Морфологические особенности перевода "Закона Божия" (1912 г.) на удмуртский язык

Основными источниками при изучении истории языка чаще всего являются письменные памятники. Удмуртский язык относится к языкам с поздней письменной традицией. Первые записи удмуртских слов, словоформ и предложений датируются XVIII в., а связные тексты начали издаваться лишь с середины XIX в. Таким образом, памятники удмуртской письменности не могут служить основным источником изучения исторической фонетики и грамматики данного языка. Несмотря на это анализ памятников удмуртской письменности необходим, поскольку помогает выявить немаловажную информацию при реконструкции звукового облика отдельных слов, а также помогает определить хронологию языковых явлений.

Обзор литературы

На сегодняшний день известно более 400 наименований дореволюционных книг и рукописей на удмуртском языке1. Описанию этих памятников письменности посвящены работы В. И. Алатырева [1; 2 и др.], Е. Б. Беловой [5], В. М. Вахрушева [6; 7], Л. М. Ившина [9; 10; 11 и др.], Б. И. Каракулова [12; 13 и др.]2,

В. К. Кельмакова [15 и др.]3, В. В. Наполь-ских [21; 22]4, И. В. Тараканова [25; 26 и др.]5, Т. И. Тепляшиной [27; 29; 30 и др.], А. Ф. Шутова [33], Ш. Чуча [34; 35] и некоторых других ученых. Однако большая часть памятников удмуртской письменности на данный момент еще не описана.

Материалы и методы

В данной статье мы рассмотрим морфологические особенности перевода «Закона Божия»6 (1912 г.) на удмуртский язык, опираясь на выявленные графические и фонетические изоглоссы данного памятника письменности, которые были подробно проанализированы в нашей предыдущей работе «К особенностям перевода “Закона Божия” (1912 г.) на удмуртский язык: графика, орфография, фонетика» [4]. Описание морфологических особенностей проводится методом сопоставления языкового материала памятника с данными литературного языка и современных удмуртских диалектов. По возможности также затрагиваются вопросы происхождения морфологических маркеров с целью выявления инновационного либо архаичного характера особенностей, отраженных в переводе «Закона Божия» на морфологическом уровне.

Результаты исследования и их обсуждение

В результате подробного анализа переводного текста «Закона Божия» нам удалось выявить ряд морфологических особенностей, посредством которых язык анализируемого памятника письменности отличается от современного литературного языка и ряда удмуртских диалектов.

Множественное число имен существительных в тексте «Закона Божия» образуется с помощью суффиксов -ос и -ёс , аналогичных литературным, однако в употреблении этих показателей в памятнике мы выявили некоторые особенности.

А. Маркер -ёс присоединяется к основам на согласные: аръ ёс [ arjos ] ʻгодыʼ – литер. аръ ёс , нылъ ёс [ nyljos ] ʻдевочкиʼ – литер. нылъ ёс , оскысь ёс лэ_́н [ oskys'joslen ] – литер. оскись ёс лэн и др. В трех случаях данный маркер выступает после основ с финальной гласной⁷: бече ёс ы_́ з [ bečejosyz ] диал. ʻего подругиʼ – литер. бече oс ыз ( бече ʻродственникʼ), молитва ёс [ mol'itvajos ] ʻмолитвыʼ – литер. молитва ос , нылкыш-но ёс ʻженщиныʼ – литер. нылкышно ос . Кроме того, в одной словоформе встречается параллельное употребление маркеров -ос и -ёс 8 : буква ос [ bukvaos ] ~ буква ёс [ bukvajos ] ‘буквы’ - литер. буква ос .

Б. Аффикс -ос присоединяется к основам на гласные: тыло-бурдо о́ с [ ti̮loburdoos ] ʻптицыʼ – литер. тылобурдо ос , чиньы ос ы_́ з ʻего пальцыʼ – литер. чиньы ос ыз , книга- ос ты ʻкнигиʼ – литер. книга ос ты и др. Данный маркер употребляется и после основ, оканчивающихся на кириллическую букву i . Однако, учитывая закономерности употребления гласной i в тексте анализируемого памятника, которые были описаны в нашей предыдущей работе [4, 8–9 ], можно предположить, что маркером множественного числа в подобных словоформах выступает аффикс - j'os : адямi 6c ~ адямi ос [ ad'ami jos ] ‘люди’ - литер. адями ос (также адямi ос тЫl [ ad'ami jos ty ] ‘людей’ - литер. адями ос ты / адями ос ыз , адямi ос лэ_́н [ ad'ami jos len ] ‘у людей’ - литер. адя-ми ос лэн , адямi ос лэсь [ ad'ami jos les^r] ‘от

'Xu ФИЛОЛОГИЧЕСКИЕ НАУКИ людейʼ – литер. адями ос лэсь , адямi ос лы_́ [ ad'ami jos ly ] ʻлюдямʼ – литер. адями ос лы ), кизилi о́с [ kiz'il'i jos ] ʻзвездыʼ – литер. кизи-ли ос , кi ос сэ_́ ~ кi ёс сэ_́ [ ki jos se ] ʻего рукиʼ – литер. ки ос сэ , пi ос ты_́ [ pi jos ty ] ʻптенцовʼ – литер. пи ос ты / пи ос ыз .

