"Лирические формулы" в текстовой парадигме (на материале поэзии М. Цветаевой)

В поэме «Попытка комнаты» образ моря дан опосредованно: парус, ревельская отмель, а в поэме «Новогоднее» море служит прямым доказательством существования того света: «с доказуемости мысом крайним», «с мне-самой неведомой землею с целым морем». В контексте поэмы море, свет, край, кров, Новое воспринимаются как синонимы инобытия.

Подводя некоторые итоги исследования, отметим, что три поэмы Марины Цветаевой можно назвать лирическим триптихом. Предметом отображения в них является внутренний мир субъекта-художника, так или иначе сопряженный с объективным миром действительности. Доминирующей формой воссоздания этого объективного мира становится образ мысли-переживания. В поэмах присутствуют картины как внешнего, объективного мира («С моря» Вандея, берег моря, рыбачка-соседка; в «Попытке комнаты» комната, стол, зеркало; «Новогоднее» человек, крупнейшие парижские русские газеты «Последние новости» и «Дни», Альказар ресторан в Париже, Париж, Беллевю, Рона, Rarogn), так и душевных состояний лирической героини, сложная «диалектика» души которой раскрывается в непосредственной связи с объективным миром.

Сиюминутность чувства, настроения в его вариациях, оттенках перерастает в развернутую систему чувств, настроений, раздумий, что способствует созданию ассоциативного метафорического «сюжета», который рождает многомерность переживания и является связующим звеном конструктивных компонентов (событийные ситуации, картины природы, течение мыслей и чувств) поэмы. Триптих М. И. Цветаевой можно отнести к такому типу лирической поэмы, как лирико-медитативная (А.Т. Васильковский 1 ). Это поэмы-размышления, сюжет которых диалектика души лирической герони, раскрытие противоречивых процессов в развитие раздумий и переживаний, варьирование моментов и этапов в этом психологическом процессе. Структурным центром триптиха является личность поэта, пропускающая сквозь свое сердце, сознание и душу взволновавшие его явления объективной действительности (эпистолярный роман М. Цветаевой, Б. Пастернака и Р. Рильке и известие о гибели последнего).

Н. Г. ЧЕКАЛИНА (Волгоград)

«ЛИРИЧЕСКИЕ ФОРМУЛЫ»

В ТЕКСТОВОЙ ПАРАДИГМЕ

( НА МАТЕРИАЛЕ ПОЭЗИИ М. Ц ветаевой )

Описаны основные составляющие «лирических формул» текстов М. Цветаевой – поэтическая идентификация и инфинитив. Установлено, что «лирические формулы» служат целям образной передачи поэтического смысла и художественного познания мира.

Еще в XIX в. поэты-парнасцы утверждали, что у поэзии такой же специальный язык, как у любого другого вида искусства. Принимая во внимание тот факт, что язык поэзии опирается на литературный язык во всем многообразии его стилистических, эмоционально-оценочных возможностей, нужно всегда иметь в виду то, что в художественной речи исключи-

¹ Васильковский, А.Т . Жанровые разновидности русской советской поэмы (1917 1941) / А.Т. Васильковский. Киев, 1979.

Чекалина Н. Г., 2006

тельная роль принадлежит системе эмоционально-чувственных образов.

В связи с этим особую значимость приобретает вопрос о типовом или индивидуальном отражении в ней живого функционирования литературного языка. «Исследуя язык писателя или отдельного произведения с целью выяснить, что представляет собой этот язык в отношении к господствующему языковому идеалу, характер его совпадений и несовпадений с общими нормами языкового вкуса, мы тем самым, пишет Г.О. Винокур, вступаем уже на мост, ведущий от языка, как чего-то внеличного, общего, надындивидуального к самой личности пишущего» [1: 42].

Изучение индивидуального говорения, воплотившего определенный эстетический и идеологический замысел в законченное целое, во всей совокупности его структурных и смысловых элементов является необходимым при описании языка данного поэтического (художественного) произведения и данного поэта (автора).

