Краниоскопические данные о населении степной и лесостепной зон Восточной Европы IV-III тыс. до н. э

Человеческие скелеты из погребальных памятников могут быть ценны как источник для реконструкции истории древних эпох, свидетельств о которых сохранилось немного. В нашей статье речь пойдет о населении, проживавшем несколько тысяч лет назад в отдалении от крупных цивилизационных центров эпохи бронзы и потому известном преимущественно по археологическим данным, которые изредка дополняются с помощью методов физической антропологии.

1 Работа выполнена в рамках проекта РФФИ № 18-09-00309.

Рис. 1. Памятники ранней ( А ) и средней ( Б ) бронзы, материал из которых использован в работе

Условные обозначения : а – ямные приуральские; б – ямные волго-уральские; в – ямные нижнедонские; г – ямные прикаспийские; д – полтавкинские; е – катакомбные волго-донские; ж – катакомбные прикаспийские; з – катакомбные нижнедонские

Доминирующий ландшафт этого ареала – степи, расположенные между Кавказскими горами на юге, низовьями рек Дон и Северский Донец на западе, средним течением реки Урал на востоке и лесостепной природной зоной Среднего Поволжья на севере (рис. 1). Обозначенные границы условны и связаны лишь с доступностью материалов для нашего исследования.

Материалом данной работы послужили черепа мужчин и женщин из погребений носителей ряда археологических культур раннего и среднего этапов эпохи бронзы – ямной, полтавкинской и катакомбных. Общая численность источников составила 487 черепов, которые хранятся в четырех научных и образовательных центрах европейской части России. Это Волго-Уральский центр палеоантропологических исследований Самарского государственного социально- педагогического университета (г. Самара, собиратель: д. и. н. А. А. Хохлов); Кабинет физической антропологии Южного научного центра РАН и Южного федерального университета (г. Ростов-на-Дону, собиратель: к. и. н. Е. Ф. Батиева): Музей антропологии в Институте истории, международных отношений и социальных технологий Волгоградского государственного университета (г. Волгоград, собиратель: д. и. н. М. А. Балабанова) и отдел антропологии Музея антропологии и этнографии РАН (г. Санкт-Петербург, коллекционный № 6699; собиратель: к. и. н. А. В. Шевченко)2. Краниоскопические характеристики серий из трех последних фондов обсуждались ранее одним из авторов (Казарницкий, 2011), но с несколько иной группировкой и численностью наблюдений. Краниоскопия черепов Волго-Уральского центра палеоантропологических исследований публикуется впервые.

На черепах фиксировались краниоскопические (дискретные, неметрические) признаки программы А. Г. Козинцева ( Козинцев , 1988): затылочный индекс (ЗИ), клиновидно-верхнечелюстной шов (КВШ), заднескуловой шов (ЗСШ), второй тип подглазничного узора (ПГУ II), индекс поперечного небного шва (ИПНШ), а также надглазничные отверстия (НО) ( Dodo , 1987; Томашевич , 1988; Kozintsev , 1992; Dodo, Sawada , 2010). Данные суммировались без учета половой принадлежности скелетов, кроме КВШ, для которого использовалось среднее арифметическое частот признака для мужской и женской частей выборки. В большинстве групп оказалось недостаточно наблюдений для расчета ЗИ I и частоты КВШ у женщин – оба признака были определены по регрессионным формулам на основе ЗИ II и частоты КВШ у мужчин ( Козинцев , 1988. С. 39, 52). Для попарных сравнений использовались таблицы сопряженности и точный критерий Фишера, для межгрупповых – анализ главных компонент. Частота признаков переводилась в радианы угловым преобразованием Фишера с поправкой Анскомба ( Sjøvold , 1977; цит. по: Васильев , 2005). Все статистические процедуры реализованы с помощью программ Microsoft Excel и Statistica 12.0.

