Литературный миф в системе культурных мифологий России XVIII в

ЛИТЕРАТУРНЫЙ МИФ В СИСТЕМЕ КУЛЬТУРНЫХ МИФОЛОГИЙ РОССИИ XVIII в.

Проблема взаимодействия литературы и мифологии отличается особой популярностью в отечественном и зарубежном литературоведении последних десятилетий. Интерес к ней пришел на смену другой проблеме -взаимоотношениям литературы и истории: там, где раньше пытались выявить исторический факт в литературе, внимание перешло на мифологические сюжеты и образы и мифологическое сознание, а мифопоэтика стала одним из методов литературоведения. Этот процесс представляется нам вполне закономерным: повышенное внимание современных ученых к проблеме литературного мифологизма уравновешивает пристальное внимание филологии предшествующего периода к историческому факту в литературе. Безусловно, истина будет рождаться из плодотворного синтеза этих двух методов. В рамках Данной статьи мы попытаемся 1) определить соотношение словесного творчества и культурных мифологий, функции образного слова в их создании; 2) рассмотреть словотворчество как «поле» взаимодействия разных культурных мифологий России XVIII в.

Культурные мифологии, представляя собой синкретичное явление, создаются и воплощаются в различных видах искусств (живописи, скульптуре, музыке и др.), общественных ритуалах (дворцовых праздниках, фейерверках, иллюминациях, триумфальных шествиях и др.), императорских манифестах, указах, изображениях на монетах и т.д. Культурный миф может обходиться и без словесного оформления, и без нарратива. Так, А.М.Панченко в статье «"Потемкинские деревни" как культурный миф» [Панченко 1996: 685-700] анализирует основные составляющие этого мифа и механизмы их воплощения в знаковых действиях. Интенция культурного мифа заключена в презентации и пропаганде комплекса идей, находящих свое воплощение в знаковых действиях. По словам А.М.Панченко, «некоторые из потемкинских «чудес» обладали повышенной знаковостью» [Панченко 1996: 691]. Тема флота, мотив армии, мотив цивилизации, тема Петра, идея «обновления» столиц и патрональных храмов воплотились в создании специально для путешествия Екатерины и ее встречи с иностранными гостями «роскошной» флотилии, демонстрации трехтысячного донского войска, в обустройстве Херсона, закладке Екатеринослава и екатеринославского собора, топонимике новых объектов. Собственно, перед нами два культурных мифа: первый - это государственный миф о России (точнее, о «Новороссии»), намеренно создаваемый Потемкиным для Екатерины и гостей, и здесь материальная сторона является лишь подсобной для выражения идеальных представлений о покорении и обустройстве новых земель, мощи русского государства; второй -это осмысление иностранными наблюдателями и заинтересованными в таком осмыслении русскими «потемкинских деревень» «как чего-либо, специально устроенного для создания ложного впечатления видимого, показного благополучия, скрывающего истинное положение, состояние чего-либо» ТПанченко 1996: 685]. И тот и другой мифы, созданные на одном культурно-ггтарическом материале, существуют в неразрывном единстве, представляя интерпретацию одного и того же явления с двух различных позиций.

Однако словесному творчеству все-таки принадлежит ведущая роль в создании и оформлении мифологий различных социальных групп. Литературный миф выступает как более узкое понятие по отношению к понятию «культурный миф»: он служит лишь одной из его составляющих среди других средств создания культурного мифа. «Мифологизм», отмечает Е.Л1,Мелетинский, может быть выражен «и как художественный прием, и как стоящее за этим приемом мироощущение» [Мелетинский 2000: 295]. Лггература различных социальных групп XVIII в. использует художественный zj-генциал древних мифологий, оформляет уже сложившиеся современные зоологические системы, закрепляя их таким образом в общественном незнании, или служит основой создания культурного мифа, инициируя его ггззнтие в других сферах общественно-культурной жизни. Направленность «повременного мифа», «необходимого мифа» есть «стремление выйти за ггелелы настоящего мгновения», стремление «отождествить конкретного и, 5ыгь может, вполне обычного человека этого времени и этого общества со всем ггзошлым и будущим человечества» [Вейман 1975: 262]. В этом стремлении хутгьтурные мифологии различных эпох и народов совпадают, и для нас возможна постановка и в дальнейшем решение двух проблем: во-первых, проблемы исследования общих основ различных культурных мифологий, во-зготых, проблемы их взаимодействия. В рамках же данной работы мы лишь ггоедставим отдельные факты, иллюстрирующие общие черты культурных мгоологий XVIII в. в России.

