Масленичный персонаж в тверском календарном обряде проводов зимы

СИТНИКОВА СВЕТЛАНА АЛЕКСЕЕВНА — кандидат педагогических наук, доцент кафедры народного художественного творчества Государственной академии славянской культуры в Твери SITNIKOVA SVETLANA ALEKSEEVNA — Ph.D. (Pedagogical Sciences), Associate Professor of Department of folk art, State Academy of Slavic Culture in Tver (Branch)

Масленичное празднество в обследованных тверских районах — Зубцовском, Ан-дреапольском, Торопецком, Торжокском, Вышневолоцком, Осташковском состояло из общеизвестных для русской традиции обрядовых элементов. В то же время практически каждый масленичный обрядовый элемент, зафиксированный на тверской земле, имеет свои заметные отличия, свои, что называется, локальные особенные черты, свою особым образом выстроенную версию. Одним из главных элементов традиционной масленичной обрядности является женский сакральный персонаж, который чаще всего фигурирует в виде соломенного чучела под названием Масленица. Соломенное чучело Масленицы в женском обличье и обрядовые манипуляции с ним — изготовление, «встреча», «чествование», славление и, наконец, ритуальное умерщвление — являются реликтами древнего поклонения женскому божеству и участия этого божества в весеннем земледельческом ритуальном действе.

О былой сакральности женского масленичного обрядового персонажа и священности действ, в которых этот персонаж участвовал, свидетельствует характерная для древней обрядовой традиции практика называть одним именем (в данном случае — Масленицей) разные грани ритуала: и отрезок времени, в рамках которого проходил праздник, и сам праздник, и отдельные его элементы или персонажи (например, костёр или чучело). Об этом же говорит и один из многочисленных вариантов именований праздничного масленичного обрядового комплекса. В Тверской и в сопредельной с ней Новгородской области, например, зафиксирована номинация матка, матушка1, которая актуализирует мифологему творения, имеющую ключевое значение в масленичной обрядности и связана с образом Масленицы-родительницы, пода- тельницы новой жизни [5, с. 247, 9, с. 17]. В этом же смысловом ряду стоят свидетельства об обрядовых глиняных изображениях Масленицы в виде женских фигурок [1, 3, 7, с. 166—191].

Антропоморфный женский образ Масленицы, больше всего известный в виде соломенного чучела под названием Масленица, является весьма архаичным, значимым и наполненным древними смыслами обрядовым элементом.

Судя по воспоминаниям информантов, из названий обрядового антропоморфного масленичного персонажа в обследованных районах Тверской области чаще всего употребляются слова «чучело» и «Масленица», реже — «соломенная баба» и «кукла». На Тверской земле зафиксирована фольклорно-этнографическая информация о том, что Масленицу жгли, но это было не чучело. Выражение «жечь Масленицу» могло означать сжигание колеса, просто костёр в деревне, на поле или на горе, или даже на дереве, в котором сжигали снопы, дрова, тряпки, веники или «лагушки», то есть бочонки из-под дёгтя.

«Выносили, зажигали, кто колёсы — кто чево; … кубышку вот эту, где дёготь, что раньше телеги мазали, выносили на край деревни, на жердинку такую, вот подымали и зажигали, … а другие, может, тряпку какую, зажигают — все по-разному. Это вот называлась так, Масленица» (Му равь ё ва Ма рья Ми хай лов на, 1924/2006гг.², д. Бо рис-це во, Тор жок ский р-н³) . «Колесо от машины, от трактора возьмут, вот и зажгут его, говорят: “Масленицу жгут”». (Егорова Мария Гри горь ев на, 1925/2006 гг., д. Ти мо фее-во (ны не не су ще ст ву ет) / д. Мас ло во, Торжок ский р-н) . «…Жгли Масленицу — пук соломы» (Ми хай ло ва Ан на Ми хай лов на, 1917/2003 гг., д. Чис тое, То ро пец кий р-н) .

«И жгут Масленицу: разложут костёр, на однем краю деревни, посреди деревни и на другом краю. Вот так провожали» (Ка ра вае-ва Еле на Ва силь ев на, 1910/2006 гг., д. Сы-во рот ки но, Тор жок ский р-н / г. Тор жок) . «Масленицу жгли около нашего дома. На костёр дрова шалашом поставят, и горит» (Се мё но ва Раи са Гри горь ев на, 1940/2011 гг., д. За озе рье, Ос таш ков ский р-н / с. Свя тое, Ос таш ков ский р-н) .

Вместе с тем тверской обрядовый масленичный текст располагает и богатыми свидетельствами об изготовлении и сжигании именно антропоморфного чучела Масленицы. Среди вариантов изготовления чучела встретились самые разные. И почти все они содержат уникальные отголоски архаических воззрений наших предков. «Жгли чучело с соломы и с чащи (лапки от ёлки), 2—3 колышка оплетают …» (Ан то нов Ва си лий Ива но вич 1917/2005 гг., д. Бо рок, То ро пецкий р-н / п. Плос кошь, То ро пец кий р-н) .

