Метонимическое развитие образа России в идиостиле А. Аверченко

На современной стадии развития происходит максимальное расширение поля исследовательского внимания, объектом изучения признаются любые проявления культуры в языке как в синхронии, так и в диахронии. Детально изучаются способы и средства репрезентации в языке объектов культуры, закономерности отображения в семантике языковых единиц ценностно-смысловых категорий культуры. При этом лингвисты рассматривают в лингвокультурологическом аспекте как картину мира и образующие ее единицы – концепты, так и репрезентирующие их языковые средства, прежде всего – фразеологизмы, паремии, этнонимы, стереотипы, символы, метафоры [2; 5; 9].

В лингвокультурологических работах есть такие объекты и предметы исследований, которые, несмотря на разницу в подходах, можно отнести к ядерной части лингвокультурологического пространства. К их числу относятся и образные средства языка, прежде всего метафора и метонимия.

Цель статьи – рассмотреть метонимический перенос как один из принципов формирования художественного образа в идиостиле А. Аверченко.

По мнению ученых, метонимия «является словесным образом соположения двух денотативных сфер, соотносимых в пределах однородного денотативного пространства» [6, с. 125]. Такой прием художественного изображения России реализован А. Аверченко.

Старая Россия представлена в художественной картине мира писателя большой помещичьей дедовской усадьбой: Закрою я глаза – и чудится мне старая Россия большой помещичьей усадьбой… (Усадьба и городская квартира)*. Мотив ностальгии по усадебной Руси звучит во многих рассказах А. Аверченко. Не случайно в связи с этим замечание сатирика: Я очень люблю писателей, которые описывают старинные запущенные барские усадьбы , освещенные косыми лучами красного заходящего солнца (Смерть девушки у изгороди).

Поскольку представление об усадьбе составляет особый фрагмент в русском культурном пространстве, для понимания схемы развития метонимической модели следует обратиться к культурологическим сведениям. На протяжении столетий усадьба, вбирая в себя особенности образа жизни русского человека, воплощала его мировоззрение. Она организовывалась по подобию «града небесного». Усадебные постройки с домом владельца были окружены садами и парками, уподоблявшимися «райским». Таким образом, русская усадьба представляла собой рай на земле, с обилием зелени, тенистых аллей, дедовским устоем.

Для определения культурных коннотаций в метонимическом переносе Старая Россия → усадьба следует обратиться к исходному семантическому потенциалу лексемы усадьба , заложенному в лексикографических словарях. В.И. Даль отразил представление об усадьбе в русском языковом сознании, дав следующее ее описание: «усада ж. усадьба, усадебка – господский дом на селе со всеми ухожа-ми, садом, огородом и пр.» [3]. У Д.Н. Ушакова отмечены те же признаки усадьбы: «усадьба, усадьбы, р. мн. усадьб и усадеб, усадьбам, ж. – отдельное поселение, дом на селе со всеми примыкающими к нему строениями, службами и угодьями (садом, огородом и т. п.), в старину преимущ. господский, помещичий» [9]. На основе этих дефиниций можно выделить ядерные и периферийные семы. Ядерными семами денотативного макрокомпонента лекси

ческого значения слова усадьба являются следующие: ‘отдельное поселение’, ‘дом на селе’, ‘примыкающие строения’, ‘помещичий’.

А. Аверченко ностальгирует по гармонии усадьбы – старой России: Когда я начинаю думать о старой, канувшей в вечность, России, то меня больше всего умиляет одна вещь: до чего это была богатая, изобильная, роскошная страна, если последних три года повального, всеобщего, равного, тайного и явного грабежа – все-таки не могут истощить всех накопленных старой Россией богатств (Усадьба и городская квартира).

