Любовно-семейные коллизии в романе Ю.В. Бондарева "Берег"

Роману Ю.В. Бондарева «Берег» посвящено большое количество исследований. Анализируя произведение, авторы монографий, диссертаций, статей сосредоточивают свое внимание в первую очередь на его проблематике, образной символике, духовно-нравственных исканиях главных героев. Однако представление о «Береге» не будет целостным, если не обратиться к рассмотрению изображенных в нем любовно-семейных коллизий.

С жизнью главного героя произведения Вадима Никитина тесно переплетены две женские судьбы: немки Эммы Герберт и его жены Лиды. С Эммой у Никитина связаны самые светлые воспоминания о молодости, о первой любви. Их знакомство произошло в последние дни войны в немецком городке Кенигсдорф. Впервые столкнувшись с русскими солдатами, Эмма пережила целую гамму чувств: это и страх за свою жизнь и жизнь брата, и робость, и порыв благодарности, переросший в любовь к русскому лейтенанту Вадиму Никитину, спасшему ее от насилия. Эмма искренна в своих чувствах, в ее словах и поступках нет фальши, нет ни малейшего притворства.

Героям удастся провести вместе лишь несколько дней, обстоятельства разведут их пути на десятки лет, но любовь Эммы к русскому лейтенанту останется такой же сильной и чистой, какой она была в мае 1945 г. Весь смысл ее жизни был в ожидании, в надежде встречи с любимым. Героиня всю жизнь помнила произошедшую с ней «чудесную и короткую сказку»: и когда выходила замуж, и когда у нее ро-

ИЗВЕСТИЯ ВГПУ дилась дочь, и даже когда ездила в любимый ею Рим, где почему-то мечтала неожиданно встретить своего «мальчика-рыцаря».

Новая встреча героев, неожиданная для Никитина и такая желанная для Эммы, происходит спустя более чем четверть века после их разлуки. Эмма очень изменилась внешне, только глаза остались прежние – «теплые, как летняя озерная синева» [1, с. 358]. Описание ее наружности сочетается с тонким психологическим анализом. Все движения, жесты, интонации героини являются знаками того, что происходит в ее душе. Вспомним, как Эмма нервничает, волнуется при первой встрече с Никитиным, как «виновато», «мягко светящимися глазами» смотрит на него, молчит «в робком замешательстве», не желая показаться слишком навязчивой.

Находясь в Гамбурге, Эмма и Вадим постоянно ощущают связь друг с другом, как будто их души соединены невидимыми нитями. Даже в кабачке «Веселая сова», где джаз «отбивал апокалипсические ритмы» и все происходящее вокруг напоминало вакханалию, не прерывается разговор их сердец. Здесь между героями происходит великолепный «диалог глазами»:

«Вы, вероятно, хотели со мной поговорить, – сказали ее глаза. – Но почему вас что-то сдерживает? Разве так важно то, что вас сдерживает? Вы должны поверить мне – я с вами искренна, я вас не обманываю. Я помню, как все было. И я не жалею о том, что было. Вы понимаете меня?»

«Да, я хотел бы поговорить, – ответил он, глазами осторожно прикасаясь к теплому и лучистому свету в ее зрачках. – Я тоже помню, хоть это немыслимо и кажется, что все было в другой жизни. Милый мой солдат Ушати-ков стоял за дверью, а мы в последний раз при огоньке свечи писали на листке русские и немецкие слова, в которых были отчаяние, страх и такая юная неожиданная влюбленность, какая могла быть лишь тогда».

«Да, я помню, помню, – согласно говорили ее глаза. – И мне хорошо смотреть на вас и на эти свечи и вспоминать то, что можете вспоминать и вы…» [1, с. 341].

Эмма и Вадим не произносят вслух ни одного слова. Они понимают друг друга без слов и без слов вспоминают о том самом сокровенном, что было в их жизни двадцать шесть лет назад. Следует заметить, что у героев нет и намека на возможную физическую близость. Они целомудренны не только в словах, движениях, но и в мыслях.

В маленьком тихом ресторанчике «Наво-на», названном так по наименованию части

«вечного» города Рима, на этом островке тишины и душевного успокоения, который Бондарев по праву именует «домашним ковчегом», герои поделятся друг с другом горестями и радостями прожитой жизни. Трудно поверить, что всего в нескольких кварталах отсюда – Реепербан с его интимбарами и публичными домами… «Вы мужественная женщина», – скажет Никитин, на что Эмма ответит: «Я? Мужественная? Какая ошибка!.. Я одинока, господин Никитин» [1, с. 368]. Эмма одинока в мире, где «слишком много думают о новых моделях “мерседеса”, о холодильниках и уютных загородных домиках», где «прагматизм подчиняет все», где «уже нет ни высокой духовной жизни, ни духовной веры» [Там же, с. 314]. Она одинока в западном обществе потребления, которое рождает философию отчуждения от всего, что заставляет задуматься о главном: жизни и смерти, любви и сострадании, о Боге и вечности. Тоску Эммы по истинным ценностям не могут заменить ни материальное изобилие, ни внешняя обустроенность и видимое благополучие. Образ Эммы Герберт, ее любовь к Никитину призваны выразить тягу блестящей, но холодной западноевропейской цивилизации к русской душе, ее больной совести, жертвенности.