Образование форм множественного числа от имен существительных с финальной гласной основы с помощью маркера -jos встречается и в некоторых современных говорах удмуртского языка. Подобные формы представлены в отдельных говорах периферийно-южного диалекта, в частности в буйско-таныпском и татыш-линском, а также спорадически встречаются в некоторых других южных говорах⁹. Аналогичное явление отмечается и в говорах северного наречия, а именно: в косинском говоре нижнечепецкого диалекта, где данные формы имеют системный характер, а также спорадически (в основном в речи представителей старшего поколения) в нижнечепецких и среднечепецких говорах (за исключением балезинского)¹⁰.

На сегодняшний день существуют различные гипотезы, объясняющие происхождение маркера множественного числа в пермских языках [16, 36 ; 18, 108 ; 36, 152 ; 37, 182–183 и др.]. Однако, несмотря на различные подходы, ученые сходятся во мнении, что в составе показателя множественного числа изначально был согласный j , который «в словах с основами на финальный гласный в результате ослабления позиции й в интервокальном положении преобразовался в -ос »¹¹. Таким образом, употребление показателя -jos для образования форм множественного числа от основ как на согласные, так и на гласные можно отнести к архаичным явлениям, отраженным в памятнике.

При выражении отношения принадлежности единичного объекта единич- ному обладателю в тексте памятника параллельно с общеудмуртскими посессивными формантами с ы-вой огласовкой функционируют и-вые маркеры: аи́з [ajiz] ʻего отецʼ – литер. айыез, Аизлы́ [ajizli̮] ʻего отцуʼ – литер. айыезлы; муми́з ~ му-миз ʻего матьʼ – литер. мумыез, Мумизлэ́н ʻу его материʼ – литер. мумыезлэн, Мумизлэ́сь ʻот его материʼ – литер. мумы-езлэсь, Мумизлы́ ʻего материʼ – литер. му-мыезлы, Мумидлэ́н ʻу твоей материʼ – литер. мумыедлэн.

Подобные формы зафиксированы Л. П. Карповой в северноудмуртских говорах. При этом, как отмечает ученый, такие аффиксы могут употребляться лишь с терминами ближайшего родства: сев. мум-и ʻмама мояʼ; сч., нч. ай-и ʻотец мойʼ; вч. буб-и ʻотец мойʼ и др.¹² Своеобразием данных лексем является то, что «все имена в номинативе в непосессивной форме имеют конечную -и , т. е. -и является фактически конечным гласным»¹³. Функционирование данных форм в говорах северного наречия подтверждается и материалами словаря Ю. Вихманна, ср.: mumi (G, U), mumi (G), mumy (M, J, MU) ʻсамка (животных); матьʼ; mumiqε (G) ʻмоя матьʼ; mumiz ajiz (G) ʻего мать и отецʼ¹⁴.

Аккузативные формы множественного числа в современном удмуртском языке образуются с помощью синонимичных маркеров -ты , -ыз . В памятнике при образовании данных форм во всех случаях употребляется аффикс - ты : висисьёс ты́ ʻбольныхʼ – литер. висисьёс ты / висись-ёс ыз , пiос ты́ ʻптенцовʼ – литер. пиос ты / пиос ыз , синтэ_́мъёс ты ʻслепыхʼ – литер. синтэмъёс ты / синтэмъёс ыз и др.

По данным диалектологов, вариант -ты представлен в современных северноудмуртских диалектах15, бесермянском наречии [19, 76; 28, 174–176], а также в некото- рых срединных говорах: прикильмезских [8, 105], средневосточных16. В говорах южного наречия и южной части срединных говоров удмуртского языка, напротив, подобные формы образуются с помощью маркера -ыз17.

Оба варианта аккузативных показателей множественного числа учеными возводятся к прапермскому периоду [17, 118 ], поскольку «при литературном суффиксе аккузатива единственного числа -öс ( кöин-öс ʻволкаʼ, кöинъяс-öс ʻволков (акк.)ʼ) в диалектах коми языка зафиксированы и т -вые формы, например, в удорском диалекте: -то / -до ( вдвйэс-тд ~ вбвйэз-дö ʻконейʼ), ижемском -tö / -te ( mijantö , mijante ʻнасʼ, tijantö , tijante ʻвасʼ)»¹⁸.

