Крестьянство и казачество Терской области в коллизиях гражданской войны 1917-1920 гг.: историко-антропологический анализ

новому осмыслению и интерпретации. Со сменой методологических подходов самая политизированная тема советской истории стала наполняться новым содержанием (Бордюгов, Козлов, 1990; Волков, Соклаков, 2018; Лобанов, 2013; Гакуев, 2012).

Одним из перспективных направлений изучения истории Гражданской войны стало историкоантропологическое, которое ставит во главу угла изучение человека, его менталитета, психологии и поведения (Поршнева, 2017; Кожевин, 2010; Хромова, 2010; Земцов, 2017; Материалы круглого стола «Крестьянское сознание как фактор системных кризисов в России (XVII–XX вв.)» …, 2020; Марченя, 2015). В региональной историографии эти аспекты также начали разрабатываться (Засу-хин, 2008, 2017; Щербинин, 2008; Суханова, 2016; Матвеев, 2007).

Цель статьи – изучить основные движущие причины участия/неучастия крестьянства Терской области в транзитивных процессах 1917–1920 гг. По нашему мнению, начиная с осени 1917 г. в регионе произошел отчетливый раскол общества, приведший к оформлению военнополитических оппозиционных сил, прежде всего, большевиков и их противников. Проводимая этими силами политика либо привлекала население, и тогда власть расширяла свою социальную базу, либо отталкивала его своей непоследовательностью, что сказывалось на численности сочувствующих. В отечественной историографии сформировалась концепция, согласно которой именно в 1917–1920 гг. в регионе происходило столкновение социально-политических интересов сторонников и противников коренного переустройства жизни, что кардинально меняло смыслы и мотивы политического свойства, которыми руководствовалось население региона. Последующие проявления социального протеста имели другие причины и выходят за указанные хронологические рамки.

Революционный кризис с запозданием, но трагически проявился в Терской области. Принимая во внимание тот факт, что на протяжении длительного времени традиционное сознание сельского населения региона сохраняло систему консервативных ценностей и мироустановок, события 1917 г. не сразу были восприняты в крестьянско-казачьей массе.

Оказавшись втянутыми в политические процессы, крестьянство и казачество болезненно, с существенными издержками приспосабливались к переменам. Происходила ломка устоявшегося мирка, вторжение в него новых идей и норм жизни. Такое переустройство традиционного жизнеустройства до предела обостряло ситуацию в регионе, проявлением вышеназванных процессов становились конфликты не только в различных сферах жизни, но и между социальными, сословными и этническими группами.

Под воздействием революционных процессов менялось и сознание населения, трансформировался традиционный социум. Не останавливаясь на политических коллизиях 1917–1920 гг., отметим, что большинство населения региона интересовали вопросы повседневной жизни: финансы, быт, продовольствие и безопасность, т.е. то, что помогает выжить в условиях нестабильности. Такая ситуация долго продолжаться не могла.

В тяжелейших условиях политического безвластия, экономической разрухи основной задачей обывателя становится выживание, приспособление к меняющейся социальной обстановке в зависимости от направленности вооруженного конфликта. Человек и общество теряют ориентиры и социальный вектор в такой обстановке. Следует заметить, что политические предпочтения той или иной социальной группы в экстремальных условиях гражданской войны определяются не только классовыми антагонизмами, но и социокультурной средой (историческим временем). Строя планы достижения светлого завтра, население может искать политического союзника, а политическая конъюнктура готова в любой момент отказаться от любого альянса и искать новых попутчиков. При этом следует иметь в виду, что определенные слои населения входят в вооруженное противостояние не слепо, а имеют определенные интересы, которые мотивируют их на решительные действия.

