Корыстная цель как обязательный признак вымогательства

При анализе субъективной стороны вымогательства акцент делается на таком необходимом признаке, как наличие корыстной цели. Если лицо, предъявлявшее требование, преследовало иные цели, квалификация содеянного по ст. 1 3 УК РФ исключается. В связи с этим цель при вымогательстве является всегда корыстной. Во многом отсюда и идут споры относительного того, входит ли вымогательство в состав хищения или выступает в роли самостоятельного преступления. Данный вопрос уже давно причислен к разряду риторических, в то время как ответ на него, полагаем, должен лежать в плоскости анализа факультативных признаков субъективной стороны — цели его совершения.

Проблема определения целевой принадлежности вымогательства, предусмотренного ст. 1 3 УК РФ, актуальна и с позиции его отграничения от так называемых смежных составов преступлений, прежде всего — других видов вымогательств, предусмотренных УК РФ. Речь идет о конструкциях ст. ст. 221, 22 , 229 УК РФ, устанавливающих ответственность за вымогательство, но применительно к другим предметам преступного посягательства. Не только предмет преступления выступает в качестве критерия разграничения фактически одинаковых по отношению друг к другу преступлений. Все они так или иначе представляют собою одно деяние — вымогательство. Однако корыстная цель характерна лишь для вымогательства, предусмотренно- го ст. 1 3 УК РФ, в то время как другие разновидности данного посягательства указанному признаку соответствовать не должны. Более того, корыстная цель для всех составов, выделенных из ст. 1 3 УК РФ, является нетипичной (хотя и может присутствовать), что во многом и послужило причиной их выделения в самостоятельные юридические предписания. Именно данное обстоятельство не позволяет ставить вопрос о возможности их объединения в рамках одной законодательной конструкции, где предмет посягательства выступал бы в роли признака, отягчающего наказание за общий состав вымогательства. Основной состав данного посягательства предусматривал бы ответственность за корыстное деяние, а квалифицированный (в части особого предмета, требуемого от потерпевшего) имел бы совершенно иные мотивы и цели. Собственно, данное обстоятельство (наряду с повышенной общественной опасностью вымогательства предметов, изъятых из гражданского оборота) и послужило необходимым основанием для дифференциации ответственности за рассматриваемое посягательство.

В современной уголовно-правовой доктрине деяние, предусмотренное ст. 1 3 УК РФ, согласно устоявшейся позиции, не относится к группе хищений, но в то же время включается в состав корыстных посягательств 1. Корыстный характер вымогательства в рамках ст. 1 3 УК РФ практически не вызывает полемики в юридической литературе, что позволяет вести речь об относительной определенности, которая существует в данном вопросе. Устоявшейся является и позиция, согласно которой вымогательство в рамках исследуемого состава не может быть совершено в иных целях, не связанных с корыстью виновного 2. В другом случае речь необходимо вести о посягательствах иного рода — от принуждения к совершению сделки (ст. 179 УК РФ) до самоуправства (ст. 330 УК РФ), где цель достижения выгоды не требуется вовсе либо факультативна. На этом основании можно сделать вывод, что корыстная цель имеет существенное значение как в плане отграничения вымогательства, предусмотренного ст. 1 3 УК РФ от других его разновидностей, так и в целом от иных посягательств смежного характера.

