«Кто имеет уши слышать, да слышит». А. Камю и Ф.М. Достоевский: отношение к нигилизму

С этого «всё дозволено» началась история современного нигилизма 1 .

А. Камю

В своих произведениях Ф.М. Достоевский исследует образ рождения и развития идей и их взаимодействие с внутренним состоянием человека, его мировоззрением, освещая потёмки человеческой души. Поэтому, исследователи Ф.М. Достоевского нередко отмечают, что «его герои в ряде случаев оказались прообразами философов будущего, которым ещё предстояло возмутить своими мыслями мещанскую успокоенность, предельно остро поставить критические вопросы бытия человека» 2 . Например, И.И. Евлампиев в своей работе «Достоевский и Ницше на пути к новой метафизике человека» говорит: «Ницше в своей жизни и в своём творчестве предстаёт как типичный герой Ф.М. Достоевского. И если бы нужно было более конкретно указать, чью историю и чью судьбу в реальной жизни воплотил Ницше, то ответ был бы очевидным: это Кириллов» 3 , Ф.М. Достоевский — автор Ф. Ницше со всем превосходством автора над его героем 4 . Несомненно, то же самое можно сказать и о А. Камю. И, если попытаться более конкретно определить прообраз А. Камю, то, на мой взгляд, это

Вячеслав Вадимович Рогоза — выпускник Санкт-Петербургской православной духовной академии.

может быть лишь Иван Карамазов. К тому же, А. Камю сам неоднократно демонстрирует свою привязанность к этому яркому персонажу. (В молодости он играет Ивана в собственной театральной постановке «Братьев Карамазовых». «Я играл его, быть может, плохо, но мне казалось, что понимаю я его в совершенстве», — вспоминал А. Камю о ролях Ивана в «Театре труда» и в «Экип» 5 ). «Стоит ли напоминать, — говорит А. Камю, — что Иван — это некоторым образом сам Ф.М. Достоевский. Устами этого персонажа он говорит естественней, чем устами Алёши» 6 . А. Камю, испытывая близкую симпатию к своему прототипу, стремится отождествить с ним самого Ф.М. Достоевского, таким образом, надеясь получить поддержку в своих взглядах великого русского писателя. Следует отметить, что А. Камю любит и везде в своих произведениях цитирует и анализирует «изначального» Ивана, полностью игнорируя его радикальные метаморфозы в конце романа (сумасшествие Ивана наталкивает на мысль о подобной участи и Ф. Ницше, кстати, возможно, по тем же причинам). А. Камю хоть и был атеистом, но принципиально отличным от Ф. Ницше, так как в отличие от него не ненавидел религию, а даже наоборот, иногда восхищался великой верой, например, Ф.М. Достоевского 7 . Будучи «идейным братом» Ивана, и переживая те же проблемы, А. Камю говорит, будто выражаясь о себе самом: «Драма Ивана Карамазова заключается в переизбытке любви, не знающей, на кого излиться. Поскольку эта любовь не находит применения, а Бог отрицается, возникает решение одарить ею человека во имя благородного сострадания». 8 Такое же решение возникает и у самого А. Камю. Он, как и Иван, от всего сердца сострадает страждущим, как крик души звучат слова в его последней, недописанной книге «Первый человек», в которой А. Камю изображал свои ранние годы. «Вся жизнь состоит из страдания, перед которым люди бессильны, и можно только терпеть» 9 . Тяжёлое детство без отца, нищета, больная мать, оторванность от дома оставили неизгладимую печать в его мировоззрении и отношении к Богу.

Всё что ему оставалось — терпеть. Безвыходность и терпение со временем переросли в бунт. Он бунтовал против насмешек богатых одноклассников в лицее, бунтовал против своего туберкулёза, которым заболел в семнадцать лет, бунтовал против несправедливостей этого мира. Словно не Ивану Карамазову, а ему принадлежат слова: «Я не Бога не принимаю, я мира, им созданного, мира-то Божьего не принимаю и не могу согласиться принять», он не может примириться со слезинкой невинно замученного ребёнка, со своей слезинкой…«Хотя бы даже Бог существовал, хотя бы даже таинство скрывало истину, хотя бы даже старец Зосима был прав, Иван не согласится, чтобы эта истина была оплачена злом, страданием и смертью невин-ного» 10 . Говорит А. Камю об Иване Карамазове, как о себе самом.

Н. Бердяев, в своей статье «Духи русской революции», считает, что Иван Карамазов, провозглашая бунт против Бога и Его «несправедливого» мира из очень высоких мотивов, так как он не может примириться со страданием ребёнка, является главным философом русского нигилизма и атеизма. 11 А. Камю же, будучи единомышленником Ивана и талантливым писателем мирового масштаба, очень популярным в стране революций и далеко за её пределами, может смело быть назван отцом современного нигилизма.