В тексте памятника встречаются формы приблизительного иллатива, оформленные аффиксом -не : Архiерей не́ ~ Архiерей не ʻк архиереюʼ – литер. архиерей доры , Архiерейёс не́ ʻк архиереямʼ – литер. архиерейёс доры ; калыкъёс не́ ʻк народамʼ – литер. калыкъёс доры ; начальникъёс не́ ʻк начальникамʼ – литер. начальникъёс доры . Как видим, подобные формы не характерны для литературного языка, а также абсолютного большинства удмуртских диалектов, в которых они соответствуют сочетаниям существительного в номинативе с послелогом доры ʻк, ко (послелог на вопрос куда? )ʼ.

На данный момент формы вторичных пространственных падежей, в число которых входит приблизительный иллатив, диалектологами отмечены в бесермян-ском наречии [19, 72–74 ; 28, 184 ], в среднечепецком [14, 62 и др.] и нижнечепецком [31, 285–286 ]¹⁹ диалектах северного наречия удмуртского языка. Подобные иллативные формы в свое время были зафиксированы в глазовском диалекте и Вихманном, ср.: mumizńε (no) aqizńε (G) ʻк ее матери и ее отцуʼ²⁰.

PHILOLOGY

Элемент -н'- маркеров вторичных пространственных падежей, как отмечают ученые, возник в диалектах удмуртского языка «на базе послелогов с основой дин'- ʻу, около, при, возлеʼ, которая, в свою очередь, возникла от имени существительного дин' ʻоснование, комель; близость, околицаʼ»²¹. При этом, хотя в коми-пермяцких диалектах также зафиксированы формы вторичных пространственных падежей [3, 138–141 ], по мнению большинства ученых, они возникли в период самостоятельного развития каждого из пермских языков [17, 23 ; 20, 44 ; 23, 103–111 ].

Пролативные формы в памятнике образуются с помощью маркеров ети- ( мѣста ети́ з ʻпо его местуʼ – литер. места етӥ з ), -ыти- ( интӥос ыти́ з ʻпо его местамʼ – литер. интыос тӥ з ). Показатели, представленные в памятнике, в первую очередь, отличаются от соответствующих им литературных вариантов мягким согласным т . Подобные варианты представлены в современных среднечепецких и нижнечепецких говорах северного на-речия²², а также в бесермянском наречии [28, 196–198 ]. Во-вторых, пролативные формы множественного числа в памятнике оформляются показателем -ыти в соответствии с литературным -тӥ . Аналогичный «вокалический» вариант данного маркера встречается в некоторых северноудмуртских говорах и бесермянском наречии удмуртского языка²³.

Н. В. Кондратьева отмечает, что в удмуртском языке «пролативный маркер -ети / -эти , -ыти , -ти образовался в общепермский период, и, с точки зрения диахронии, состоит из уральского аблатива на * -tV и финно-угорского латива на * -j » [17, 101 ]. Поэтому уместно предположить, что вариант с мягким согласным т , выявленный нами в памятнике,

'Xu ФИЛОЛОГИЧЕСКИЕ НАУКИ имеет относительно позднее происхождение.

Аккузативные формы личных местоимений второго лица множественного числа в анализируемом тексте оформляются маркером -ды : милемды_́ ʻнасʼ – литер. милемды / милемыз . Подобные формы в целом характерны для говоров северной диалектной зоны, в то время, как в южных говорах они оформляются суффиксом -зы ²⁴. Оба варианта аккузативных форм, по мнению Г. Н. Федюневой, восходят к прапермскому периоду, поскольку широко представлены во всех пермских языках и диалектах [32, 64 ].

Инструментальные формы личных местоимений первого и второго лица единственного числа в памятнике осложнены притяжательными суффиксами: монэны_́ м ʻ(со) мноюʼ – литер. монэн / монэным , тонэны_́ д ʻ(с) тобойʼ – литер. тонэн / то-нэныд . Схожие расширенные формы личных местоимений представлены в современных северноудмуртских говорах, бесермянском наречии, а также в отдельных срединных говорах²⁵.

Основа усилительно-личных местоимений множественного числа ась- , к которой присоединяются показатели лица и числа, в анализируемом памятнике, в отличие от современного литературного языка и большинства удмуртских диалектов, преобразуется в ач- : ачиме_́с ~ ачимес ʻмы самиʼ – литер. асьмеос . Подобные формы с основой ач- в целом характерны для всех современных говоров северного наречия удмуртского языка²⁶.

