Менталитет и язык: особенности феноменологического взаимодействия

Рассматривая менталитет общества как систему установок, мы относим к их числу и языковую установку. Выделение языковой установки из общего числа глубинно-психических социально-культурных установок обусловлено сложным характером взаимоотношений феноменов менталитета и языка. Справедливо предположить, что менталитет, который в значительной степени детерминируется социальными условиями, выражается в языковых особенностях нации, народных способах социального общения и т. п. Язык, в свою очередь, оказывает определенное формирующее влияние на процесс становления и функционирования социального менталитета и ментальности отдельной личности.

Вопросы взаимосвязи языка и менталитета рассматривались в свое время исследователями с точек зрения различных наук. Ранее мы также высказывали некоторые аспекты авторской точки зрения по этому вопросу [4; 5]. Различия между этими феноменами проявлялись на уровне характера взаимосвязи. Исходным пунктом осмысления проблемы взаимодействия менталитета и языка следует признать положение о том, что с помощью языка человек отражает окружающий мир. Причем «отражение» означает не только «описание»: во-первых, передача информации и описание в целом - это лишь одна из форм отражения, а, во-вторых, существо человека раскрывается только в форме той

или иной деятельности, в реализации собственных устойчивых ценностных структур.

О. Г. Почепцов, рассматривая с точки зрения социальной лингвистики проблему «языковой ментальности», обозначает сферу ее осуществления как часть человеческой деятельности. «Под миром в определении языковой ментальности, - пишет он, - мы понимаем не только окружающий человека мир, но и мир, создаваемый человеком и нередко в большей части своего объема прекращающий свое существование, когда исчезает его создатель и носитель - человек, то есть мир речевых действий человека и его состояний» [6: 111]. Это близко к пониманию менталитета как «воображаемого», недостаточного в контексте освещения менталитета как «рационального» понимания духа народа.

По-видимому, не стоит рассматривать индивидуальное социально-языковое представление как универсальное отражение. Мир в целом является информационно полным, в то время как языковое представление чаще всего информационно неполно или неточно. Неточное представление о тех или иных феноменах, фактах, событиях, законах и закономерностях человеческого бытия или устройства мира (реализуемое, к примеру, в форме социальной мифологии или утопии) характерно и для большой социальной общности и потому может быть уверенно отнесено к сфере функционирования социального менталитета.

Исследователи чаще всего осмысливают вопросы взаимодействия менталитета и языка через призму: а) языковой ментальности (язык как язык-система) как способа языкового представления мира и б) речевой ментальности (речь как язык-деятельность) как способа речевого представления мира, что в определенном смысле суживает сферу применения менталитета [6: 113, 116]. Однако важно не ограничиваться формальным толкованием «ментального» только как «воображаемого», характерного для отдельного индивида или социальной группы, что имеет место в трудах ряда исследователей [7: 131 - 142,641 - 647].

Весьма интересным в контексте исследования менталитета и языка является привнесение в эту взаимосвязанную оппозицию социокультурного элемента, опре деляющего индивидуальную языковую ментальность. По мнению О.Г. Почепцо-ва, «применительно к индивиду это: а) те его особенности, которые определяются его принадлежностью к некоторой социокультурной группе (в самом широком понимании культуры), то есть особенности данного индивида как представителя группы, выделяемой на основе образовательного уровня, профессии, возраста, пола и т д., и б) те его особенности, которые определяются социокультурной средой. Особенности страны как социокультурной среды - это культурные традиции, история, политическое устройство и подобное» [6: 118]. Именно поэтому, когда мы говорим об особенностях взаимодействия языка и менталитета, первенство в формировании личных ментальностей следует отдавать языку.

Важнейшей основой функционирования языка является социум; глубинной основой последнего выступает менталитет. На начальных этапах усвоения языка индивид идет от языкового мышления к социокультурным стереотипам восприятия, поскольку с усвоением языка он усваивает и значительную часть глубинно-психических установок социального менталитета. Общество с устойчивым набором ментальных установок (вне кризисных периодов) способно к устойчивой трансляции их на своих членов. В условиях различных социально-политических режимов направленное влияние социума на личность было различным по силе, различны были и формы контроля над индивидом.

Одностороннее воздействие одного из феноменов на другой не может быть константным. Конечно, язык выступает как одно из основных средств социальной трансляции, как носитель менталитета. Значит, с одной стороны, можно говорить, что язык определяет менталитет. Однако в последующем, когда менталитет сформирован (когда становятся фиксированными его основные глубинно-психические установки), тогда уже он сам выступает как детерминатор тех или иных языковых изменений, социально-индивидуальных подвижек. На этом этапе можно говорить о том, что языковая установка становится одной из составляющих в структуре менталитета, т. е. здесь менталитет определяет язык. На индивидуаль- но-личностном уровне прослеживается такое же соотношение. Таким образом, справедливо утверждение о диалектическом взаимодействии феноменов менталитета общества и языка, ментальности личности и языка и т. п., по-разному проявляющемся в различных социальных ситуациях.