Эмоционально-оценочная характеристика старой России эксплицирована в положительных коннотациях богатая, изобильная, роскошная. Коннотативные семы ‘изобилие’, ‘богатство’ актуализируются в предикативных конструкциях сколько не тащат, все растащить не могут: Да, что ж это за хозяин такой был, у которого даже после смерти его – сколько не тащат, все растащить не могут... Хозяин усадьбы представлен запасливым, заботящимся о внуках: И разнокалиберная шумливая птица в птичнике, и толстая, неповоротливая , обильно кормленная и поенная скотина в хлеву, и золотой хлеб в закромах , и свертки плотного домотканого полотна в темных, окованных железом укладках, и старые седые бутылки в дедовском погребе – все спит – плотное, солидное, накопленное , не в год и не на год, а так, что еще и внукам останется… (Крах семьи Дромадеровых). Культурные установки русского хлебосола, хозяина усадьбы – запасливость, достаток, изобилие, богатство – репрезентированы в положительных коннотациях толстая, неповоротливая, обильно кормленная и поенная, плотное, солидное, накопленное. Так и старая Россия заботилась о будущих поколениях: А старая Россия не грабила; она накапливала (Усадьба и городская квартира).

Одной из составляющих образ старой русской усадьбы является аллея, которая представляет ровный, прохладный, наполненный чистым воздухом и тонким запахом липы путь: Вот миновал мой возок каменные, прочно сложенные, почерневшие от столетий, ворота, и уже несут меня кони по длинной без конца-края липовой аллее, ведущей к фасаду русского, русского, русского – такого русского, близкого сердцу дома с белыми колоннами и старым-престарым фронтоном (Записки дикаря). В данном контексте отметим сочетание русского, близкого сердцу дома. Представленная синтагма отражает культурную информацию: русский, близкий сердцу дом, а зна- чит, свой, родной. Отметим, что, по мысли В. фон Гумбольдта, человек «…очерчивает круг своего духовного родства, отделяя тех, кто говорит иначе. Эта черта, разделяющая все человечество на два класса – свой и чужой, есть основа всякой первоначальной общественной связи» [3, с. 91].

А. Аверченко подчеркивает, как близко его мировоззрению свое : своя русская помещичья усадьба, свой «русский, близкий сердцу дом»: Ах, как хорошо в русской России почитать русскому человеку русского писателя, ах, как хорошо знать, что ты под гостеприимным кровом русского приветливого хлебосола, что, когда ты погасишь лампу, в окно к тебе будут заглядывать бледные русские звезды, а за окном тихо и ласково будут перешептываться о твоих делах на своем непонятном языке скромные, застенчивые русские березки и елочки... (Усадьба и городская квартира).

Своим, родным и близким сатирик считает русскую Россию, русского человека, русского писателя, русского хлебосола, русские звезды, русские березки и елочки. Семы ‘покой’ ‘тишина’, ‘отдых’, ‘бездеятельность’, ‘отсутствие беспокойства’ составляют положительный фон коннотативного макрокомпонента и актуализируются в художественной парадигме адъективов гостеприимный, приветливый, тихий, ласковый, скромный, застенчивый, которые отображают культурные установки человека старой России.

В старой России «все стояло на своем месте, и во всем был так необходимый простому русскому сердцу уют». По словам Ю. Степанова, «…в русском понятии уют присутствует семантический и психологический компоненты – ощущение “своего, своего дома, домашности”» [8, с. 827]. Исследователь подчеркивает, что уют ассоциируется с мещанским или крестьянским домом: «Крестьянский или мещанский уют ближе всего подходит к ощущению теплого, укромного, “своего” уголка» [Там же, с. 828].

Уютная, пронизанная атмосферой духовности культура старой помещичьей России в исторических перипетиях постепенно уходила в прошлое. Свой привычный мир становится чужим . Гостеприимная, приветливая своя Россия-хозяйка с теплыми усадьбами становится чужой новой Россией, которая представлена в образе холодной городской квартиры.

Анализируя пространственную модель Новая Россия – квартира, обратимся к толкованию лексемы квартира. В словаре Д.Н. Уша- кова квартира интерпретируется следующим образом: «квартира, ж. жилое помещение из нескольких смежных комнат с отдельным наружным выходом, составляющее отдельную часть дома» [10]. Отметим, что квартира – это одно жилое помещение, а не множество строений, как усадьба, квартира имеет лишь несколько смежных комнат и не окружена садами и парками, т. е. отдалена от растений, от земли, от природы. Обратимся к словарю В.И. Даля: «квартира ж. помещение для людей, жилье, жилище; покои с принадлежностями, занимаемые кем-либо» [4].

