Контр-адмирал М. И. Смирнов (1880–1940) как соратник адмирала А. В. Колчака

Участие адмирала Александра Васильевича Колчака (1874–1920) в Белой борьбе в Сибири и его пребывание в должности Верховного Правителя России представляют собой пример выдающегося личного самоотвержения. Личность Верховного Правителя еще при жизни привлекла внимание известного литератора Серебряного века С. А. Аус-лендера (1886–1937), позднее ставшего советским писателем и расстрелянного в период сталинского террора. Работая в 1919 г. в Омске, С. А. Ауслендер встречался с А. В. Колчаком и, возможно, беседовал с ним1. По мнению современного исследователя В. В. Журавлева, при составлении популярных текстов об адмирале писатель опирался не столько на личные впечатления, как предполагал П. Н. Зы-рянов2, сколько на официальные речи Верховного Правителя, а также на написанную в 1918 г. самим А. В. Колчаком автобиографию3, которую адмирал в общих чертах перескажет в 1920 г. на допросе в иркутских застенках4. Но С. А. Ауслендер писал о А. В. Колчаке как живой свидетель Белой борьбы в Сибири, еще не ведая о ее трагическом финале. Осмыслить историческую роль А. В. Колчака после его гибели попытались в 1920-е гг. другие современники адмирала: главноуправляющий делами

Контр-адмирал М. И. Смирнов

Верховного Правителя и Совета

министров Г. К. Гинс (1887–1971), историк С. П. Мельгунов (1879–1956), а также однокашник и сослуживец А. В. Колчака, его бывший флаг-офицер и морской министр Омского правительства, контр- адмирал М. И. Смирнов (1880–1940). Если написанные в Харбине «по горячим следам» воспоминания Г. К. Гинса представляют собой попытку объяснить причины недавней катастрофы Белой Сибири, а опубликованный в Белграде в 1930–1931 гг. двухтомный труд С. П. Мельгунова посвящен исследованию широкой панорамы Белой борьбы, на фоне которой воссоздается выразительный психологический портрет А. В. Колчака, то краткий очерк контр- адмирала М. И. Смирнова, написанный им в Лондоне и опубликованный в 1930 г. в Париже усилиями военно- морского союза офицеров, представляет собой первую после С. А. Ауслендера попытку создания полной политической биографии адмирала А. В. Колчака.

Жизненный путь Михаила Ивановича Смирнова во многом напоминал судьбу самого А. В. Колчака, вместе с которым М. И. Смирнов учился в Морском кадетском корпусе — главном учебном заведении России, готовившем офицеров Императорского флота и располагавшемся в столице на Николаевской набережной Васильевского острова. Будущий контр- адмирал родился 18 июня 1880 г.5 и был на шесть лет младше А. В. Колчака. В то время как А. В. Колчак уже стал гардемарином, М. И. Смирнов был кадетом младших классов6. Дружба М. И. Смирнова с А. В. Колчаком зародилась

именно в Морском кадетском корпусе, о чем контр-адмирал оставил яркие и трогательные воспоминания в своем очерке. Окончив Морской кадетский корпус в 1899 г. с присуждением премии адмирала П. С. Нахимова (1802–1855), мичман Смирнов стал на следующий год младшим флаг-офицером штаба начальника Эскадры Тихого океана. В период Русско-японской войны, с апреля 1904 r. по февраль 1905 r. лейтенант Смирнов являлся флаг-офицером штаба командующего флотом на Тихом океане (во Владивостоке), а затем вахтенным офицером на крейсере 1-го ранга «Россия». В 1906– 1909 гг. М. И. Смирнов — обер-офицер Морского Генерального штаба (далее — МГШ). В 1909–1910 гг. он уже исполнял должность штаб-офицера МгШ. В 1910 r. М. И. Смирнов —помощник старшего офицера эскадренного броненосца «Слава», а в 1910– 1911 гг. он занимал должность старшего офицера на этом корабле. В 1911–1912 гг. М. И. Смирнов служил в должности старше-

Адмирал А. В. Колчак           го офицера на линейном корабле «Панте леймон». В 1914 г. М. И. Смирнов окончил курс Николаевской Морской академии в Санкт-Петербурге и вступил в командование эскадренным миноносцем «Выносливый», на котором офицера застала Великая война.

Весной 1915 г. М. И. Смирнов, как и будущий вице-адмирал М. А. Кедров (1878– 1945), некоторое время являлся представителем Русской ставки Главковерха при штабе Британского Королевского Флота и стал свидетелем печально знаменитой Дарданелльской операции союзного флота7. Рассказывая об этом периоде, контр-адмирал А. Д. Бубнов (1883–1963), в 1914–1916 гг. флаг-офицер Военно-морского управления ставки, называет М.И. Смирнова «одним из наших лучших офицеров». По сведениям контр-адмирала Бубнова, во время наблюдения за ходом Дарданелльской операции М. И. Смирнов столкнулся с открытым противодействием англичан: «О том, что англичане собираются предпринять Дарданелльскую операцию, нам стало известно лишь за 24 часа до ее начала, когда генерал сэр Вильямс неожиданно 18 февраля сообщил великому князю (Николаю Николаевичу. — А. М.), что “согласно высказанному им пожеланию” английский флот завтра приступит к исполнению Дарданелльской операции. По повелению великого князя был немедленно послан на английский флот к Дарданеллам для установления связи и единства действий между ним историко-культурной реконструкции. Научно-практический журнал. 2014. № 6 (23). С. 168–193; Кузнецов Н. А. Создание и деятельность речных флотилий Белого движения на Востоке России: 1918-1919 гг. Дисс... канд. истор. наук. М., 2012; Его же. Последняя операция Речной Боевой флотилии // Моряки в Гражданской войне. М.： Флотомастер, Белая Гвардия, 2000. С. 19-24; Его же. За единую неделимую Россию! // Моряки в Гражданской войне. М.: Флотомастер, Белая Гвардия, 2000. С. 52–57; Fedotoff- White D. Survival through War and Revolution in Russia. Philadelphia: University of Pennsylvania Press, 1939. P. 221-264 (рус. пер.： ФеДотов-Уайт Д. Н. Пережитое. Война и революция в России М.: Циолковский, 2018. С. 271–312); Макаров В. С. Материалы для истории флота в период гражданской войны // Флот в Белой борьбе. М.: Центрполиграф, 2002. С. 424–433; Джеймсон Т. Г. Экспедиция в Сибирь. 1919 // Русская Мысль. 9 ноября 2000 г. № 4340.

