Мифологизация науки в творчестве отечественных философов

,

,

рациональности. Здесь наблюдается дефицит научных исследований в интерпретации феномена мифологизации науки в контексте философии науки и техники.

Следует отметить, что мы четко разводим понятия «мифологизация науки» и «околонаучная мифология». К последней можно отнести уфологию, астрологию, парапсихологию, теорию торсионных полей, волновую генетику и пр. В околонаучной мифологии перемешаны вымыслы и научные теории, мифы и доказанные факты, что приводит к искажению научных истин, распространению симулякров, общественных иллюзий. Мифологизация науки рассматривается нами как новая интеллектуальная практика обоснования рациональности. И в этой практике не нарушаются нормы когнитивной связности, согласованности новой гипотезы с уже имеющейся научной базой. Необходимо сделать акцент на факте, что наиболее полно данный процесс прослеживается в трудах отечественных философов.

На протяжении всего периода развития философии наука и мифология, как правило, рассматривались философами как два кардинально противоположных способа познания мира. Особенно такая позиция утвердилась в рамках философии Нового времени, когда начался процесс дифференциации наук со ставкой на эксперимент. Мифологическое мировоззрение стали толковать как систему аксиом об основных началах бытия, ориентированную на объяснение мира в целом через символы и иносказания. И такое объяснение мира не ставило задачей что-либо доказывать, вернее это не было принципиальным. Дальнейшее развитие науки все больше отдаляло ее от мифологии. Но все изменилось во второй половине XIX в., когда начало формироваться новое мощное направление в западной философии – иррационализм. «Философия воли» А. Шопенгауэра, «философия существования» С. Кьеркегора, «философия жизни» А. Бергсона и Ф. Ницше, все эти учения развертываются как критика абстрактности, имперсонализма и панлогизма гегелевской философии, вознесшей разум на недосягаемый пьедестал.

А. Шопенгауэр же объявляет, что сущность мира бессознательна и неразумна, она не может быть выражена в рациональном виде. Ее он называет волей к жизни. Философию С. Кьеркегора называют субъективной диалектикой, предметом которой является экзистенция, или уникальное существование человека. Экзистенция постигается интуитивно, а не через разум. Основной темой философии жизни была интуитивно постигаемая жизнь как целостная, развивающаяся реальность. Здесь господствовали интуитивизм и альтернативный объяснению принцип понимания. Интеллект и разум воспринимались лишь как инструмент воли к власти или средство приспособления к окружающей среде (Лёвит, 2002).

Рождению иррационализма способствовали и необычные научные открытия второй половины XIX – начала ХХ в., которые изменили представления о материи, пространстве, времени, движении, взаимодействии. Оказалось, что привычные концепции, с помощью которых наука объясняла мир со времен Г. Галилея и И. Ньютона, вдруг утратили универсальность. Даже геометрия Евклида, называемая образцом логичности и строгости, стала пасовать перед явлениями в микромире или в мире сверхмассивных объектов. Электромагнитная теория поля Дж. Максвелла, теория относительности А. Эйнштейна, квантовая механика – это новые фундаментальные физические теории, которые показали, что наша Вселенная бесконечно сложна, что наука только в начале пути, до конечных абсолютных истин еще предстоит сделать достаточно способных поразить открытий.

Далее в ХХ в. происходят события, которые вскрывают новый пласт философской проблематики, а именно суть и актуальность проблем мирового масштаба. Анализируются глобальные проблемы современности, главными из которых являются экологические, духовные, военные, демографические, экономические. Стали говорить о мировом хаосе. В хаосе долго жить нельзя, он привносит в мир страхи и беспорядок. Привычные ценностные ориентиры рушатся, а новых еще нет. Отдельный человек в рамках этого все больше ощущает себя одиноким, стоящим на краю пропасти. Если мир так сложен и непонятен вне человека, то что говорить о внутреннем мире людей (Allport, 1937). Какие законы лежат в основе формирования характера, предпочтений, комплексов, реакций на внешние события и т. п. Это вдруг стало так же востребовано, как изначальное стремление получить знание о начале всего Сущего (Keil, 2003). Иррационализм XIX в. впервые иначе отреагировал на «новый» мир. И эта реакция включала в себя много мифологического, интуитивного, мистического, религиозного – всего, что противостояло науке того времени. А. Шопенгауэра и С. Кьеркегора не поняли при жизни, их идеи только в ХХ в. стали востребованы и легли в основу большинства современных философских направлений.

