Лингвокультуремы в произведениях Е.Г. Водолазкина

Имена собственные как именования, называющие единственное индивидуальное лицо или предмет, – это существенная часть истории и культуры народа. В именах отражаются быт, верования, чаяния, фантазии и художественное творчество народов, их исторические контакты. Люди с древности верили в таинственную силу имени, способную влиять на судьбу и характер человека.

Лингвокультурема в нашем понимании есть совокупность формы языкового знака, его содержания и культурного смысла, сопровождающего этот знак. Художественные тексты Е.Г. Водолазкина содержат достаточное количество лингвокультурем, интересных для исследования. Прежде всего это касается всем известного романа «Брисбен». Данные линг-вокультуремы представляют собой национальные, интернациональные и заимствованные образы.

Об этом романе Евгения Водолазкина необходимо сразу сообщить главное: он не похож на все предыдущие. В нем нет ни многослойного игрового филологизма «Соловьева и Ларионова», ни прекрасной средневековой атмосферы «Лавра», ни суховатой и концептуальной сюжетности «Авиатора». Вероятно, правильнее всего будет сказать, что, в отличие от предыдущих книг писателя, «Брисбен» написан в первую очередь ради самого текста и его мелодического звучания. Разгадать тайну языка Е.Г. Водолазкина – значит приблизиться к постижению художественного мира одного из самых ярких и загадочных писателей современности.

В соответствии с законами сольфеджио, повествование в «Брисбене» распадается на два голоса, звучащих попеременно (неслучайно прежде, чем всерьез заняться музыкой, герой «Брисбена» учится на филолога, и тема его диплома – полифония по Бахтину). Первый голос рассказывает о 2012–2014 гг., когда Глебу Яновскому, известному музыканту, диагностируют болезнь Паркинсона. Голос номер два описывает более длительный период – с 1971 г., когда Глеб впервые взял в руки инструмент (поначалу еще не гитару даже, а украинскую четырехструнную домру), и до 2000 г., когда к нему, уже гитаристу, приходит первый большой успех. Главы, относящиеся к детству и юности героя, написаны от третьего лица, в главах же современных на смену прохладному он приходит жгучее я , а лирически отстраненная интонация сменяется трагически напряженной. Однако в целом оба голоса звучат в унисон: они переплетаются, дополняют друг друга и, чередуя смысловые параллели и аллюзии, совокупно выводят единую тему.

Роман производит сильнейшее впечатление на читателей не только глубиной и яркостью сюжета, но и необыкновенной плотностью письма. Автор показывает живой язык нашего времени, присущий людям различных социальных групп. Основной особенностью произведения можно назвать разноуровневые

стилистические пласты, причудливо перемешивающиеся в романе.

Писатель ярко изображает живой язык, который мы можем встретить на улице. Так, две героини романа (мать и дочь) говорят на чем-то среднем между русским и украинским языком, используя неправильные формы слов, ломают орфоэпические нормы. Приведем примеры.

Людмила:

– А я мама Ани с города Мелитополя. Здрасьте;

– Анька, доця, с какого перепуга ты стала Ганной? От анекдот! Ну не дочка, а цирк на проволоке;

– Засунь себе свой язык знаешь куда? Хабалкой была, хабалкой и осталась!;

– Зато ты профэссор;

– А де яблони, груши, сливы?;

– Гутен морген, зятек! И Хэндэхох!;

Людмила выбрасывает руки в зиге:

– Гитлер капут!;

– Кому-то звОнят!;

– А нахр.. ж я все это рассказываю?;

– Анька, фатит мамкать! Семинарский устав: выпей и постав;

– Я вам скажу, шо... шокирована;

– Та какой Femen. Все брехня...

Анна:

– Мама, ну ты блин, чего...;

– Мама, конечно, придурковатая, но добрая;

– Щезни! – командует Аня.