Уровневое разведение взаимодействия менталитета и языка подтверждается известной аналогией в подобного рода дуалистических позициях «язык и общество и «социальное и ментальное», акторы которых действуют - каждый в свою очередь или даже попеременно - в течение определенного времени. Справедливо мнение отечественных исследователей о том, что направленность связи между социокультурными факторами и «языковой ментальностью», а также характер данной связи применительно к индивиду могут быть различными на разных этапах его развития. «На начальных этапах усвоения языка, - отмечает О. Г. Почепцов, - человек идет от языкового мышления к социокультурным стереотипам мировосприятия, поскольку с усвоением языка человек усваивает и языковую ментальность (курсив наш. - Д.П. ). В дальнейшем, то есть после усвоения языка, связь обратная - социокультурные факторы определяют языковую ментальность» [6: 118 - 119]. Приведенное высказывание не противоречит нашим представлениям о структуре глубинно-психической (в отличие от аксиологической) составляющей менталитета и о прохождении этапа «отбора-фильтрации» различной извне поступающей информации, характерного как для социальных общностей, так и для индивидуально-личностного уровня.

Языковая установка, выступая как одна из ведущих социально-психических составляющих менталитета общества, играет значительную роль и в осуществлении межнационального взаимодействия. Например, современные европейские философы полагают, что во всех учебных заведениях Европы необходимо возвращение к изучению латинского языка, поскольку латынь - «праматерь» большинства языков европейских. «Латынь, - заявляют ученые, - как основа европейских языков, выступает в смысле словарного запаса, грамматики и научной терминологии, а также и как отражение процесса подго- товки пути к другим европейским языкам и как ключ к европейскому многоязычию» [11: 42]. Это подтверждение того, что язык вообще - и в межкультурном диалоге, и в плане национальной самоидентификации - играет важнейшую роль.

Особо значимой представляется роль языковой установки менталитета в самоидентификации, социализации и самоосу-ществлении индивида. Д. Н. Узнадзе высказывает мнение об индивидуально-национальном характере феномена языка, подчеркивая его функционально-субъективное значение. «Язык, - пишет он, - не предмет, не простой продукт (erga); он больше сила (energeia), полностью индивидуальное стремление, с помощью которого та или иная нация придает языковую реальность мысли и чувству» [8: 384]. Языковая установка дает направление механизму речи на соответствующем языке, механизму чтения и письма. Беглый разговор также возможен только при осуществлении соответствующей установки, потому что при этом нет необходимости в обязательном вмешательстве сознания. Бессознательная работа интеллекта невозможна; при смене же языков в межсубъектном общении актуализируются лексика и грамматика того или иного языка.

Язык необходимо рассматривать и как наиболее дифференцированное средство выражения, которым владеет отдельный человек, и одновременно как высшую форму проявления объективного духа. А поскольку объективный дух, по Г. Гегелю, воплощается в праве, морали, нравственности, обществе и государстве [1], то можно утверждать, что язык отражает совокупность явлений, в которых концентрируется и объективируется историческая и культурная жизнь (язык в определенном смысле и влияет на них).

Известно утверждение о том, что характер трансляции менталитета общества следует рассматривать как преимущественно идеологический [10: 39], т. е. социальный менталитет передается в основном вербальными средствами. О том, что «слово народа» определяет слово (сознание и внесознательное) индивида, говорил в свое время П. А. Флоренский. «Если объектом ... слова был человек, - писал он, - то, помимо прочего действия, сказанное слово вторгается в его психику и возбуждает здесь, этим напором воли целого народа, давление, вынуждающее (выделено автором. - Д.П.) пережить, перечувствовать и продумать последовательные слои семемы слова, устремляясь вниманием в намечаемую ею сторону и производя соответственное волеизъявление. ... Наслоения семемы откладываются в слове не произвольно, но - в некотором, более чем только логически связном порядке, и потому, стоит взяться за кончик нити, свитой в клубок мощною волею и широко объемлющим разумом народа, - и неминуемая последовательность поведет индивидуальный дух вдоль этой всей нити, и ... этот дух окажется у другого конца нити, в самом средоточии всего клубка, у понятий, чувств и воле-ний» [9: 255]. Здесь П. А. Флоренский, кстати, выходит к системе определений, которые мы можем в определенном смысле рассматривать как основу структуры категории «менталитет».

Выражая характерные черты образа мышления того или иного народа, язык обладает собственными особенными свойствами. Так, к примеру, Г. Лейбниц, рассматривая содержательные возможности языков в отношении научно-философского знания, утверждал, что «немецкий язык очень богат и совершенен в средствах выражения реальных понятий на зависть всем другим языкам... Наоборот, для выражения умозрительных понятий немецкий язык совершенно непригоден, во всяком случае, значительно уступая в этом французскому, итальянскому и другим потомкам латинского языка» [3: 72 - 73]. Небезынтересно и замечание относительно языка славянского, который «недостаточно богат в реальных понятиях и большинство вещей, связанных с механическими искусствами или привозных, называет немецкими словами» (Там же: 73). Эта особенность встречается и в современном русском языке. Впрочем, здесь нельзя упускать из виду особенности социальной реализации языка и социокультурной ситуации.

