Методологические основания лингвистической диагностики достоверности сообщаемого как дискурсивной когнитивно-коммуникативной категории в рамках проведения психолого-лингвистической экспертизы

Психологический, психофизиологический и лингвистический аспекты лжи остаются актуальным полем для теоретических и прикладных исследований, в частности, ориентиро- ванных на судебную экспертизу. Так, в области психологии и психофизики в нашей стране известен ряд запатентованных методик верификации сообщаемой информации на основе экспертной оценки картины специфических признаков психофизиологического состояния человека с применением контактных и бесконтактных инструментально-аппаратных комплексов тестирования или же без таковых (к примеру, способ диагностики ложности сообщаемой информации на основе структурированного интервью по параметрам невербального поведения человека [7]). В российском языкознании имеет место тенденция системного изучения феномена лжи с позиции теории речевых актов, коммуникативных постулатов, конверсационного и дискурс-анализа речи, межкультурной прагматики, когнитивной лингвистики [1–10 и др.].

Вместе с тем менее изученной, на наш взгляд, остается свойственная когнитивной сфере человека мыслительная деятельность по интерпретации реальности посредством не-фактуального, гипотетического знания, основанного на логическом мышлении или интуиции. Монологический дискурс, в котором находит выражение этот тип познания, как правило, обладает нестабильными речевыми признаками потенциальной, гипотетической или ирреальной модальности на фоне общей искренности говорящего, хотя может не отражать объективной картины действительности или в силу различных обстоятельств являться неверифицируемым по отношению к реальным фактам. Речь идет об оппозиции «за-блуждение/истинное суждение о факте», которую иногда можно образно описать выражением «принимать желаемое за действительное».

Проблема, обусловливающая практическую ценность разработки методического подхода к анализу такого речевого материала, заключается в том, что высказывания, содержащие нефактуальное знание, необходимо отграничивать от заведомой лжи ввиду отсутствия у говорящего ментальной установки на обман и дезинформацию. Зачастую это принципиально при затянувшемся расследовании уголовных дел, когда описываемые в показаниях события по истечении времени «обрастают» новыми сведениями, источником которых является уже не непосредственное описание фактов, а когнитивная деятельность сообщающего, включающая поиск информации как в соб-

ственной памяти, так и извне, выдвижение идей и построение гипотез, рассуждения и логические умозаключения, направленные на восполнение лакун в ответ на проблемные вопросы по делу и имеющие целью формирование собственного понимания произошедшего.

В данном случае комплексная психологолингвистическая экспертиза, как правило, должна ответить на следующие вопросы: «Имеются ли в речевом поведении Х-а психологические, психофизиологические, лингвистические признаки донесения им адекватной, соответствующей действительности информации об излагаемых событиях или наличия скрываемых обстоятельств, конструирования им ложных высказываний? Каковы эти признаки и в связи с какой высказываемой информацией проявляются?»

Неотъемлемой прерогативой психолога при этом является исследование особенностей познавательных процессов (восприятия, памяти, мышления), интеллектуальных, личностных, эмоционально-волевых и иных индивидуально-психологических особенностей подэкспертного, могущих влиять на его способности к потенциальному восприятию, сохранению, воспроизведению и донесению информации о событиях объективной реальности, а также психического (эмоционального) состояния этого человека при конкретных произошедших событиях, обусловливающего его ситуативную возможность восприятия и сохранения адекватной, соответствующей действительности и детализированной информации о ситуации. Исследование речевого поведения в части определения психологических и психофизиологических признаков сообщения ложных или правдивых высказываний, наряду с контент-анализом имеющихся видеофрагментов допросов, может включать в себя применение метода свободной беседы с использованием аппаратно-программного комплекса психофизиологического тестирования и последующий анализ полученных данных.

Как показывает практический опыт, в сложных случаях возникает потребность оптимизировать методику лингвистического исследования. Примером может послужить ситуация, когда в исследуемом речевом поведении имеются психологические и психофизиологические признаки донесения правдивой информации об излагаемых событиях, отсутствуют признаки конструирования ложных высказываний, но вместе с тем выраженность (уровни стабильности и интенсивности) пси- хофизиологических реакций подэкспертного показывает, что некоторые элементы сообщаемых им сведений не актуальны (не известны) для него полностью, ввиду чего невозможно установить их существенность в обстоятельствах произошедшего.