Этот вопрос до настоящего времени не получил должной научной разработки и остается открытым (Марченя, 2009). По мнению психологов, данное обстоятельство можно объяснить двумя человеческими двигателями: отчаянием от ненормальностей жизни при существующей власти и надеждой на лучшую перспективу (Будаков, 2008). При этом складывается определенное напряжение между мотивацией вступления в борьбу и целями и результатами революционных действий, что обусловлено: во-первых, тем, что революции случаются; во-вторых, участники событий не всегда четко понимают результаты противостояния; в-третьих, в случае успеха происходит диссонанс между ожидаемым и достигнутым. Известный исследователь Г. Лебон вывел интересную взаимосвязь между политикой властей и массовой психологией населения. По мнению ученого, масса всегда благоговеет перед могущественной властью, но не прощает слабость и восстает против немощного правителя (Лебон, 2015). В.И. Ленин также указывал на последнее обстоятельство как на несомненную победу в революции: «Когда верхи не могут, а низы не хотят жить по-старому»1.

В переходные эпохи на психическое состояние индивида большое манипулятивное воздействие оказывают харизматичные лидеры и «фактор толпы» (Кузнецов, 1995). В контексте нашего исследования этот вопрос является одним из основополагающих и определяющих. Отметим, что вовлечение мирного населения в военное противостояние связано с ментальностью той или иной социальной когорты. Эти же параметры во многом накладывали отпечаток на личностные качества, психологию, мировосприятие участников революционного движения. Подверженность внешнему воздействию у разных категорий населения проявляется в большей или меньшей степени, что связано с культурным уровнем граждан, их социальными запросами, а также возрастными предпочтениями и мировоззрением.

Встает вопрос о побудительных мотивах вступления части населения в противостояние на стороне большевиков. Для ответа нами были проанализированы более 800 анкет бывших красных партизан и красногвардейцев Терской области, а также воспоминания, письма и иные эгодокументы, которые позволяют реконструировать причины поддержания большевиков. Анкеты хранились в Центральном государственном архиве РСО-Алания (ФР. 44 — Комиссия по делам бывших красногвардейцев и бывших красных партизан Северной Осетии; ФР. 60 — Комиссия по делам бывших красногвардейцев и красных партизан). Комиссии бывших красных партизан, созданные повсеместно во второй половине 1920-х гг., имели целью выявление подробных сведений о людях, заявлявших о своих заслугах перед советской властью и претендовавших на особые льготы и статус. Ценность данных источников заключается в том, что респонденты, заполняя анкеты, отмечали свой возраст, социальное происхождение, род занятий до революции, а также опыт участия в военных операциях. Контент-анализ дал возможность определить, что большая часть комбатантов по своему социальному происхождению являлась бедняцкой, о чем свидетельствуют, например, такие характеристики: «из семьи бедного крестьянина», «с детства батрачил», «помогал по хозяйству с 6 лет» и т.д.2

Проводя сравнительный анализ анкетных данных бывших красных партизан и красногвардейцев, их воспоминаний, нам удалось реконструировать причины, которые вовлекали человека в вооруженную борьбу. Довольно обстоятельно описывают красные партизаны свое участие в ряде операций против деникинцев, подтверждая написанное свидетельствами однополчан и ко-мандиров3. Так как анкетные данные тщательно проверялись членами партизанских комиссий, репрезентативность этих сведений высока.

Большой интерес для анализа проблемы представляют также другие источники личного происхождения. Обширный пласт воспоминаний о революционных событиях 1917 г. и Гражданской войны, об однополчанах и командирах, с которыми воевали плечом к плечу, автобиографий участников Гражданской войны хранится в Государственном архиве новейшей истории РСО-Ала-ния (Ф. 1849 – Истпарт).

Выявленный архивный материал дал возможность реконструировать условия, которые определяли участие мирного населения в вооруженных конфликтах, а также побудительные мотивы политического выбора и предпочтений индивидов.

Простой обыватель, оказавшись в такой неспокойной ситуации, как правило, поддается общему психозу и совершает действия, невозможные для него в мирной обстановке. Таким образом, революционные события оказывают радикальное влияние на массу простых граждан, вовлекая их в активные действия.