Лирика род литературы, в особенности устремленный к общему. Изображение человека в лирике более или менее суммарно, и она вовсе не располагает теми средствами истолкования и обобщения, какими располагает психологическая проза. В отличие от эпоса и драмы лирика не связана с сюжетностью как конструктивным признаком, хотя не исключает в частных случаях простейшей сюжетной организации, пунктирно намеченной событийной линии.

Лирическая поэзия не всегда непосредственно разговор поэта о себе и своих чувствах, но это раскрытая точка зрения, отношение лирического субъекта к вещам, оценка. В сжатых лирических формах оценочное начало достигает чрезвычайной интенсивности.

Как любой поэт, Цветаева-лирик обладает своей собственной эстетической системой. «Если настроение поэта субъективно, то есть если в нем преобладает лиризм, пишет А. А. Потебня, если главным действующим лицом, главной натурой для поэта является он сам, то последовательный ряд ответов на искомое обозначает собой ряд ступеней самовыражения» [2: 549].

Для большинства стихотворных произведений М. Цветаевой выражение «лирические формы» правомерно было бы заме- нить более «цветаевским» «лирические формулы», т.е. предельно четкие по выраженной мысли и одновременно предельно сжатые стихотворные высказывания. Недаром сама Цветаева признавалась: «Две любимые вещи в мире: песня и формула, т.е. стихия и победа над ней» [3: IV, 527].

Лирика Цветаевой всегда интеллектуальна. Она требует работы мысли, интерпретации. Интересен в этом плане пример В. Орлова, который приводит две кратчайшие строки Цветаевой и развертывает их в «нормально» построенное высказывание. Вот эти строки:

Глыбами – лбу

Лавры похвал. [3: II, 267]

Мысль такова: «Похвалы, расточаемые по адресу поэта его поклонниками, символически уподоблены лавровому венку; но от этого венка челу поэта тяжело, как от каменной глыбы» [4: 304]. Такое словесное расточительство не для Цветаевой: ей важно высказать мысль, пусть и недостаточно разъясненную. Здесь срабатывает один из цветаевских принципов максимум выразительности при минимуме средств. Иными словами, принцип «формулы».

Совершенная мысль не может быть «формулой»: она изначально афористична:

Так вам и надо за тройную ложь

Свободы, Равенства и Братства! [3: III, 402]

Эти слова герцога Лозена1 , сказанные им за несколько часов до казни в революционной Франции 1793 г., могли бы быть сказаны кем угодно, когда угодно и где угодно при любом политическом режиме, везде, где принцип Равенства в итоге вырождается в принцип Тождества, Братство сводится просто к взаимной Терпимости, а Свобода определяется как Вседозволенность [5: 351, 352]. Цветаевой-поэту достаточно всего двух строк, чтобы показать эту стремительную чудовищную метаморфозу: а) от революционного романтизма до б) полной и абсолютной анархии и разгула:

Ср.:

• а)   Свобода !   Прекрасная Дама

Маркизов и русских князей. [3: I, 351]

• б)   Свобода ! Гулящая девка

На шалой солдатской груди! [3: I, 351]

(Здесь и далее во всех стихотворных текстах выделено мной. Н. Ч. )

Основными составляющими «лирических формул» Цветаевой являются: 1) поэтическая идентификация и 2) инфинитив.

• 1)    Поэтическая идентификация.