• ⁷ Емелин А. Ю. Научно-технические аспекты взаимодействия русского и британского флотов. 1914–1917 гг. // Военно-исторический журнал. 2007. № 7. С. 44–46.

и нашим Черноморским Флотом один из лучших наших офицеров капитан 1-го ранга М. И. Смирнов8. Прибыв к английскому флоту у Дарданелл несколько дней спустя после начала операции, капитан 1-го ранга Смирнов всеми способами старался установить радиосвязь через посредство английских судовых радиостанций с Черноморским Флотом, но все его старания оставались, несмотря на благоприятные условия и на незначительное расстояние, безуспешными. Это было для нас в Ставке совершенно непонятно и служило предметом нарекания на Черноморский Флот, ибо предполагалось, что в этом виноваты наши радиотелеграфисты. Однако, как только прибыл к Дарданеллам наш крейсер «Аскольд», который как раз в это время проходил через Средиземное море на пути с Дальнего Востока в Ледовитый океан, связь с Черноморским Флотом через его посредство была в тот же день установлена и в дальнейшем действовала безукоризненно»9.

Известный мемуарист, капитан 2-го ранга Г. К. Граф (1885–1966), сообщает о том, что Дарданелльская операция союзного флота и особенно ее результаты вызывали среди офицеров Русского императорского флота чувство глубокого недоумения: «В последних числах февраля до нас дошли достоверные слухи о том, что союзники готовятся к решительным действиям против Дарданелл и что с этой целью туда уже стянуты значительные силы англо-французского флота. Действительно, 5 марта союзным флотом была предпринята первая попытка форсировать Дарданелльский пролив, которая, однако, кончилась полной неудачей и вызвала большие потери в судовом составе. Первоначальные газетные сведения рисовали полную уверенность союзников в том, что эта операция окажется очень легкой. Поэтому они решили предпринять ее только с одним флотом, который должен был своим огнем смести турецкие береговые батареи, по сведениям союзников, очень устарелые, и, имея впереди тральщики, беспрепятственно дойти до Константинополя. Гладко вышло на бумаге, а на деле получились плачевные результаты. Соединенный флот, находившийся под общим командованием английского вице-адмирала Гардена, состоял из шестнадцати больших кораблей, в том числе новейшего линейного корабля “Куин Элизабет” и двух линейных крейсеров типа “Инфлексибл”. Сейчас же после полудня было начато продвижение вперед. Большие корабли, открыв сильный огонь по береговым батареям, медленно двинулись вперед, окруженные миноносцами; впереди шли тральщики. Сначала все шло как будто хорошо: тральщики удачно справлялись с минами, и корабли прошли до 13 километров от входа в залив, а некоторые — и до 9 километров. Турецкие батареи энергично отвечали на огонь союзников, и в корабли были попадания, но не причинили больших повреждений. Только около 2 часов дня во французский броненосец “Буве” попало два снаряда; на броненосце произошел сильный взрыв, и он почти моментально затонул. Вскоре погиб и один английский миноносец. Бой продолжался. По-видимому, как ни был губителен огонь союзных кораблей, он не оправдал возлагавшихся надежд и не заставил окончательно замолчать неприятельские батареи. Под вечер, между 6-ю и 7-ю часами, вдруг были замечены несшиеся по течению, прямо на корабли, плавучие мины. Их было так много, что защититься, увернуться от них было почти невозможно. Вскоре многие корабли оказались подорванными, причем тотчас же затонули броненосцы “Иррезистибл” и “Оушен”. “Куин Элизабет” и “Инфлексибл” также получили повреждения. После такой катастрофы адмиралу пришлось отступить от пролива. Таким образом, понеся сильные потери, флот ничего не добился. Совершенно непонятно, как могли союзники так легкомысленно отнестись к этой операции. Они плохо оценили, как силу Дарданелльских укреплений, так и значение мин. Если о существовании плавучих мин они и не могли знать, то вероятное усиление немцами турецких береговых батарей за время войны обязаны были принять в расчет. Как теперь они поступят дальше? Определенно можно сказать, что будут настойчиво продолжать операцию, чтобы не страдал их престиж»10. Не исключено, что капитан 2-го ранга Граф, служивший на эскадренном миноносце «Новик» в составе Минной дивизии Балтийского флота, впоследствии часто общался с М. И. Смирновым, также воевавшим в рядах Минной дивизии, и зафиксировал в своих воспоминаниях впечатления о Дарданелльской операции, услышанные из уст своего сослуживца и очевидца.

В 1915–1916 гг. М. И. Смирнов командовал эскадренным миноносцем «Казанец» и воевал в составе минной дивизии Балтийского флота под командованием капитана 1-го ранга (позднее — контр- адмирала) А. В. Колчака. В конце 1915 г., вскоре после отражения августовского нападения германского флота Открытого моря на Ирбенский пролив и Рижский залив11, М. И. Смирнов составил аналитическую записку в МГШ, в которой высказал мысль о необходимости организации взаимодействия Балтийского флота с силами Британского королевского флота с целью предотвращения повторной атаки на Ирбенскую минно- артиллерийскую позицию. Идея капитана 2-го ранга Смирнова, высказанная в записке, заключалась в том, чтобы убедить британцев провести демонстрацию в Северном море, учитывая, что прорыв королевского флота в Балтийское море «представляет такие трудности, что успех его весьма сомнителен». Офицер утверждал, что «предлагаемая демонстрация крайне необходима при настоящей обстановке на мировом театре вой ны. Слабость коалиционных вой н состоит в отсутствии единства действий. Единство достигается сосредоточением сил к решительному пункту. В настоящее время таковым является Балтийское море, поэтому все усилия должны быть направлены, чтобы это сосредоточение выполнить»12.