Комплексная психолого-лингвистическая экспертиза проводилась по уголовному делу, возбужденному в отношении неустановленных лиц по признакам преступления, предусмотренного пп. «а», «б» ч. 3 ст. 286 УК РФ (превышение должностных полномочий с применением насилия, оружия или спецсредств), по факту применения физического насилия в отношении Х-а. Оно было выделено в отдельное производство из уголовного дела, в рамках которого два человека уже были признаны виновными, осуждены и понесли заслуженное наказание за данное преступление. По незавершенному следствием делу потерпевший Х называл в числе нападавших на него еще пятерых человек. Следствие продолжалось несколько лет, на протяжении которых Х-ом несколько раз были даны частично разноречивые показания, в отношении которых возникла необходимость в установлении коммуникативной достоверности изложенной информации экспертным путем.

Эксперты исследовали видеозаписи следственного эксперимента, допроса, психофизиологического обследования потерпевшего Х-а, кроме того экспертом-психологом было проведено и зафиксировано на видео еще одно экспериментально-психологическое, психофизиологическое обследование с применением аппаратно-программного комплекса тестирования. Общая продолжительность видеозаписей – порядка 7 часов.

Полученная в результате психологического исследования картина индивидуальнопсихологических и когнитивных особенностей Х-а и анализ его психофизиологических реакций в ходе свободной беседы с использованием полиграфа показали: а) его способность к потенциальному и ситуативному восприятию, сохранению, воспроизведению и донесению адекватной, соответствующей действительности и детализированной информации о событиях; б) предпочтительность соблюдения условия искренности с его стороны в процессе зафиксированной на видеозаписях речевой коммуникации.

Ниже мы представляем вниманию методологические основы проведенной лингвистической диагностики. Речевой материал со- кращен, дается в вариантах эквивалентности, личные данные заменены.

Лингвистическое исследование зафиксированного на видеозаписях речевого поведения потерпевшего Х-а проводилось в несколько этапов. На предтекстовом этапе проводятся первоначальный просмотр видеозаписей, членение видеоряда на фрагменты и работа с ними. Основным содержанием текстового этапа являются просмотр и прослушивание видеозаписей, составление стенограмм речевого поведения посредством дискурсивной транскрипции, т.е. записи устной речи с фиксацией явлений, связанных с организацией локальной дискурсивной структуры.

На послетекстовом этапе выполняются:

– выявление с последующим количественным и качественным анализом вербальных и невербальных (просодических) средств, характеризующих речевое поведение говорящего для оценки речевых признаков, снижающих и повышающих достоверность сообщаемой им информации с точки зрения его лингвистически оформленного знания об этом сообщаемом;

– выборка высказываний, в речевом и дискурсивно-коммуникативном оформлении которых проявляются лингвистические признаки того, что сообщаемая информация соответствует действительности, объективной реальности с точки зрения степени полноты и характера лингвистически оформленного знания говорящего об излагаемой ситуации действительности.

На наш взгляд, эксперту-лингвисту необходимо ориентироваться на различия между гносеологическими категориями «истинность» и «достоверность», характеризующими содержание знания и его квалификацию говорящим с точки зрения соответствия действительности.

Истинность презумптивна, инвариантна и абстрагирована от субъекта, представляет собой сугубо логическую категорию, не соотносима с прагматическими факторами. Достоверность в дискурсе мы, вслед за Н.Н. Панченко, предлагаем понимать как когнитивное образование, сложную обязательную прагматическую информативно-квалификативную категорию с коммуникативно-организующей и регулирующей функциями, которая является субъективной и вариативной, т.е. зависима от адресата, но принадлежит сознанию говорящего и помимо объективного фактора (обоснованности, аргументированности знания)

обнаруживает субъективный фактор («присво-енность» истины, внутреннюю убежденность и уверенность субъекта познания/речи в правильности квалификации действительности) [6, с. 7–37].

По особенностям строения это категория оппозитивного типа со структурой в виде формальной шкалы (безусловная достоверность – проблемная достоверность – безусловная недостоверность) [Там же, с. 7]. Уверенность, очевидность, несомненность тяготеют к положительному полюсу достоверности, сомнительность, неуверенность – к отрицательному. Вероятность, видимость, возможность и кажимость составляют зону проблемной достоверности [Там же, с. 19].

