Модальные средства характеристики персонажей в поэме Н. В. Гоголя «Мертвые души» и ее английских переводах

Модальность принадлежит к числу универсальных семантических категорий, которые всегда вызывали интерес у широкого круга исследователей. С общепринятой точки зрения, в зависимости от того, что подвергается оценке – внеязыковая действительность или само высказывание, выделяется соответственно два типа модальности: объективная и субъективная. «Смысловую основу субъективной модальности образует понятие оценки в широком смысле слова, включая не только логическую (интеллектуальную, рациональную) квалификацию сообщаемого, но и разные виды эмоциональной (иррациональной) реакции» [4, c. 303].

Будучи сложной и многоаспектной категорией, модальность, особенно субъективная, характеризуется спецификой выражения в разных языках, ее описание является актуальной задачей для лингвистов в современную эпоху глобализации и активной межкультурной коммуникации. По справедливому замечанию В.Г. Гака, «привлечение результатов межъязыкового сопоставительного анализа, обнаруживающего способы описания однотипной ситуации средствами разных языков, позволяет определить национально-специфические особенности языковой картины мира писате- ля и переводчика» [2, с. 10]. В связи с этим перспективным представляется рассмотрение модальных средств не только в аспекте их использования для характеристики персонажей в художественных произведениях, но и в сопоставлении оригинального и переводного текстов, поскольку, как указывает Т.А. Казакова, «лингвистические аспекты художественного перевода связаны с необходимостью принимать во внимание разницу между языковой единицей как элементом системы языка и как элементом системы текста» [3, с. 25].

В данной статье обобщены результаты анализа разноуровневых модальных средств, использующихся в тексте с целью создания характерного образа, и определены приемы адекватного перевода русских модальных модификаторов на английский язык. Материалом для исследования послужила поэма Н.В. Гоголя «Мертвые души» и два ее перевода на английский язык, выполненные в разное время.

В поэме создана блестящая галерея персонажей, представляющая разные типы характеров в гоголевской России. Вводя героя в повествование, Н.В. Гоголь обычно описывает его достаточно подробно, но, как справедливо отмечает Ю.В. Манн, «нет ничего ошибочнее считать, что персонаж “сразу открывается”. Это скорее абрис характера, его набросок, который в дальнейшем будет углублен и дополнен. Да и строится эта “характеристи-

МАТЕРИАЛЫ И СООБЩЕНИЯ ка” не столько на прямом назывании уже известных качеств, сколько на образных ассоциациях, вызывающих в нашем сознании совершенно новый тип» [5, с. 266]. В статье остановимся на рассмотрении модальных средств, использующихся для описания двух персонажей – Манилова и Ноздрева.

С Маниловым читатель знакомится на «домашней вечеринке» у губернатора и узнает, что это обходительный и учтивый помещик, имевший глаза сладкие как сахар (I, с. 322). В английской версии (перевод Д. Хогарта) характеристика обходительный и учтивый отсутствует, мы находим только описание глаз – a pair of eyes, which sweet as sugar (II, p. 14). В другой версии (перевод Р. Магваера) Манилов описывается как a most polite and courteous landowner, who had eyes sweet as sugar (III, p. 16), то есть данный перевод является более полным и адекватным оригиналу. Характеризуя Манилова, автор часто использует конструкции модальной семантики: они по-разному представлены в переводах. Ср.: Один бог разве мог сказать, какой был характер Манилова (I, с. 328); Only God can say what Manilov’s character was (II, p. 21); Perhaps only God could have said what sort of character Manilov had (III, p. 24). Следует обратить внимание на тот факт, что в первом переводе отсутствует функциональный эквивалент русской частицы разве, фраза звучит более категорично, утеряно значение предположения. Во втором переводе значение предположения, неуверенности передается наречием perhaps «возможно» и модальным глаголом could «мог», то есть перевод является более адекватным оригинальному тексту и соответствует интенциям автора. По-разному передается в английских текстах вводная конструкция может быть. Ср.: Может быть, к ним следует примкнуть и Манилова (I, с. 328); And to that class we had better assign also Manilov (II, p. 21); It may be that Manilov should be included among their number as well (III, p. 24). В первом переводе вводное словосочетание может быть передается модальной фразой had better «лучше бы». Модальность сохраняется, но оценка выражена более определенно. Во втором переводе используется сочетание глагола be «быть» c доминан- той английского микрополя возможности модальным глаголом may «может». Данное сочетание можно рассматривать в качестве прямого эквивалента вводной конструкции может быть, поэтому второй перевод более адекватен тексту оригинала. Несмотря на выявленные различия, все эти средства формируют у читателя впечатление о Манилове как об очень обтекаемом, неконкретном, вялом человеке, не имеющем никакого «задора» и неспособном к активным действиям. Все, что он может, – это только мечтать и строить несбыточные «прожекты».