Писатель мастерски передает особенности речи персонажей, создавая благодаря этому яркие комические образы. Украинско-русское двуязычие в Приднестровье характеризует еще и такая особенность, как широкое попеременное использование билингвами в разных ситуациях то украинского, то русского языка, что вместе с их структурной близостью является основным источником смешивания средств обоих языков, взаимного проникновения элементов их систем.

Анализируя современное состояние украинско-русского двуязычия в контексте теории языковых контактов, можно предположить, что для подавляющего числа украинско-русских билингвов характерен тот тип соотнесенности двух языковых систем, при котором отсутствует их четкое противопоставление. Поскольку взаимодействие языковых систем происходит через индивидов, использующих два языка в процессе общения, есть основания говорить о разной степени смешения, которая зависит от языковой компетенции индиви- да: чем выше степень языковой компетенции, тем ниже степень смешения особенностей, относящихся к разным языковым системам. Уже по речи персонажей можно сделать выводы о том, что хорошего от них ожидать не стоит. Например: Оказывается, что Ганна, как она представилась Глебу, обычная Анька, которая хотела использовать его для получения собственной выгоды. А ее мать нахальная, при этом пьющая женщина [2]. Такую языковую характеристику персонажей автор использует для создания комического эффекта.

Е.Г. Водолазкин не только талантливый писатель, но и филолог. Его любовь и интерес к слову передается и его персонажам, далеким от филологии. Так, в романе мы встречаем размышления маленького Глеба о родовой принадлежности слова «путь»: Склонение существительного путь . Был такой параграф в учебнике русского языка, изданном для украинских школ. Русские формы – путь, пути, пути, путь, путем, пути – сопоставлялись там с украинскими: путь, путi, путi, путь, путтю, путi. Главное отличие: в украинском путь – она. Грамматический женский род. Однажды Глеб спросил отца, как так получилось, что путь – она. Тому що наша путь, ответил Федор, вона як жiнка, м’яка та лагiдна, в той час як росiйський путь – жорсткий, для життя непередбачений. Саме тому у нас i не може бути спiльної путi... После недели размышлений он принес Федору список украинских слов мужского рода, противопоставленных женскому роду в русском: бiль / боль, дрiб / дробь, пил / пыль, посуд / посуда, рукопис / рукопись, Сибiр / Сибирь, собака / собака. Он попросил отца прокомментировать и эти случаи. Следовало ли из грамматического рода, что боль в русском ощущении по-женски мягче, а дробь – мельче? О чем, наконец, говорило то, что собака в украинском – он? Отец, подумав какое-то время над списком, вынужден был признать, что грамматические толкования имеют свои пределы [Там же].

Главный герой романа Глеб Яновский, как и писатель, сын украинца и русской, рос в Киеве, учился в украинской школе, и, соответственно, право на него в равной мере предъявляют две культуры – русская и украинская, между которыми он упорно отказывается проводить границу. Его равно безупречные украинский и русский языки позволяют ему хотя и не без труда – раз за разом отказываться от выбора, что позволяет прочесть биографию Глеба как историю единства двух противоборствующих начал.

Грамматический уровень интерференции, по нашему мнению, обусловлен невольной интерпретацией грамматических категорий второго языка сквозь призму первого, связанной, прежде всего, с нарушением морфологических норм. Так, русские, изучающие украинский язык, относят украинские существительные мужского рода біль, розпродаж, посуд, Сибір, ярмарок (рус. боль, распродажа, посуда, Сибирь, ярмарка ) к женскому роду в соответствии с нормой русского языка. Эта же закономерность прослеживается при образовании в украинском языке множественного числа некоторых существительных мужского рода в соответствии с нормой русского языка: вчителя (вм. вчителі ), друзя (вм. друзі ), ректора (вм. ректори ).

Что касается изучения категории родовой принадлежности, безусловно, сложнее осознавать, что одинаковые по звучанию слова, означающие одни и те же понятия (в русском и украинском языках), не соотносимы по роду, чем запомнить новое слово с его иноязычной родовой принадлежностью и формально-грамматическими признаками другой языковой системы.