Сам нигилизм, будучи достаточно проблематичным философским течением, весьма сложно даётся чёткому определению.

Исходя из этимологического разбора, этот термин происходит от латинского «Nihil», означает «ничего» и указывает на концепцию или доктрину, в которой всё отрицается или сводится к «ничему».

Необходимо отметить, что сам термин «нигилизм» и его доктрина появились гораздо раньше XX столетия, так как первые нигилистические идеи появились ещё у древнегреческих софистов. Например, у софиста Горгия, который проповедовал, что ничего абсолютного не может существовать. В его произведениях о природе, этот факт устанавливает три основополагающих момента: первый: ничего не существует; второй: если бы что-то и существовало, то оно было бы непознаваемым; третий: если что и было бы познаваемым, то выразить это в слове и сообщить ближнему было бы невозможно. Он, в противовес Протагору, учившему, что всё истинно, настаивал, что всё ложно12.

Но здесь ещё слово «нигилизм» в открытой форме не встречается, это лишь идеи, которые впоследствии станут основой этого течения. Блаженный Августин впервые использовал это понятие для обозначения неверующих; позже, словом nihilista называли еретиков. Первое философское употребление этого термина встречается в конце XVIII века в контексте споров вокруг немецкого идеализма — Ф. Якоби в открытом письме к И.Г. Фихте пишет: «Поверьте, мой дорогой Фихте, меня нисколько не расстроит, если вы или кто бы то ни было назовёте химеризмом учение, противопоставленное мною идеализму, который я уличаю в нигилизме...» 13 .

Наибольшую популярность термин нигилизм получил благодаря трудам Ф. Ницше, родоначальника философской теории нигилизма. Он дал свое определение понятию нигилизм таким образом: «Что означает нигилизм? То, что высшие ценности теряют свою ценность ‹…› нет цели, нет ответа на вопрос «за-чем?» 14 . Имеется множество определений этого термина разных авторов, но, на мой взгляд, наиболее ёмким и ясным является определение В. Даля в известном «Толковом словаре живого великорусского языка», характеризующий его следующим образом: «Нигилизм есть безобразное и безнравственное учение, отвергающее всё, чего нельзя ощупать» 15 . В отличие от Ф. Ницше, давшего определение нигилизму, Ф.М. Достоевский в своих произведениях даёт чёткое и полное описание нигилизма, предвосхищая его пагубность и указывая на его истоки: «Своим гениальным психологическим анализом, доказательствами он вынуждает признать, что нигилизм есть неминуемое следствие атеизма. Если нет Бога, если нет бессмертия, то нет и добродетели; в таком случае — всё поз-волено» 16 .

Интересное определение нигилизму даёт А. Камю: «Нигилизм — это не только отчаяние и отрицание, но главное — это воля к отрицанию и отчая-нию»17. Необходимо отметить, что сам А. Камю к нигилистам себя не причис- ляет, и, даже, наоборот, в интервью перед премьерой своей пьесы «Les possédés» по роману «Бесы» говорит, что полностью разделяет взгляды Ф.М. Достоевского относительно нигилизма.18 Единственно, что не разделяет А. Камю с Ф.М. Достоевским, это отношение к Богу. Исследователь творчества Ф.М. Достоевского И.И. Евлампиев в своём выступлении на тему «Во что верил Достоевский?», говорит, что А. Камю считает Федора Михайловича атеистом: «Камю считал Достоевского атеистом. Он полагал, что Достоевский — это предшественник Ф. Ницше…Согласно А. Камю, если мы хотим увидеть подлинное у Ф.М. Достоевского, мы должны увидеть этот атеизм, который он через своих героев и выражает»19. Опровергая это заблуждение, необходимо сказать, что А. Камю хоть и отождествлял Ивана Карамазова с самим Ф.М. Достоевским, тем не менее, столь радикальной позиции не выражал, и, даже, наоборот, в вышеуказанном интервью он говорит, что название пьесы «бесноватые» («Les possédés» означает не бесы, а именно бесноватые) надо понимать «как намёк на отрывок из прозы Жана Люка, конечно, где он делает намёк на одержимых демоном, которые, в конце концов, были излечены Христом и, следовательно, Евангелием. В этом контексте вам конечно известны великий разум и великая вера Ф.М. Достоевского»20. Таким образом, можно не сомневаться в осведомленности А. Камю о религиозных воззрениях Фёдора Михайловича, хотя, конечно, как и многие современные критики Ф.М. Достоевского, он считает, что некоторые сомнения в нем всё-таки присутствовали: «Трудно поверить, чтобы одного романа оказалось достаточно для претворения муки всей жизни в радостную несомненность»21, но хоть и трудно, а всё-таки верит и в той же книге говорит об ответе Ф.М. Достоевского устами Алёши всем своим экзистенциальным героям: «Дети спрашивают у Алёши: «Карамазов, неужели и взаправду религия говорит, что мы все встанем из мёртвых, и оживём, и увидим опять друг друга?» и Алёша отвечает: «Непременно восстанем, непременно увидим и весело, радостно расскажем друг другу всё, что было». Стало быть, Кириллов, Ставрогин, и Иван потерпели поражение. «Братья Карамазовы» отвечают «Бесам». И это действительно конечный вывод»22.