М. И. Смирнов полагает, что «решительным пунктом», где должна быть одержана победа, является Балтийское море. Тем самым, он невольно присоединяется к точке зрения, разделявшейся Начальником штаба ставки Верховного главнокомандующего генералом от инфантерии М. В. Алексеевым (1857–1918) и, вероятно, командующим флотом Балтийского моря адмиралом Н. О. фон Эссеном (1860–1915), на то, что «ключи от победы лежат в Берлине13. Этой точке зрения, как известно, противостояли сторонники стратегии непрямого воздействия на противника, предлагавшие провести операцию по высадке десанта на Босфор для захвата Константинополя и вывода из вой ны Османской империи, что должно было подорвать способность блока центральных держав к дальнейшему сопротивлению. Данная точка зрения по-видимому разделялась начальником МГШ адмиралом А. И. Русиным (1861–1956), командующим флота Черного моря адмиралом А. А. Эберхардом (1856–1919) и впоследствии новым командующим этого флота вице-адмиралом А. В. Колчаком14. Игнорирование союзниками стратегического принципа сосредоточения сил рассматривается М. И. Смирновым как основная причина несогласованности действий союзных флотов, в то время как сам принцип сосредоточения сил воспринимается М. И. Смирновым в 1915 г. точно также, как и в 1913 г. на страницах его исследования по истории Цусимского сражения, в качестве основополагающего условия достижения победы. К сожалению, необходимо отметить, что слова М. И. Смирнова, высказанные еще в 1915 г., оказались пророческими. Именно отсутствие единства действий не только осложняло операции союзных флотов и сухопутных сил во время Великой вой ны 1914–1918 гг., но и во многом повлияло на неудачу борьбы Белых армий с большевиками в 1919 г., особенно в Сибири, где чехословацкие легионеры бросили фронт, а затем предали большевикам адмирала Колчака и его армию15, и на Юге, где перемирие поляков с советским правительством развязало красному командованию руки на Южном фронте против ВСЮР накануне генерального сражения под Орлом16.

В 1916 г. М. И. Смирнов был произведен в чин капитана 1-го ранга, а 7 июля 1916 г. назначен флаг-капитаном оперативной части штаба командующего флотом Черного моря вице-адмирала А. В. Колчака. Находясь в этой должности, М. И. Смирнов непосредственно разрабатывал все операции Черноморского флота, включая знаменитую операцию по перехвату крейсера «Бреслау», минирование Босфора и Варны, а также подготовку десанта на Босфор для захвата проливов и Константи-нополя17. В начале марта 1917 г. по предложению А. В. Колчака капитан 1-го ранга Смирнов стал начальником штаба Черноморского флота. «Я доложил Адмиралу, — рассказывает М. И. Смирнов, — что готов служить в какой- угодно должности в Черноморском Флоте до тех пор, пока он им командует»18. После матросского бунта в Севастополе и отставки вице-адмирала А. В. Колчака в июне 1917 г., сопровождавшейся знаменитым отказом вице-адмирала отдать бунтующим матросам полученное за Порт- Артур георгиевское оружие, М. И. Смирнов сопровождал своего командира в Петроград, а затем в заграничную командировку. С осени 1917 г. и до осени 1918 г. М. И. Смирнов — начальник морского отдела Русского заготовительного комитета в Северо- Американских Соединенных Штатах (далее — САСШ), с прикомандированием к Русскому посольству в Вашингтоне. В САСШ офицер получил известия о большевистском перевороте.

20 ноября 1918 г.19 прибывший в Омск М. И. Смирнов приказом Верховного Правителя адмирала А. В. Колчака был произведен в чин контр- адмирала и 28 декабря 1918 г. назначен управляющим новообразованным Морским министерством. В качестве Морского министра М. И. Смирнов занимался работой по координации деятельности русских белых флотилий, сражавшихся с большевиками на различных театрах Гражданской вой ны, но, как отмечает современный историк Н. А. Кузнецов, из-за географической удаленности фронтов подобная деятельность была малоэффективной20. Министру подчинялись также морские агенты, работавшие заграницей.

В начале 1919 г. контр- адмирал Смирнов готовил к активным боевым действиям Речную боевую флотилию (далее — РБФ) на Каме. Флотилия была сформирована приказом начальника штаба ставки Верховного Главнокомандующего № 192 от 1 марта 1919 г. РБФ состояла как из кораблей бывшей Волжской флотилии Народной армии контр- адмирала Г. К. Старка (1878–1950), так и из захваченных в Перми в конце 1918 г. грузовых и пассажирских пароходов и барж. Как отмечает Н. А. Кузнецов, на май 1919 г. в составе РБФ находились 15 вооруженных пароходов (с артиллерией), 2 плавучих батареи, 3 плавбазы и плавмастерских в составе 1-го и 3-го дивизиона боевых кораблей, 3 парохода и катер в составе службы связи, 2 посыльных судна,

2 госпитальных судна, 1 штабной теплоход, 6 понтонов, 1 военный буксир в составе 1-го дивизиона тральщиков. Личный состав флотилии насчитывал 358 офицеров и до 3 тысяч матросов21. По свидетельству капитана 1-го ранга Н. Г. Фомина (1888– 1964), морская авиация флотилии состояла из четырех гидропланов и двух аэростатов. Авиационный отряд действовал под командованием известного летчика- черноморца, старшего лейтенанта В. М. Марченко (1890–1937), впоследствии воевавшего во франкистской авиации во время Гражданской войн ы в Испании, сбитого в воздушном бою над Альканьисом и по одной из версий расстрелянного в плену22. Позднее М. И. Смирнов вспоминал: «У нас имелось четыре гидроаэропланных лодки типа Щетинина 9 и 53 хороших запасных авиационных мотора, эвакуированных из Балтийского Флота. Лодки были без крыльев. Благодаря выдающейся энергии авиатора старшего лейтенанта Марченко в Красноярске были сделаны крылья и даже начата постройка новых аэропланов, последние не могли быть готовы к весне, но крылья к 4 имевшимся лодкам были сделаны»23. Артиллерийские орудия и различные детали для кораблей РБФ пришлось разыскивать по всей Сибири и Дальнему Востоку, включая Владивосток, и даже заграницей24. Проект закрепления орудий при установке на гражданские пароходы был разработан лейтенантом В. С. Макаровым (1891–1964), сыном вице-адмирала С. О. Макарова (1848–1904), погибшего при обороне Порт- Артура на борту броненосца «Петропавловск» в марте 1904 г.25 М. И. Смирнов принял меры для подготовки в машинно- моторной школе Томска личного состава РБФ, провел ряд других мероприятий, связанных с работой министерства (ноябрь 1918 — март 1919 гг.), в том числе участвовал в формировании Отдельной бригады Морских стрелков под командованием контр- адмирала Г. К. Старка, которая потом воевала на сухопутном фронте в составе Сибирской и Западной армий. 12 декабря 1918 г. М. И. Смирнов лично утвердил для чинов бригады специальную форму — сочетание сухопутной и морской26. Морской министр также курировал деятельность ряда учебных заведений Сибирской флотилии, располагавшихся во Владивостоке.