Археологическая периодизация и хронология памятников ранней и средней бронзы разработана довольно подробно и демонстрирует пестроту разнообразных погребальных традиций и их динамичные изменения в течение IV и III тыс. до н. э. ( Клейн , 1970; Мерперт , 1974; Васильев , 1979; Синюк , 1996; Васильев и др. , 2000; Кияшко , 2002; Шишлина , 2007; Кузнецов , 2010; Бочкарев , 2010; Андреева , 2014; Моргунова , 2014; Курганные погребения…, 2014; и др.). Изучение сложно устроенного предмета неизбежно приводит к появлению спорных или противоречивых интерпретаций, в данном случае связанных с реконструкцией моделей формирования и сосуществования разных археологических культур. Задача нашей работы заключается в описании исключительно популяционных процессов, не связанных прямыми причинно-следственными связями с культу-рогенезом эпохи бронзы. Поэтому при распределении черепов по выборкам использовался культурно-территориальный принцип, наиболее соответствующий популяционному разделению.

Общая численность черепов и необходимость соблюдения требований репрезентативности не позволяют сформировать группы с учетом современной археологической дифференциации, несопоставимо более детализированной. С одной стороны, это избавляет нас от необходимости принимать какую-либо сторону при использовании дискуссионных датировок, атрибуций и границ. Все наши выборки разделены лишь на два хронологических периода – ранний и поздний, соответствующие раннему и среднему периодам эпохи бронзы. У специалистов вряд ли вызовет сомнение относительно более ранняя дата ям-ных древностей по сравнению с полтавкинскими и катакомбными, а используемые нами границы между синхронными группами – условные и чисто географические (причем их реальность для популяций нам еще предстоит проверить). С другой стороны, реконструируемая нами картина создается очень «широкими мазками», и авторы с сожалением признают необходимость этого ради сохранения популяционного подхода при анализе антропологических материалов.

Черепа раннего периода разделены на четыре географические группы (рис. 1: А.а–г ): ямную приуральскую (или тамар-уткульскую), расположенную вдоль берегов реки Урал в ее среднем течении; ямную волго-уральскую, занимающую степи и лесостепи между руслами рек Волга и Урал; ямную прикаспийскую – из полупустынь и засушливых степей Северо-Западного Прикаспия и ямную нижнедонскую – с берегов Нижнего Дона (значение частоты КВШ в этой выборке недостоверно из-за малой численности наблюдений). Все они относятся к ямной культурно-исторической области IV–III тыс. до н. э.

Более поздние материалы из памятников III тыс. до н. э. разделены на несколько групп и подгрупп тоже в основном по территориальному принципу (рис. 1: Б.д–з ): полтавкинскую, большинство памятников которой находится между реками Волга и Урал; катакомбную волго-донскую из междуречья Волги и Дона; катакомбную прикаспийскую из Северо-Западного Прикаспия и катакомбную нижнедонскую. Численность последней достаточна для выделения двух подгрупп – правобережной (из памятников, расположенных к северу от донской дельты на правом берегу Дона) и левобережной (погребения преимущественно вдоль левых притоков Дона – рек Сал и Западный Маныч). Кроме этого, в анализ включена выборка из погребений ранней катакомбной культуры, выявленной по комплексу археологических признаков среди синкретичных захоронений ям-но-катакомбного времени Северо-Западного Прикаспия ( Шишлина , 2007).

В погребениях среднего периода эпохи бронзы степной и лесостепной зон Восточной Европы систематически встречаются черепа со следами прижизненной искусственной деформации мозгового отдела (рис. 2). Их доля относительно общего количества черепов той же эпохи (доступных нам и хорошей сохранности) различается от региона к региону: 14 % в волго-уральском, 29 % в волго-донском, 37 % в нижнедонском правобережном; 17 % в нижнедонском левобережном и 55 % в прикаспийском. Вряд ли перечисленные цифры отражают реальную встречаемость этого признака во всех локальных группах, за исключением его явной редкости на севере и наибольшей распространенности в Прикас-пии. Количество деформированных черепов оказалось репрезентативным только в прикаспийском и нижнедонском правобережном регионах – они также были включены в межгрупповой анализ как отдельные выборки наряду с сериями

Рис. 2. Распространение деформированных черепов в катакомбных культурах недеформированных черепов тех же территорий. Деформированные черепа из других регионов далее не привлекались из-за малочисленности.