Определенный интерес в этом отношении представляет следующий пример. Городским судом г. Ухты квалификация следствия в отношении гр. Х-ова и гр. Х-ва по признакам состава преступления, предусмотренного пп. а, г, в ч. 2 ст. 1 3 УК РФ была изменена на ст. 330 УК РФ. Установлено, что Х-в получил информацию о том, что П. не в полном объеме рассчитался за приобретенную им квартиру с Б. и имеет задолженность перед последним. Действуя в интересах Б., Х-в и Х-ов вопреки установленному законом порядку требования долга предъявили требование возврата денежных средств в размере 1 млн рублей (либо исполнения обязательств в ином виде, ранее оговоренном с П.). При этом Х-в угрожал П. (в случае неисполнения обязательств) применением насилия, подкрепляя угрозу демонстрацией предмета, внешне похожего на оружие, находящегося в кобуре на поясном ремне. Х-в пообещал прострелить ногу П., если тот не подчинится его требованию сесть в автомобиль для продолжения разговора. Видя, что П. отказывается, Х-в, в целях продолжения своих самоуправных действий, схватил П. за руку и умышленно нанес ему не менее двух ударов кулаком по голове, применив насилие, от чего П. испытал сильную физическую боль. После этого Х-в повторил угрозу применения насилия, продемонстрировав предмет, внешне похожий на пистолет, что, с учетом сложившейся обстановки, было воспринято потерпевшим как реальная угроза. У П. имелись все основания опасаться за свою жизнь и здоровье, а также за жизнь и здоровье членов своей семьи 3.

Суд в данном случае сделал обоснованный вывод, указав, что у виновных не было корыстной цели, так как они действовали в обеспечение реально существующего долга, не требуя при этом суммы, превышающей его размер. Данное обстоятельство не позволило оценить совершенное деяние по признакам ст. 1 3 УК РФ, совершенно справедливо поставив корыстный характер вымогательства в основу квалификации этого деяния.

Отметим, что ошибка следователей в первоначальной квалификации данного деяния как вымогательства относится к числу типичных. Отсутствие в основном составе вымогательства прямого указания на корыстный характер его совершения, наряду с большим количеством смежных ситуаций, когда выполняемые действия и предъявляемые требования внешне напоминают аналогичные действия и требования при вымогательстве, создают типовую, но крайне сложную ситуацию при квалификации содеянного.

Вполне логично предложение о нормативном закреплении в рамках основного состава вымогательства его факультативного содержания в виде цели, имеющей строго корыстную направленность. С одной стороны, указание на цель вымогательства отчасти повторяет идею, которая уже заложена в главе «Преступления против собственности», т. е. корыстный характер предусмотренных в ней посягательств (за исключением ст. ст. 1 7, 1 8 УК РФ), с другой, имеет необходимый характер. Необходимость эта подтверждается сложностями, возникающими в практической деятельности в ходе квалификации деяний подобного рода, когда отграничение сход- ных составов преступлений только по признакам общественно опасного деяния затруднено либо невозможно. Такие сложности возникают не только в части разграничения преступлений, предусмотренных ст. ст. 1 3 и 330 УК РФ. В данном случае речь необходимо вести о спектре деяний, включающих в свое содержание принуждение к совершению сделки (ст. 179 УК РФ), специальные виды вымогательств и, возможно, иные деяния, способные вступать в конкуренцию с исследуемой нормой (ст. 20 УК РФ). Интересно, что практические работники из числа следователей и лиц, осуществляющих дознание, согласились с высказанной идеей о включении корыстной цели в число обязательных признаков вымогательства, требующих доказывания в процессе предварительного расследования. На вопрос «Как вы относитесь к включению корыстной цели в основной состав вымогательства?» 51,5% респондентов дали положительный ответ, указав на необходимость такой меры именно в связи с имеющимися в отечественной судебно-следственной практике заблуждениями относительно юридической оценки субъективной составляющей вымогательства. При этом еще 37,5% опрошенных специалистов указали на излишний характер данной меры, объясняя свое решение тем, что состав вымогательства и так находится в главе «Преступления против собственности», что уже предполагает его корыстную направленность. Оставшиеся 11% опрошенных не имеют конкретной позиции по данному вопросу, сделав общий вывод о допустимости как одного, так и другого подходов к конструированию предписания, предусматривающего ответственность за вымогательство.