С весны 1919 г. контр- адмирал М. И. Смирнов исполнял обязанности Командующего РБФ, начальником штаба которой являлся его сослуживец и соратник А. В. Колчака, офицер- балтиец, капитан 1-го ранга Н. Г. (Н. Ю.) Фомин, в 1915–1916 гг. занимавший должность старшего флаг-офицера штаба начальника минной дивизии Балтийского флота, а с сентября 1916 г. являвшийся флаг-капитаном по оперативной части штаба командующего Черноморским флотом. Позднее в эмиграции Н. Г. Фомин стал командиром знаменитого Шанхайского русского полка27. Возглавляя флотилию, М. И. Смирнов в соответствии с приказом Верховного Правителя адмирала

• А. В. Колчака обладал правами командующего армией²⁸. Описания боевых действий РБФ под командованием контр- адмирала Смирнова довольно часто приводятся в различных справочных интернет- публикациях по истории Белого движения²⁹. Большая часть из них заимствована из исследовательских работ Н. А. Кузнецова и научнопопулярной книги А. Ю. Широкорада³⁰. Известно, что после открытия навигации, в мае-июне 1919 г., М. И. Смирнов во главе РБФ вел активные боевые действия, первоначально осуществляя поддержку наступления Сибирской армии генерал- лейтенанта Р. Гайды (1892–1948) а затем, прикрывая отход отступающих бойцов этой армии.

В мае 1919 г. Сибирская армия, насчитывавшая в общей сложности 54,3 тыс. штыков, 3,7 тыс. сабель, 111 орудий, 572 пулемета, наступала главными силами на Глазов, Вятку и Котлас, имея в качестве основной цели соединение с Северной армией генерал- лейтенанта Е. К. Миллера (1867–1939) и англо- американским экспедиционным корпусом. Левый фланг Сибирской армии (т. н. Южная группа), находившийся на правом (северном) берегу Камы, никак не взаимодействовал с правофланговыми частями Западной армии генерала от артиллерии М. В. Ханжина (1871–1961), которые наступали значительно южнее левого (южного) берега Камы и еще 25 апреля 1919 г. взяли Челны и Чистополь31. Разрыв между двумя армиями в мае достигал 90 км. Действующие на Каме корабли РБФ играли роль связующего звена. В бою под Святым Ключем, ниже Елабуги, 24 мая 1919 г. корабли контр- адмирала М. И. Смирнова подбили и заставили выброситься на берег красные канонерские лодки «Терек» и «Рошаль», пытавшиеся осуществить переправу красных вой ск и тралить минные заграждения белых32. Но в конце мая (25 мая 1919 г.), после поражения Западной армии М. В. Хан-жина в упорных боях на центральном фасе и левом фланге Восточного фронта, т. н. северная группа Восточного фронта РККА: 2-я красная армия под командованием бывшего полковника В. И. Шорина (1870–1938) (он же командир Северной группы) и правофланговая группировка 3-й красной армии под командованием бывшего капитана Лейб- Гвардии Литовского полка С. А. Меженинова (1890–1937) численностью до 41,2 тысяч штыков, 5,1 тысяч сабель, 189 орудий, 1006 пулеметов (включая все подразделения 3-й армии) перешла в контрнаступление и начала т. н. Сарапуло-Воткинскую операцию, целью которой был выход во фланг частям Сибирской армии и захват Ижевска и Воткинского завода33. Операцию обеспечивали корабли красной Волго- Камской флотилии. В это тяжелое время М. И. Смирнов силами РБФ поддерживал артогнем сухопутные части Сибирской армии, сражавшиеся преимущественно против 2-й красной армии, обеспечивал переправу через Каму и прохождение транспортных судов, перевозил военные грузы.

По приказу командующего Сибирской армии генерал- лейтенанта Р. Гайды, 27 мая 1919 г., РБФ должна была содействовать вой скам Южной группы генерал- лейтенанта Г. А. Вержбицкого (1875–1942), действуя на Каме между деревней Тихие Горы и устьем реки Белая. М. И. Смирнов также выделил часть сил РБФ для предотвращения переправы красных в устье реки Белой, так как большевистское командование фронта в лице бывшего Генерального штаба генерал- майора А. А. Самойло (1869–1963) перебросило туда часть вой ск 5-й красной армии под командованием бывшего подпоручика лейб-гвардии Семеновского полка М. В. Тухачевского (1893–1937)34. Для выполнения этой задачи, контр- адмирал М. И. Смирнов 28 мая 1919 г. сосредоточил основные силы РБФ у устья реки Ик, в тоже время, отправив часть сил на реку Белую и на Каму. Подняв свой флаг на пароходе «Волга», в этот день М. И. Смирнов руководил артиллерийским поединком между кораблями РБФ и судами Волжско-камской красной флотилии, завершившимся отходом большевиков. 29 мая 1919 г. М. И. Смирнов прикрывал отход левофланговых частей IV-го Сибирского корпуса генерал-майора П. П. Гривина (1875-1919)35 (3-я Иркутская и 15-я Омская Сибирские стрелковые дивизии, а также Отдельная Красноуфимская стрелковая бригада). В этот день красным удалось перерезать связь между РБФ и IV-м Сибирским корпусом и форсировать реку Белую, создав угрозу захвата кораблей РБФ, но попытка переправы большевиков через Каму была отбита. В этот же день Начальник Штаба Сибирской армии генерал-майор Б. П. Богословский (1883–1920) телеграммой просил М. И. Смирнова обеспечить отход частей левого фланга Южной группы Сибирской армии у Пьяного Бора и оказать им огневую поддержку в районе Чеганда-Пьяный Бор до устья реки Иж. Для этого М. И. Смирнов обеспечил как успешную минную постановку у Пьяного Бора, так и переправу частей сводного ударного сибирского корпуса полковника А. П. Степанова (1-я и 2-я Сибирские ударные дивизии) через реку Белую. В ночь на 30 мая 1919 г. был осуществлен прорыв по участку реки, простреливавшемуся красными, в Чеганду. Корабли М. И. Смирнова, прикрывая тихоходные баржи, переоборудованные в плавбатареи и плавбазы, подавили огнем красную пехоту, пулеметчиков и артиллерию, пытавшуюся не допустить прорыва белых. Но в связи с общим отходом Сибирской армии, М. И. Смирнов решил отступать к Сарапулу. Утром 31 мая 1919 г. РБФ обеспечивала эвакуацию вспомогательных судов и плавсредств из Каракулино в Сарапул. В то же время, М. И. Смирнов прикрывал фланг отступающей 15-й Омской сибирской стрелковой дивизии генерал-майора Н. С. Вознесенского (вскоре ранившего в поединке будущего сталинского маршала К. К. Рокоссовского (1896-1968)36), а также переправу на левый берег Камы IV сибирского корпуса у Николо-Березовки. Для решения данной задачи М. И. Смирнов приказал выставить на Каме с двух сторон минное заграждение. На кораблях РБФ М. И. Смирнов эвакуировал остатки 58-го Акмолинского сибирского стрелкового полка полковника А. И. Соловьева (1881– 1933) — 340 штыков и 2 орудия. В это время контр-адмирал М. И. Смирнов потерял связь с генералом Вержбицким и для ее восстановления отошел 1 июня 1919 г. на пароходе службы связи «Соликамск» в Сарапул, где застал картину спешной эвакуации города. Как вспоминал британский доброволец Т. Джеймсон, «пройдя под Сарапульским мостом, мы заметили батарею полевой артиллерии, окапывавшуюся на огневой позиции примерно в двух милях от города. Пушки были направлены в сторону Сарапула. Трудно было поверить, что вражеские орудия стоят так близко у города, где еще недавно располагались штаб Белой армии и командование водных сил. По прибытии я немедленно доложил о замеченном адмиралу Смирнову. Он ответил, что несколько минут назад получил радиограмму (его корабль был единственным, имевшим радио) о начале штурма Сарапула большевиками. Командиры кораблей собрались на совещание и решили послать два самых быстроходных судна, “Грозный” (капитан Федосьев) и “Кент”, к мосту для удержания его до прохода флотилии в Сарапул»37.