Значения встречаемости краниоскопических признаков в ямных группах (табл. 1)³ при попарном сопоставлении с применением точного критерия Фишера не обнаруживают статистически значимых различий. По-видимому, численность даже объединенных выборок остается недостаточной, особенно когда значения большинства признаков типичны для европеоидного населения ( Kozintsev , 1992): это и малая частота ЗИ и ЗСШ, и средняя частота ПГУ II и НО, и высокий ИНПШ. Встречаемость КВШ в трех ямных группах (кроме волгоуральской) для европеоидов все же небольшая. В волго-уральской группе также можно отметить самые низкие значения ПГУ II (более свойственные южным европеоидам) и ИПНШ (промежуточные в евразийском масштабе), а также в прикаспийской группе – сравнительно большую частоту НО.

В сериях среднего периода эпохи бронзы также отмечены низкие частоты ЗИ и ЗСШ, высокие – ИПНШ и промежуточные – ПГУ II и НО. Тем не менее на левом (южном) берегу Дона, между Волгой и Доном и в Прикаспии ЗСШ встречается немного чаще, а ПГУ II, наоборот, реже. Такое сочетание признаков отличает современные южные европеоидные группы от северо-западных (Ibid.). При попарном сопоставлении точным критерием Фишера северной (нижнедонских правобережных и полтавкинской) и южной (нижнедонская левобережная, волго-донская и прикаспийская) суммарных серий различия ни по одному из признаков тоже не достигают статистически значимого уровня, видимо, по той же причине, что и выше. Особняком стоит раннекатакомбная прикаспийская серия с самой высокой частотой КВШ и редкой представленностью НО.

Таблица 1. Краниоскопические признаки в выборках эпохи ранней и средней бронзы (%)

Название выборки	ЗИII	n	КВШ	n	ЗСШ	n	ПГУII	n	НО	n	ИПНШ	n
Ямная волго-уральская	1,9	54	36,7*	30	4,9	41	39,3	28	38,3	60	64,0	25
Ямная приуральская (тамар-уткульская)	6,5	46	19,4*	36	3,8	26	57,1	21	41,7	48	76,2	21
Ямная прикаспийская	3,0	66	22,7*	66	8,7	46	46,9	49	54,5	88	79,5	39
Ямная нижнедонская	4,9	41	25,0*	8	11,1	18	57,1	21	38,4	73	86,7	15
Полтавкинская (волго-уральская)	6,5	46	25,3	48	10,0	30	57,7	26	41,0	61	75,0	24
Ранняя катакомбная прикаспийская	2,2	45	38,4	50	3,1	32	48,1	27	30,2	43	67,9	28
Катакомбная прикаспийская	1,1	94	22,4	73	10,3	39	47,4	38	54,1	61	65,9	41
Катакомбная прикаспийская с деформацией	2,3	86	26,9	71	14,0	43	49,0	51	39,4	71	80,9	47
Катакомбная волго-донская	3,4	58	26,3	24	12,9	31	45,8	24	41,5	53	85,7	14
Катакомбная нижнедонская с деф., прав. берег	8,7	46	25,4	38	5,9	17	50,0	18	43,1	65	73,9	23
Катакомбная нижнедонская, прав. берег	2,3	86	8,9	84	10,4	48	59,6	57	45,2	157	75,6	45
Катакомбная нижнедонская, лев. берег	1,4	70	16,5	78	17,1	35	44,7	47	45,5	99	79,2	53

* – данные только по мужчинам

Прикаспийские и нижнедонские правобережные выборки с деформацией и без таковой не различаются между собой ни по ЗИ, для которого известно небольшое увеличение частоты при затылочной деформации ( Козинцев , 1988. С. 35), ни по большинству других признаков, кроме КВШ. Его встречаемость в деформированной и недеформированной нижнедонских выборках различается статистически значимо (при p < 0,05). В дальнейшем выборки из деформированных черепов анализировались вместе c остальными сериями.