Наука в рамках философии стала мифологизироваться, но в большей степени это проявилось в творчестве русских мыслителей. Так, по мнению С.А. Храпова, коллективное сознание модифицируется необычным способом, основанным на взаимодействии мифологического и современного как в обществе, так и в культуре (2010). Наука и миф связаны генетически. Сегодня мы можем говорить о науке Древнего мира, которая выросла на мифологии. Та же натуральная философия буквально купалась в мифологических сюжетах и образах. Современный российский ученый В.К. Батурин в труде «Миф и пространство науки» задает главную проблему: «Нас исследовательски заинтересовал важный и принципиальный вопрос: нельзя как бы “вывести” из начала мифологического новое начало – научное, не прерывая целостной логики единого процесса становления человека со всем своим набором инструментов к самосохранению и развитию? Иначе говоря, как из еще живой и действующей мифологии рождается наука?» (2010: 36). Философский базис научных теорий предполагает определение тех содержаний, с которыми «нормальная наука» не имеет дела и которые актуализируются только в моменты кризиса, требуя пересмотра, что и осуществляется в ходе интеллектуальной революции при выработке новой содержательно-методологической метапозиции (Осаченко, 2012: 4). Локальность любой научной онтологии в отношении ее содержаний и вытекающих из них методологических стратегий требует обращения к истории науки как к процессу становления этих онтологий в измерении коммуникативной динамики научного сообщества (Fuller, 1985). Эта тема актуальна на современном этапе и является частью философской рефлексии. На протяжении последних десятилетий сформировалась благодатная почва для социального мифотворчества, оказывающего сильное влияние на сознание людей по многим аспектам.

Русский философ А.Ф. Лосев рассуждает, что если рассматривать реально творимую людьми науку на определенном историческом этапе, то она с самого зарождения напитана мифологией и далее по мере развития имеет с мифологией тесную связь (2021). Схожее мнение выражается в философии постпозитивистов (П. Фейерабенда, Т. Куна). Миф у А.Ф. Лосева предстает в качестве личностной и непосредственной формы переживания некоторых жизненных содержаний. Миф есть фактичность и конкретно-жизненная действительность, миф – в словах данная личностная история, чудо и развернутое магическое имя. А.Ф. Лосев обнаруживает в мифе игру разных уровней и степеней реальности самого бытия, вплоть до абсолютного бытия. В мифе есть своя, мифическая же, истинность, свои критерии, рациональность, структурность и достоверность. А.Ф. Лосев отмечал, что миф есть выдумка, только если применить к нему точку зрения чистой науки. Согласно его позиции, миф – это антипод так понимаемой науки. Мифологичность не может быть сущностью науки, иначе последняя не получила бы никакого самостоятельного исторического развития, а ее история совпадала бы историей мифологии (Лосев, 2021). Выделение чистой науки, не затронутой никакими историческими и социально-культурными контекстами, в качестве собственно «реальности науки», как представляется, утопично и является следствием мифологизации «чистого логоса» науки. Быть может, мифологичность не принадлежит к формальной сущности науки, но присутствует в ней в фазе генезиса содержательных оснований научной теории, изначальных допущений и гипотез, фундирующих все целое научного построения как попытки уловить закономерности реального мира (Осаченко, 2012: 6).

