Местоимения кабардино-черкесского языка в аспекте транспозиционных процессов

Проблема транспозиции частей речи, рассматриваемая в контексте проблематики мотивационных отношений между однокоренными словами и процессов межкатегориального словопроизводства, занимает особое место в исследованиях представителей как отечественной лингвистической науки, так и зарубежной. Разные подходы относительно интерпретации переходных явлений обусловливают терминологическую неустойчивость: «переход», «переходность», «трансформация», «трансляция», «замена частей речи», «конверсия», «транспозиция».

Принимаемый здесь термин «транспозиция» понимается как действующий механизм языка, заключающийся в переводе знака (слова, словоформы, сочетания слов) из одной категории (класса) в другую, что приводит, с одной стороны, к утрате дифференциальных признаков исходной части речи, а с другой – к приобретению дифференциальных признаков производной части речи [1, с. 130–143; 6, с. 59–65].

Цель статьи – исследование субстантивации как частного проявления транспозиции на материале местоимений кабардино-черкесского языка. Следует отметить, что транспозиционные процессы в системе частей речи кабардино-черкесского языка до сих пор не становились объектом специальных исследований. Кроме того, данный класс слов с обозначенных позиций ранее не исследовался. Отдельные работы, посвященные кабардино-черкесским местоимениям, осуществляют их общий анализ в сравнительно-типологическом плане [4; 5; 7].

Известно, что субстантивация наиболее ярко представлена в сфере признаковых слов – прилагательных и причастий. В то же время замечено, что язык располагает такими средствами, которые позволяют «все что угодно представить как предмет и включить его в этом качестве в структуру мысли о мире, в процесс концептуализации мира» [3, с. 49]. Здесь мы исходим из той позиции, что местоимения, занимающие противоречивое положение в системе частей речи в силу отсутствия в их семантической структуре конкретного лексического значения, в условиях речевого функционирования проявляют способность к изменению морфологических характеристик и синтагматических свойств по типу существительного. Субстантивация местоимений становится возможной в тех случаях, когда они, выполняя типичные для существительных синтаксические функции – грамматического подлежащего, дополнения, а в некоторых случаях, обращения, – выступают в несвойственных им позициях: самостоятельно, в одиночной позиции или в согласовании с признаковыми словами. При этом в семантической структуре местоимения на фоне ослабления семы указательности происходит актуализация семы предметности. Гипотетично, что так называемые местоимения-прилагательные (то есть местоимения, которые ближе стоят к признаковым словам) чаще подвергаются субстантивации. Рассмотрим в данном ракурсе притяжательные и определительные местоимения кабардино-черкесского языка.

В типичных субстантивных позициях подлежащего или дополнения у притяжательных местоимений дыдей (наш), фыфей (ваш), выступающих с аффиксом множественности -хэ-, «сема принадлежности расширяется и формируется значение общности, включения» [2, с. 324], приобретается ситуативное значение группы, команды, стороны в состязании, за которую «болеют»: Дыдейхэм япэ увып1эр я1ыгъщ . - Наши держат первенство. Джэгур жыджэру ирагъэжьа пэтми, зэ1ущ1эм и япэ 1ыхьэм дыдейхэр къыхэжаныкыфакъым. - Хотя игра начиналась активно, в первом тайме наши не смогли отличиться.

Притяжательные местоимения сысей (мой, свой), ууей (твой, свой), дыдей (наш), фыфей (ваш), выступая в одиночной позиции, без косвенного объекта, в роли подлежащего или дополнения, актуализируют значение предметности со значением «семья, родственники, близкие люди». Существенно, что формированию данного значения способствует проявление обобщенности, которая выражается грамматически с помощью аффикса множественного числа - хэ : Дыдейхэр (сысейхэр) дыгъуасэ къэсыжащ . - Наши (мои) вчера прибыли. Фыфейхэм (ууейхэм ) схуехъуэхъуж ! - Поздравь от меня ваших (твоих ).

В качестве формального признака субстантивации выступает синтаксическое поведение субстантивированного местоимения: оно может выступать как определяемое слово в сочетании с определительным местоимением: Дыдейхэр псори дыгъуасэ къэсыжащ . - Все наши вчера прибыли. Появление местоимения дыдейхэр в сочетании (я)щыщ куэд (многие из), характерного для существительных (многие из детей - сабийхэм ящыщ куэд ), также является свидетельством его субстантивации: Дыдейхэм ящыщ куэд хэк1уэдащ а зауэшхуэм . - Многие из наших погибли в той войне.

Притяжательное местоимение ууей (твой, свой) с аффиксом множественного числа -хэ при субстантивации обозначает подчиненных и домашних. Дифференциация этих значений -контекстуальная: Ууейхэр гъуэлъыжа? - Твои уже легли спать? Ууейхэр нэхъ жьыуэ быут1ыпщыжа? - Ты своих пораньше отпустил? В последнем предложении указанные значения не дифференцированы. Интересно, что в тексте, приближенном к паремиологическому, то есть отражающем обобщенную формально закрепленную ситуацию, местоимение ууей (твой, свой) и без аффикса множественного числа -хэ сохраняет значение обобщения: Ууейм ху-эбгъэгъу псори, хамэм хуэбгъэгъуфынукъым . - Не все, что можешь простить своему , простишь чужому. В условиях пословичного текста субстантивация собственно сама выступает как одно из средств достижения обобщенности ( Бей своих , чтобы чужие боялись ). Как видно из примеров, субстантивированное местоимение ууей (твой, свой) включается в антонимическую пару свой - чужой : ууей (твой, свой) - хамэ (чужой).