По результатам первого этапа межгруппового анализа первые две главные компоненты (ГК) отразили по 30 % общей изменчивости каждая (табл. 2). ГК I демонстрирует согласованную вариацию от бóльших к меньшим значениям ЗСШ и ИПНШ, ГК II – от меньших к большим значениям ЗИ и ПГУ II. В пространстве координат первых двух главных компонент очевидна обособленность раннекатакомбной прикаспийской и ямной волго-уральской групп, сочетанию частот признаков в которых не нашлось аналогий (рис. 3). Остальные выборки дифференцировались по координатам второй главной компоненты. Преимущественно левый нижний квадрант заняли группы со сравнительно малыми частотами ЗИ и ПГУ II (ямная прикаспийская, катакомбные прикаспийские с деформацией и без нее, катакомбные нижнедонская левобережная и волго-донская). В левом верхнем квадранте расположились серии с бóльшими значениями частот ЗИ и ПГУ II: ям-ные приуральская и нижнедонская, полтавкинская, катакомбные нижнедонские правобережные с деформацией и без нее. Выборки из второго скопления и географически в целом более северные.

Таблица 2. Коэффициенты корреляции между исходными признаками и главными компонентами

Признак	Эпоха бронзы						Эпоха бронзы и современность
	ГК I	ГК II	ГК III	ГК IV	ГК V	ГК VI	ГК I	ГК II	ГК III	ГК IV	ГК V	ГК VI
ЗИ I	-0,279	0,753	0,383	0,411	0,129	-0,152	-0,554	-0,278	0,686	0,022	0,303	-0,232
КВШ	-0,047	-0,373	0,859	0,260	-0,202	0,110	0,490	0,610	0,301	0,149	0,433	0,296
ЗСШ	-0,766	-0,566		-0,151	-0,191	-0,184	0,569	-0,311	0,466	0,373	-0,465	0,083
ПГУ II	-0,497	0,725	-0,307	0,015	-0,350	0,101	-0,825	0,081	0,145	-0,089	-0,236	0,479
НО	-0,254	-0,478	-0,533	0,646	0,058	0,047	0,485	-0,463	0,168	-0,701	0,068	0,162
ИПНШ	-0,908	0,002	0,156	-0,201	0,307	0,128	-0,018	-0,780	-0,280	0,367	0,351	0,234
Eigenvalue	1,8	1,8	1,3	0,7	0,3	0,1	1,8	1,4	0,9	0,8	0,7	0,5
% Total variance	30,0	29,7	21,5	12,0	5,2	1,6	29,8	22,9	15,1	13,3	11,3	7,6

Рис. 3. Результаты межгруппового анализа серий эпохи ранней средней бронзы

Условные обозначения см. в подписи к рис. 1

1 – ямная приуральская (тамар-уткульская); 2 – ямная волго-уральская; 3 – ямная нижнедонская; 4 – ямная прикаспийская; 5 – полтавкинская; 6 – катакомбная волго-донская; 7 – катакомбная прикаспийская; 8 – катакомбная прикаспийская с искусственной деформацией головы; 9 – катакомбная нижнедонская левобережная; 10 – катакомбная нижнедонская правобережная; 11 – катакомбная нижнедонская правобережная с искусственной деформацией головы; 12 – ранняя катакомбная прикаспийская