Рассматривая чистоту сущности науки, А.Ф. Лосев в данном контексте имеет в виду метатео-ретический конструкт «научности» и не задается вопросом об историчности становления ее содержаний, ибо предполагает, что эта сущность «почиет» в неизменности, инвариантной определенности. Но искусственно отделять «науку саму по себе» от ее сложно структурированной содержательной динамики значит игнорировать вопрос истории ее реального становления, редуцируя научность в определенной исторически ставшей парадигме. А.Ф. Лосев, говоря о мифическом сознании, называет его наивно общепонятным. В противовес научное сознание обладает выводным, логическим характером. Научное сознание требует длительной выучки и абстрактных навыков (Лосев, 1993).

Можно выделить антропологический подход к проблематике мифологизма, суть которой сводится к тому, что человек склонен к фантазии, домысливанию, припоминанию. Еще со времен Платона познание понималось отдельными философами как припоминание того, что душа созерцала в мире идей до того, как она вошла в рождаемое тело (Стожко, Стожко, 2021: 68). Рассматривая мифологемы как одну из форм такого «припоминающего» сознания, а мифологию – как самостоятельную форму общественного сознания, К.С. Романова отмечает интересное свойство человека как творца мифа – «его способность одновременно чувствовать одно, говорить другое, а делать третье» (2006: 57). Тем самым мы можем обнаружить различия в онтологии человека как субъекта мифотворчества и человека как обычного биологического и социального существа.

Для мифологизации крайне существенно, когда историческое время оказывается доминантой, замещает реальное текущее время. Уход от реальности текущего времени в диахронию становится одним из условий мифологизации как таковой. Идеализируя или, наоборот, демонизируя события, предков, героев прошлого, либо делая это по отношению к будущему, человек сам становится одновременно субъектом и объектом мифотворчества. Известно, что идеи со временем становятся непреодолимой силой и овладевают человеком настолько, что превращают его в фа-натика1.

Российские философы зачастую оценивали важные политические события, да и саму логику хода мировой истории через религиозно-мифологические аспекты. Русская мысль изначально тяготела к проблемам постижения тайн не природы, а сути человека, его места в мире. Исходные мировоззренческие вопросы в рамках отечественной философии условно можно свести к одному общему вопросу «зачем есть все?». Он включает в себя более конкретные проблемы: зачем есть природа, зачем появился человек, в чем цель общества, каков будет итог существования мира, в то время как западную философию интересовали тайны, связанные с началом всего, причинами появления мироздания, человека, разума. Таким образом, вопрос «что есть все?» был важнее других. Российская духовная традиция не ориентировалась на создание многоуровневых философских систем в отличии от западной, тяготевшей к сложным мировоззренческим схемам. Достаточно вспомнить Г. Гегеля и его систему абсолютного идеализма. Русскими мыслителями часто называют писателей, поэтов, православных служителей, т. е. людей, которых сложно назвать профессиональными философами. Иконописец Андрей Рублев, например, для иностранных мыслителей выступает как известный религиозный художник, а для россиян – как православный мыслитель.

Длительное время в России не было философии в ее классическом варианте. Если сравнивать, например, с античной философией, которая уже в VI в. до н. э. приобрела статус теоретического мировоззрения, связанного с научным знанием древности, то русская философия только в XVIII в. стала принимать западные научные системы философского понимания мира. Именно принимать, а не создавать свои. Отечественные любомудры брали готовые апробированные формы рационального знания и насыщали их своим содержанием, окрашенным традиционными темами для русской философии. Вспомним тему высших нравственных идеалов, через которые оценивались важные исторические фигуры и сама история. Сами эти идеалы были религиозно-мифологически окрашены, когда мечта о рае на земле или на небе (утопия в русском варианте) представлялась более реальной, чем повседневная жизнь. Для примера возьмем идею построения коммунистического общества в рамках России, а затем и всего мира.

