Крымский регион в Русско-турецкой войне 1768-1774 гг.: некоторые аспекты внешней политики

Крымский регион издревле становился объектом войн многих держав. Испокон веков здесь располагались гавани, земли, города, которые манили к себе многих. Поэтому сейчас столь актуален вопрос об исторических предпосылках присоединения полуострова к России.

Действительно, касаясь сегодняшней проблемы Крыма, мы редко обращаем свои взоры в историю, когда чуть ли не весь крымский народ сражался за присоединение к России, а когда это произошло, на полуострове начался промышленно-экономический подъем, стали появляться первые шоссейные дороги, заводы, фабрики и т.д.

Однако путь к присоединению был долгим. Он берет свое начало в годы Русско-турецкой войны 1768–1774 гг. Пользуясь поддержкой западных держав, сложившейся ситуацией на Северном Кавказе и реваншистскими настроениями крымской знати, султан Мустафа III проявлял небывалую активность для развязывания войны. В сентябре 1768 г. он прислал грамоту хану Селим-Гирею с извещением, что решил «с русскою империею учинить войну» [1, С.Л.2]. Наиболее последовательным противником России выступила Франция, поддерживая антироссийские группы в Польше и Швеции. Французский посланник в Стамбуле де Вержень внушал Порте, что необходимо вмешаться в польские дела, чтобы не допустить господства русских в Европе.

Как бы то ни было, воспользовавшись незначительным поводом, 25 сентября (6 октября) 1768 г. Порта объявила войну России. В начале ноября Россия объявила ответную войну Турции. В ходе войны обе стороны продолжали использовать территории, людские и другие ресурсы Крыма и Северного Кавказа.

Стратегические планы российского командования предусматривали операции двух армий на европейском фронте: 1 -я - наступательная (80 000) под командованием М.А. Голицына должна была занять ранее противника Каменец и Хотин, прикрыть Литву и Киев. 2-я - оборонительная (40 000) под командованием А.И. Румянцева - не допустить противника в пределы Новороссийской губернии. Согласно этим планам, главные силы выделялись на Балканское направление.

Военные действия начались в декабре 1769 г. на трех фронтах: в Подолии, на Дону и на Украине. Но война оказалась более продолжительной, чем ожидали обе стороны. Турция не была подготовлена к ней: вместо 400-тысячной по плану была мобилизована 100тысячная армия с бездарным командованием. Блестящие победы русских войск под кома н-дованием П.А. Румянцева и А.В. Суворова предрешили исход войны на европейском театре. Переброшенная из Балтики в Средиземное море эскадра Г.А. Спиридова разгромила турецкий флот 5 июля 1770 г. при Чесме, где турки потеряли в пламени сражения двадцать четыре корабля [3, с. 41].

Под угрозой «поглощения» Турцией и Крымом в позиции этих князей появился новый акцент - предпочтение ориентации на Россию на базе мирных переговоров. Сообщая о «визите» кубанских эмиссаров кизлярскому коменданту, К. Атажукин снова вопрошал: «Не можно ль слезам нашим взирать и можно ль за урочище Моздок и за беглых наших холопов нас яко многочисленного народа оставить». В отчаянии Касай предупреждал, что, если князья отдадутся под покровительство Порты, «тогда достать» их обратно «будет трудно» [3, с.

ISSN 2219-6048 Историческая и социально-образовательная мысль. Toм 6 №6, Часть 2, 2014

Historical and social educational idea’s Tom 6 #6, Part 2,  2014

• 41] . Но в Петербурге не пошли навстречу «отверженным» князьям, продолжая активные действия на крымском направлении. Русские войска, наступавшие на Дону, овладели Азовом и Таганрогом.

События показали, что, чем труднее складывалась ситуация на фронтах для Турции и Крыма, тем активнее они вмешивались в кавказские дела. Так, в декабре 1768 г. в Кабар-ду прибыл адъютант крымского хана. Магомет-ага с письмами от хана Керим-Гирея, султана Мустафы III и великого визира Мухсинзаде Мехмед-паши, призывающих князей перейти в подданство Крыма и под покровительство Порты, отправить в Бахчисарай и Стамбул своих послов [3, с. 42].

Со своей стороны, петербургское правительство также активизировало свои действия на Кубанско-Крымском направлении. В основу действий в этом направлении было положено решение Коллегии иностранных дел от 16 ноября 1768 г., обязывающее кизлярского коменданта Н.А. Потапова принять надлежащие меры к тому, чтобы «отторгнуть горских жителей за рекою Кубанью живущих, для ослабления неприятельских сил, от сообщества с кубанскими татарами и приклонить их в здешнее (российское - Ю.М.) подданство, представляя им разные выгодности, каких они, будучи в подчинении ханов крымских, никогда иметь не могут» [4, с. 288].

Но кизлярский комендант не имел достаточных сил для выполнения этой задачи, тем более, что турецкое и крымское руководство успело перебросить значительные силы в этом направлении. Хотя костековский воевода Алиш Хамзин предупредил Потапова 14 ноября 1768 г. о том, что «в коушанския городу прибыло яничерское войско» [6, Л. 42], противодействовать этому чем-либо Потапов не смог. Пользуясь этим, военные действия начали весной 1769 г. крымские татары во главе с ханом Керим-Гиреем, назначившим своим военным консультантом французского консула в Крыму барона де Тотта.

