The lexeme פּקִּודִּים in the masoretic text and its translations in the Septuagint, Elizabethan Bible, and the Psalter of archbishop Ambrose (Zertis-Kamensky)

About the Author: Daria Vyacheslavovna Vasilieva

Master of Linguistics, Postgraduate student at the Saints Cyril and Methodius Institute for Postgraduate Studies.

The article was submitted 31.03.2023; approved after reviewing 16.06.2023; accepted for publication 28.06.2023.

Введение. История Псалтири архиепископа Амвросия (Зертис-Каменского)

Существовали разные предположения относительно судьбы рукописи Псалтири архиеп. Амвросия — перевода с древнееврейского текста на церковнославянский язык, сделанного в 1771 г.1 По одной из версий, рукопись вместе со списком с нее, предназначавшимся для Екатерины II, была утрачена. По другим сведениям, она, хотя и не была издана, но уцелела.

Профессор Московской духовной академии П. И. Горский- Платонов не подтверждает ни одну из версий: он во вступительной статье к изданию 1878 г. пишет, что этот перевод был напечатан частично в книге «Полное собрание псалмов Давыда поэта и царя, преложенных как древними так и новыми российскими стихотворцами из прозы стихами» (изд. Решетникова, М., 1809). Полностью он был издан тоже Решетниковым (М., 1811 г.)2. Издание, использованное в настоящей статье, вышло также в Москве в 1878 г. Потом данная Псалтирь была издана в 2009 г. в журнале «Государство, религия, Церковь в России и за рубежом»3.

В предисловии к изданию 1878 г. указывается несколько причин появления данного перевода: архиеп. Амвросий хотел приблизить текст славянской Псалтири к оригиналу, каковым в то время считался масоретский текст, и таким образом усовершенствовать его, а также сделать более ясными трудные для понимания места, возникшие, как тогда полагали, в результате ошибок в греческом тексте при переписке (в современной библеистике подобные утверждения признаются ошибочными: исследования кумранских находок показали, что Септуагинта представляет текстуальную традицию, бытовавшую у евреев Александрии, а масоретский текст — традицию евреев Иудеи и Вавилона, а также то, что данный текст возник позже и не может быть первичным свидетелем древнееврейского текста4). Ведь именно они вызывают много вопросов5. При работе над переводом архиепископу пригодилось знание как древнееврейского языка, так и греческого, латинского и толкований святых отцов.

Помощником владыки был архимандрит Донского монастыря Варлаам (Лящевский), участвовавший ранее вместе с Гедеоном Слонимским в создании Елизаветинской Библии6.

Одним из основных достоинств перевода П. И. Горский- Платонов считает точность: переводчик не отступает от оригинала без необходимости, использует более употребительное значение слова, а не подходящее только для конкретного места. Трудные места переводятся заново. Недостатки, конечно, в данной Псалтири есть, но, по мнению профессора, о них не стоит распространяться ввиду их незначительности7.

Цели и задачи исследования

Стихи псалмов, где употребляются существительные, обозначающие закон, заповедь или повеление, не очень просты для понимания читателя. Рассматриваемая нами лексема не является исключением. Греческий и традиционный славянский тексты весьма неоднозначны в данных фрагментах, т. к. допускают несколько версий их истолкования. Перевод архиеп. Амвросия дает более ясную, но совершенно иную их интерпретацию. Поэтому необходимо выяснить причины, побудившие его автора выбрать свой вариант передачи данной лексемы, а также выявить филологические и богословские источники, повлиявшие на его выбор.

Для исследования причин разночтений нужно сопоставить стихи псалмов в рассматриваемых нами текстах между собой, а также привести значения древнееврейской лексемы и ее вариантов перевода в соответствующих словарях.

Для выяснения возможных богословских источников, повлиявших, в частности, на перевод архиеп. Амвросия, необходимо сравнить его со святоотеческой традицией толкования анализируемых фрагментов.

Сопоставление данного перевода с отечественными дореволюционными и западными академическими экзегетами производится с целью выяснить его соотношение с европейской научной традицией толкования, а также возможного влияния на российскую экзегетику.

Филологический анализ разночтений в употреблении данной лексемы

Для начала нужно привести значения данного существительного. Лексема ּפִ ּקוּ ִדים , согласно словарю Брауна- Драйвера- Бриггса — это правило, указание, инструкция⁸, а по словарю Келера- Баумгартнера — инструкции, предписания⁹.