Н.А. Бердяев в книге «Истоки и смысл русского коммунизма» высказывается однозначно, что этих истоков в самом марксизме не найти, зато их хорошо видно через призму истории становления русского самосознания (1955). Н.А. Бердяев называет русских людей восточными христианами, которые в течении длительного времени после крещения Руси подвергались влиянию западных учений и веяний, ассимилировали их в свою культуру, но только в ее верхнем слое. А если идти в глубину, то там мы увидим чисто русские корни, пусть и деформированные иностранными учениями. В русское христианство вошли язычество, иррациональность, догматизм, аскетизм, жертвенность во имя веры. Н.А. Бердяев отмечает, что все это нельзя было вырвать из народа с помощью революции, но можно было мощную религиозную энергию перенаправить в сторону идей вроде бы не религиозных, но, по сути, таких же мифологичных, включающих в себя веру в привычный идеальный мир. Ведь коммунизм обещал мир почти на тех же принципах, что и царство божие, только без Бога. Да и боги имелись тоже. Ими подменялись идеализированные вожди. Н.А. Бердяев справедливо отмечает: «Вся история русской интеллигенции подготовляла коммунизм. В коммунизм вошли знакомые черты: жажда социальной справедливости и равенства, признание классов трудящихся высшим человеческим типом, отвращение к капитализму и буржуазии, стремление к целостному миросозерцанию и целостному отношению к жизни, сектантская нетерпимость, подозрительное и враждебное отношение к культурной элите, исключительная посюсторонность, отрицание духа и духовных ценностей, придание материализму почти теологического характера» (1955: 100).

Так же обстояло дело и с наукой, которая на Руси, начиная с момента ее крещения, зачастую отождествлялась с богословием. Видных православных книжников и богословов так и называли – ученые мужи. Первая система знаний на Руси появилась в виде историософии. Параллельно были переведены труды некоторых античных философов. Большое влияние на русское философствование вплоть до XVI в. оказывали греческая патристика, кирилло-мефодиевская традиция, мистико-созерцательная исихастская традиция, иконопись. В этот период ключевой проблемой русской философии выступает антропологическая. Так же оформляется теория познания, главным откровением здесь становится то, что путь истины начинается от интеллектуального определения, а заканчивается в непосредственном опыте познания, цель которого – образ Истины, соборность в истине. Онтологические проблемы вышли на первое место уже после XV в. В основном они касались вопросов устроения мироздания, созданного Богом. Однако более актуальными стали проблемы, касающиеся того, каким способом это познавать. Потребность в науке все возрастала. С XVII–XVIII вв. в России явно проявляется западная философская традиция, ориентированная на научный подход в объяснении мира. Начали преподаваться философские дисциплины, что вызвало большой интерес к натуральной философии. Ф. Прокопович выдвинул идею научного богословия. Он обосновывал, что Священное Писание должно восприниматься не догматически, а аллегорически (Прокопович, 1961). Развивался рационализм, были сделаны первые попытки создания общей картины мира. И только после реформ Петра I наука в России стала развиваться быстрыми темпами, оставаясь при этом тесно связанной с культурными кодами Руси. Был запущен процесс мифологизации науки.

Вера в Бога подменялась верой в человеческий разум, наука обожествлялась и мифологизировалась, становилась тем религиозно-философским обоснованием, с помощью которого можно преобразовывать общество до идеального. Отечественные мыслители не считали миф чистым вымыслом, а видели в нем отображение реальной духовной жизни (Владимир Соловьев, Вячеслав Иванов, Лев Шестов, Борис Вышеславцев и др.). Представитель русского космизма великий русский мыслитель В.И. Вернадский считал, что научное мировоззрение сильно связано с философским и религиозным и отделить молодую науку от более старых исторических типов мировоззрения невозможно: «Все эти проявления человеческой жизни тесно сплетены между собой и могут быть разделены только в воображении» (1981: 43). Конечно, как истинный ученый В.И. Вернадский подчеркивает несводимость исторических типов мировоззрения с научным. Но как носитель русских традиционных ценностей он понимает, что чистая наука неспособна в одиночестве ответить на вопрос «почему?», здесь необходим синтез ценностных установок, концепций из различных культурных кладовых. Тем более что научные гипотезы рождаются на границе с непознанным, где фактов еще нет, но есть пространство мифов. Гипотеза выстраивается на догадках, предположениях. На этом этапе она ближе к мифу, нежели к науке. Когда гипотеза подтверждается эмпирически или математически, начинается пространство науки. Но ученый не ограничивается лишь фактом истинности его гипотезы, он приступает к выстраиванию теории, которая охватывает большую часть научной картины мира. Таким образом, ученый выходит за пределы той части, которую он доказал, т. е. вновь ступает на путь мифологизации. По сути, определенная научная картина мира создается и защищается до тех пор, пока не произойдет, например, глобальная научная революция, которая приведет к смене научной парадигмы, выходу на качественно новый уровень знаний, появлению новых научных дисциплин. Получается, что любая научная картина мира на 100 % не соответствует действительности, в ней есть место процессу мифологизации.