• 1.    Все культурные мифологии предлагают свой вариант мифа о золотом 32зге: старообрядческие повести о земле обетованной; масонские утопии У-М_Хераскова («Кадм и Гармония», «Полидор, сын Кадма и Гармонии»), МЛИЦербатова («Путешествие в землю Офирскую»), В.А.Левшина ‘«Новейшее путешествие»]; просветительский миф о золотом веке в одическом тзорчестве М.В.Ломоносова, А.ПСумарокова и др. Эти идеальные миры, этичные и декоративные, при всех их различиях, объединены и интенцией их гсздателей, и идиллическими, пасторальными тонами. В разных мифологиях мзф о золотом веке разнонаправлен во времени: для старообрядцев этот век в прошлом, для просветителей - в настоящем (и будущем), для масонов - в будущем.

• 2.    Литературные мифы всех социальных групп этиологичны и онтологичны по своей природе: они призваны объяснить окружающую действительность в мифологических антиномиях и предъявить основные законы бытия в определенной системе представлений. Так, старообрядческие писатели, продолжая традиции литературы XVII в. (например, повести о «хранительном были, мерзском зелии, еже есть табаце», о «хмеле» и «душепагубном вине»), разрабатывают литературные этиологические мифы, рассказывая о происхождении дьявольских новшеств XVIII в. со ссылками на Апокалипсис. Кроме того, литературные мифы включены в ритуальную практику и старообрядцев, и просветителей, и масонов.

Каждая культурная мифология XVIII в. включает в себя миф о божественном начале: для старообрядцев - православный «дониконовский» Бег. для просветителей - Натура, для масонов - Бог как Великий Архитектор. Во всех культурных мифологиях XVIII в. мифологическое осмысление получает фигура Петра Великого. Масштабность его личности и разносторонность деятельности содержали в себе потенциал для различных, дорой прямо противоположных трактовок его деятельности. Ломоносов, когда речь зашла о надписях на пьедестале к статуе Петра Великого, сказал: «Надписи, хотя мною давно сделаны, однако, за много лет уже напечатанные, кажется, не годятся. Можно сделать новые. Материя к тому так богата, как необъятны дела сего героя» [Ломоносов 1959: 966-967].

Подорванный в XVIII в. авторитет православия привел к образованию своеобразного духовного вакуума, который начал заполняться различными системами представлений о мире, содействуя оживлению духовной жизни. Синхронный взгляд на взаимоотношения официальной государственной мифологии и других культурных мифологий XVIII в. может оставить впечатление, что последние лишь отталкиваются от институциализованных форм культурной жизни, противопоставляются им. Однако отношения официальной и неофициальных мифологий поливалентны: так, старообрядческая мифология и просветительская мифологии на первый взгляд представляются системами с прямо противоположными знаками и направленностью, однако эти мифологии не только учитывают друг друга, борются друг с другом, но и заимствуют друг у друга темы, мотивы, образы. Так, просветительская мифология влияет на создание масонской мифологии, масонская - на разрушение просветительской. Теперь представим частные примеры взаимодействия и взаимопроникновения вышеобозначенных культурных мифологий.

• 1.    Старообрядческая мифология и просветительская мифология. В своей литературе старообрядцы чаще всего отражали вопросы догматические, обрядовые, церковные, исторические; прославляли мучеников за старую веру; писали послания по вопросам текущей церковной и хозяйственной жизни своего общежития, в прозе и в виршах сочиняли торжественные слова на церковные праздники, неумеренными панегириками провожали в могилу своих старцев и стариц. Несмотря на замкнутость быта и культуры, староверы-выговцы усердно культивировали виршевое искусство. Так, в поморских рукописных сборниках XVIII в. встречаются специальные выписки, касающиеся стихосложения. Приводятся примеры стихов «иройского», «элегийского», «ироэлегийского», «иамвийского», «несовершенна и нечиста», «хромого» и т.д. Для нас важным является следующий момент: «в качестве образцовых рекомендуются переложения псалмов Ломоносова». Поэзия талантливого просветителя оказывается востребована и в этих кругах. И еще один факт: в первой песне героической поэмы «Петр Великий»

• 2.    Просветительская мифология и масонская мифология. Известно, что существует некоторая сложность в определении масонской литературы. Её трудно отграничить от общего движения русской литературы XVIII в. в силу нескольких причин: во-первых, она выросла из дворянской среды; во-вторых, писатели-масоны пользовались готовыми формами западного и русского классицизма. Сложность состоит и в том, что многие выдающиеся русские писатели XVIII в. были членами масонских лож: И.П.Елагин, А.П.Сумароков, М.М.Херасков, В.И.Лукин, В.И.Майков, Н.И.Новиков, Н.М.Карамзин, И.В.Лопухин, М.М.Щербатов, И.Н.Болтин, В.И.Веревкин, А.Н.Радищев. Их участие в литературе, по словам Н.К.Пиксанова, «растягивается на долгие годы, на десятилетия, - на целых полвека: от пятидесятых годов до девяностых включительно. Писатели-масоны нередко имели долгий литературный стаж, испытывали сложную эволюцию, и выделить из нее специфически масонское трудно или прямо невозможно» [История русской литературы 1947: 51]. В масонской литературе происходила выработка масонского мировоззрения и масонской мифологии. Русское масонство в основном состояло из дворян, просветительская мифология создавалась усилиями дворян и была рассчитана на дворянский слой общества. Н.К.Пиксанов, размышляя о трудностях определения границ масонской и просветительской литературы, рассматривает, в частности, творчество А.П.Сумарокова: «Со второй половины 50-х годов и до кончины (1777) Сумароков был масоном. Таким образом, вся его огромная продукция за двадцать лет формально должна быть признана масонской. Однако все его творчество шло в общем движении русской литературы, театра, журналистики, подчиняясь общей закономерности литературного развития и чаще всего теряя свою масонскую специфичность» [История русской литературы 1947: 68].