Несмотря на то, что в условиях русско-украинского двуязычия ошибки, связанные с нарушением морфологических норм украинского языка, встречаются гораздо реже, чем недочеты на фонетическом уровне, они являются более стойкими и сложнее поддаются корректировке. К распространенным интерференционным ошибкам на морфологическом уровне, на наш взгляд, можно отнести также интерферемы в украинской речи билингвов, моделирующие части речи русского языка. Мы имеем в виду такие нарушения, как неверное образование действительных причастий (запобігший, наступивший) , степеней сравнения прилагательных (самий нижчий вместо найнижчий) , форм деепричастий ( малюя вм. малюючи ), падежных форм сложных числительных ( п’ятидесяти вм. п’ятдесяти ) [5, c. 71].

В романе автор размышляет об истории слова. Приведем рассуждение одной из героинь романа: Слово как человек: имеет свою историю и не всегда было таким, как мы его знаем сейчас. Например, слово «успех» в древности имело три основных значения. Первым и самым важным было значение «польза», прежде всего польза духовная. Добрые дела творились «на успех людям». Вторым значением было «движение вперед, продвижение», например по службе. Наконец, тре- тье значение слова «успех» передается современным (и родственным «успеху») словом «поспешность». Так, выражение «вставать с успехом» обозначало не удачное, а поспешное вставание. Словари современного языка в слове «успех» выделяют по преимуществу два значения. Первое определяется как «положительный результат, удачное завершение», второе – как «общественное признание». Ни то ни другое значение не связано с пользой. Два других древнерусских значения стоят ближе к современным значениям слова. Особенно это касается «поспешности», которая часто связана с достижением успеха в его нынешнем понимании. Используя однокоренное слово, можно сформулировать это так, что успех сопровождает того, кто успел. Какая уж тут духовная польза... [2].

В романе автор сам дает ответ на вопрос, почему же главное значение слова успех не сохранилось. Ответ нужно искать не в сфере языка. Скорее всего, вопросы нравственности перестали быть в обществе центральными. Развитие человечества в Новое время было связано с углублением персонального начала. Всякое развитие, однако, имеет две фазы – созидательную и разрушительную. Созидание персонального в человеке сделало личность тоньше, открыло новые горизонты. Достижение этих горизонтов и движение за них начали личность разрушать. Персональные права, поставленные выше нравственности, превратили современного человека в машину для удовольствий. Ему было предоставлено заманчивое право заплывать за буйки, и гуманизм превратился в свою противоположность.

Евгений Водолазкин легко передает нюансы любой эпохи, описанной в произведениях. Он точно знает, когда и на чем нужно сделать акцент, как сделать так, чтобы читатель оказался непосредственным участником событий, а действия, выполняемые героями, стали понятны каждому. Главная идея всех книг Во-долазкина – «времени не существует, все едино и связано со всем». В своих произведениях он стремится передать это отсутствие времени, связь событий, произошедших когда-то давно, с тем, что мы наблюдаем сегодня.

На уровне лексики в романе можно увидеть большое число культурно значимых слов, словосочетаний и предложений. Гениальность писателя состоит в умении выбрать и соединить такие слова, в которых читатель острее всего на интуитивном уровне улавливает сущностные этнокультурные смыслы.

К культурно значимым мы можем отнести имена собственные (антропонимы, топонимы, прагматонимы), а также фразеологизмы, линг-вокультуремы, концепты и т. д. Приводимые ниже антропонимы являются лингвокульту-ремами, представляющими собой национальные и интернациональные образы-архетипы: Ему иногда казалось, что Пушкин вообще не жил. Был плодом русской фантазии, прекрасной мечтой народа о самом себе [2]. Так, А.С. Пушкин является олицетворением России. Он сумел выразить самое прекрасное в русском народе, показать его величие и красоту. Еще при жизни Пушкина, в 1832 г., Гоголь сказал, что он есть явление чрезвычайное и, может быть, единственное явление русского духа: это русский человек в его развитии, в каком он, может быть, явится через 200 лет.