Рассматривая менталитет как систему внутренних, глубинно-психических установок, формирующуюся и функционирующую во «времени большой длительности», мы напомним, что разводим в его структуре установки функциональные (восприятие, оценка и поведение) и качест венные (ценностные). К последним в числе прочих относится языковая установка как определенного рода преднастроенность человека, социальной группы или общества в целом а) воспринимать язык (свой и чужой), б) оценивать язык (сопоставлять иные языки со своим, выстраивая соответствующие отношения) и в) преднастроенность человека к деятельности при помощи языка и в отношении языка.

Заслуживает внимания приведенное П. А. Флоренским вполне жизнеспособное утверждение М. Мюллера о том, что «только по оттенкам слов, понятным из состава речи, можно понять народное миросозерцание, выражающее в языке духовный склад народа и национальный характер. ... Характер сказывается в различном миросозерцании народов» [9: 151]. «Народное миросозерцание», «национальный дух» в данном контексте возможно рассматривать как одно из толкований «менталитета» как философской категории и научного понятия. А вообще язык и национальный дух весьма тесно переплетены друг с другом, поэтому необходимо продолжение поиска точек их взаимного влияния.

Яркой характеристикой отражения того или иного социального или индивидного бытия (в том числе признаком освобождения человека и общества от идеологических пут прежнего социально-государственного устройства) является язык. Г.П. Федотов в работе «Национальное и вселенское» писал: «Язык не есть простое орудие, средство для обмена мыслей. Язык - тончайшая плоть мысли, неотделимая от ее природы. И не мысли только, а целостного духа. Поэтому язык есть имя нации, как особого духовно-кровного единства, создающего свою культуру, то есть царство идеальных ценностей.

Высочайший смысл культуры - бого-познание и гимн Богу, раздвигающий храмовую молитву до пределов космоса. Известное явление - непереводимость самых глубоких и тонких оттенков языка так же, как и недоступность (или малая доступность) чуждых форм искусства - указывает на исключительность национальных призваний. Они непереводимы (выделено автором. - Д.П.), как языки, и страшно, духовно мертвенно их смешение - во всяком эсперанто. Утешительно то, что они не абсолютно замкнуты; полупрозрачные, они приоткрывают и для внешних тайну, хранимую для кровных и своих. Верим, что некогда, в Царстве Христовом падут все преграды непонимания, и духовные лики народов будут открыты друг для друга» [2].

Здесь речь идет о взаимодействии носителей разных языков, о своего рода ненарочитой, природной «закрытости» глубин одного языка для носителя другого, для представителя иной культуры, выросшего в окружении отличных от данного «чужого» смыслов, образов, целей и ценностей. Полагаем, можно сравнивать с такого рода «культурным разрывом» и «разрыв исторический». Утрата изначальных значений языка и последующая их адекватная реконструкция выступает как весьма существенная проблема; восстановление же смыслов языка представляется здесь маловероятным, во всяком случае, в рационально-материалистическом понимании этого процесса.

Таким образом, возможно говорить о проблеме отражения русского менталитета в языке, слове, письменности. Попытаемся коротко описать характер предпочтений русского менталитета в традиционном его виде. Типологически - это во многом общечеловеческие предпочтения, свойственные народам на определенных этапах развития их общественного сознания, а не искусственно устанавливаемые, навязываемые формы человеческого общения.

Существует множество частных ментальных характеристик, находящих отражение в русском языке, которые интересны сами по себе, поскольку восходят к далекому прошлому, к глубинным основам русского национального сознания. Добрый человек, например, в русском понимании, по-прежнему удалой, а не смелый или отважный, т. е. не расчетливо решающийся на смелый поступок, а спонтанным личным выбором, порывом идущий на рискованный шаг. Милосердие никогда не понималось как простое бескорыстие; милосердие не может быть общественным, поскольку это личное стремление человека очиститься путем помощи слабейшему. Мир как спокойствие приходит не извне, им нельзя одарить. Мир -внутри человека, в душе его. Собственно, на достижение такого мира и направлены обозначенные выше категории русского менталитета. Характерна для русского индивидуального и общественного сознания мысль о том, что невозможно жить счастливо, видя несчастья других.

Изложенные здесь характеристики русского менталитета по данным истории русского языка показывают всю важность данного аспекта общей проблемы. Не мы живем в языке, а язык живет в нас. Он хранит в нас нечто, что можно было бы назвать интеллектуально-духовными генами, которые переходят из поколения в поколение посредством механизма, который мы представляем как систему глубинно-психических установок в историческом пространстве.