В итоге М. И. Смирнов с четырьмя кораблями оказался отрезан от основных сил флотилии. Возникла опасность взрыва красными моста в Сарапуле, в результате которого русло Камы было бы перегорожено упавшими конструкциями и стало бы непригодным для прохода судов от Николо-Березовки. Под гаубичным огнем М. И. Смирнов пробился в Николо-Березовку для эвакуации флотилии и, как отмечает Т. Джеймсон, обеспечил охрану сарапульского моста, выслав для этого флагман 3-го дивизиона РБФ — корабль «Грозный» и пароход «Кент». В ночь с 1 на 2 июня 1919 г. отрезанная группа РБФ под руководством М. И. Смирнова прорвалась к Сарапулу. Корабли, по его приказу, шли двумя кильватерными колоннами — вооруженные суда прикрывали невооруженные. Во время прорыва РБФ трижды обстреливалась красными батареями с берега. Одна из них, на холме у села Мазунино, была подавлена ответным огнем РБФ. С другой батареей, находившейся выше Мазунино, флотилия М. И. Смирнова выдержала четырехчасовой бой. У Сарапула РБФ сражалась сразу против 3-х батарей красных гаубиц и трехдюймовок, которые частично были подавлены, а также против красной пехоты. Скорость кораблей М. И. Смирнова не превышала 8 километров в час, поэтому было много попаданий. 2 июня 1919 г. большевики смогли потопить пароход РБФ «Статный», однако основные силы РБФ прорвались без потерь. Как писал в рапорте Верховному Правителю адмиралу А. В. Колчаку М. И. Смирнов, «команда “Статного” состоящая преимущественно из мобилизованных матросов флота, продолжала сражаться с полным самоотвержением при погружении корабля в воду, исполняя отчетливо и точно все приказания офицеров до момента снятия «Страшным» личного состава “Статного”»38. Рапорт М. И. Смирнова подтверждается в воспоминаниях участника боя старшего лейтенанта Д. Н. Федотова- Уайт (1889–1950), который много лет спустя писал: «...Команда “Статного”, стоя уже по щиколотку в воде, продолжала палить по врагу из всех орудий. Экипаж судна состоял из мобилизованных матросов-балтийцев. Они не уронили чести Императорского Флота и не оставили своих постов, даже когда гибель корабля стала неизбежной»39.

Впоследствии М. И. Смирнов сравнивал прорыв РБФ из Сарапула со знаменитым прорывом эскадры адмирала Д. Г. Фаррагута (1801–1870) в залив Мобиль 5–23 августа 1864 г. во время Гражданской вой ны в Северо- Американских Соединенных Штатах: «...Этот не бывавший в истории речной вой ны со времен Мобиля прорыв слабо защищенных судов мимо целого ряда батарей кончился для нас крайне удачно»40. Очевидно, подобное сравнение было вызвано воспоминаниями контр- адмирала о курсе военно- морской истории, изученного им в период пребывания в Морском кадетском корпусе, причем лекции об адмирале Д. Г. Фаррагуте запали не только в душу М. И. Смирнова. Флаг-капитан Штаба воссозданной в составе ВСЮР Каспийской флотилии и первый командир белой парусной «Экспедиции особого назначения» на Каспийском море41, капитан 1-го ранга К. К. Шуберт (1876 —?), впоследствии вспоминал о том, как весной 1919 г., в тяжелом разговоре с британским коммодором Д. Т. Норрисом (1875–1937), подчиненным адмиралу М. Калм- Сеймуру (1867–1925), он настаивал на уважении Британией суверенных правах России на Кавказе и требовал от англичан оказать содействие походу Каспийской флотилии на занятую большевиками Астрахань и далее вверх по Волге для содействия наступлению вой ск Кавказской армии генерал- лейтенанта П. Н. Врангеля (1878–1928)42. «Я рассчитываю, — заявлял Шуберт, — по прибытии в Петровск приложить все усилия к скорейшему восстановлению Каспийской флотилии, с которой и двинуться вверх по Волжской дельте для занятия Астрахани. В дальнейшем нам предстояло бы двигаться вверх по Волге для поддержки наших сухопутных сил, которые в некоторых пунктах уже вышли к берегам реки. Для выполнения этой операции нам необходимо, конечно, ваше содействие... напомню вам о действиях адмирала Фаррагута во время междоусобной вой ны в Соединенных Штатах, когда он с полным успехом и при несравненно более тяжелых условиях прошел с боем вверх по Миссисипи гораздо большее расстояние». На вопрос невежественного английского офицера — «Откуда у вас такие сведения?» — К. К. Шуберт ответил: «Я окончил курс в Морском кадетском корпусе в Петербурге»43. Как М. И. Смирнов, окончивший Морской кадетский корпус в 1899 г., так и К. К. Шуберт, выпустившийся из корпуса на три года раньше в 1896 г., слушали лекции одних тех же преподавателей, сформировавшихся в эпоху императора Александра II (1855–1881), как известно, оказавшего военно- морскую поддержку американским северянам, на стороне которых сражался адмирал Д. Г. Фаррагут. Очевидно, эти лекции оказали особенное влияние на М. И. Смирнова, привив юному гардемарину любовь к военно- морской истории, пронесенную контр- адмиралом на протяжении всей жизни. Рискнем предположить, что нереализованная идея дерзкого прорыва Белой флотилии по Каме на Волгу, на соединение с частями ВСЮР генерал- лейтенанта А. И. Деникина (1874–1947), была выработана М. И. Смирновым под влиянием воспоминаний о смелых операциях адмирала Д. Г. Фаррагута во время Гражданской вой ны в Северной Америке.