Он был настоящий Шерлок Холмс , этот Егор, и ему нравилось, что его тогда так называли, ведь на ночь он как раз читал Конан Дойля [Там же]. Образ знаменитого лондонского частного детектива пришел к нам из английской культуры. Однако после выхода романа «Приключения Шерлока Холмса» Артура Конан Дойля умный, благородный борец со злом становится всемирным культовым образом. Данную лингвокультурему можно отнести и к заимствованным, и к интернациональным образам.

Приведем еще несколько примеров: Иван Алексеевич в самом деле не любил советскую власть... Брежнева он порицал за его нескон-чаемость, руководство быстро умерших Андропова и Черненко осуждал, напротив, за скоротечность; Мефодий вежливо склонил голову: справдi, Юрiй Гагарiн Бога не бачив. Не отрываясь от небес в окне, старик широко улыбнулся. Але Бог його бачив. I благословив [Там же].

В романах антропонимы можно условно разделить на две группы, каждая из которых имеет свои функции в тексте. К первой группе относятся лингвокультуремы, представляющие собой национальные, заимствованные и интернациональные образы. Их основная функция в тексте состоит в том, что они наполняют произведение историческим и культурологическим прошлым страны. Это использование упоминаний об известных людях, играющих роль в культурной памяти страны и народа. Так в тексте мы обнаружили следующие лингвокультуремы: летописец Нестор, А.П. Чехов, Евгений Онегин, Соломон и Китоврас, В.И. Ленин, Белка и Стрелка, Шерлок Холмс, Фемида, Христофор Колумб, Пе- гас, Парис, Тесей, Елена, Ариадна, Минотавр, Моисей, Иисус Христос, Пилат, Юрий Гагарин и др.

Основная функция данных лингвокульту-рем заключается в обогащении повествования культурным и историческим значением. Данные антропонимы являются общеизвестными и создают в сознании читателя яркие образы, несущие в себе информацию об истории, религии, мифологии: В первый и третий часы каждого дня мы поминаем суд Пилата над Господом нашим Иисусом Христом, в шестой час – Его крестный путь, а в девятый час – крестное страдание [3, с. 374]. Понтий Пилат – это прокуратор Иудеи. Согласно Новому Завету, Понтий Пилат во время суда трижды отказывался предать Иисуса Христа смерти, в которой был заинтересован синедрион во главе с первосвященником Каиафой. Суд Пилата – описанный в Евангелии суд над Иисусом Христом, которому Пилат, следуя требованиям народа, вынес смертный приговор. Во время суда, согласно Евангелиям, Иисуса Христа подвергли истязаниям (бичеванию, возложению тернового венца), поэтому суд Пилата входит в число Страстей Христовых.

Следующий пример: Не обращая внимания на их возражения, капитан изложил также доступные ему сведения о Минотавре, Те-сее и нити Ариадны [Там же, с. 329]. Минотавр – это критское чудовище, жившее в лабиринте и убитое Тесеем. По греческому преданию, Минотавр – чудовище с телом человека и головой быка, происшедшее от неестественной любви дочери Гелиоса Пасифаи, жены царя Миноса, к посланному богом морей Посейдоном быку, который затем был укрощен Гераклом и убит Тесеем. Тесей – в древнегреческой мифологии сын афинского царя Эгея (или бога Посейдона) и Эфры, царь Афин. Центральная фигура античной мифологии и один из самых известных персонажей всей греческой мифологии. Упомянут уже в «Илиаде» и «Одиссее». Ариадна – в древнегреческой мифологии, прекрасная царевна, дочь критского царя Миноса и Пасифаи. Упомянута уже в «Илиаде», ее историю рассказывал Нестор в «Киприях».