Однако для нас более важен словарь Иоанна Буксторфа Старшего, широко распространенный во времена архиеп. Амвросия. Он определяет анализируемую лексему как «приказание, предписание»10. Глагол פקד, от которого происходит данная лексема, в нем определяется в числе прочего как «приказывать, предписывать»11. Определений со значением «оправдание, оправдывать» там нет.

Греческое δικαίωμα определяется в словаре Дворецкого как «предписание, заповедь», так и «оправдание»12, невиновность в грехе. В словаре Сеп-туагинты Айникеля- Луста, который более важен для нас в данном случае, для значения justification, оправдание, для данной лексемы приводится в качестве примера 2 Цар. 19:29 (в Синодальном переводе — 2 Цар 19:28). Там говорится о том, что царь Давид посадил за один стол с собой своего подчиненного, Мемфифосфея, весьма виноватого перед ним. Этот слуга утверждает, что у него нет никакого права или оправдания жаловаться царю. Значения «указ, приказ, справедливость, законное право, законное предписание» тоже есть в числе определений данной лексемы.13 При этом нужно отметить, что для глагола δικαιόω, от которого происходит данное существительное, в этом словаре даются определения «поступать праведно; оправдывать»14. Таким образом, читателями, не знакомыми с древнееврейским языком, δικαίωμα могло пониматься двояко — как оправдание в смысле признания праведности или невиновности, и как приказ или повеление. Такая двусмысленность вполне могла создавать трудности в истолковании стихов, которые будут рассмотрены ниже.

Что касается славянского существительного « w3правда1ніе », оно определяется в словаре прот. Григория Дьяченко как «закон, устав», а также «отпущение грехов»¹⁵. Для последнего, правда, в качестве примера приводится лишь Рим 5:18, тогда как для первых даются примеры из Ветхого Завета. Для глагола « w3пра1вдывати » в нем даются два значения: 1) объявлять невиновным; 2) «делать праведным»¹⁶. В Старославянском словаре, составленном по рукописям X–XI вв., для существительного « оправьданиiе » приводятся лишь значения «справедливые поступки» и «установление, указание», однако глагол

«оправьдати», от которого происходит это существительное, определяется исключительно как «оправдать»17. Это дает основание полагать, что чита-

тели Псалтири, не знакомые ни с древнееврейским, ни с древнегреческим языком, могли случаи употребления данного существительного понимать двояко — применительно как к оправданию в смысле признания невиновно- сти, и как к приказанию.

Наконец, стоит сказать несколько слов о значениях существительного «оправдание» в русском языке XVIII в., т. е. о том, как его понимали современники архиеп. Амвросия. В «Словаре русского языка XVIII века» на первом месте стоит «закон, заповедь», относящееся к церковнославянскому языку, однако на втором находится «признание правоты, невиновности кого-л., чего-л., освобождение от обвинений»18. Поскольку эти два значения были самым употребительными в языке, современники архиеп. Амвросия могли смешивать их при чтении библейских текстов, что становилось причиной недоумений. Это же можно отнести и к стихам Псалтири, где употребляется рассматриваемая нами древнееврейская лексема.

Одними из наиболее ярких примеров ее употребления, непростых для понимания, являются Пс 19:9 и 119:128. Вот текст этих стихов.

Пс 19:9

Масоретский текст (МТ): ּפִ ּקוּדֵי יְהוָה יְ ָׁשרִים ְמ ַׂש ְּמחֵי־לֵב ִמ ְצוַת יְהוָה ָבּ ָרה ְמ ִארַת ֵענָיִם׃

Септуагинта (LXX): τὰ δικαιώματα κυρίου εὐθεῖα εὐφραίνοντα καρδίαν ἡ ἐντολὴ κυρίου τηλαυγής φωτίζουσα ὀφθαλμούς

Елизаветинская Библия (ЕБ): w3правда1ніz гдcнz пра1ва, веселz6щаz се1рдце, за1повэдь гдcнz свэтла2, просвэща1ющаz o4чи

Псалтирь архиеп. Амвросия (ПАА): Повеления Божия права, веселящая сердце: заповедь Божия светла, просвещающая очи.

Пс 119:128.

ַעל־כֵּן ָכּל־ ּפִ ּקוּדֵי ֹכּל יִ ָּׁש ְר ִּתי ֶׁש ֶקר ָכּל־ ֹארַח ָׂשנֵא ִתי׃ :МТ

LXX: διὰ τοῦτο πρὸς πάσας τὰς ἐντολάς σου κατωρθούμην πάσαν ὁδὸν ἄδικον ἐμίσησα ЕБ: сегw2 ра1ди ко все1мъ за1повэдемъ твои1мъ направлz1хсz, всz1къ пу1ть непра1вды возненави1дехъ.