Ускоренным маршем крымская конница двинулась на Украину в направлении Бахму-та и Елизаветграда, глубоко вклинилась в русские земли, грабила мирное население, жгла деревни, захватывала добычу. Для противодействия противнику с российской стороны на Терек были переброшены новые силы. На защиту Кизлярского края в феврале 1769 г. прибыл отряд генерала де Медема, развернувшего ставку в станице Щадринской. Соорудив редут вокруг нее, он принял меры для создания более прочной базы в Моздоке, куда свозили оружие, боеприпасы и провиант [1, Л. 93].

Но ко времени прибытия отряда де Медема положение на Северном Кавказе, превращавшемся в главную базу российского наступления на Крым, оставалось сложным, главные сооружения - Кизляр и Моздок - слабо защищенными. Поэтому меры, предпринятые де Медемом, хотя и были важными, но крайне недостаточными. Требовались необходимая гибкость и оперативность, чтобы удержать местных владетелей на стороне России. Однако этих качеств Потапов не проявил, хотя и демонстрировал решимость в адресованных им обращениях.

Так, в письмах, отправленных в январе 1769 г. кабардинским князьям Кайтуке, Келе-мету, Джанхоту, Алхасу и Идалу Мударовым, Довлетуке, Тапсоруке и Дударуке Таусултано-вым, Джанхоту и Коргоке Татархановым, он требовал немедленного прибытия их в Моздок, угрожая иначе, что не явившиеся по этому зову «почтены будут за противников». В феврале того же года он обратился с таким же требованием в Касаю Атажукину, Ханмурзе Исламбе-кову, Эльбуздуке Канаматову, Али Исламову и Мисосту Бамматову, упрекая их в том, что «крайне сожалеет, что они ему не верят» [1, с. 31] Тем самым комендант пытался рассеять подозрительность кабардинских князей, но не добился успеха.

Обстановка на Северном Кавказе продолжала осложняться, чему способствовали действия и самого Потапова. Недовольный непокорностью этих князей, он решился на крайне опрометчивый шаг - приказал отогнать у них 24 тысячи баранов, что вызвало недовольство не только самих князей, но и Коллегии иностранных дел, опасавшейся дальнейшего углубления конфликта в условиях войны. Выражая недоумение тем, что в создавшейся ситуации комендант решился на такой непродуманный шаг, в указе от 11 марта 1769 г. Коллегия отмечала, что кабардинский народ, придерживавшийся издавна российской ориентации, не изменивший ей и после Белградского трактата 1739 г., приведен его «строгим» поступком «в отчаяние».

Для исправления создавшегося положения ему рекомендовалось довольствоваться и тем, что на сторону России перейдут отдельные князья, за которыми могут последовать другие, тем более, что «весь подлой (простой - М.С.) народ... весьма неохотно видит, что теперь их владельцы мятутся» [4, с. 288].

27 марта Коллегия отправила новый указ Потапову с требованием ускорить привлечение кабардинских князей на сторону России. «Здесь разсуждается, – говорилось в нем, – при настоящих обстоятельствах весьма можно будет и тем удовольствоваться, когда они не останутся явными противниками (России – Ю.М.), с кубанцами не сообщаться... но воспрепятствуют подбегам неприятельским к Кизляру и на Астраханскую дорогу» [1, с. 289].

Благодаря этим мерам выступившая на помощь крымцам 6-тысячная конница хана Керим-Гирея была разгромлена калмыками на берегу реки Калаус. Слив свои силы с 20тысячной конницей калмыкского хана Убаши, Медем стал у Бештавскиих гор в черте кабардинских владений, после чего большая часть из 200 баксанцев дала присягу на верность России.

Попытки сопротивления остальных были сломлены в сражении у реки Подкумки. В августе того же года баксанские князья полностью признали сюзеренитет России и вернулись в родовые поместья. Для наблюдения за их сношениями с Крымом и с соседними народами был назначен майор Д.В. Таганов. Развивая достигнутый успех, Медем двинулся в верховья Кубани, принял подданство от абазин и солтанаульских ногайцев, которые были переведены на левый берег Терека [4, с. 291–295].

Поход де Медема заглушил недовольство кабардинских князей, посчитавших целесообразным отойти от крымско-турецкой ориентации и перейти на сторону России. Что касается настроений простых горцев, то ориентация на Россию среди них оставалась преобладающей. Как подчеркивал, касаясь этого вопроса, в апреле 1768 г. Н.А. Потапов, «а народ явно говорит, если Кабарда отдастся под власть крымскую, они все напротив того передадутся к России» [5, с. 188]. Отмечая большую преданность кабардинцев России, чем Крыму, астраханский губернатор Н.А. Бекетов также подчеркивал: «Черный (простой – Ю.М.) народ о подданстве Крыму и слышать не хочет» [5, с. 189].