Многие «лирические формулы» Цветаевой представляют собой подлежащносказуемостные предложения без спрягаемой формы глагола со сказуемым-именем в форме именительного падежа, в которых осуществляется «идентификация (в широком смысле) субъекта с кем чем-л. » и которые «заключают в себе характеристику субъекта как отождествление его с кем чем-л., приравнивание его к кому чему-л., установление черт сходства, подобия, отнесение к известному, к классу однородных предметов, явлений» [6: 278, 279]. Этот вид идентификации может быть квалифицирован как «окказиональное отождествление» (Там же: 280). Лирика Цветаевой дает блестящие образцы таких отождествлений:

Ночь преступница и монашка . [3: I, 416]

Каждый стих дитя любви ,

Нищий незаконнорожденный . [3: I, 419]

Эта седость победа

Бессмертных сил . [3: II, 154]

Лира завет бедности. [3: II, 330]

«Мысль стрела. Чувства круг», говорила Цветаева [3: V, 403]. Цветаевские стрелы пущены из тугого лука. Они молниеносны, остры, застревают в памяти сердца.

• 2)    Инфинитив.

Эстетическая реализация инфинитива в стихотворном тексте одна из ведущих особенностей поэтики М. Цветаевой.

Прежде всего мы имеем в виду сложность морфологического статуса инфинитива, его одновременно «внеличность» и «вселичность», что является необходимым условием любой «формулы».

Эмоционально-экспрессивные возможности инфинитива связаны прежде всего с потенциальной модальностью (разновидности ее реализуются только в составе предложения благодаря использованию интонации, частиц, союзов, модальных слов), а также с внеличностью и вневременным характером этой глагольной формы [7]. Как правило, «определитель модальности» употребляется в самом начале стихотворения, что предупреждает возможность разночтений:

И можно все простить за плачущий сонет! [3: I, 67]

Только бы губ,

Только бы рук мне не перепутать ! [3: II, 121]

Не надо Орфею сходить к Эвридике И братьям тревожить сестер. [3: II, 183] Инфинитив используется в поэзии как естественный способ самовыражения, самохарактеристики лирического субъекта:

Никаких земель

Не открыть вдвоем. [3: II, 139]

О по каким морям и городам

Тебя искать ? (Незримого – незрячей!) [3: II, 176]

Нередко Цветаева прибегает к версификационному приему акцентирования инфинитивов вынесению их в конец строки, своего рода морфологической эпифоре. Оказавшись на самом видном месте в стихотворении, эти глагольные формы неизбежно фокусируют внимание читателя.

Синтаксическая отточенность, доводимая версификационными средствами до уровня едва ли не геометрической наглядности, вообще характерна для стихотворений, опирающихся на эстетическую актуализацию инфинитивов. Творчество М. Цветаевой дает великолепные образцы таких лирических произведений. Приведем в качестве примера стихотворение из «Стихов к Блоку»:

Зверю берлога,

Страннику дорога, Мертвому дроги. Каждому свое.

Женщине лукавить ,

Царю править ,

Мне славить

Имя твое. [3: I, 290]

Внешняя похожесть строк здесь весьма обманчива. Предложения первой строфы это эллиптические страдательные конструкции, смысловая аксиоматичность которых позволяет без затруднений восстановить предикат с модальным значением (зверю [предопределена] берлога и т.д.). Предложения второй строфы безличные, но также эллиптические. Как отмечает И. А. Ионова, «семантика предикативных членов задана безусловностью суждений в первой строфе». Читателю предлагается «своего рода логический софизм: поскольку неоспоримо предыдущее (мертвому предопределены погребальные дроги), то истинно и последующее (мне предопределено, суждено славить имя твое), хотя оно лишь субъективное убеждение лирического субъекта» [8: 78 79]. Но специфика лирики в том, что этот субъект, «включенный в эстетическую структуру произведения» в качестве самого ощутимого и «действенного ее элемента» [9: 7], становится носителем и выразителем определенной (получающей статус уже объективной) оценки «формулы».

Подводя итог вышесказанному, можно утверждать, что поэтические тексты М. Цветаевой образуют определенное сложное целое, систему связей и отношений, так называемую зону самостоятельного и чрезвычайно активного языкового творчества, целенаправленно вырабатывающего на основе средств национального языка особые формы выражения и изображения «лирические формулы», которые соответствуют задачам поэзии как искусства, целям образной передачи поэтического смысла, поэтического познания мира.