ПАА: Тем же вся повеления (о) всех (вещех) истинныя вменях: всяк же путь неправды возненавидех.

Как явствует из текста первого стиха, псалмопевец признает веления Бога правыми и светлыми. Они радуют сердце человека и просвещают его духовное зрение. Однако в первой половине стиха из греческого и славянского текста неясно, идет ли речь вообще о велениях: ведь как греческое SiKaLw^a так и славянское w3правдан1іе можно интерпретировать и как признание невиновности, и как повеление или заповедь. К тому же неясно, относится ли это к закону Моисееву или к любому велению Бога. Возможно, греческие и славянские переводчики полагались на ясность второй половины стиха, где очевидно, что речь идет о заповедях. В таком случае, по нашему мнению, понятно, что в первом полустишии имеются в виду они же. Однако при этом остается неясным, идет ли речь о законе Моисея или о приказаниях Бога, находящихся как в нем, так и за его пределами, или о божественных оправдательных приговорах.

Такая неопределенность интерпретации при прочтении греческого и славянского текстов не могла и не может не вызывать вопросов. Поэтому необходимо было пояснить, говорится ли в первом полустишии именно о законе Моисея или вообще о повелениях Бога. Перевод архиеп. Амвросия в данном месте предельно точен и понятен читателю: ясно указывается на веления Бога. Однако не вполне ясно, почему наш переводчик выбрал именно это существительное. Архиеп. Амвросий, переводя ִּפ ּקו ּדֵי как «повеление», скорее всего, хотел избежать тавтологии или речевого повтора, т.к. во второй половине стиха стоит «заповедь», ִמ ְצוָה . Но более вероятно, что он опирался в своем выборе прежде всего на словарь Буксторфа.

Также следует отметить, что в его переводе первой половины стиха нет прямой отсылки к закону Моисееву, а рассматриваемая лексема переводится общим термином: повеление может не иметь силы закона.

Во втором стихе автор псалма говорит о том, что он ненавидит ложь и, следовательно, пойдет путем правды, руководствуясь повелениями Бога. А вот первую половину стиха переводчики истолковали по-разному: в LXX и ЕБ речь идет о стремлении автора псалма поступать по заповедям, а в ПАА — о том, что он признает истинными повеления обо всем.

Причина отчасти в том, что переводчики пытались передать второе ^Э, что можно было сделать двумя способами: либо пропустить, как в Септуагин-те и Елизаветинской Библии, либо перевести, но добавить слова для ясности, как сделал архиеп. Амвросий. В его переводе речь идет повелениях обо всех предметах или явлениях мироздания, а не о заповедях как таковых. Такой вариант перевода не оставляет места читателю для домыслов и вопросов: псалмопевец ясно говорит о том, что считает истинными веления Бога относительно всех вещей в мире, а не просто выражает свое стремление к Его заповедям.

Что касается греческого и славянского текстов, там не вполне понятно, почему заповеди показаны как конечная цель пути псалмопевца, а не сам путь. Нет ясного противопоставления пути правды и закона путям лжи.

Подводя предварительный итог, можно сказать, что трудности в понимании этой лексемы вызваны неоднозначным пониманием греческого и славянского терминов, которыми она переводится. Вариант, предложенный архиеп. Амвросием, гораздо яснее Септуагинты и Елизаветинской Библии. Хотя все еще остаются неясными причины выбора им именно существительного «повеление»: основывался ли он только на словаре Буксторфа, сходство с которым в данном случае довольно очевидно, или у него были еще иные источники, в частности богословские? Ответ на этот вопрос мы попытаемся дать в следующем разделе статьи. Что касается Септуагинты и Елизаветинской Библии, там полной ясности при прочтении самого текста нет по причине возможности двоякого понимания представленных в них вариантов перевода рассматриваемых стихов. Для того, чтобы избежать ошибок, приходится привлекать толкования.

Святоотеческая и средневековая богословская экзегетика

В данном разделе мы сопоставим анализируемые нами тексты, прежде всего Елизаветинскую Библию и Псалтирь архиеп. Амвросия, со святоотеческими творениями и трудами средневековых богословов. Наиболее яркими представителями первой группы являются блж. Феодорит Кирский, свт. Афанасий Великий, блж. Августин, свт. Иларий Пиктавийский. Из второй нами были выбраны толкования Евфимия Зигабена и Кассиодора. Под оправданиями в Пс. 19:9 блж. Феодорит понимает закон Моисеев. Называется он здесь именно так потому, что учит справедливости и запрещает несправедливость, а добродетельных людей именует праведными и указывает им причину их оправдания19. Это вполне согласуется с Септуагинтой и Елизаветинской

Библией, но расходится с Псалтирью архиеп. Амвросия: там ни о каком признании чьей-либо праведности речи нет.