Как отмечает А. Б. Широкорад, в первых числах июня 1919 г. РБФ действовала между Галинами и Галовой, обеспечивая огневую поддержку Сибирской армии, и пароход «Суффолк», чье орудие после ремонта доставляло расчету меньше хлопот, постоянно был в деле. Галяны несколько раз переходили из рук в руки и 7 июня были, наконец, сданы красным. С 7 по 10 июня «Кент» и «Суффолк» регулярно обстреливали пехоту и полевые батареи противника. 12 июня плавбатареи «Суффолк» и «Микула Селянинович» огнем своих 152-мм пушек подавили три батареи красных и уничтожили большой полевой склад боеприпасов. 20 июня канонерка «Кент» вместе с другими судами 2-го дивизиона пошла в Пермь, куда и прибыла в 5 часов утра на следующий день. Плавбатарея «Суффолк» 21 и 22 июня продолжала вести обстрел береговых целей. За два дня она выпустила 256 шестидюймовых снарядов. Исчерпав боекомплект, командир плавбатареи также приказал идти в Пермь. В это время благодаря предусмотрительности М. И. Смирнова, организовавшего на кораблях РБФ серию контрразведывательных мероприятий, удалось обезвредить большевистскую агентуру. Британский доброволец Т. Джеймсон, служивший на судах РБФ, рассказывает: «Примерно в это же время ко мне пришли офицеры контрразведки из штаба флотилии и потребовали вызвать для допроса корабельного инженера и одного из судовых механиков. Их подозревали в сотрудничестве с большевиками. Допрос сопровождался обыском, во время которого среди инструментов механика были найдены документы, неоспоримо свидетельствовавшие о подготовке диверсии с целью уничтожить “Кент”. Причастность офицера не была доказана. Я узнал впоследствии, что в русской команде буксира работал агент контрразведки, направленный к нам адмиралом Смирновым. Этот агент и раскрыл заговор. Инженер- лейтенанта перевели на “Грозный”, а к нам назначили другого офицера. Позже я слышал, что механик был расстрелян»44. Верховный Правитель адмирал А. В. Колчак в отличие от Главнокомандующего ВСЮР генерал- лейтенанта А. И. Деникина активно привлекал на службу в контрразведку, государственную охрану, в подразделения милиции и ОМОНа профессионалов — бывших офицеров дореволюционной контрразведки и корпуса жандармов, что делало работу колчаковских спецслужб более результативной и эффективной, чем деятельность аналогичных структур (контрразведки и государственной стражи) на Белом Юге45. Очевидно, М. И. Смирнов как главнокомандующий РБФ также верно оценивал значение контрразведки для успешной борьбы с большевистской агентурой в белом тылу.

До начала июля 1919 г. М. И. Смирнов во главе РБФ прикрывал сухопутные войска Сибирской армии, осуществлял их огневую поддержку. После падения Перми 1 июля 1919 г., М. И. Смирнов отв ел корабли РБФ в устье реки Чусовой, к селу

Левшино, где по приказу контр- адмирала флотилия была разоружена из-за невозможности действовать на мелководье и вскоре полностью сгорела (до 60 пароходов). Был ли этот пожар, как предполагали капитан 1-го ранга Н. Г. Фомин и старший лейтенант Д. Н. Федотов- Уайт, следствием небрежности (случайного возгорания слитого в реку керосина или мазута)? Или же он стал результатом целенаправленного поджога? Отдал ли М. И. Смирнов приказ о сожжении брошенных кораблей, или же корабли сожгли красные, желая списать разграбленное ценное имущество флотилии на «вандализм» отступающих белогвардейцев, сжигавших «добро народное»? Сохранившиеся документы не дают на эти вопросы однозначного ответа, но скорее свидетельствуют в пользу несчастного случая, использованного большевиками для очернения своих противников46. Мы все же полагаем, что кадровый флотский офицер и убежденный белогвардеец М. И. Смирнов имел полное право отдать приказ о сожжении своих кораблей в соответствии с традициями русского императорского флота во избежание попадания судов флотилии в руки противника. Да и нелепо представить, что М. И. Смирнов мог бы подарить большевикам корабли своей флотилии в целости и сохранности, ведь располагавшие собственной боевой флотилией красные явно не торопились использовать пароходы и лодки по их прежнему «гражданскому» предназначению.

Личный состав РБФ численностью около 3 тысяч матросов и свыше 100 офицеров был переброшен по железным дорогам в Тюмень. В Тюмени 8 июля 1919 г. из личного состава РБФ по приказу М. И. Смирнова был сформирован отряд особого назначения, которому была поставлена задача отправиться в расположение Уральской отдельной армии, совместно с уральскими казаками захватить Астрахань и предоставить в распоряжение генерал- лейтенанта А. И. Деникина профессиональные кадры для формирования волжской флотилии ВСЮР. Очевидно, подобный план был разработан под влиянием прежней идеи М. И. Смирнова пробиться на Волгу для соединения с частями ВСЮР, только теперь, лишившись кораблей, эта задача возлагалась на личный состав РБФ. Но затем, в связи с тяжелой обстановкой на фронте, личный состав Отряда был переброшен в Омск. В Омске отряд особого назначения был 2 августа 1919 г. расформирован: часть офицеров и нижних чинов, преимущественно артиллеристы, была отправлена на берега Оби и Иртыша, где формировалась Обская флотилия. Эта флотилия приняла участие в контрнаступлении Белой армии адмирала А. В. Колчака в сентябре 1919 г. под командованием капитана 1-го ранга П. П. Феодосьева (погиб под Томском с 20 офицерами в ноябре 1919 г.)47. Большая же часть личного состава РБФ, 1500 матросов и 70 офицеров, пошла на формирование Морского Учебного батальона под командованием капитана 2-го ранга П. В. Тихменева, который вскоре получил наименование «бессмертного». В штыковом бою 12 сентября 1919 г. Тихменев погиб, вместе с командиром было убито 12 офицеров, в том числе известный во флотилии лейтенант И. М. Де Кампо Сципион, а также две трети состава батальона, который тем не менее доблестно удержал свои позиции. В конце октября 1919 г. приказом контрадмирала М. И. Смирнова остатки батальона были отведены в Омск для формирования двухбатальонного Морского полка. После падения Омска в ноябре 1919 г. полк выступил в Сибирский Ледяной поход, но до Читы не дошел ни один боец. Старший лейтенант Д. Н. Федотов- Уайт попал в плен к красным в районе Иркутска48.