Весьма любопытно, что А. Камю честно признает своего любимого героя проигравшим и, по видимому, считает этот проигрыш необходимой данью борьбе Ф.М. Достоевского с нигилизмом: «Для меня Достоевский в первую очередь — писатель, который, задолго до Ф. Ницше, смог распознать современный нигилизм, дать ему определение, предсказать его чудовищные последствия, и попытался указать пути к спасению. Его главная мысль — то, что он сам называет «глубокий разум, разум отрицания и смерти », разум, требующий безграничной свободы, вседозволенности, ведёт к разрушению всего или к порабощению всех. Его личное страдание состоит в том, чтобы принимать в этом участие и отклонять это одновременно. Его трагическая надежда состоит в том, чтобы вылечить унижение смирением и нигилизм отречением » 23 . Отречением от чего, по мнению А. Камю, лечит Ф.М. Достоевский нигилизм? По видимому от Ивана и его взглядов, которые, как считает французский писатель, в полной мере присущи его создателю! Почему Ф.М. Достоевскому необходимо принимать участие и отклонять требования разума одновременно? А. Камю считает что разум, бунтующий и требующий вседозволенности, хоть и в борьбе, но всё-таки уступает вере 24 Ф.М. Достоевского и осознанию необходимости нахождения иных путей, как, например, смирение. Лишь смирение может вылечить унижение разума перед невозможностью изменить мир, сделать его «справедливым»…Но А. Камю не может смириться, не может поверить, возможно, хочет, но не может! 25 Ведь место Бога в его душе занято, занято бунтом 26 . Бунтом со слезинкой ребёнка «От высшей гармонии совершенно отказываюсь. Не стоит она слезинки хотя бы одного только замученного ребёнка». Иван не утверждает, что истины в мире нет. Он говорит: «Если истина существует, она может быть только неприемле-мой» 27 .

Христианское последовательное опровержение идеям Карамазова-Камю дают Н.А. Бердяев и прп. Иустин (Попович). Н. Бердяев считает, что бунтующий ход мыслей Ивана — отрицание тайны судьбы человека, которая не может быть постигнута в пределах земной жизни, тем более постигнута рациональным путем. Только вера в Божий Промысл, в сокровенный смысл страдания может примирить человека с действительностью. Утереть детскую слезинку может лишь любовь, а пафосный бунт Ивана далёк от истинной любви, его главная проблема — принятие западных отрицательных теорий за аксиомы, и, следовательно, вера в атеизм. Нигилистический бунт возникает из ложного морализма, моралист ошибается, считая, что любит и сострадает человеку больше Бога, и что может исправить замысел Божий. «Но он же ничего не сделает реально, чтобы слёз было меньше» 28 .

Подобным образом раскрывает ошибочность бунта прп. Иустин (Попович): «Мир — непостижимая тайна, бесконечная в своём трагизме, а человек не имеет таких способностей познания, которые бы позволили отыскать смысл этой тайны. Вольно или невольно все бунты возникают из этого. И бунт Ивана так возник, ибо все мученические усилия человека втиснуть тайну мира в категории эвклидовского ума человеческого заканчиваются бунтом. Бунт — психологически неизбежное следствие веры в разум, который может принять и вместить в себя лишь незначительнейший кусочек жизни; а верить, что он может вместить в себя тайну мира и разгадать её — тоже самое, что верить, будто комар может вместить в утробу свою Млечный Путь ‹…› Всякий рационализм, когда разовьётся до своей завершающей стадии, должен – по закону психологической и логической необходимости закончить нигилистическим бунтом, анархическим неприятием мира» 29 .

Таким образом, А. Камю, называя Ф.М. Достоевского своим учителем, не прекращает восхищаться им: «Величина Достоевского ‹…› не перестанет расти, и наше общество или погибнет или согласится с ним. Погибнет ли общество или возродится, в обоих случаях Достоевский будет оправдан. Вот почему он возвышен во всём своём величии, вопреки и благодаря своим немощам, над нашей литературой и историей. Сегодня, вновь, он помогает нам жить и надеяться» 30 , всё же не смог услышать его истинного призыва…