Свт. Афанасий подразумевает под оправданиями здесь оправдание всех христиан на суде. Бог, производя суд над ними, изгнал князя века сего и тем самым возвеселил им сердце20. Его толкование тоже не согласуется с переводом архиеп. Амвросия, т. к. в анализируемой Псалтири нет ни малейшего указания на судопроизводство.

Блж. Августин не останавливается подробно на понятии «оправдания»: он лишь говорит, что они правы у того, кто не учил тому, чего сам не делал. Радуется сердце того, кто исполняет их свободно и с любовью21. Нельзя сказать, что у архиеп. Амвросия полностью исключается подобное толкование: конечно, веселится сердце исполняющего закон не по принуждению. Однако у данного толкователя нет прямого указания на веление или заповедь, а потому сходства с нашим переводчиком здесь тоже нет.

Евфимий Зигабен в целом соглашается с блж. Феодоритом: «Оправдания и повеления Господни правы и прямы», потому что в них нет ничего извращенного. Они «научают причинам повелений», тем самым радуя сердца читающих их. Или исправляют неправые сердца людей22. Следует заметить, что подробно о понятии «оправдание» он пишет в толковании на Пс 18:23, понимая под ними веления Бога, не входящие в Декалог, но тем не менее исполненные «высочайшей правды». В качестве примера он приводит Исх 21:223.

Сложно сказать, имеет ли место такое разграничение понятий «оправдание» и «заповедь» у архиеп. Амвросия, так как из его перевода это не явствует. Общим можно назвать указание на волеизъявление Бога, однако у данного толкователя оно косвенное.

Кассиодор также, как и блж. Августин и Евфимий Зигабен, делает акцент не на самих оправданиях, а на том, что они правильны: Бог всегда учит тому, что совершает Сам, в отличие от людей, у которых слова могут расходиться с делами24. В переводе архиеп. Амвросия тоже ясно утверждается правота повелений Бога, но при этом ясно, что речь идет именно о них, а не об оправданиях.

В Пс 119:128 святые отцы видят стремление автора псалма идти путем правды Божией. Блж. Феодорит считает, что здесь сказано об усердии, происходящем от любви к Богу, которое является причиной, побуждающей человека идти путем Его правды25. Архиеп. Амвросий делает упор именно на признание псалмопевцем истинности повелений Бога.

Свт. Афанасий полагает, что цель шествия путем правды Божией — желание псалмопевца непрестанно учиться исполнению заповедей26. Признание их истинности у него также, как и у предыдущего толкователя, ясно не выражается. Кроме того, неясно, идет ли речь здесь о законе Моисея или вообще о повелениях Бога. Все это не дает оснований говорить о сходстве с переводом архиеп. Амвросия.

Блж. Августин считает основной мыслью этого стиха то, что стремящийся к заповедям Божиим всегда ненавидит путь порока27. Свт. Иларий считает, что псалмопевец говорит здесь об отвержении всех земных благ и удовольствий, получаемых порочным путем, и стремлении к закону Бога28. В их толкованиях тоже нет ничего общего с Псалтирью архиеп. Амвросия по причинам, упомянутым выше.

Евфимий Зигабен пишет, что здесь речь идет о стремлении автора псалма к заповедям Божиим, причем ко всем, а не к какой-либо одной29. Толкователь не конкретизирует, имеется ли в виду закон Моисеев или любые повеления Бога.

Кассиодор соглашается с предыдущим толкователем и свт. Иларием: он также обращает внимание на устремление псалмопевца к заповедям Бога, а не на характер самих заповедей30.

Исходя из сказанного выше, мы можем заключить, что в данном случае параллели между ПАА и святыми отцами нет, т. к. они не пишут конкретно, имеются ли в виду заповеди Моисея или волеизъявления Бога как таковые. В толкованиях на Пс 119:128 они подчеркивают лишь стремление автора псалма идти путем заповедей и не указывают на признание им их истинности.

Некоторое сходство можно увидеть у нашего переводчика с толкованием Евфимия Зигабена на Пс 19:9, но оно лишь в указании на повеление Бога, которое у данного толкователя косвенное.