Еще в конце июня 1919 г., в период отступления Сибирской армии на Каме, по-видимому именно М. И. Смирнов предложил дерзкий план прорыва кораблей РБФ от устья реки Чусовой по Каме в Волгу и далее вниз по Волге на соединение с вой сками ВСЮР генерал- лейтенанта А. И. Деникина. Такое соединение могло осуществиться в районе Царицына, который уже 17 (30) июня 1919 г. был взят частями Кавказской армии генерал- лейтенанта П. Н. Врангеля49. Подобный прорыв означал бы долгожданное соединение хотя бы некоторых частей А. В. Колчака с А. И. Деникиным, отдавал бы в распоряжение П. Н. Врангеля боеспособные корабли на Волге, являвшейся основной водной транспортной артерией красного Восточного фронта, оказал бы сильное моральное воздействие на отступающие вой ска Сибирской и Западной армии. Выход РБФ по рекам в тыл Восточного фронта РККА создал бы угрозу тыловым коммуникациям большевиков на Волге и неизбежно ослабил бы, пусть даже на незначительное время, наступательный порыв рвавшихся к Уралу красных. Но этот со стратегической точки зрения абсолютно правильный план входил в противоречие с общей обстановкой развала Сибирской армии, вызванного самодурством и интригами ее командующего генерал- лейтенанта Р. Гайды. Известный мемуарист старший лейтенант Д. Н. Федотов-У  айт, офицер РБФ в 1919 г., в эмиграции, вспоминал о том, что в июне 1919 г. поддерживал план прорыва и предлагал себя в качестве начальника штаба группы кораблей, выбранных для этого прорыва. Но по мнению большинства командиров кораблей РБФ план прорыва носил характер авантюры. М. И. Смирнов должен был выехать через Тюмень в Омск для личной поддержки А. В. Колчака в трудный период конфликта Верховного Правителя с Р. Гайдой. После падения Перми оставалось только использовать корабельную артиллерию и броневые листы, перемещенные на железнодорожные платформы, а также личный состав для усиления отступающей Сибирской армии. Старший лейтенант Д. Н. Федотов- Уайт полагает, что план М. И. Смирнова имел вполне реальные шансы на успех: «За несколько дней до разборки судов среди офицеров стал обсуждаться план того, чтобы прорваться через вражеские позиции, атаковать красный флот и в случае успеха выйти по Каме в Волгу на соединение с вой сками барона Врангеля у Царицына... я до сих пор не понимаю, почему мы не использовали эту возможность. Уже тогда было понятно, что орудия и экипажи, снятые с кораблей, не представляют особой ценности для Белой Сибири, а даже несколько прорвавшихся канонерок могли сослужить хорошую службу Врангелю, не имевшему на реке сил, сравнимых с Камской флотилией. Была, конечно, проблема нехватки боеприпасов для 130-мм пушек, стоявших на вооружении наших лучших кораблей. Многие полагали, что без эффективного использования этих орудий прорыв невозможен. Лично я считаю, что попробовать стоило»50. Очевидно, дефицит снарядов в действительности был только предлогом, и план был отвергнут большинством офицеров вследствие необходимости отъезда в Омск командующего флотилией — М. И. Смирнова, вызванного конфликтом А. В. Колчака с Р. Гайдой и угрозой раскола в Сибирской армии. Как следует из воспоминаний старшего лейтенанта Д. Н. Федотова- Уайт, М. И. Смирнов перед отъездом не настаивал на выполнении плана, отвергнутого большинством командиров РБФ, однако тот факт, что этот дерзкий план серьезно обсуждался, свидетельствует в пользу того, что его изначальная идея принадлежала именно командующему флотилией. Уже 7 июля 1919 г., через неделю после падения Перми и гибели (сожжения) кораблей РБФ в устье Чусовой, генерал- лейтенант Р. Гайда был снят с должности командующего Сибирской армии и арестован. Но отступление частей Сибирской армии продолжалось.

Старший лейтенант Д. Н. Федотов- Уайт, хорошо знавший контр- адмирала М. И. Смирнова, рассказывает характерный случай, имевший место во время боев за Сарапул: «Стоял чудесный летний вечер, живописные берега Камы утопали в зелени. Мы с адмиралом сидели в застекленной рубке за чаем и смотрели на проплывавший мимо пейзаж. Внезапно на холме справа в двух верстах вглубь берега я заметил двой ную вспышку. Опыт вой ны на реках подсказал мне, что по нам открыла огонь двухорудийная батарея, о чем я сообщил Смирнову. — Тебе показалось. Они не могли так быстро достичь реки, даже если допустить, что армейские сведения о собственном положении были предельно оптимистичны. И, прежде чем он успел это договорить, снаряд ударил в корму буксира, и раздался оглушительный взрыв. Смирнов даже глазом не моргнул. — Тебе сколько сахара, один или два? — спросил он непринужденно. В этот момент второй снаряд вывел из строя наше радио. В рубку со спасательными жилетами в руках ворвался вестовой и громко закричал: — Мы погибли! Надо спасаться! Хватайте жилеты! Смирнов бросил жилеты под стол и велел вестовому убираться к черту. К счастью, река в этом месте делала поворот, и деревья, по-видимому, скрыли нас из виду, потому что снаряды стали ложиться мимо цели. Продолжать этот бравый спектакль с чаем не было никакого смысла, и я предложил адмиралу пройти в рулевую рубку, чтобы проследить за установкой на мостике двух наших пулеметов и взять под контроль управление буксиром на случай, если мы нарвемся на еще одну батарею. К счастью, противник успел выставить только два орудия для обстрела реки...»51 М. И. Смирнов предстает в этих воспоминаниях как доблестный офицер, презирающий опасность и буквально следующий кодексу поведения, который культивировался в рядах Русского Императорского Флота и Армии до революции. В рядах Добровольческой армии на Юге России и в Белой армии адмирала А. В. Колчака этот кодекс поведения приобретал гипертрофированный характер, сопоставимый с представлениями самурайского кодекса чести52.