Важное место в жизни Никитина занимает еще одна женщина – жена Лида. О ней говорится в романе всего в нескольких эпизодах, но образ Лиды является вовсе не эпизодическим, а одним из ключевых в концепции произведения. И Эмма, и Лида не мыслят своей жизни без Вадима, но Бондарев далек от того, чтобы свести отношения героев к «любовному треугольнику». Между Эммой и Лидой нет борьбы за право на любовь Никитина, да и у самого героя никогда не возникает мыслей о возможной измене жене. Противопоставление женских характеров в романе «Берег» более глубокое, оно лежит в совершенно иной плоскости.

Позиции бондаревских героинь обусловлены жизнью в различных мирах, у них разные ценностные установки. Конечно, Эмму трудно назвать типичной представительницей западноевропейской цивилизации (сама героиня признается Никитину, что чувствует себя безмерно одинокой в прагматичном мире Запада), но она воспитана в этом мире, ценности которого чужды исконно русским традициям и духовным устоям. Главное в жизни Эммы – это мечты о личном счастье рядом с любимым человеком. Прощаясь в аэропорту, герои чувствуют, что это расставание навсегда, и Никитин увидит глаза Эммы, «разъятые до прони- зывающей синевы, будто подставленные ужасу» [1, с. 372], услышит ее переворачивающий душу вскрик, наполненный болью и страданием. Герой воспринимает ее боль и одиночество как свою личную вину, и желание Никитина взять на себя боль Эммы оборачивается для него потерей жизни.

Главное для Лиды – здоровье и счастье любимого. Суть отношений Лиды и Никитина можно определить словами философа И.А. Ильина, который писал о любви как процессе «реального духовного отождествления любящего с любимым», в результате которого возникает «та неразрывная сращенность, то реальное целое, которое слагается из различного и ведет к живому творческому богатству» [2, с. 23]. Супружеские отношения Лиды и Никитина основаны на жертвенной любви и духовном единении. Между героями сильна именно духовная связь, та «жгучая родственность, соединенное понимание, выше которых ничего не могло быть» [1, с. 388].

На долю Вадима и Лиды выпало самое тяжелое для родителей испытание – гибель ребенка. Смерть сына еще больше сблизила героев. Супруги переживают потерю сына вместе, беспокоятся друг о друге. После смерти сына Никитин вспомнит фразу одного знакомого художника о том, что, умирая, люди не исчезают, а двигаются в другом измерении, по иной синусоиде времени. Герой постоянно думает о том, что их беспомощный ребенок ушел в темноту, в вечный холод, и эти мысли угнетают его. Никитиным овладевают два чувства: отчаяние и ощущение несправедливости произошедшего.

В отличие от мужа, Лида в состоянии духовного кризиса сделает правильный шаг – подавленная испытанием, она пойдет в маленькую деревенскую церковь, как в последнюю обитель, чтобы поставить свечку за упокой души ребенка. Героиня чувствует, что это надо сделать, что это нужно их сыну и им самим. Эпизод посещения церкви становится кульминационным моментом в духовной эволюции персонажей, приводит их к новому осмыслению жизни и своего места в ней, к изменению точки отсчета в ценностной системе мира. Лида выходит из церкви внутренне преображенная, повторяет отрывки фраз священника, восхищаясь их красотой и глубиной. Она вытрет платочком пот слабости на висках мужа и, в порыве «родственного соучастия», пытаясь облегчить его страдания, скажет: «Ну, отдай мне свою боль, мой родной, если можно, отдай…» [1, с. 392]. Лида переложит часть боли Вадима на свои плечи точно так же, как Никитин возьмет на себя боль Эммы. В страданиях наступает духовное просветление героини, которое распространяется и на ее супруга.

Таким образом, для обеих героинь, и для Эммы, и для Лиды, в любви заключается высший смысл их жизни, но они по-разному проявляют себя в любовных отношениях. Образ Эммы Герберт очень привлекателен. Заслуживает восхищения ее верность, преданность Никитину. Однако Эмма эгоистична в своей любви, ею движет прежде всего желание обрести личное счастье и обладать любимым человеком любой ценой. Подобная позиция не принимается Бондаревым. Писатель развивает в романе «Берег» традиционную для русской литературы тему любви-жалости, боли за человека и жертвенности. Образ Лиды – это образ русской женщины – хранительницы домашнего очага, матери, жены, – а ее любовь к Никитину – это любовь-сострадание, жертвенный подвиг самоотдачи, в котором со всей полнотой раскрывается целостность ее женской натуры.