Оценка достоверности информации говорящим представляет собой формирование в его сознании образа сообщаемого как соответствующего либо не соответствующего действительности с точки зрения его знаний об этом сообщаемом. С этим связана функционально-семантическая категория эпи-стемической модальности (ЭМ), которая отражает степень полноты и характер знаний говорящего о событии и лежит в основе разграничения эпистемических установок, соответствующих его различным когнитивным состояниям. В основу ЭМ положено понятие эпи-стемической установки (наличие/отсутствие у говорящего знаний о сообщаемом), а не степени уверенности (психическое эмоциональное состояние). В структуре значений ЭМ находит отражение источник сведений говорящего о ситуации, лежащий в основе оценки достоверности сообщаемого (категория эвиден-циальности) [11, с. 161–166].

Общие речевые признаки, способные означать понижение статуса достоверности высказываемой информации с позиции говорящего, локализуются на уровнях моторной реализации речи, выбора слов, грамматического оформления высказывания, смысловой структуры речи, текстопорождения (прагматики) (сформулированы в [1; 4; 5 и др.]). Вместе с тем у различных людей эпистемическая установка проблемной достоверности сообщаемого может выражаться прямо противоположным образом.

Для выявления признаков речевой выраженности оценки потерпевшим Х-ом высказываемой им информации как соответствующей или не соответствующей действительности с точки зрения его лингвистически оформленного знания о сообщаемом был выделен речевой паттерн недостоверности излагаемой информации с позиции говорящего. Это регулярно повторяющиеся при определенных условиях индивидуальные особенности изменения параметров невербального (просодического) и вербального компонентов речевого поведения, свойственные потерпевшему Х-у в контексте его спонтанной дискурсивной практики, включающей: а) речевое воспроизведение определенных значимых для него событий и ситуаций, а также рефлексию над ними; б) ответы на блоки вопросов, заданных специалистом-полиграфологом и экспертом-психологом в ходе психофизиологических и экспериментально-психологического обследований.

Была сделана выборка речевых ситуаций, позволяющая выявлять характерные для потерпевшего Х-а тенденции изменений речевого поведения по каждому параметру и/или группе параметров. Вывод о речевых признаках достоверности/недостоверности сообщаемой информации с точки зрения говорящего делался на основании сопоставления конкретной дискурсивной реакции с выявленным индивидуальным речевым паттерном недостоверности. В ходе количественного анализа видеозаписей учитывались неподготовленность и творческий характер спонтанной речи (см. табл. на с. 138).

Речевое поведение человека при дискурсивном описании пережитого опыта может строиться в соответствии со следующими тенденциями выражения лингвистически оформленного знания о ситуации, как изолированно, так и в сочетаниях:

• 1.    Пропозициональное знание означает наличие у субъекта достоверной информации о некотором событии или ситуации: я знаю, что он пришел . Пропозициональное знание не выражается предикатами возможности, поскольку обладает значением категорической достоверности с позиции говорящего, детерминированным объективным фактором обоснованности, аргументированности знания и субъективным фактором внутренней убежденности и уверенности субъекта познания/речи в правильности квалификации действительности. Таким образом, факт в значениях «реальное явление, событие, происшествие, то, что действительно произошло» и «достоверное знание» есть пропозиция, истинная в рамках данного дискурса, когда говорящим устанавливается такое представление о действительности, в котором нет элементов, связанных с ирреаль-

• ностью, т.е. в языковом оформлении данной пропозиции нет признаков потенциальности и недостоверности по ряду индивидуальных для субъекта информативных параметров речевого паттерна недостоверности ни в одной из реальных речевых ситуаций при соблюдении условий искренности (доброй воли).

• 2.    Нефактуальное (непропозиционное) знание обладает значением проблемной достоверности с позиции говорящего и проявляется обязательными эпистемическими сигналами – показателями субъективной модальности, понижающими достоверность сообщаемого до предполагаемого, возможного, вероятного соответствия действительности, что детерминировано отношением говорящего к тому, о чем он сообщает, т.е. эпистемической и психологической установкой говорящего на гипотетичность, сомнение и подобное. Дискурс искренний. Эпистемическая установка (ЭУ) проблемной достоверности «Я не знаю (не уверен), Р или не Р» (ЭУ предположительной достоверности «Я не знаю (не уверен), Р или не Р, но предполагаю, что Р»; ЭУ предположительной недостоверности «Я не знаю (не уверен), Р или не Р, но предполагаю, что не Р»; ЭУ эпистемической возможности «Я не знаю (не уверен), Р или не Р, но полагаю возможным как Р, так и не Р», разновидность этой модальности «Я знаю, что Р, но я могу ошибаться» [11, с. 162–163]. Коммуникативная цель: донесение информации, соответствующей возможному положению вещей в действительности, при отсутствии у говорящего полного, исчерпывающего знания о ее достоверности.