Еловые ветви, включённые в ритуальную масленичную антропоморфную фигуру, отсылают нас к доземледельческим верованиям, связанным с культом дерева. Еловые ветви не случайный элемент в образе тверского масленичного обрядового идола, он является отголоском древнейшей ритуальной традиции. В конце XIX века эта традиция ещё активно бытовала практически у всех народов Европы. Богатые свидетельства о ней фиксировались фольклористами и этнографами того времени. В одном из печатных источников, опубликованном более ста лет назад, говорится о тверском масленичном эпизоде с этой же атрибутикой: «Обряд проводов масляницы (местами сожигаемой или погребаемой в последний день масляницы)… сопровождается… в Тверской губ. шествием “окликальщиков” с еловыми ветвями в руках. Ветви эти ставятся ими также на дворах хозяев, предлагающих окликальщикам угощение» [11, с. 149]. Дж. Фрезер, комментируя традиции культа дерева в Верхней Баварии, где вершина ритуального Майского столба украшалась пучком еловой зелени, писал, что целью этого обычая было внесение в селение «только что пробудившегося, оплодотворяющего духа растительности», который оказывает благотворное влияние на чадородие женщин и плодовитость скота [12, с. 146]. Он говорил и об антропоморфном образе духа дерева, бытующем в представлениях и в народных обычаях европейских крестьян: «В некоторых…случаях дух дерева выступает одновременно в растительной и человеческой форме, обе формы соседствуют, как бы с целью объяснить друг друга. Человеческая ипостась духа дерева представлена в таких случаях то куклой, то живым человеком; но в обоих случаях их ставят рядом с деревом или кустом, так что они составляют с ними нечто вроде надписи на двух языках, одна часто является, так сказать, переводом другой. Поэтому не подлежит сомнению, что дух дерева действительно выступает в человеческой форме» [12, с. 147]. Иллюстрацией к этим выводам может послужить орнамент на тверском полотенце, где центральная женская фигура украшена еловыми ветвями [4, с. 94], а также пример из тверской ритуальной практики, в которой антропоморфное чучело для завершения масленичного обряда устанавливается на дереве: «Ребята влезут, которые постарше, на дерево, зажгем. На дереве зажгут вот это самое чучело, и горит оно. Привяжут к дереву, и вот оно горит» (Ива но ва Ва лен ти на Алек сан д ров на, 1942/2006 гг., д. Со снов ка, Тор жок ский р-н / г. Тор жок).

Крупнейший исследователь русских календарных обрядовых традиций В.Я. Пропп также считал объект растительности (дерево, ржаной, льняной сноп) эквивалентом антропоморфному чучелу, а его уничтожение — универсальным календарным обрядовым элементом. Функциональное сходство между чучелом, как заместителем человека (божества), и деревом подтверждается, кроме прочего, тем, что уничтожение, как дерева (снопа), так и чучела происходит традиционно под песни, включающие мотивы похо- ронных плачей. Похороны — уничтожение растительного божества, являются залогом его воскресения в виде хорошего урожая и приплода, а значит, и залогом будущего благополучия людей. В одной из масленичных песен, записанной в Тверской области и исполнявшейся во время сжигания чучела Масленицы, об этом говорится прямо: «О, мы масленицу прокатали,…/Дорогую свою потеряли, …/И мы в ямочку закопали,…/ Белым ручушкам припляскали (притоптали)./ Лежи, масленица, до налетья,…/ Пока придёт добра слетья,…/ А на лето мы раскопаем…/ И обратно её раскатаем» [9, с. 16].

Одним из отзвуков древнейшего представления о жизненно важной необходимости жертвоприношения, осуществляемого ради будущего блага, можно усмотреть в редко теперь встречающейся информации о том, что сжигаемое чучело одевали в специальную добротную, красивую одежду. «…Делали чучело — из палок крестовину, на голову горшок или кастрюлю. Оденут кофту, сарафан хорошие , специально шили. На голову — большой платок с кистями. Зажгут, девчонки скажут: “Ой, жалко, такой платочек горит”. Старые говорят: “Пускай, это наша беда горит”» (Ши ряе ва (Хле бо да-ро ва) Ека те ри на Де ми дов на, 1935/2011 гг., д. Ану ши но, Ос таш ков ский р-н / с. Свя тое, Ос таш ков ский р-н) . В прошлом обычай наряжать чучело Масленицы во всё лучшее, видимо, был повсеместным: «Раньше мас-ляницу сжигали в полном наряде, теперь же стараются незаметно или совсем снять платье или платок, или же заменить их тряпьём» [3, с. 20].