Метонимический перенос Россия → квартира раскрывает отношение автора к «новой власти»: А теперь новая русская «власть» живет не в дедовской помещичьей усадьбе, а в городе: съехали жильцы с квартиры, так вот теперь эти новые и взяли покинутую квартиру, значит (Усадьба и городская квартира). По словам автора, с появлением революции умерла старая культура, все стало чужим . Новая Россия предстает перед нами в образе городской квартиры. Гостеприимная дедовская усадьба превратилась в душную, тесную городскую квартиру с «голыми стенами с оторванными обоями», «выбитым окном», с поломанным продавленным стулом: Переехала сюда «новая власть»... Нет у нее ни мебели, ни ковров, ни портретов предков... Переехали – даже комнат не подмели... (Усадьба и городская квартира). Отрицательные частицы подчеркивают неприятие сатириком новой России. Культурные устои разрушились, забота о себе и будущих поколениях, гостеприимство, чистоплотность, запасливость, присущие человеку старой России, канули в Лету. Поэтому городская квартира воспринимается в художественной картине мира А. Аверченко как чуждый русской жизни феномен.

При помощи антитезы автор показывает резкие изменения, произошедшие с Россией. «Наваристый борщ» и «графин грушевого квасу» заменили «огрызки засохшей колбасы» и десятки «опорожненных бутылок», «пустая консервная коробка» – вместо «золотого хлеба в закромах». Сравним два контекста, характеризующих хозяина усадьбы и хозяина квартиры: А на террасе уже стоит вальяжный, улыбающийся хозяин и радостно приветствует меня. Объятия, троекратные поцелуи, по русскому обычаю…; Приходит новый хозяин. В мокрой, пахнущей кислым, шинели, отяжелевший от спирта-сырца, валится прямо – на диван… наследит сапогами, плюнет, бросит окурок, размажет для развлечения на стене клопа… Неприют- но живет, по-собачьему (Усадьба и городская квартира). Антонимические парадигмы представляют полярность характеров старого и нового хозяев: вальяжный, улыбающийся – мокрая, пахнущая кислым шинель (первое впечатление от встречи со старым хозяином – положительное, свое; с новым хозяином – отрицательное, чужое), радостно приветствует – валится (гостеприимство старого хозяина, свое; этические нормы не соблюдены новым хозяином, чужое), объятия, троекратные поцелуи – наследит, плюнет, бросит (радушие, вежливость старого хозяина, свое; грубость, невежество нового хозяина, чужое), по русскому обычаю – по-собачьему (верность устоям старого хозяина, свое; как свойственно собаке, характерно для нее, так живет новый хозяин, чужое). При помощи данной антитезы автор показывает жизнь человека в старой России и жизнь человека в новой России. Парадигматические структуры отражают многоступенчатые языковые преобразования, на которых строится метонимический перенос.

Метонимическая модель, которая отражает пространство старая Россия – усадьба, новая Россия – квартира , захватывает синтагматические языковые механизмы, дополняя ассоциативные отношения и смещая акцент на метафорическое воплощение образа: адъекти-вы старая и новая расширяют семантическую структуру: старая – устойчивая, правильная, проверенная, надежная; новая – неправильная, неизведанная, чужая, хрупкая. В результате художественная картина мира А. Аверченко формируется на основе языкового сопоставления метонимических и метафорических конструктов: старая Россия – усадьба – свое; новая Россия – квартира – чужое.

Таким образом, метонимическая модель в идиостиле А. Аверченко формируется на основе контраста, заключенного в противопоставлении старой и новой России. Проанализированный метонимический перенос рассмотрен через призму социокультурной оппозиции свой – чужой . А. Аверченко ностальгирует по старой России, она представлена как свое, поэтому человек старой России объективируется при помощи адъективных парадигм, включающих положительные коннотации. Новая жизнь воспринимается сатириком как чужое , понятие о человеке нового времени реализуется путем отрицательных коннотаций.