• 3.    Пропозициональная ложь – высказывание, которому свойственна ложная предикативность, т.е. намеренное изложение нефактов с маскировкой под фактуальные данные, кото-

• Информативные параметры невербального и вербального компонентов речевого поведения потерпевшего Х

Фактивное высказывание дескриптивно, объективно, проверяемо, его источником являются как наблюдение за объективной реальностью, так и интеллектуальная реконструкция на основании предыдущего опыта говорящего или на основании общеизвестных фактов. Фактивное высказывание имеет форму утверждения с пресуппозицией знания и накладывает на говорящего ответственность за его соответствие действительности.

Дискурс говорящего искренний. Эписте-мическая установка достоверности («Я знаю (уверен), что Р») или недостоверности («Я знаю (уверен), что не Р»). Коммуникативная цель: донесение достоверного, полного знания о действительном положении вещей.

Комплекс базовых речевых признаков, снижающих достоверность сообщаемой информации с позиции говорящего (речевой паттерн недостоверности) Комплекс базовых речевых признаков, соответствующих достоверности сообщаемой информации с позиции говорящего Темп и фразовый тональный рисунок речи Замедленный темп речи с частыми и длительными поисковыми паузами. Резкие перепады темпа речи, колебания движений тона, нарушение темпоральной цельнооформленности высказываний в пределах одного смыслового фрагмента Нормальный или ускоренный (без понижения тона) темп речи Паузы хезитации Наличие немотивированных контекстом средних и длинных абсолютных и вокализованных пауз хезитации (учитывалось, что паузация речи в видеозаписи допроса может также носить диктовочный характер). Изменение длительности латентного периода реакции на реплику собеседника Короткие паузы хезитации или отсутствие затруднения в поиске слов при реализации высказывания с компенсацией посредством эпизодического использования привычных для говорящего асемантических единиц речи и непреднамеренных повторов Некоторые явления дискурсивной просодии, сложным и кумулятивным образом передающие семантику иллокуции (тип речевого акта), фазы (завершенность/незавершенность) Интонационное выражение значения неполноты информации, совмещенное с завершением иллокуции/ с иллокутивной незавершенностью, сопровождаемое сильными фальстартами, при реализации значимых по смыслу пропозиций Интонационное выражение значения смысловой достаточности реализуемой пропозиции, иллокутивной завершенности, с возможными фальстартами на смысловой периферии высказывания Эпистемическая (связанная со знанием) градуальность, строится с помощью эксплицитных эпистемических показателей, сигналов Регулярное употребление слов с неконкретными значениями, выражающих неуверенность, сомнение, возможность при реализации значимых по смыслу пропозиций: местоимения в заместительной функции (он, все и подобные), неопределенные местоимения (где-то, кто-то, че-то), наречия (примерно, приблизительно, ближе, около, несколько, недолгое время), вводные конструкции (наверное, в основном), модальные слова (вполне возможно, возможно), союзы (либо…, либо, или, то ли…, то ли), определенно-личные предложения (за-трудняюсь/не могу ответить, так выходит, получается, насколько я помню, может быть, не помню, не могу сказать, не знаю, в любом случае, вроде, в общем, не видел, фиг его знает, могу сказать неточно, не берусь определить, можно сказать, скорей всего, могу ошибиться, мог не видеть, не могу конкретно/ точно описать, могу усомниться, могу нечетко помнить, как я воспринимаю, допускаю, мне показалось, кто-то похожий на него либо вообще кто-то другой, не хочу утверждать) Отсутствие регулярного специального маркирования достоверности информации, содержащейся в пропозициях рое может с различной степенью иллокутивной силы выражаться как в собственно конструировании ложных высказываний, так и в намеренном управлении пониманием, манипулировании истиной.