Было несколько обстоятельств, которые имели решающее значение для участия крестьянства в вооруженном противостоянии на стороне большевиков.

Во-первых, социальное происхождение. Практически все респонденты указывали, что родом из самых обездоленных слоев крестьянского сословия4. И такая характеристика жизненных условий была весьма характерна для большинства комбатантов.

Во-вторых, не последнюю роль играли ментальные установки, которые диктовали своеобразные нормы поведения и восприятия реальности для граждан5. Однако менталитет подвержен влиянию меняющихся жизненных обстоятельств.

В-третьих, представители молодежи, прежде всего, осетинской, получали образование в больших городах, где приобщались к революционным идеям. Как известно, в Терской области была хорошо налажена работа социал-демократических партий, в особенности большевиков. Благодаря усилиям местных сторонников Ленина часть крестьянства примкнула к «красным».

В-четвертых, ввиду острого малоземелья в регионе рабоче-активные категории населения отправлялись на заработки в другие губернии Российской империи, и еще дальше – за границу. Отходничество также способствовало революционизации. В своих автобиографиях респонденты указывают на данное обстоятельство. Некоторые отходники прониклись марксистскими идеями и даже вступили в американскую коммунистическую партию1. Вернувшись на родину, они составили ядро местных большевистских организаций.

Наконец, еще одна причина столь широкого распространения марксистских идей в среде части крестьянства и казачества – роль лидеров. Активизации крестьянского поведения способствовали демобилизованные или самовольно покинувшие армию большевизированные солдаты. В своей пропаганде они делали упор на силовые методы установления новых отношений, раскалывая тем самым сельский социум на противостоящие друг другу силы. Агитация имела успех у значительной части бедноты и обратила их взоры в сторону местных большевиков.

Как считает исследователь А. Боров, существовало три типа лидеров: предводители крестьянства, политические руководители и духовные авторитеты, которые имели большое влияние на население (Боров, 2007: 99). В Осетии такой объединяющей и направляющей силой стала местная интеллигенция и фронтовики, которые после революции 1917 г. возвращались на родину. Наиболее харизматичные общественные деятели приняли сторону большевиков, имели практический опыт ведения подпольной работы и пользовались авторитетом среди населения (среди них: К. Бутаев, С. Такоев, Г. Бараков, К. Кесаев и др.)2. Доверие они вызывали еще и по той причине, что были «своими» – являлись выходцами из рабоче-крестьянской среды, несмотря на образованность и социальный статус3. Фронтовики, проникшиеся идеями Ленина, стали лучшими агитаторами в крестьянской массе.

Данные обстоятельства вызывали у простых крестьян большое уважение. Поэтому, когда осетинские молодежные лидеры Д. Гибизов и Н. Кесаев после произошедшей Февральской революции решили организовать своих односельчан, их с воодушевлением поддержали не только в родном селении Христиановском, но и в других районах Осетии, а также за ее пределами4.

Непросто складывалась ситуация и в станицах. Казачество сильно колебалось в зависимости от постоянно меняющейся политической обстановки от полного избегания участия в каких бы то ни было акциях до принятия присяги Временному правительству. Изменившаяся политическая доминанта оказала серьезное влияние на традиционные модели поведения, социальную психологию казачества. Отметим то обстоятельство, что ряд психологических характеристик жителей станиц имел традиционный, но глубоко осевший пласт, а в новых революционных обстоятельствах произошла их актуализация вплоть до доминирования над приобретенными позднее (Сорокин, 2020: 73). Ошибки, допущенные при проведении аграрной реформы, вызвали у части казачества недовольство и подтолкнули к сопротивлению.

Наиболее значимое событие, которое наглядно отразило настроения казачества и части крестьянства, произошло в Моздоке в 1918 г. и вошло в историю как Бичераховское восстание. Среди участников были не только офицеры и зажиточные сельские жители, но также значительная часть рядовых казаков и осетинского крестьянства. Этот факт в советской историографии замалчивался, а само выступление интерпретировалось как мятеж контрреволюционного казачества. Однако сохранившийся архивный материал позволяет утверждать, что именно ошибочная политика Народного совета, а также изменившиеся политические настроения вызвали вооруженное сопротивление казачьего и крестьянского населения Моздокского отдела.

