Культурная модернизация в контексте ее восприятия субъектами глобализации

Необходимость изменений даже в современном обществе не умаляет значение внимательного отношения к восприятию субъектами происходящих процессов модернизации.

При описании реакций субъектов важно помнить об условиях, в которых они протекают, а также учитывать степень и характер взаимовлияния субъектов и среды. В связи с этим приведем определения из исследования авторитетного немецкого ученого У. Бека «Что такое глобализация». По его мнению, следует различать такие понятия как «глобализм», «глобальность», «глобализация». Глобализмом называется «понимание того, что мировой рынок вытесняет или подменяет политическую деятельность… это идеология господства мирового рынка» [2, с. 23].

Из этого следует зависимое от «хозяйственного измерения» положение таких аспектов глобализации, как культурные, политические, экологические и так далее. «Под глобальностью понимается то, что мы давно уже живем в мировом обществе, в том смысле, что представление о замкнутых пространствах превратилось в фикцию… “Мировое общество” имеет в виду общность социальных отношений, которые не могут интегрироваться в национально-государственную политику или определяться ею» [2, с. 24]. Термином «глобализация» У. Бек обозначает «процессы, в которых национальные государства и их суверенитет вплетаются в паутину транснациональных акторов и подчиняются их властным возможностям, их ориен-

1997–0803 ВЕСТНИК МГУКИ 1 (51) январь–февраль 2013 86–89

тации и идентичности» [2, с. 26]. Не вызывает сомнений то обстоятельство, что указанные процессы приводят к масштабным изменениям в разных областях жизни, что, по нашему мнению, становится следствием изменений преимущественно в культуре. Речь, в частности, идет об изменении ценностей у таких субъектов, как личность, группы, общество, государство, включая характер их взаимоотношений в формирующихся условиях. Поэтому в настоящей статье под «культурной модернизацией» в условиях глобализации понимается деятельность различных субъектов, направленная на изменение базовых для соответствующей национальной культуры ценностей или трансформация границ их толкования.

Во многом от этих процессов будет зависеть не только сам факт принятия или непринятия изменений в целом, но и их восприятие как «естественных и логичных» или же «привносимых и насаждаемых». Для того чтобы более четко понять некоторые особенности механизма восприятия преобразований через такие понятия, как «принятие», «отвержение», «применение», обратимся к исследованиям американского антрополога Э. Уоллеса.

Э. Уоллес анализирует указанные психологические процессы в ситуациях оценки возможности и степени оценки «принятия» и «непринятия» нововведения самим его автором, другими членами его общества и (в ситуациях диффузии и аккультурации) членами других обществ. С его точки зрения, нововведение стоит понимать как «любую новую для культуры конфигурацию», которая может находиться в согласии с поддерживаемым реципиентом прототипом и, в случае принятия, приводит к его (нововведения) модификации, что способствует его проникновению в более широкий культурный гештальт [1, с. 41]. При этом Э. Уоллес подчеркивает, что процессы могут протекать осознанно или нет, главное — это прохождение через «экран» с восприятием и оценкой как «нового». При прохождении через «экран», который становится модаль- ной структурой личности между «предложением» и «принятием», происходит деление на две группы: «совместимые» и «несовместимые» с обычной для общества структурой мотивов. Параметрами выбора будут выступать ценности, которые придают соответствующее значение или эмоциональную составляющую различным явлениям. В связи с этим для принятия нововведения необходимо также, чтобы его культурное значение вызвало убежденность в его способности лучше обеспечивать удовлетворение потребностей.

Поскольку, как уже было отмечено ранее, субъектами являются не только индивиды, но и различные группы, то их материальные интересы, что вполне очевидно, не всегда совпадают. Говоря о возникающих сложностях для принятия нововведений, Э.Уоллес особо выделяет именно материальные интересы. Такая позиция выглядит естественной в контексте пояснений Ю.В. Китова о разнице подходов американских и российских ученых к проблеме интереса: «Из анализа проблемы интересов в американской науке следует, что наиболее распространенным является его понимание как разницы между вложенным в дело и полученным в итоге средствами. В таком понимании интереса отчетливо прослеживается его связь с такой областью экономических отношений, где потребность в получении прибыли порождает соответствующий интерес. Поэтому становится понятным почему… действие культурных интересов связывается с механизмом формирования и использования культурного капитала… разворачиваемого в рынке в целях улучшения экономического положения субъекта» [5, с. 5].

Однако зачастую сегодня именно различающиеся материальные интересы, что особенно проявляется в условиях кризиса современного общества, являются неизбежным фильтром для выбора реакции. Отметим также, что в условиях «конкуренции культур» при декларируемой возможности выбора идентичности и формировании различных зон влияния, защиту интересов проще осуществлять в группах и группами, объединенными общими ценностями и интересами. Следовательно, при таком подходе группы, имеющие ресурсы, устанавливают зоны влияния и правила поведения, а значит, формируют и соответствующую среду, и некоторые особенности протекающих в ней процессов. В данном случае речь идет, в том числе, о своеобразном конфликте культурных кодов в рыночном пространстве.