Сакраментальные смыслы заключены и в материале, из которого чаще всего традиционно делается масленичный идол: солома, злаковые или льняные снопы являются знаком древних ритуальных переживаний земледельца, обрабатывающего поле, чья жизнь зависит от урожая этих культур. Тверские фольклорно-этнографические материалы говорят о широком распространении на тверской земле традиции изготов- ления чучела из соломы злаковых растений и льна. «Жгли, чучело там такое. С соломы так сделают, как чучело, да. Так, срежут пучком да вроде руки. Потом сделают, чтоб головы была заметна. Там пук соломы сделают, ржаной, ото ржи. Да, как юбка сделают, свяжут её. И потом на шест её, вторнут, да и горит» (Ко зен ко ва Зи наи да Ан д ре ев на, 1914/2006 гг., д. Се ку ри но, Тор жок ский р-н / г. Тор жок).

«Вечером в поле жгли Масленицу — чучелу из ржаных обмолоченных снопов, чем больше, тем лучше, в три ряда в высоту, внутри палку втыкали» ( Мар ко ва Аг рип пина Ива нов на, 1924/2007 гг., д. Ру си но, Торжок ский р-н / д. Луж ки, Тор жок ский р-н) .

«Брали солому, высокий сноп, повязывали платок, кто передник подвяжет, за деревней сжигали — прощание с Масленицей — прыгали через костёр (Сер гее ва (Алек сан д ро ва) Ма рия Ан д ре ев на, 1921/2010 гг., д. Глеб цы, Выш не во лоц кий р-н) .

«Делали чучело: палка крестом, полный матрас соломы набьют, оденут как девицу. Ходят вокруг и громко кричат: “Прощай, наша Масленица, весёлые денёчки, масляны блиночки! Приходи опять, мы будем ждать!”» (Кры ло ва (Лы са но ва) Та ма ра Яков лев на, 1932/2011 гг., д. Рве ни цы, Ос-таш ков ский р-н / с. Себ ро во, Ос таш ков-ский р-н) .

Масленичный женский персонаж в облике чучела, сделанного из соломы злаковых или из льняных снопов, символизирует и сакральную силу творения и плодородия женского начала, и плодородную силу льна или зерна-хлеба (солома как элемент, как заместитель льна или хлебного колоса).

Известно, что в традиционных свадебных и календарно-аграрных обрядах активно действуют ряженые, которые с помощью ремесленного кода (тканьё на кроснах, изготовление блинов, толчение в ступе) осуществляют заклинание плодородия и ритуальное воссотворение мира, актуальное в календарный период новолетья. В Тверской области зафиксированы обрядовые дейст- ва, в которых названные функции ряженого персонажа возложены на чучело Масленицы: «Масленица сидит за станком (прядильным) и “крутит масло”. Масленицу делали из соломы…» [8, с. 27]. Очевидно, что фрагменты масленичного текста, в которых имитируется выполнение трудовых операций антропоморфным персонажем в виде соломенного чучела, синонимичны по смыслу и функциям подобным фрагментам с ряжеными, которые в одних вариантах выполняют по-настоящему эти действия, а в других — тоже их имитируют. К слову сказать, обрядовая традиция демонстрировать чучело занятым каким-либо производственным процессом (выпечкой блинов, ткачеством, толчением крупы в ступе, пахтанием или мешанием масла и т.п.) известна и в других локальных славянских зонах1 [13, с. 107].

Реликтами архаичных представлений о чучеле Масленицы как о воплощении божества, как о представителе божества [10, с. 515—516] являются тверские масленичные традиции «подпитывать Масленицу», когда в костёр, на котором горела Масленица, бросали блины. «Масленицу провожали, блины жгли» (Ку ров Па вел Ива но вич, 1922/2006 гг., д. Фе ли то во, Тор жок ский р-н / с. Стра ше ви чи, Тор жок ский р-н) . «Дядька факел делал — на шест блины, оладьи — жгли, провожали Масленицу» (Кононова (Вересова) Людмила Валентиновна, 1945/2011 гг., д. Тру би но Тор жок ский р-н / д. Гри ни но, Ос таш ков ский р-н) .

«В воскресенье блины жгли: так принято стариками, до нас. В прощальный вечер, как сумерки, жгли костёр посреди деревни на ручье. Бывало, кричат: “Вон мой блин горит!”» (Смир но ва Тать я на Пав лов-на, 1917/2007 гг., д. Зы би но, Ржев ский р-н / д. Пру со во, Тор жок ский р-н) .

«В Масленицу блины жгли, … в костёр кидали, подпитывали Масленицу.... Все, кто захочет, кидали по блину в костёр»

(Уз л ов ская Та ма ра Алек се ев на, 1950/ 2009 гг., п. Тве рец кий, Тор жок ский р-н) .

