектных антропонимов, имеющих в качестве производящей основы документальное имя.