Рис. 4. Географическое положение современных серий и серий эпохи бронзы

Условные обозначения : а - ямные приуральские; б - ямные волго-уральские; в - ямные нижнедонские; г – ямные прикаспийские; д – полтавкинские; е – катакомбные волго-донские; ж – катакомбные прикаспийские; з – катакомбные нижнедонские; и – северо-западные европейские; к – восточные поволжские; л – южные европейские и ближневосточные

Далее в межгрупповой анализ следовало бы включить выборки периода поздней бронзы и раннего железного века, однако краниоскопические данные о них пока недоступны. Общемировые закономерности вариации краниоско-пических признаков разработаны на примере современных или близких к современности популяций ( Kozintsev , 1992), поэтому на втором этапе нашего исследования в анализ были включены выборки из 18 современных популяций Восточной Европы, Кавказа и Ближнего Востока (рис. 4). Учитывая известное постоянство генофонда европейского населения, начиная с эпохи ранней бронзы ( Балановский , 2015), сопоставление исследованных нами серий с современными имеет определенный смысл.

Первая ГК (30 % изменчивости) демонстрирует в основном увеличение встречаемости ЗСШ и уменьшение ЗИ и ПГУ II, а вторая ГК (23 % изменчивости) – увеличение частоты КВШ при уменьшении ИПНШ. Результаты хорошо дифференцируют северо-западные, восточные и южные современные популяции (рис. 5). В выборках северо-запада Восточной Европы редки ИПНШ и НО при средней или большой частоте КВШ. В выборках из Поволжья велика встречаемость ЗИ и ПГУ II при редкости ЗСШ, за исключением удмуртской группы, где ЗСШ очень распространен. В выборках Кавказа и Ближнего Востока, по сравнению с другими европеоидными популяциями, часто встречается ЗСШ

Рис. 5. Результаты межгруппового анализа серий эпохи бронзы и современных групп

Условные обозначения см. в подписи к рис. 4

1 – ямная приуральская (тамар-уткульская); 2 – ямная волго-уральская; 3 – ямная нижнедонская; 4 – ямная прикаспийская; 5 – полтавкинская; 6 – катакомбная волго-донская; 7 – катакомбная прикаспийская; 8 – катакомбная прикаспийская с искусственной деформацией головы; 9 – катакомбная нижнедонская левобережная; 10 – катакомбная нижнедонская правобережная; 11 – катакомбная нижнедонская правобережная с искусственной деформацией головы; 12 – ранняя катакомбная прикаспийская; 13 – финны и шведы; 14 – русские северо-запада; 15 – латыши; 16 – литовцы; 17 – поляки; 18 – абхазы; 19 – адыги; 20 – осетины; 21 – ингуши; 22 – чеченцы; 23 – армяне; 24 – турки Анатолии; 25 – арабы Сирии, Ливана, Иордании; 26 – чуваши; 27 – удмурты; 28 – мари луговые; 29 – мари горные; 30 – мордва-эрзя и относительно редки ЗИ и ПГУ II, кроме высокой частоты ЗИ в ингушской группе.

Краниологические серии ямной культуры Северо-Западного Прикаспия и Нижнего Дона на этом фоне имеют уникальное сочетание частот признаков, не находящее аналогий среди современного населения. Ямная волго-уральская группа сходна и с южными, и с северо-западными популяциями, заняв на графике соответствующее промежуточное положение. Ямная приуральская (та-мар-уткульская) группа оказалась наиболее близка к поволжским выборкам. Краниоскопическое разнообразие локальных групп носителей ямных погребальных традиций здесь сопоставимо с морфологической вариабельностью современных человеческих популяций от Поволжья до Кавказа и Ближнего Востока, история формирования которых была, очевидно, различной (Алексеев, 1974; Балановский, 2015).