М.В.Ломоносова настоятель Соловецкого монастыря Фире, обращаясь к Петру I, вспоминает так называемое «Соловецкое сидение», восстание монахов-раскольников, носившее антицерковный характер. Критикуя «грубых невежд», Фире упоминает, что старообрядцев «не преклонил ни глад, ни должной казни страх. / Крепились мнимыми прельщены чудесами <...>» [Ломоносов 1959: 706]. Ломоносовское упоминание о «мнимых чудесах» привело к тому, что в поморских раскольничьих скитах стали слагаться легенды об этих чудесах, происходивших будто бы в осажденном царскими войсками монастыре [Ломоносов 1959: 1139]. Отношения старообрядческой и просветительской мифологий невозможно свести только к противостоянию, они оказываются более взаимопроникаемы, чем это может показаться на первый взгляд.

«Речи» и «рассуждения» в собраниях масонских лож включали также стихотворные тексты, положенные на музыку. Гимны, хоры и песни, используемые в ритуальной практике масонов, печатались в масонских журналах «Магазин свободнокаменщический», «Утренний свет», «Вечерняя заря», «Покоящийся трудолюбец»; появились и отдельные сборники масонских песен (ср. «Собрание разных песен, ко умилению души служащих». М., 1785). Основными мотивами этой ритуальной лирики масонов стали идеологические и мифологические представления «духовных рыцарей»: отречение от мирской суеты, бренность земной жизни и обращение к загробной жизни, самосовершенствование, исправление нравов, гимны Великому Архитектору -«творцу вселенной», познание таинств природы, братское единение. Познание бога через природу и непосредственное, мистическое общение с божеством было предметом размышлений и в теоретических трактатах масонов.

Близость религиозных представлений русских масонов основам православия привела к тому, что масонская поэзия оказалась востребована и в православных кругах (например, масонский гимн «Коль славен наш Господь в Сионе» М.М.Хераскова).

Русские масоны экстраполировали идеи западного масонства на историческую действительность России XVIII в. Они верили в возможность реального осуществления своего мифа о новой счастливой России. Сакральный статус в их системе обрел Павел - «новый Царь», «апостол Павел», «отец», «Петровой дщери внук» [Гончарова 2004: 66]. Последняя формула может быть рассмотрена как пример взаимодействия двух мифологий - просветительской и масонской. Просветители середины XVIII в., в частности Ломоносов, создали и закрепили в общественном сознании эпохи определение «Петрова дщерь», которое не только включало в себя кровнородственную связь царствующих особ, не только транслировало идею преемственности в государственной политике, но и маркировало связь сакральную, связь с первым масоном, создателем новой России — Петром. Масоны, взяв за основу ломоносовскую формулу, дорабатывают ее и приспосабливают к новым историческим условиям: в мифологии масонов Петр I и Павел I оказываются объединены не только родственными отношениями, но и отношениями высшего порядка. И еще один пример. Ломоносов был любимым поэтом масона Боброва, который видел в великом ученом, поэте-просветителе собрата по эзотерическому творчеству, «спасителя тайн вещества». Кроме того, Бобров называет царя Петра I «солнцем света», изображает его великим зодчим с циркулем в руках, ваятелем новой России («Народ тобою сотворен») и цитирует чтимое масонами Евангелие от Иоанна: «И не объемлет тьма его» [Сахаров 2000: 232]. Просветительский (ломоносовский) образ Петра I как создателя новой России («Бога новой России») получает в итоге черты образа масонского Бога -«Великого Архитектора».

Итак, литература, на наш взгляд, являет собой пространство, в котором культурные мифологии взаимодействуют и взаимопроникают друг в друга, причем этот процесс детерминирован общим пафосом эпохи Просвещения -пафосом познания мира и поиска Истины (естественно, у каждой социальнокультурной группы эта Истина своя). В литературном творчестве М.В. Ломоносова представлены как «государственные», так и «научные» мифы. Мифопоэтическая интерпретация исторических событий, природных явлений и современных научных открытий, содержащаяся в произведениях различных жанров, позволяет говорить о создании «просветительской» мифологии в творчестве Ломоносова, которая в свою очередь стала базой мотивов и образов для литературного творчества масонов и для авторских мифологий писателей последней трети XVIII в.