Полагаем, что при необходимости предлагаемой трансформации ст. 1 3 УК РФ общий результат опроса в большей мере имеет положительный фон. Более того, в данном случае опираться необходимо не на сами цифры (которые в целом указывают на приемлемость сформулированного предложения), а на типичные ошибки практики. Дело в том, что решение таких проблем возможно лишь на законодательном уровне. Речь нельзя вести ни об уровне Пленума Верховного Суда Российской Федерации, ни о доктринальном подходе, поскольку они не имеют общеобязательного характера для правоприменителя. Между тем включение в диспозицию нормы субъективного фактора в качестве обязательного уже на стадии возбуждения уголовного дела позволит облегчить процесс отграничения ст. 1 3 УК РФ от смежных составов преступлений.

По нашему мнению, в этом отношении прав А. И. Бойцов, который указывает на корыстные намерения как на фактор, объединяющий вымогательство и хищение. Ученый отмечает: «Понятием «вымогательство» охватывается принуждение лишь к таким сделкам, в результате которых образуется (или должна образовываться) имущественная убыль на одной стороне и адекватная ей имущественная прибыль — на другой. Именно этим прежде всего вымогательство отличается от принуждения к совершению сделки, ответственность за которое предусмотрена ст. 179 УК РФ» 4. Автор исходит из того, что примечание №1 к ст. 158

УК РФ в части определения понятия хищения, которое, как известно, содержит прямое указание на корыстную цель данного посягательства, в том числе распространяется и на вымогательство 5. В целом соглашаясь с высказанной точкой зрения, позволим себе отметить, что сделанный вывод, к сожалению, не носит очевидного характера, в практической деятельности нередко подвергается сомнению, что и было подтверждено приведенным выше примером.

Неочевидность сделанного заключения во многом предопределена самим законодателем и полемикой, развернувшейся в отечественной уголовно-правовой доктрине. Вымогательство не относится к числу хищений, автоматическое распространение признака хищения на посягательство вряд ли допустимо с каких бы то ни было позиций. Неочевидность эта имеет глубокие корни: речь в данном случае необходимо вести о советском этапе регламентации обоих явлений в уголовном законодательстве.

Традиционным для российского (до 2003 г.) периода является упоминание вымогательства наряду с хищением. Демонстрацию представленного подхода мы можем наблюдать на примере такого отягчающего обстоятельства, которое упоминалось в нормах о хищении, как совершение хищения (в статье о вымогательстве, совершение данного преступления) лицом, два или более раза судимым за хищение либо вымогательство. Так, УК РФ до 2003 г. в п. «в» ч. 3 ст. 158, п. «в» ч. 3 ст. 159, п. «в» ч. 3 ст. 1 0, п. «г» ч. 3 ст. 1 3 УК РФ содержался следующий квалифицирующий признак — «лицом, ранее два и более раза судимым за совершение хищения либо вымогательство». Отказ от такого подхода к правовой регламентации отягчающих обстоятельств хищений и вымогательства после 2003 г. не способен сам по себе изменить отношение к рассматриваемому явлению в уголовно-правовой доктрине или в практической деятельности. Этот подход формировался длительное время, а простым отказом от него сформировать другое отношение к указанным явлениям и их соотношению вряд ли возможно. Более правильной выглядела позиция законодателя, согласно которой усиление ответственности происходило за счет использования таких форм множественности, как повторность — примечание к ст. 144 УК РСФСР 19 0 г., рецидив (рецидивист) — ч. 3 ст. 145 УК РСФСР 19 0 г., где хищение и вымогательство не противопоставлялись друг другу. Данное положение родилось не само по себе, а произошло от сформировавшегося еще в советское время представления о хищении и, особенно, о его формах, к числу которых вымогательство никогда не относилось. Указанный тезис прямо следует из содержания примечания к ст. 144 УК РСФСР 19 0 г., где в качестве хищения определялись лишь деяния, содержащиеся в ст. ст. 144–147 УК РСФСР 19 0 г. (в более поздних редакциях — по ст. 1472 УК РСФСР), при этом ст. 148 УК РСФСР 19 0 г. «Вымогательство» никогда данным понятием не охватывалась. Безусловно, что при подходе, существовавшем не одно десятилетие, «воспитавшим» не одно поколение законодателей и правоприменителей, сложно вести речь о каком-либо единстве в определении вымогательства, тем более говорить о необходимости соответствия определения данного понятия критериям хищения. Собственно, это и лежит в основе проблематики, вызывающей непонимание того, почему именно корыстная цель должна лежать в основе преступления, не относящегося к группе хищений, да еще и в условиях, когда иные виды этого же посягательства, но с другим предметом преступления, подобную цель содержать не должны.