Контр-адмирал М. И. Смирнов многие годы был сослуживцем и личным другом адмирала А. В. Колчака. Он остро переживал неудачи и трудности, с которыми сталкивался Верховный Правитель. М. И. Смирнов входил в состав Верховного совещания — органа, сформированного А. В. Колчаком 21 ноября 1919 г. для координации действий между фронтом и тылом. Михаил Иванович был противником сдачи Омска без боя, полагая, что в случае потери города авторитет белых в Сибири резко пошатнется. При эвакуации Омска Морской министр просил А. В. Колчака не отправлять его в Иркутск, а оставить при себе, но адмирал отклонил эту просьбу, сказав, что присутствие М. И. Смирнова в Иркутске необходимо для контроля над деятельностью правительства и подготовки речных сил для весенней кампании на Енисее. М. И. Смирнов сам с помощью морских офицеров составлял эшелон для эвакуации Совета министров в Иркутск. 18 ноября 1919 г. Смирнов прибыл с эшелоном Совета министров в Иркутск и сразу же вступил в конфликт с местными эсерами. После того как в Иркутске произошел вооруженный мятеж, М. И. Смирнов вместе с 17 флотскими офицерами и 13 солдатами команды Морского министерства вечером 4 января 1920 г. оставил город с винтовкой в руках. Маленький белый отряд смог пробиться через заслоны красных партизан к Байкалу, а затем вышел на железнодорожную станцию Михалево, занятую казаками- забайкальцами генерал- лейтенанта атамана Г. М. Семенова (1890–1946)53.

Еще в период службы в МГШ капитан 2-го ранга М. И. Смирнов зарекомендовал себя как талантливый военный историк. На основании тщательного изучения документов и общения с участниками Цусимского сражения (14–15 мая 1905 г.), М. И. Смирнов подготовил подробное аналитическое исследование, посвященное Цусиме, которое было издано в Петербурге в 1913 г. с важнейшими чертежами, выполненными офицером собственноручно54. В этой книге М. И. Смирнов выделяет целый ряд основных причин, предопределивших, по его мнению, поражение 2-й Тихоокеанской эскадры вице-адмирала З. П. Рожественского (1848–1909) при Цусиме. И хотя, как отмечал в эмиграции поручик по Адмиралтейству Г. Б. Александровский (1900–1981), находясь на чужбине, в 1930 г., М. И. Смирнов поражался своему прежнему отношению к вице-адмиралу З. П. Рожественскому, признавая свои дореволюционные суждения о русском морском командовании периода Русско- японской вой ны преисполненными жестокой критики55, нам все же представляется, что переживания, вызванные военным поражением Белой армии, гибелью национальной России и лучшего друга — адмирала А. В. Колчака, а также тяжелая обстановка эмиграции безусловно способствовали известной реабилитации вице-адмирала З. П. Рожественского и героизации похода 2-й Тихоокеанской эскадры в мировоззрении М. И. Смирнова в этот период. В действительности же критические суждения М. И. Смирнова о стратегической обстановке, в которой протекал поход 2-й Тихоокеанской эскадры, вынесенные на суд офицерства до революции, носили более- менее взвешенный характер, ибо эти критические суждения опирались на беспристрастный анализ фактов и документов, осуществлявшийся в спокойной обстановке созидательной работы МГШ в Петербурге.

Вместе с тем, Г. Б. Александровский справедливо отмечает, что в книге М. И. Смирнова «имеется ряд ошибок», что стало неизбежным следствием работы, выполненной «по горячим следам», всего лишь семь-восемь лет спустя после катастрофы, — работы, проникнутой по словам Г. Б. Александровского «пристрастностью, свой ственной современникам боя», когда свежие впечатления очевидцев еще затмевали общую картину произошедшей трагедии, некоторые источники еще не были учтены, а углубленная исследовательская работа, в том числе и работа иностранных авторов, еще не была проделана. Действительно, целый ряд нелицеприятных оценок вице-адмирала З. П. Рожественского, вынесенных М. И. Смирновым в его исследовании 1913 г., может быть пересмотрен не только в свете упомянутых Г. Б. Александровским поздних мемуарных произведений бывшего артиллерийского офицера броненосца «Орел» капитана 1-го ранга князя Я. К. Туманова (1883–1955) и советского писателя, бывшего баталера броненосца «Орел» и солдата Белой армии адмирала А. В. Колчака, А. С. Новикова- Прибоя (1877–1944)56, но также и в свете недавно впервые опубликованных личных писем самого вице-адмирала З. П. Рожественского, написанных командующим 2-й Тихоокеанской эскадры супруге во время похода и в японском плену57. Однако принципиальные заключения М. И. Смирнова как о стратегических причинах поражения, так и о характере управления боем русской эскадры, этими документами не опровергаются.

Капитан 2-го ранга М. И. Смирнов предлагает читателю решение, которое могло бы, если не добыть победу в Цусимском бою, то во всяком случае заставить дорого заплатить за победу японцев58. Суть этого решения заключается в следовании ключевому для военно- морской стратегии принципу сосредоточения сил. Как полагал М. И. Смирнов, вице-адмирал З. П. Рожественский мог объединить броненосцы типа «Бородино» и «Ослябя», обладающие ходом до 17 узлов и наиболее мощной артиллерией, в ударную группу (из пяти броненосцев). Этой группе следовало быстро пойти на сближение и атаковать противника в самом начале Цусимского сражения, вести по японским броненосцам сосредоточенный артиллерийский огонь на малой дистанции, превратить бой в беспорядочную свалку и таким образом быстро нанести противнику максимальный ущерб. Подобное решение предполагало борьбу за инициативу, что соответствовало логике всех будущих операций Великой вой ны 1914– 1918 гг., которые М. И. Смирнов как флаг-офицер разрабатывал и реализовывал вместе со своим командиром — вице-адмиралом А. В. Колчаком. Очевидно, именно колчаковская боевая школа легла в основу многих решений контр- адмирала М. И. Смирнова во время Гражданской вой ны, в период командования им флотилией на Каме, и повлияла на разработку плана прорыва к Волге на соединение с Кавказской армией генерал- лейтенанта П. Н. Врангеля.