Когда Тесей решился убить Минотавра (единоутробного брата Ариадны), которому афиняне по требованию отца Ариадны посылали ежегодно позорную дань из семи юношей и семи девушек (таким образом Тесей избавлял отечество от чудовища), получил от любившей его Ариадны клубок ниток, выведший его из лабиринта, где обитал Минотавр. Сле- дуя классификации Г.А. Кажигалиевой, данные лингвокультуремы можно отнести к прямым (неопосредованным), структурный разброс которых фиксируется в границах, обозначенных словом.

Антропонимы участвуют в описании характеров героев, формируют художественное время, рисуют историко-религиозную карту времени совершения действия. Функцией второй группы лингвокультурем является создание художественного образа, раскрытия судьбы и характера персонажа произведения.

Часто значение имени играет большую роль для раскрытия идеи и смысла произведения в целом. Антропонимом является название одного из романов Е.Г. Водолазкина «Лавр».

Роман повествует о жизненном пути средневекового человека. В разное время у главного героя было четыре имени, также два прозвища. Каждое имя очерчивало новый этап в жизни героя, новый характер и новые цели.

При рождении главному герою было дано имя Арсений . Данное имя греческого происхождения, в переводе означает «мужественный», «отважный», «решительный». Значение имени отражает характер главного героя в годы его детства и юности.

После смерти своего дедушки и духовного наставника Христофора (в переводе с древнегреческого «Несущий Христа») Арсений получает два прозвища, связанные с его профессиональной деятельностью. Первое прозвище Рукинец – отсылка к месту его рождения Руки-ной слободке. Второе – Врач , для современников он был прежде всего врачом, хотя то, что он совершал, выходило за пределы врачебных возможностей.

Слово врач происходит от слова врати, т. е. заговаривать . Как объясняет сам автор, такое родство подразумевает, что в процессе лечения огромную роль играло слово. Слово как таковое – что бы оно ни значило, ведь из-за ограниченного набора медикаментов роль слова в Средневековье была значительнее, чем в наши дни.

Средневековая медицина, во многом бывшая логотерапией, являлась таковой не только из-за отсутствия медикаментов и эффективных методов диагностики. В романе представлен мифологизм, отождествляющий имя и реалию. В мифологической интерпретации вещь субстанциально присутствует в своих номинациях, и вместе со словом меняется сама действительность. Но это не примитивный магизм пралогического мышления.

Сущность данного мифологизма не магия, а вера, по которой слова покаяния, например, не только облегчают душу, но и мгновенно помогают страдающему от опухоли дыхательных путей корабельщику Прокопию. После произнесенного признания Прокопий выдохнул. И следующий вздох показался ему легче предыдущего. Вера в суггестивную силу слова основана на неконвенциональной концепции имени, согласно которой оно является неотъемлемым атрибутом вещи.

Имя – такой же признак материи, как ее протяженность, масса и энергия. В картине мира средневековой Руси имя, будучи частью материальной действительности, может замещать сам предмет. Отсюда возможность оперирования физической субстанцией через язык.

Язык в романе может служить средством «коммуникации» между человеком и неодушевленной сущностью. Мировоззрение средневековых врачей позволяет им обратиться к болезни напрямую. При этом речь их выглядит лишь имитацией, т. к. она бессмысленна. Но в этих семантически выхолощенных речевых актах присутствует прагматический смысл, позволяющий добиться целенаправленного эффекта и в такой сомнительной коммуникативной ситуации.

Произнося ритмичные, внешне лишенные смысла речи, они заговаривали болезнь, убеждая ее покинуть тело пациента. При этом «коммуникативный успех» во многом зависит от больных, которые обязаны верить врачу и силе его слов. Тогда, рассказывая о своих мучениях, они могли чувствовать облегчение. По вере средневековых людей, врач уговаривает болезнь уйти, и вместе со словами о боли она, по ощущениям больных, действительно выходит. Это подчеркивается сближением однокоренных слов, выступающих в функции субъекта (болезнь) и объекта (боль) предложения.

Вместе с тягучими, пропитанными болью словами мало-помалу из них выходила болезнь. Пропитанные болью слова не метафора, как это видится современному читателю. В поэтическом мире романа данные слова можно понимать буквально.