Наиболее репрезентативным с точки зрения функционирования модальных средств является диалог Чичикова и Манилова, связанный с покупкой мертвых душ. Значимым представляется синтаксическое оформление речи Манилова: в ней преобладают удостоверительно-вопросительные предложения, содержащие в эксплицитной или имплицитной форме пропозитивную часть. И поскольку Манилов в силу своей неуверенности постоянно нуждается в помощи собеседника для подтверждения своих высказываний и выводов, то в данных предложениях достаточно часто употребляются экспликаторы модального значения неуверенности (не) правда ли, что...? верно ли, что...? : – А как вы нашли нашего губернатора? – сказала Манилова. – Не правда ли, что препочтеннейший и прелюбезнейший человек? – прибавил Манилов (I, с. 332). Такие вопросы, по мнению Е.И. Беляевой, «имеют значение неуверенности, сомнения, вероятности» [1, с. 158]. В английском языке в таких случаях принято использовать разделительные вопросы (disjunctive / tag questions), однако переводчики избрали иной вариант – общие вопросы с отрицаниями, которые, по их мнению, должны передавать эмоциональность речи неуверенного в себе русского помещика: And what you think of our Governor? – Yes; is he not a most engaging and dignified personage? – added Manilov (II, p. 24); And how did you find our Governor? – said Manilov’s wife. – Is it true, is it not , that he is the most awfully estimable and amiable man? – added Manilov (III, p. 29).

Прямую противоположность вялому и меланхоличному Манилову представляет энергичный, активный Ноздрев. Характеризуя

Ноздрева, Н.В. Гоголь пишет, что такие люди всегда говоруны, кутилы, лихачи, народ видный (I, с. 366). Это высказывание переведено следующим образом: they are a loquacious, dissipated, high-spirited, over-showy tribe (II, p. 63); they are always big talkers, revelers, madcaps – people who catch your eye (III, p. 76). Внимания заслуживает тот факт, что второй переводчик при характеристике Ноз-древа использует существительные, то есть сохраняет морфологию оригинала. Первый переводчик, прибегая к приему грамматической трансформации, заменяет существительные прилагательными, имеющими ту же семантику: loquacious «болтливый», dissipated «разгульный, распутный», high-spirited «жизнерадостный».

Речь Ноздрева насыщена модальными средствами, выражающими уверенность говорящего в достоверности сообщаемого, к которым относится, прежде всего, частица ведь . В отсутствие точного эквивалента данной частицы в английском языке переводчики эксплицируют ее функциональное значение с помощью языковых единиц другого уровня. Ср.: – Ну да ведь я знаю тебя; ведь ты большой мошенник позволь мне это сказать тебе по дружбе! (I, с. 374); Because I know you, and know that you are a regular skinflint. I say that in all friendship (II, p. 71); Well, after all , I know you: you’re an awful swindler, permit me to tell you that in all friendship (III, p. 86). В приведенных переводах значение частицы ведь передано с помощью повтора глагола know «знать» и фразы after all «в конце концов».

Поведение Ноздрева, его высказывания свидетельствуют о том, что он ни минуты ни в чем не сомневается, считает свое мнение окончательным, не допускает никаких возражений и споров. Модальным средством, выражающим такое отношение говорящего к сообщаемому, являются повторы. Ср.: – И не просадил бы ! ей-богу не просадил бы ! не сделай я сам глупость, право, не просадил бы (I, с. 362); But I should not have lost them this time. Don’t try to make me out a fool. I should not have lost them , I tell you (II, p. 58);

But I wouldn’t have lost them ! I swear, I wouldn’t have lost them ! If I hadn’t made a stupid mistake myself, I definitely wouldn’t have lost them (III, p. 79). Как видим, оба переводчика используют прием повтора, причем первый переводчик прибегает и к графическим средствам, а именно выделяет слово this «этот» и отрицательную частицу not «не», тем самым компенсируя отсутствие эмотивного междометия ей-богу , которое не имеет прямого эквивалента в английском языке. Второй переводчик, помимо повторов, использует условное предложение, обозначающее нереальные условия, относящиеся к прошлому.

Модальные средства являются эффективным способом создания образа и позволяют читателю получить яркие представления о характере персонажа. Описывая своих героев, Н.В. Гоголь использовал широкий спектр разноуровневых модальных средств: вводные слова, конструкции с вводными словами ( может быть, кажется , думается и т. д); частицы ( ведь, да ); удостоверительно-вопросительные предложения и повторы. При переводе на английский язык сохранены языковые особенности оригинала: переводчики использовали прямые эквиваленты или близкие аналоги, при отсутствии таковых, например, при переводе частиц и междометий – языковые единицы других уровней.