По мнению Э. Уоллеса, «ситуация аккультурации в целом соответствует вышеописанной модели: “донорская” культура “предлагает” “принимающей” культуре “новую” культурную конфигурацию. После этого члены последней подвергают новую конфигурацию различным проверкам и рано или поздно принимают или отвергают ее. Действующие здесь механизмы… приобрели первостепенную практическую значимость в современном мире, где разные национальные государства как во внутренней, так и во внешней политике напряженно пытаются заставить потенциальных союзников, а также свои народы, принять новые образцы культуры» [1, с. 41]. Важность государственного регулирования, как отмечает Ю.В. Китов, объясняется «спецификой современного этапа развития России, когда не контролируемые и не регулируемые государством процессы имеют тенденцию отклонения от своего назначения — соответствия потребностям большинства населения страны» [6, с. 52].

В связи с этим существующие проблемы национальных государств в контексте транснациональной активности отдельных групп в условиях глобализации, а также партнерство государств как непосредственных субъектов в межгосударственных объединениях и проводимой ими политики — все это еще раз подчеркивает не только их особый статус, как субъекта, но и их роль при выборе направления выхода из кризиса.

Однако делать акцент на государство как одного из «главных» субъектов, что является, бесспорно, дискуссионным утверждением, можно, если помнить о характе- ре связей между структурными единицами этого феномена. Государство может выступать субъектом в достаточном количестве отношений, однако, несмотря на целостность этого образования, оно все-таки представляет собой обширную схему объединений или групп, взаимосвязанных не только правами и обязанностями, но и, в идеале, общей направленностью интересов и ценностями. Далее группы можно делить на более мелкие группы и так далее, до индивида с определенным отношением к общим ценностям, со своими интересами, который формирует и испытывает влияние среды. Несмотря на декларацию важности индивида, необходимости защиты прав и свобод каждого, демократия подразумевает групповую форму взаимодействия. В связи с этим любопытно отметить, что лозунг борьбы за права человека, а также перечень этих прав имеет общий характер, тогда как признается возможность сосуществования разных культур. При этом важно понимать, что не только провозглашение примата прав и свобод человека, но и границ их толкования имеют первостепенное значение при анализе взаимодействия культур. В подобных условиях сосуществование культур становится возможным только при признании доминирования ценностной базы одной культуры над другими. Для пояснения этого утверждения достаточно провести следующую аналогию. В статье 15 Конституции РФ закреплено, что именно Конституция имеют высшую юридическую силу на территории РФ (часть 1), однако часть 4 предусматривает: «если международным договором Российской Федерации установлены иные правила, чем предусмотренные законом, то применяются правила международного договора» [7]. Следовательно, если ценности национальной культуры каким-либо образом противоречат общепринятым сегодня правам и свободам каких-либо индивидов, то эти положения должны расцениваться как «недостойные прогрессивного общества», а личности, продолжающие их отстаивать должны восприниматься как «ущемляющие права “личности” в демократическом обществе». Таким образом, одни группы индивидов вступают в конфликт с другими группами индивидов, причем территориальные границы национального государства не обязательно являются существенным условием для объединения «в общество». С точки зрения одного из ведущих мировых социологов Э. Гидденса, «“Общество” имеет два полезных … значения… — обозначение ограниченной системы и социального объединения в целом. Упор на регионализацию напоминает нам о том, что степень системности социальных систем весьма изменчив, а “общества” редко имеют явно выраженные границы — по крайней мере, те, которые не относятся к числу современных национальных государств» [4, с. 23]. Однако в ситуации приведенного ранее примера конфликта интересов особе значение приобретает культура субъекта, принимающего решение, поскольку именно его ценности будут иметь определяющее значение при выборе как способов участия в конфликте, так, собственно, и потребностей, на удовлетворение которых и будет направлена его деятельность.

На основании изложенного можно сделать вывод о противоречивых тенденциях процесса модернизации. Речь идет о тенденциях унификации культуры и, одновременно, уси- щем социальном неравенстве становится очевидным активное восприятие обеспеченными людьми унифицированных норм, определяющих их социальных статус (в том числе, и универсальные символы их материального благополучия), тогда как менее обеспеченные слои населений демонстрируют приверженность более традиционным нормам.

Проблемы же национального государства, отмеченные разными учеными (например, У. Бек, В. Малахов), особенно в отношении выполнения обязательств социаль- ного государства, дополнительно осложняется тем обстоятельством, что «локальное сообщество не является средой, насыщенной привычными, само собой разумеющимися смыслами, а в значительной степени служит локально расположенным выражением дистанцированных отношений» [3, с. 243].

Принимая во внимание, что сегодня для субъектов культуры непосредственная связь с территорией происхождения какого-то культурного образца не является определяющей, надо понимать, что распространение и принятие отдельных ценностей культуры другой социальной группы или даже другой культуры в целом скорее зависит от направленности групповых интересов. Учитывая, что демократия подразумевает превалирование группы над индивидом, то скорее всего лении внимания к национальному самосознанию в некоторых регионах. Это обстоятельство обострило научные дискуссии о создании единой мировой культуры. Однако при расту- именно группа с транснациональным характером как субъект с едиными ценностями и интересами станет главным субъектом культурной модернизации.