Безверие больных лишает целителя его силы. Оклеветанный Лавр (имя Арсения в схиме) воспринимается людьми как падший праведник и теряет в их глазах божественную санкцию и моральное право на исцеление. Свою неспособность справиться даже с простейшей болезнью Лавр объясняет именно неверием пациентов.

После смерти своей возлюбленной Арсений берет себе новое имя, нарекая себя Усти- ном. Это имя имеет православные корни и означает «справедливый». Святым покровителем имени является Иустин Философ – раннехристианский мученик и апологет, причисленный к лику святых в православной и католической церквях. Иустин Философ часто напоминал о необходимости заботы христиан о нуждающихся.

Значение данного имени совпадает с выбранным главным героем жизненным ориентиром. Дабы искупить свой грех, Устин в романе помогает лечить тяжелобольных людей, спасает жизнь ребенка. Герой выбирает образ жизни юродивого, главными чертами которого являются честность и справедливое отношение к людям.

Судьба главного героя в романе перекликается с жизнью святого Иустина Философа. Устин также много путешествует, проделывая нелегкий путь к Святой Земле, проявляет милосердное отношение к людям и даже к преступникам, оказывается на грани жизни и смерти от рук язычников.

После возвращения в Псков Устин выбирает новый путь, путь монаха, получая новое имя Амвросий в память святителя Амвросия Медиоланского, миланского епископа, проповедника, богослова и поэта, одного из четырех великих латинских учителей церкви. Имя было значимым для главного героя и напоминало о его друге Амброджо, которого Устин потерял во время путешествия в Иерусалим. Имя Амвросий греческого происхождения и в переводе означает «бессмертный», «божественный».

Жизнь главного героя в монастыре наполнена исправным трудом, а также помощью больным, приходившим за помощью. Последнее свое имя главный герой получил после принятия схимы: Глядя на седые пряди на полу, Амвросий услышал свое новое имя: Брат наш Лавр постригает власы главы своея во имя Отца и Сына и Святого Духа. Рцем о нем: Господи, помилуй! [3, с. 401].

18 августа было днем святых мучеников Флора и Лавра, родных братьев, покровителей лошадей. Именно в этот день Арсений принял большую схиму, с этого дня главный герой стал Лавром: Хорошее имя Лавр , ибо растение, тебе отныне тезоименитое, целобно. Будучи вечнозеленым, оно ознаменует вечную жизнь [Там же].

Поскольку лавровые листья никогда не увядают, оставаясь зелеными, в различных культурах лавр стал символом вечности, обновления жизни и бессмертия. Лавровое дерево яв- ляется символом победы, одержанной над собой, и плодотворного мира, который есть ее результат; или же победы над невежеством и фанатизмом.

В Античности лавровым листьям греки приписывали целительные свойства и способность очищать от душевного осквернения. Лавровые листья применялись в ритуале очищения от пролитой крови. Так, Аполлон очистил себя лавром после умерщвления дракона-змея Пифона и Ореста, убившего свою мать Клитемнестру.

В христианстве символ победы христианской веры над смертью заимствован из античной культуры. В раннем христианстве – символ вечной жизни или новой жизни, которая наступит благодаря искупительным деяниям Христа. Венок из лавра символизирует также мученичество.

Роман «Лавр» о святости, о любви, которая сильнее смерти и о промысле Божием. Таким образом, лингвокультуремы, называющие имена главного героя, позволяют нам проследить путь средневекового травника Арсения к святости. Данные лингвокультуремы не только отсылают нас к христианским образам святых, к традиции давать имена детям в честь святых покровителей, но и являются ключом для понимания замысла произведения. С помощью антропонимов мы воспринимаем героев как выразителей национально-культурных миров, определенных пластов истории.

Главным героем романа «Авиатор» является Иннокентий Платонов, которого поколение постсоветской эпохи считает «жертвой тоталитаризма». На самом же деле главный герой оказался убийцей, покаравшим доносчика. После «разморозки» герой нуждается в прощении и покаянии.