Академическая экзегетика

В данном разделе рассматриваемые нами переводы Псалтири будут сопоставлены с комментариями отечественных дореволюционных и западных ученых. Одним из наиболее выдающихся комментариев русской дореволюционной науки является Толковая Библия, изданная преемниками профессора А. П. Лопухина. Из западных ученых наиболее интересны произведения американских экзегетов Питера Крэйги, Лесли Аллена, Семюэля Терриена, немецких комментаторов Ганса- Иоахима Крауса и Эриха Ценгера.

Под повелениями Пс 19:9 в Толковой Библии Лопухина понимается откровение Божие человеку, даруемое для его блага. Оно веселит его сердце, так как дает понять, что Бог всегда покровительствует добру31. К переводу архиеп. Амвросия такое толкование применить сложно, так как у него указание на волеизъявление Бога ясно. Хотя нельзя полностью исключать подобную интерпретацию.

Крэйги полагает, что речь здесь идет о законе Бога в общем, поэтому пишет лишь о том, что этот закон сравнивается с солнцем32. Краус тоже считает рассматриваемое нами существительное лишь синонимическим обозначением закона33. Поскольку данные комментаторы не уделяют внимания понятию «повеление», говорить об их сходстве с вариантом нашего переводчика сложно.

В ТБЛ Пс 119:128 никак не комментируется ввиду его ясности. Терриен и Краус думают также: очевидность противопоставления пути правды Божией и лжи не требует истолкования34. Лесли Аллен тоже считает, что здесь речь идет о законе в общем35.

Более конкретно высказывается о рассматриваемой нами лексеме Эрих Ценгер: он считает, что данное существительное характеризует закон как средство или способ попечения и промысла Бога³⁶. Он основывается на значениях глагола פקד, «быть осведомленным, проверять, посещать». Стих 128 он понимает лишь как выражение псалмопевцем любви к закону и ненависти к неправде³⁷.

Данную интерпретацию рассматриваемой лексемы почти невозможно соотнести с переводом архиеп. Амвросия. У него нет намека на заботу или промысел Бога в анализируемых стихах. Там ясно выражена идея Его волеизъявления, а не промысла.

Как мы можем заключить, сходства Псалтири архиеп. Амвросия с академическими комментаторами тоже нет. Только экзегет Толковой Библии Лопухина и Эрих Ценгер уделяют внимание данной лексеме и понятию «повеление». Однако интерпретируют его иначе, чем наш переводчик.

Заключение

Одно из основных значений древнееврейской лексемы ּפִ ּקו ּדִים — «правило, предписание». Однако в Септуагинте и Елизаветинской Библии она переведена как δικαίωμα и w3правда1ніе . Оба этих существительных или, по крайней мере одно из них, современники архиеп. Амвросия могли понимать как «правило, приказ, заповедь» и как «признание праведности, невиновности». Это не могло не создавать трудности при чтении данных текстов. А потому архиеп. Амвросий решил ясно показать в своем переводе, что в случаях употребления данной лексемы речь идет именно о повелениях Бога, для того чтобы исключить неправильное понимание текста Псалтири.

Основным источником, на который опирался наш переводчик, был словарь Буксторфа, определяющий данную лексему как «приказание, предписание». Причины выбора варианта «повеление» были, скорее всего чисто филологические: в первом из рассмотренных нами стихов архиеп. Амвросий хотел тавтологии, т.к. во второй половине стиха стоит «заповедь», а во втором, вероятно, пытался сохранить синтаксис масоретского текста и при этом как можно точнее передать смысл стиха.

Греческий и славянский тексты в данном случае непонятны без толкований. Святоотеческая и средневековая богословская экзегетика в данном случае четко ориентируется на Септуагинту. Ясных параллелей с Псалтирью архиеп. Амвросия нет. Местами можно видеть лишь небольшое сходство в толковании одного из двух рассмотренных в данной статье стихов псалмов. Кроме того, у них практически нет развернутого истолкования понятий «оправдание, повеление, заповедь». В проанализированных стихах они видят отсылку к закону Моисея, в то время как наш переводчик полагает, что здесь речь идет, весьма вероятно, о велениях Бога как таковых.

Что касается западной и отечественной академической экзегетики, здесь тоже не наблюдается сходства с переводом архиеп. Амвросия. Большинство из приведенных нами комментаторов интерпретирует рассмотренные стихи обще. Мнения относительно понятия «повеление» и лексемы □'ИрЭ не совпадают с экзегезой архиеп. Амвросия.

Источники и литература