Музейные практики в структуре досуга горожан Енисейской губернии в первой половине 1920-х гг

Введение. Досуг, как одна из составляющих повседневной жизни человека [1, 2, 3], в разные периоды трактовался по-разному. В развернувшейся с первых лет установления Советской власти борьбе за создание нового общества участие органов власти в регулировании свободного времени граждан стало важным аспектом государственной политики. В публикациях 1920-х гг. досуг, или свободное время, как понятия тождественные, рассматривались как важнейший фактор «нового быта» [4, с. 38; 5, с. 56–58; 6, с. 191]. Особенностью рассматриваемого периода является использование государством досуга в качестве одного из инструментов социоэкономических преобразований [7, 8, 9]. Его подчинение задачам формирования советского человека определило характер работы учреждений, связанных с организацией свободного времени граждан страны. Вполне естественно, что проводником государственных инициатив, источником информации для населения и способом организации обратной связи стали печатные средства массовой информации, представленные в основном газетами и журналами. Несмотря на определенные ограничения, СМИ рассматриваемого периода могут рассматриваться как источник верификации имеющейся информации о досуговой деятельности людей [10, 11, 12, 13]. Во-первых, значительная часть информационного пространства была занята вопросами организации свободного времени «по-новому», «по-советски»; во-вторых, в формировании контента активное участие принимали сами люди. Как справедливо отметил один из ведущих современных исследователей истории досуга Н.Ф. Максютин, просветительская деятельность досуговых учреждений 1920-х гг. «стала ответом на потребность людей ориентироваться в событиях жизни. Потребность такого рода велика и сегодня при очередном крутом повороте в жизни… в целях повышения культуры населения» [14, с. 123].

Материалы и методы исследования . Идея использования материалов печатных СМИ для исследования социальных процессов раннесоветского общества имеет давнюю историю. Одним из первых опытов использования публикаций газет и журналов для исследования «языковой действительности» «в связи с событиями и обстоятельствами 1917 – 1926 гг.» является монография А.М. Селищева «Язык революционной эпохи: из наблюдений над русским языком последних лет (1917–1926)» [15]. Это один из немногих трудов в российской историографии, в котором основу источниковой базы составили материалы печатных СМИ.

В современных исторических исследованиях материалы периодической печати используются как один из способов расширения источниковой базы по раннесоветской повседневности [16]. Так, например, в монографии А.А. Фокина, в том числе и с опорой на материалы периодических изданий, исследованы представления о коммунистическом будущем, выработанные в рамках официального дискурса и в сознании советских граждан [17]. Региональный аспект исследований, проводимых на материалах провинциальных периодических изданий, позволяет верифицировать «обобщенные утверждения, построенные на материале нормативных, или дескриптивных экстралокальных источников» [18, 19, 20, 21]. Так, например, К.Н. Шадрина говорит о том, что периодические издания Восточной Сибири представляют особый интерес и связывает данное утверждение с фактом участия населения «в формировании содержания газет в рамках развития рабселькоровского движения» [21, с. 22]. Кроме того, ученые используют материалы сибирских печатных СМИ как один из источников исследования сферы досуга провинциального общества и формирования социокультурных практик [22, 23, 24, 25].

Так, например, по мнению М.В. Вьюхиной, сибирская периодическая печать, являясь основным источником, позволяет выйти на совокупность проблем истории театральной жизни Сибири 1917–1919 гг. [25, с. 81].

Материалы печатных СМИ Енисейской губернии, как один из источников, позволяющих проанализировать трансформационные процессы на территории региона, также используются исследователями. Один из параграфов диссертации П.В. Юрлова посвящен социальному облику предпринимателей Приенисейского края в период с 1920 по 1929 г. Использованные материалы периодической печати губернии позволили автору сделать вывод об остром дефиците культурно-развлекательных мероприятий, сводившимся в основном к приезжим спектаклям, балам, маскарадам, кинотеатрам и кафе. Автор связал скудность досуговой сферы горожан с «непритязательным уровнем культуры» [26]. Учеными использовалась периодическая печать Енисейской губернии для исследования культурно-досуговых потребностей жителей губернии в досоветский период [27, 28, 29, 30]. Непосредственно вопросам исследования особенностей организации и деятельности музеев Сибири XIX – начала XX вв. посвящена работа И.Г. Борисевич. В связи с отсутствием в указанный период специализированной музееведческой литературы автор обратилась к материалам периодической печати и пришла к выводу о том, что «наиболее адекватная картина музейного строительства представлена в изданиях, опубликованных на местах» [30, с. 15].