Эта сложная этическая проблематика перекликается с философскими поисками русской литературы XIX–ХХ вв., прежде всего Ф.М. Достоевского, а идея воскресения как исцеления от греха напрямую перекликается с евангельскими сюжетами об исцелении расслабленного при овечьей купели и о воскрешении Лазаря. Неслучайно отдел крионики, созданный на Соловках, кодируется у Водолаз-кина аббревиатурой ЛАЗАРЬ (Лаборатория по замораживанию и регенерации).

Согласно Евангелию от Иоанна, Лазарь из Вифании (Лазарь Четвероднев-ный) был воскрешен через четыре дня после смерти Иисусом Христом. После воскрешения он прожил еще тридцать лет, а затем во второй раз скончался на Кипре в 63 г.

Имя главного героя Иннокентий в переводе с латинского означает «невинный». Имя связано с диалектикой вины и невинности повествователя и является своего рода намеком на прощение, даруемое самим автором.

Фамилия ассоциируется с философом Платоном и несет в себе оттенок мудрости. Кроме того, фамилия перекликается с фамилией писателя Андрея Платонова, герои произведений которого видят в социальной революции средство для построения нового мира, в котором смерть будет уничтожена, а мертвые воскреснут.

Диалектику жизни и смерти А.П. Платонов раскрывает в «Котловане» и «Чевенгуре». Характерно установление связи между мистическим значением коммунизма и преодолением смерти, таким образом, смерть героев будет маркировать неудачу социальных преобразований.

Еще одной значимой лингвокультуремой в романе Е.Г. Водолазкина «Авиатор» является антропоним Фемида : На шкафу, излучая справедливость, держит весы Фемида [1, с. 411]. Фемида – богиня правосудия в греческой мифологии, древнее божество из поколения титанов, дочь бога неба Урана и богини земли Геи. Греки первоначально изображали богиню с рогом изобилия в одной руке и весами в другой, а глаза Фемиды не были покрыты повязкой. Весы в этой версии символизировали справедливость и меру.

Фемида взвешивала на весах поступки людей, совершенные ими при жизни, чтобы определить в них меру добра и зла и таким образом решить посмертную участь человека. Рог изобилия в этом случае символизирует воздаяние, которое человек получит или не получит после того, как его поступки будут взвешены и оценены.

Фемида – олицетворение закона, справедливого, карающего, единого для всех и беспристрастного. Это выражают атрибуты, с которыми Фемида изображается и ассоциируется – повязка на глазах, меч и весы. Однако такой способ изображать Фемиду пришел уже из Древнего Рима. Интересно, что в романе именно статуэтка Фемиды становится орудием убийства в руках главного героя.

Таким образом, лингвокультуремы как совокупности плана выражения и плана содержания языкового знака и культурного смысла, сопровождающего этот знак, выраженные антропонимами, в достаточной степени представлены в художественных текстах Е.Г. Во-долазкина. Согласно классификации Г.А. Ка-жигалиевой, данные лингвокультуремы мож- но отнести к описательным, представляющим собой образы, которые вызывают в сознании носителя языка определенный комплекс сведений, указывающий на логическую конструкцию выражения, обуславливающий границы его употребления и стилистику, а также вносящий дополнительные смысловые оттенки в контексте произведений [4].

Такие лингвокультуремы названы нами вслед за Г.А. Кажигалиевой транслингвокультурологическими единицами, поскольку в любом многонациональном регионе, в том числе в Приднестровье, лингвокультурологические единицы представляют собой единую систему, компоненты которой функционируют по принципу сообщающихся сосудов. Лингвокультуремы в романах Е.Г. Во-долазкина проанализированы нами с учетом особенностей лингвокультурологии как научной дисциплины, ставящей во главу угла соиз-учение языка и культуры, выявление особенностей национально-языковой картины мира и специфики художественного текста, языка произведений литературно-художественного творчества.