Отдельные морфологические маркеры, образующие различные формы от глаголов I спряжения, в тексте перевода «Закона Божия» характеризуются ы -вой ини-циалью в соответствии с литературным и -вым вариантом. К таковым относятся:

• а)    суффикс возвратного залога: кыл ыськ е_́м ~ кыл ыськ э_́м ʻоказывается, послышалосьʼ – литер. кыл ӥськ ем / кыл ӥськ емез , лыдзь ыськ е_́ ʻчитаетсяʼ – литер. лыдӟ иськ е , пиль ыськ ыльля_́м ʻони,

оказывается, разбилисьʼ – литер. пил иськ- иллям / пил иськ иллямзы и др.;

• б)    показатель глагольных форм настоящего времени первого и второго лица единственного и множественного числа: сёт ысько́ д ʻдаешьʼ – литер. сёт ӥсько д , лыдзь ысько́ м ʻчитаемʼ – литер. лыдӟ исько м / лыдӟ исько мы , ум йы_́ бырцк ыськ е ʻне молимсяʼ – литер. ум йыбырск иськ е и др.;

• в)    маркер форм прошедшего неочевидного времени третьего лица множественного числа: оск ыльля́м ʻони, оказывается, поверилиʼ – литер. оск иллям / оск ил-лям зы , тодма льля́м ʻони, оказывается, узналиʼ – литер. тодма ллям / тодма л-лям зы и др.;

• г)    суффикс причастия настоящего времени: оск ы́ сь ʻверующийʼ – литер. оск ись , пыр ысь ʻвходящийʼ – литер. пыр ись , ул ысь ʻживущийʼ – литер. ул ӥсь и др.

Употребление ы -вых вариантов этих показателей в целом характерно для говоров северной диалектной зоны, которая охватывает северное наречие и часть срединных говоров удмуртского языка. При этом принято считать, что ы -овые маркеры более архаичны по сравнению с и -выми вариантами, которые возникли «в результате изменения первичного ы перед палатальными согласными в и »²⁷.

Для текста памятника характерен аналитический способ образования отрицательных форм неочевидного прошедшего времени с помощью препозитивной неизменяемой частицы ӧвӧл ʻне; нетʼ, например: öвöл сiе́м ʻон, оказывается, не съелʼ – литер. сиымтэ / сиымтэез / öвöл сием / öвöл сиемез, öвöл дӥсьтыльля́мзы ʻони, оказывается, не осмелилисьʼ – литер. дӥсьтӥллямтэ / дӥсьтӥллямтэзы / öвöл дӥсьтӥллям / öвöл дӥсьтӥллямзы, öвöл шэдтыльля́м ʻони, оказывается, не нашлиʼ – литер. шедьтӥллямтэ / шедьтӥллямтэзы / öвöл шедьтӥллям / öвöл шедьтӥллямзы и др. Такой тип образования отрицательных форм неочевидного прошедшего времени представлен во всех северноудмуртских диалектах28; для южноудмуртских говоров, напротив, характерен синтетический способ29, а в бе-сермянском наречии, как и в современном литературном языке, встречаются и синтетический, и аналитический способы [19, 123; 28, 232].

В «Законе Божием» в соответствии с литературным маркером деепричастия -тозь функционирует особый вариант -чёзь ( -тчозя- ): луы чёзь ʻдо становленияʼ – литер. луы тозь , луы тчозя́ з ʻдо его становленияʼ – литер. луы тозя з . Подобный вариант встречается и в современных говорах северного наречия, при этом он более характерен для современных среднечепецких и нижнечепецких говоров³⁰. По мнению Кельмакова, вариант -ччоз' ( -чоз' ) возник «в результате контаминации суффиксов -тоз' и -ӵӵож (~ -ччож )»³¹, в свою очередь -ӵӵож учеными возводится к послелогу ӵож или ӵоже ʻв течениеʼ [24, 306 ]; следовательно, данный маркер по происхождению также имеет инновационный характер.

Заключение

Итак, в тексте перевода «Закона Божия» на удмуртский язык на морфологическом уровне прослеживаются особенности как архаичного, так и инновационного характера. Все они представлены в современных северноудмуртских говорах, что подтверждает нашу гипотезу о диалектной принадлежности перевода исследуемого памятника, согласно которой в его основе лежит диалект, территориально совпадающий сегодня с понинским подговором среднечепецкого диалекта северного наречия удмуртского языка [4, 45 ].

УСЛОВНЫЕ СОКРАЩЕНИЯ вч. – верхнечепецкий говор северного наречия удмуртского языка диал. – диалект, диалектный литер. – литературная форма, литературный язык нч. – нижнечепецкий диалект северного наречия удмуртского языка сев. – северное наречие удмуртского языка сч. – среднечепецкий диалект северного наречия удмуртского языка

B –    бесермянский диалект

G –    глазовский диалект

J –     елабужский диалект

M –    малмыжский диалект

MU – малмыжско-уржумский диалект U –    уфимский диалект