Среди серий эпохи средней бронзы наиболее необычно положение полтав-кинской и двух катакомбных правобережных групп (с деформацией и без нее). Во-первых, среди более ранних ямных групп им наиболее близки нижнедонская и приуральская, между ареалами которых расстояние около тысячи километров. Если преемственность нижнедонского населения ямной и катакомбной культур неудивительна, то заметная разница в частотах краниоскопических признаков между волго-уральской ямной и волго-уральской же полтавкинской выборками требует дополнительных объяснений, которыми мы пока не располагаем. Во-вторых, среди современных групп наиболее сходны с ними оказались современные поволжские серии, формирование которых связано с участием популяций северной евразийской формации при существенной роли интенсивных метисационных процессов с северными европеоидами ( Алексеев , 1974).

Если в масштабе предыдущего анализа была видна преемственность прикаспийского населения ранней и средней бронзы, то теперь обе катакомбные прикаспийские группы (тоже и с деформацией, и без нее), а также катакомбная волго-донская и катакомбная левобережная нижнедонская имеют очевидное сходство с современными кавказскими и ближневосточными популяциями. Аналогий раннекатакомбной прикаспийской группе снова не обнаруживается.

Разумеется, было бы легкомысленно проводить прямые аналогии между древними и современными популяциями, разделенными тысячами лет сложной политической и экономической истории, ярко отраженной в динамике сменявших друг друга археологических культур. Облик и состав современного населения не могут быть полностью идентичными характеристикам жителей эпохи бронзы, поэтому нельзя прямолинейно объяснять сходство древних и современных серий единством их происхождения. Однако авторам представляется допустимым предполагать наличие в сходных друг с другом группах неких общих популяционных компонентов. Тем более что им находятся подтверждения в данных, полученных ранее по классической краниометрической программе ( Шевченко , 1986; Хохлов , 1998; 2000; 2017; Казарницкий , 2012).

Суммируя результаты нашего исследования, нужно отметить следующие положения:

• 1.    Специфический облик носителей прикаспийской ямной культуры на фоне жителей значительной территории Евразии.

• 2.    Существенное морфологическое разнообразие локальных групп населения ямной культурно-исторической области, свидетельствующее о разных моделях формирования этих популяций, несмотря на определенное сходство погребальных традиций.

• 3.    Различное происхождение представителей раннекатакомбной и катакомбной культур Северо-Западного Прикаспия. Правда, для первых оно связывалось прежде с местной ямной культурой, тогда как по краниоскопическим признакам они тоже крайне своеобразны.

• 4.    Наличие признаков популяций более южного (кавказского и закавказского) происхождения среди носителей катакомбных культур предкавказских степей и их общее отличие от катакомбного населения к северу от низовьев Дона.

• 5.    Значительное сходство носителей полтавкинской культуры с правобережными нижнедонскими группами катакомбной культуры.

Ранее отмечалось морфологическое разнообразие волго-уральских полтав-кинцев и влияние на их антропологические особенности более южных синхронных групп ( Хохлов , 2017), а также что именно русло нижнего течения Дона являлось границей между популяциями эпохи средней бронзы разного происхождения (соответственно, северного и южного) ( Казарницкий , 2012).

При этом некоторое сходство по частотам краниоскопических признаков полтавкинской и ямной приуральской (тамар-уткульской) серий, в определенной мере, противоречит тому, что известно о них по краниометрическим данным. Морфологические различия между ними легли в основу представлений о разном происхождении носителей этих археологических культур. На начальных этапах их образования предполагалось участие в их морфогенезе разных по генезису южноевропеоидных популяций ( Хохлов , 2000; 2017).

Также противоречиво выглядит наличие краниоскопических различий между ямной волго-уральской и полтавкинской группами, у которых совпадают и ареалы, и (во многом) краниометрические характеристики, что объяснялось ранее их определенным генетическим единством. Вероятно, формирование пол-тавкинского населения было более сложным, поскольку в этот процесс поэтапно включались разные антропологические компоненты ( Хохлов , 2017).

Наконец, наше исследование показало, что точный критерий Фишера плохо работает при попарном сравнении неконтрастных по происхождению групп сравнительно небольшой численности, хотя это методическое замечание требует специальной проверки.