Субстантивированное местоимение дыдей (наш) в кабардино-черкесской речи может употребляться в значении «супруг». Интересно, что в русской разговорной речи, по наблюдениям И.В. Высоцкой, актуализация посессивности обусловливает употребление вместо слова муж местоимения мой [2, с. 324]. В отличие от русского языка использование посессивного местоимения сысей (мой) для обозначения слова муж в речи носителей кабардино-черкесского языка недопустимо с точки зрения традиционной адыгской этики общения, накладывающей ограничения на прямое выражение отношений принадлежности при упоминании супруга / супруги. В то же время допустимо употребление в данной роли местоимения дыдей (наш), так как оно в плане содержания не конкретизирует посессора (в нашем случае - говорящую): здесь в посессивные отношения может быть включено больше объектов экстралингвистической действительности - семья, дети, род и т.п. ( Дыдейри къэсыжащи, соп1ащ1э . - Наш тоже вернулся, и я тороплюсь).

Обязательное табуирование имени супруга / супруги и избегание упоминания в речи сочетания си щхьэгъусэ «мой супруг/ моя супруга» приводит к использованию слов и словосочетаний, замещающих понятия супруг / супруга. Так, наряду с притяжательным местоимением дыдей (наш) в значении «муж» говорящая скорее использует указательное местоимение мо (тот), подчеркивая некоторую отчужденность, отстраненность, или определительное местоимение езы (сам), демонстрируя определенный пиетет к неназываемому объекту: Мор къыщыхьэжмэ дызэпсэлъэнщ . - Тот (=муж) зайдет - поговорим. Езым зэрыжи1эщ . - Как сам (=муж) скажет.

Еще больше ограничений связано с указанием на супругу: информирующий, проявляя максимальную отстраненность, избегает использования посессивных местоимений моя ( сы-сей ), наша ( дыдей ). В значении «жена», как правило, употребляются указательные местоимения мо (та, она), мы (эта), а также сочетания а уэ пщ1эр (дословно - та, которую ты знаешь), унэм щ1эсыр (дословно - сидящая дома, хозяйка дома), сабийхэм я анэр (мать детей) и др.: Мобы едгъэщ1акъым иджыри . - Мы еще не сообщили ей (=жене). Унэм щ1эсым къыфхуэк1уэну зегъэхьэзыр . - Сидящая дома (=жена) собирается прийти к вам.

Определительное местоимение псо (псори) (все) может занимать в словосочетании как препозицию, так и постпозицию. В первом случае оно предполагает конкретность, известность определяемого, во втором – обобщает определяемый компонент: Псори щIалэхэр клубым щIыхьащ (Парни все зашли в клуб) – ЦІыху псори зэхуэдэкъым (Не все люди одинаковы).

В одиночном употреблении местоимение псо (псори) (все), сохраняя значение обобщения, развивает дополнительную сему лица или предметов и выступает в значении «в полном составе, без исключения». При этом происходит своеобразное сжатие информации: цIыху (люди) + псори (все)= псори (все) (Псори зэбгрыкIыжащ. – Все разошлись. Укъыщалъхуам псори гуфIащ, ущылIэжкIэ зыхуэбгъагъыжыфмэ . – Когда ты родился, все радовались, но сможешь ли ты стать достойным оплакивания после смерти.), фIыгъуэ (богатства) + псори (все) = псори (всё) ( Зы махуэм псори уиIэ нэхърэ, мащIэми, махуэ къэс зыгуэр бгъуэтмэ, нэхъыфIщ . – Чем иметь все в один день, лучше иметь понемногу, но каждый день).

Следует также отметить, что при постпозитивном сочетании с прилагательным местоимение псори (все), придает определяемому компоненту – прилагательному – значение обобщенности, что, предполагая некую множественность объектов, способных обладать указанным признаком, способствует актуализации предметного значения в их семантике: Дахэ псори дахэкъым . – Не все красивое красиво. Гъуабжэ псори мыщэкъым. Лыд псори дыщэкъым . – Не все бурое – медведь. Не все блестящее – золото. Таким образом, можно предположить, что в постпозитивном употреблении местоимение псори (все) выступает для прилагательных субстантивирующим фактором.

Таким образом, в условиях нетипичного употребления местоимения происходит изменение в его дейктической семантике и переход к номинативной функции. В кабардиночеркесском языке разряды притяжательных и определительных местоимений, которые ближе других стоят к классу признаковых слов, наиболее продуктивны в плане проявления способности к изменению морфологических характеристик и синтагматических свойств по типу существительного.