Для русских мыслителей важна идея единства субъекта и объекта, а наука их разделяет. Причем ставка в этом единстве зачастую делается на личный опыт человека, его экзистенциальное ощущение мира. В науке же желательно максимально абстрагироваться от личности ученого. Отечественные философы под мировоззрением больше понимают некий способ существования в мире, где главную роль играют не жесткие теоретические построения, а экзистенциальные ценности, одетые в личный опыт. И такие субъективные вещи не могут поддаваться чистой рационализации, их не оформить математически. Чтобы анализировать иррациональное, необходимо искать иные методы, зачастую религиозно-мифологические. По этой причине Н.А. Бердяев говорит о необходимости разводить понятия науки и научности, понимая под последней способ перенесения критериев науки на духовную жизнь. Научность подразумевает, что все должно подстраиваться под науку, в то время как сама наука на это не претендует. Научность есть «рабство духа у низших сфер бытия» (Бердяев, 1989: 265). Н.А. Бердяев подчеркивает, что наука не фиксирует смыслы человеческого бытия, но это делают философия и религия.

Русский религиозный философ и экономист С.Н. Булгаков, сравнивая весь потенциал познания мира с научным познанием, признавал бедность науки, поскольку она относится к мирозданию как к механизму, который в конце будет понятен полностью. С.Н. Булгаков выдвигает идею хозяйственной природы науки. Наука может помочь обществу себя сохранить (1993).

Религиозный философ С.Л. Франк, рассуждая о русской ментальности, делает вывод, что русский человек не может ощущать себя как индивидуально мыслящее сознание, он вплетен в бытие через свои религиозно-мифологические коды. Поэтому ему сложно все воспринимать через разум, легче и естественнее это делать через мироощущение (Франк, 1992).

Философский дискурс по заявленной проблематике в современной России представлен многими работами. Особенно можно выделить труды Е.А. Аглей, К.С. Быкова, И.И. Кравченко, А.И. Ку-ляпина, А.Ф. Лосева, А.А. Лымаря, В.М. Нострдиновой, П.К. Огурчикова, А.А. Потебни, О.А. Скубач, К.В. Тимошевской, М.В. Хубутия и др. Процесс мифологизации науки они рассматривали в контексте развития мышления и сознания (в рамках теории познания) и современной культуры (в рамках философии и истории культуры).

Подводя итог, стоит отметить, что мифологизация науки в среде русских мыслителей неизбежна. И это не является для России большой проблемой, поскольку вся наша духовная мысль пропитана знанием о непреходящей ценности бытия каждого конкретного человека. В этом бытии русский человек находит точки опоры, которые объединяют его с другими людьми, со своей родиной, растворяют его в бытии как таковом, сохраняя индивидуальность. А наука определяет человека как индивидуальное мыслящее сознание, по большей части противостоящее миру. Но этот факт, конечно, не ведет к противодействию науке. В нашей стране к ней относятся с большим почтением, а также с уважением к научному прогрессу. На российской почве более, чем в западных государствах, принимается положение, что хотя в идеале наука и не тождественна мифу, но в реальной жизни она в разной степени мифологична, поскольку любая научная гипотеза личностно пережита. Для русских мыслителей миф и наука находятся в диалектично естественной связи, когда противоречие между ними является источником развития. Однако следует помнить, что ее излишняя мифологизация может привести к фальсификации научных истин. Поэтому важно развивать у россиян критическое мышление, помогающее отделять научные истины от псевдонаучных.