Дискурс говорящего неискренний. Коммуникативная цель: информировать адресата неправильно, создав у него ложную ментальную картину (пропозицию). Условия успешности ложного речевого акта: 1) условие пропозиционального содержания: выражая мысль, что р , отправитель сообщения не верит в то, что р;

• 2) условие предварительного знания получателя: отправитель должен иметь основания для того, чтобы получатель поверил в истинность утверждения. Это условие предопределяет иллокутивную невозможность использования говорящим модальных экспликаторов проблемной достоверности; 3) условие намеренности: отправитель намеренно утверждает, что р , чтобы получатель поверил в истинность утверждения (установление реальных некоммуникативных намерений говорящего не входит в компетенцию эксперта); 4) суще-

• ственное условие: дискурсивные функции лжи (установление субъективных мотивов и дискурсивной обусловленности лжи не входит в компетенцию эксперта) [3, с. 106].

По результатам лингвистического анализа и психофизиологического обследования было установлено, что дискурс речевого поведения потерпевшего Х-а не содержал искажений на уровне смысловой структуры речи, т.е. отсутствовали оговорки и нарушения логической связи в высказываниях; нарушения контактных и дистантных межфразовых связей; значимые рассогласования на уровне актуального членения высказываний; двусмысленность по типу конверсационных импликатур, пресуппозиций, механизма фокусирования референта; манипулятивные аргументативные и стилистические приёмы; нарративная трансформация картины мира путем изменения ее объема и семантических переносов.

Вместе с тем в речи Х-а в семантике утвердительных предложений представлены как эксплицитные эпистемические показатели и сигналы проблемной достоверности, так и пресуппозиции достоверности сообщаемой информации с точки зрения его собственного лингвистически оформленного знания о сообщаемом. Эти данные свидетельствуют о том, что зафиксированный в исследованных видеозаписях речевой дискурс Х-а – искренний; Х строит свой речевой дискурс в соответствии с двумя четко выраженными тенденциями смыслопостроения: А) выражение пропозиционального знания об излагаемых событиях; Б) выражение нефактуального (непро-позиционного) знания об излагаемых событиях.

Эта концепция лингвистической части исследования на стадии экспериментальнопсихологического и психофизиологического обследования потерпевшего Х-а подтвердилась тем, что он сам сформулировал и высказал личную установку на оценку излагаемой информации с точки зрения соответствия или несоответствия действительности как свое эпистемическое (связанное с знанием) обязательство: «/ДвоеЖ. /Ну просто я еще узнал • ээ \выходит /У • \потом • /С • иии \Б • /это выходит \в общей сложности их сейчас пять. \ новых. /Вот скажем я могу засомневаться \ позволить как бы себе /ну может быть в_са-Момделе • \потому что как вот \и мне говорили /что может ты просто виДелиХ \и воспринимаешь. ∙ /Ну вот нечетко запомнить я мог \вот именно вот этих лиц. \ То есть как я вот вижу, \что это он. Вполне возможно что как бы их \я могу как бы,,, /из-за того что они \были просто недолго. Так-то_кодечно \я у= || /в_себе-тояуверен \просто действительно неохота оговорить^их. /Да я их увидел \я их узнал но вот... /возможно^ \это я признаю • / только из-за того что у меня \не было сними • \ни>_скем • /такого болееконтакта как бы \ что я мог уже точно сказать. То есть \там / либо \там /кто-то похожий на него \либо там вообще кто-то другой был , /онстоял \ МОЖетбЫТЬ /мне показалось \что он ударил, / вот это,,, /ну \я допускою^тотмомент. /Я не хочу \как бы щас ннн 11 \утверждать /но я считаю\что это был он. •• /если как быы \там • / есть какие-то у негооо ∙ \алиби свои ∙∙ /как бы я их оспаривать несобираюсь я нехочу \там настаивать. /-Я могу настаивать • /уверенно \на двух лиц \там, прям ээ /безоговорочно настаивать \и оспаривать /это М. \и это З. /Это сто \ процентов. \В тех, в остадвных/да, \где-то до-хожие, \еще че-то, не знаю».