Политическая активность граждан вызвана была также непростой межэтнической ситуацией, которую провоцировали круги казачьей и горской политических элит. Если в начале 1918 г. большинство казаков выступали за компромиссы с горским населением, желавшим восстановления справедливости в земельном вопросе вооруженными методами, то уже летом того же года казачество перешло в лагерь противников большевиков. Это свидетельствовало о серьезном надломе в политическом сознании станичников, которых в соответствии с законом о социализации земли не только сильно ограничили в землепользовании, но и по указанию С. Орджоникидзе частично выдворили из пределов Терской области; дома переселенцев были сожжены, а хозяйство разграблено1. Казаки взялись за оружие потому, что им было, за что сражаться.

Слабость власти вынуждала казаков самих заботиться о своей безопасности с оружием в руках. Казачьи станицы и горские аулы ощетинились винтовками друг против друга. Историк С. Кара-Мурза заметил, что опыт Первой русской революции не прошел даром для многих. Пережившие репрессии, они получили хорошие уроки борьбы и к новым политическим столкновениям были готовы во всеоружии (Кара-Мурза, 2003: 45).

В пестрой политической палитре периода Гражданской войны особое место занимали традиционалисты, прежде всего, в лице мусульманских лидеров, которые призывали не нарушать обычаи предков, не поддерживать ни одну из противостоящих сторон. Лишь в середине 1918 г. в Чечне и Ингушетии стал происходить раскол между традиционалистами и сторонниками большевиков (Семенов, 2013: 656). И от того, насколько результативной оказывалась проводимая каждой новой властью политика, в конечном итоге зависел исход борьбы.

Итак, постановка вопроса о настроениях населения Терской области в ходе революции и Гражданской войны позволила привлечь новые, ранее игнорируемые исследователями источники, которые дали возможность осветить ряд проблем с новых методологических позиций. Актуальное прочтение позволяет отказаться от устоявшегося в отечественной историографии анализа транзитивных процессов 1917–1920 гг. как противостояния беднейших слоев крестьянства и казачества и противников переустройства общества. На поверку оказывается, что приверженность тому или иному политическому лагерю определялась целым рядом обстоятельств, которые не всегда лежали на поверхности.

Революция и последовавшая за ней Гражданская война представляли собой не просто политическое переустройство общества, они кардинальным образом меняли индивида, его поведение. В годы Гражданской войны традиционный менталитет и культура населения Терской области оказались в стадии стагнации. Нередко традиционные нормы поведения разрушались, теснимые нелегитимными. Большевики, которые ратовали за новые жизненные устои и революционную психологию, могли найти сторонников среди населения региона в тех случаях, когда это представлялось ему удобным и выгодным.

При этом процесс был реактивный: традиционные нормы мгновенно уступали место протестному поведению, нередко соединенному с насилием. А так как революция предлагает ее участникам возможность устранить неравенство материальное, социальное, политическое, то многие вступали в нее с надеждой на получение определенных благ. По этой причине население региона отказывалось от позиции поддержания нейтралитета и созерцательства и переходило к активным формам борьбы, принимая сторону или большевиков, или их оппонентов, а то и попеременно переходя из одного лагеря в другой в зависимости от проводимых властями мероприятий.

Обозначенная проблема имеет научное будущее, т.к. в рамках исторической антропологии она до настоящего времени не получила своего развития. «Человеческое измерение» революции и Гражданской войны дает возможность поднять проблемы взаимоотношений власти и социума, оценить способы перерождения революционных лозунгов в «новую политическую легитимность», осуществить анализ поведенческих практик крестьянства, казачества и городских слоев, проследить историю судеб современников и сделать многое другое, что позволит дать новые оценки истории раннесоветского периода.