Согласно п. 13 постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 17 декабря 2015 г., в случае предъявления к потерпевшему требования о передаче имущества, принадлежащего виновному или другим лицам на законных основаниях, квалификация содеянного должна осуществляться по признакам ст. ст. 119, 330 УК РФ и др. Соответственно, в приведенном примере должно вменяться самоуправство (ст. 330 УК РФ), что обусловлено учетом свойств требуемого имущества и представляет собою единственно верное решение данного вопроса.

Полагаем, с такой позицией Верховного Суда РФ согласиться необходимо, исходя из формальных критериев. Норма о вымогательстве расположена в главе 22 УК РФ «Преступления против собственности», деяния данной главы могут посягать лишь на такое общественное отношение, как собственность (имеется в виду видовой и основной непосредственный объекты). В случае требования лицом своего собственного имущества, которое принадлежит ему по праву, даже при большом желании сложно назвать, во-первых, преступным, а во-вторых, посягающим на собственность. В ситуациях подобного рода, действительно, происходит нарушение формы требования, она носит явно нецивилизованный (за счет отсутствия в ее содержании юридической составляющей) характер, но это никак не влияет на статус самого имущества, которое требуют от потерпевшего. Оно как принадлежало виновному, так и будет принадлежать ему (даже в случае установления факта его виновности в неправомерном характере его требования от потерпевшего). Эта сфера правоотношений имеет под собой гражданско-правовую основу, уголовное право не способно вмешиваться в регулирование вопросов, ему не свойственных. В новом варианте постановления Верховным Судом Российской Федерации вторжение в иную сферу правового регулирования не просто не допускается, оно напрямую исключается, что не может не вызывать поддержки. Верховный Суд Российской Федерации впервые обратил свое внимание на данную проблему. В ранее действовавшем постановлении от 4 мая 1990 г. по этому поводу ничего не говорилось. Между тем молчание Верховного Суда РФ по данной проблеме породило неоднозначное восприятие спорных ситуаций при отграничении вымогательства от самоуправства.

На этом основании полагаем, что субъективная составляющая вымогательства на нормативном уровне должна быть дополнена таким признаком, как «корыстная цель». Полагаем, подобный шаг со стороны законо- дателя является вполне оправданным, а его реализация позволит решить блок проблем, прежде всего правоприменительного плана. Речь в данном случае идет о вопросах квалификации вымогательства и его отграничения от так называемых смежных составов преступлений, в частности от самоуправства (ст. 330 УК РФ), принуждения к совершению сделки (ст. 179 УК РФ).

• ¹    Лопашенко Н. А. Преступления против собственности. М., 2012. С. 35 ; Российское уголовное право : учебник : в 2 т. / под ред. А. И. Рарога. М., 199 . Т. 2. С. 170–171 ; Уголовное право России. (Особенная часть) : учебник / под ред. А. И. Раро-га. М., 2001. С. 152 ; Курс российского уголовного права. (Осо-

  бенная часть) / под ред. В. Н. Кудрявцева, А. В. Наумова. М., 2002. С. 314.

• ²    Владимиров В. А., Ляпунов Ю. И. Ответственность за корыстные посягательства на социалистическую собственность. М., 198 . С. 202.

• ³    Архив городского суда г. Ухты Республики Коми за 2015 г. Уголовное дело № 1-289/15.

• ⁴    Бойцов А. И. Преступления против собственности. СПб., 2002. С. 711–712.

• ⁵    Там же . С. 711.

О судебной практике по делам о вымогательстве : постановление Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 17 декабря 2015 г. № 5 // Бюллетень Верховного Суда Российской Федерации. 201 . № 1. С. 3.