По-видимому, в изложенных обрядовых фрагментах можно усмотреть древнейшие реликты некогда бытовавшего ритуального кормления божества (божественного предка), принесения его (в образе Масленицы) в жертву на огненный алтарь ради очередного ежегодного ритуального воссотворения мира.

В приведённых свидетельствах, кроме сообщений о материале изготовления обрядового масленичного чучела, сообщается о сакральных зонах, в которых его традиционно жгли (в центре деревни, на краю деревни или, иногда, в двух-трёх-четырёх краях деревни, на поле, на дороге).

Кроме того, в тверской деревне сохранились представления ещё об одной сакральной точке, которая в обряде является символом «центра мироздания». Это — гора («на горе, чтобы далеко видна была»; «старались сжигать на горках»). «В Масленицу жгли чучело из соломы на горе, где катались. Куклу делали все, её одевали, кто что принесёт» (Кол ба нё ва Оль га Кон стан ти-нов на, 1931/2003 гг., д. Не кра шо во, То ро пецкий р-н) .

В обрядовой масленичной традиции сохранились отголоски уже забытой обрядовой практики делать масленичное чучело в каждом доме, а затем выносить его для общего проведения ритуала. «На Масленицу... Жгли каждый своё чучело на льду, старались, кто, как мог, повыше» (Капце-вич Ма рия Мар ков на, 1916/2005 гг., г. Торо пец) . «Делали чучело из соломы, из тряпок, из плохих. Голову делали обязательно, косынку, юбку — всё сделают. Или женщину, или мужчину — всяких наделают, два, иль три чучела, кому сколько, и на одни дровни их вместе поставят. Их, народу-то, много ездило, и все чучела везут, поставят и зажгут в чугуне, не один везёт, много дровней» (Царь ко ва Зи наи да Фё до ров на, 1920/2007 гг., д. Аба ку мо во, Тор жок ский р-н / д. Луж ки, Тор жок ский р-н) .

Важнейшей архаичной составляющей масленичного обрядового комплекса, в том числе и ритуала сожжения Масленицы, является общинное исполнение масленичных песен. В большинстве обследованных тверских зон обрядовая практика исполнения специальных масленичных песен практически не сохранилась. О былом повсеместном обрядовом исполнении песен осталась только память. В Андреапольском и Торопецком районах старшее поколение до сих пор хорошо помнит, что ещё недавно родители, прежде всего их матери и бабушки, обязательно пели на Масленой неделе.

Отличительной чертой всех известных масленичных песен является противоречие между весёлыми и озорными словами вербального текста и минорными, похоронными интонациями напева, порождёнными, по мнению исследователей, языческой древностью [9, с. 110]. Записанные нами торопецкие масленичные песни (в полном и фрагментарном виде) сохраняют эту архаичную особенность. В исполнении наших информантов они звучали как погребальные причитания, с несоответствующими характеру мелодии текстами. Это несоответствие является внешним. Его глубинный смысл открывается, если рассматривать его с позиций традиционного мифологического мировоззрения и учитывать обстоятельства исполнения этих песен. Исполняются они с похоронным напевом и смешливыми словами вокруг масленого чучела и — особенно — во время его сжигания.

Смех (как признак жизни) и смерть (ритуальное уничтожение — растерзание, закапывание в снег, в землю, сожжение), их не- разрывность и взаимообусловленность [6, с. 247] — вот основные смысловые составляющие обряда сожжения Масленицы (ритуального эквивалента человеческого жертвоприношения), который обязательно сопровождается исполнением масленичных песен. Масленичное чучело воплощает в себе жизненную силу растений (злаков, льна, а также ветвей деревьев), из которых оно сделано. Во время его сжигания эта плодородная сила высвобождается, воскрешается и передаётся всему, что находится рядом — земле, людям, животным, растениям. Наряду с этим масленичное чучело олицетворяет женское божество, напоминая о древнем культе женщины-прародительницы, рождающей и вскармливающей всё сущее в мире. Этот культ является одной из разновидностей культа умерших предков. По традиционным мифоритуальным представлениям смерть является условием воскрешения, и ничто не может родиться, не пройдя через смерть.

Таким образом, масленичное антропоморфное чучело, как воплощение божества, умерщвляется ради будущего воскресения в растительности на полях, ради плодовитости животных и чадородия людей. При этом мотив смерти вводится в подчинение мотиву жизни, в том числе и с помощью обрядового пения как живого звука, поскольку звук — один из важнейших признаков жизни, противоположность безжизненному безмолвию. Именно эти архаичные идеи так внятно и рельефно переплетаются в ритуальных действиях с масленичным чучелом и пронизывают весь масленичный обрядовый комплекс.