Подчеркиванием выделены модальные экспликаторы (маркеры) пропозиционального ( достоверного ) знания, полужирным шрифтом – маркеры нефактуального непропозици-онного знания ( проблемной достоверности ): слова с неконкретными значениями, выражающие неуверенность, сомнение, возможность. Абсолютные паузы хезитации: ∙∙∙ (до 3 с.) – короткие,.....(3-7 с.) - средние,..........(более 7 с.) – длинные. Знак , – пауза короткая по длительности для добора воздуха. Знаки ... /,,, – значение неполноты информации, совмещенное с завершением иллокуции/ с иллокутивной незавершенностью. Вокализация пауз: ээ, мм и т.д. Знак косой черты – акценты, тоны в акцентах: / восходящий, \ нисходящий, / восходяще-ровный. Знак = - обрыв слова. Знак || - слабый фальстарт (точка прерывания при самоисправлении внутри/на границе дискурсивных единиц). Подчеркивание волнистой чертой означает эмфатическое выделение, логическое ударение. Курсивом здесь обозначен ускоренный темп речи .

Исходя из вышесказанного, целесообразно было выделить в речевом дискурсе потерпевшего Х-а содержательно-фактуальные пропозиции с эпистемическим модусом достоверности, которые описывают произошедшую ситуацию применения к нему физического насилия, т.е. такие пропозиции, в языковом оформлении которых нет индивидуальных информативных речевых показателей проблемной достоверности сообщаемого ни в одной из ре- чевых ситуаций при соблюдении условий искренности (доброй воли).

В рамках данного речевого дискурса такие пропозиции будут являться истинными, поскольку их языковое оформление стабильно соответствует коммуникативной цели донесения достоверного знания о ситуации, что подразумевает соответствие следующим обязательным условиям:

– Х регулярно выражает информацию фак-тивными высказываниями, которые дескриптивны, объективны, проверяемы, имеют форму утверждений с пресуппозицией знания (ЭУ категоричной достоверности «Я знаю (уверен), что Р», где Р – оцениваемая пропозиция) и накладывают на говорящего ответственность за их соответствие действительности;

– Х оценивает сообщаемую им информацию как достоверную адекватно его пропозициональному знанию об этой ситуации, обусловленному объективным фактором обоснованности его знания о сообщаемом и субъективным фактором его внутренней убежденности и уверенности как субъекта познания/речи в правильности понимания действительности;

– Х признает истинным пропозитивное содержание высказываемой им информации согласно его субъективным представлениям об истинности, при этом его знание о сообщаемых фактах соотносится с его суждениями о фактах, а не с непосредственным положением дел в действительности, т.к. не каждое истинное убеждение является полноценным знанием о факте.

Таким образом, высказывание потерпевшим Х-ом информации в форме утверждения о факте в модальности действительности с пресуппозицией достоверного знания о сообщаемом «Я знаю (уверен), что Р» (где Р – оцениваемая пропозиция) при отсутствии индивидуально характерных для него речевых показателей недостоверности и проблемной достоверности сообщаемого с точки зрения лингвистически оформленного знания о нем (модальности недействительности) и при соблюдении условий искренности (доброй воли) означает, что излагаемая им информация, с его точки зрения, соответствует действительности.

Условие искренности (доброй воли) означает, что, излагая информацию как реальный и достоверный факт, Х имеет психологическую или ментальную установку на оценку сообщаемого как соответствующего действительности, личностно обусловленную для него объективным фактором обоснованности его зна- ния о сообщаемом и субъективным фактором его внутренней убежденности и уверенности в правильности понимания действительности.

Анализ речевого поведения Х-а показал, что на вербальном уровне он излагал информацию искренне, в речевой манере, которая свойственна ему при изложении реальных и достоверных фактов, не сопровождая оценкой недостоверности или проблемной достоверности с точки зрения своего лингвистически оформленного знания о сообщаемом и зная, что избранная им языковая форма фактивного высказывания допускает проверку на соответствие названных фактов действительному положению дел.

Ввиду особенностей восприятия и сохранения Х-ом детализированной информации в ситуации применения к нему насильственных действий, высказываемая им информация о роли в произошедшем троих из перечисляемых им лиц сопровождалась множественными речевыми показателями нефактуального, неполного знания об излагаемых обстоятельствах (предположения, возможности, вероятности), в связи с чем не представилось возможным установить, соответствует ли данная информация объективной реальности с точки зрения лингвистически оформленного знания Х-а о данных предметах речи. При этом установление степени достоверности показаний относительно объективной реальности (проверка утверждаемых фактов на предмет соответствия действительности), а также мотивации показаний, заведомой лжи, оговора, добросовестного заблуждения не входит в компетенцию экспертов.