Итак, по мнению исследователей, материалы газетной и журнальной периодики не только расширяют источниковую базу, но и при сопоставлении с традиционными архивными источниками вносят существенный вклад в исследования истории досуга. Однако музеи Енисейской губернии, их роль в диверсификации форм досуговой деятельности провинциальных жителей не получили достаточного освещения. Исходя из актуальности и недостаточной изученности рассматриваемой темы, целью настоящей работы стало исследование музейных практик в структуре досуга горожан Енисейской губернии в первой половине 1920-х гг. В данном исследовании, проведенном в рамках изучения истории досуга [14, 31, 32, 33, 34], методологически перспективным представляется использование предложенной В.И. Рыженко концепции музея как сложносоставного материально-духовного элемента городской среды и особого маркера культурного пространства города [35, с. 29], а также понятия «социокультурная практика», которое определяется Е.В. Комлевой как «любая созидательная деятельность человека, при которой изменяется и окружающая действительность, и сам человек» [36, с. 108]. Ис-точниковую базу исследования составили региональные и локальные печатные периодические издания, архивные материалы, впервые введенные в оборот. Одним из ключевых методов данного исследования является контент-анализ, позволивший изучить содержание печатных 268

СМИ и отзывов посетителей местных музеев. В работе применялся системный метод для исследования досуговой деятельности горожан Енисейской губернии в первой половине 1920-х гг. как единой, объединенной причинно-следственными связями совокупности.

Результаты исследования и их обсуждение . В самом начале 1920-х гг. в локальных условиях Сибири музеи рассматривались, прежде всего, как «орудия образования» [37, с. 14], как «народные университеты, которые дают знания в более усвояемой, наглядной форме» [38, с. 99]. Аналогичной точки зрения придерживался и А.Я. Тугаринов, директор расположенного в г. Красноярске Государственного музея Приенисейско-го края, написавший в своем отчете за 1920 г.: «Музей не роскошь, не признак какой-то высшей культуры, но в нашей схеме – орудие элементарного образования; сотрудник школы всех ступеней» [39, л. 42 об.).

В первой половине 1920-х гг. на территории Сибири работали 14 музеев [40, с. 68], 7 из них были расположены на территории Енисейской губернии [41, с. 26]. Организация деятельности культурнопросветительных учреждений на территории Енисейской губернии проводилась в русле поставленных центральной властью задач. Как указывалось в отчете Енисейского губернского отдела народного образования за 1920 г.: «Осуществляя свою программу, Губотнаробраз, как часть Наркомпроса, … открывает целый ряд учреждений по разным отраслям народного просвещения частью знакомых старому обществу, а большей частью заново создаваемых советской властью» [42]. В «Изобретение традиции» Э. Хобсбаум утверждал, что «… государство объединяло формальные и неформальные, официальные и неофициальные, политические и социальные изобретения традиций в тех странах, в которых возникала необходимость таких изобретений» [43, с. 264]. В случае музеев необходимости «изобретать» такую традицию у органов местной власти не было, поскольку большая часть научных музеев была «знакома старому обществу», став частью культурного ландшафта Енисейской губернии еще в досоветский период. «Наиболее мощными», по мнению представителей губернской власти, озвученному на IV губсъезде Советов в 1922 г., были музей Приенисейского края в г. Красноярске и музей им. Н.М. Мартьянова в г. Минусинске [41, с. 24].

Характеризуя работу «новой власти по реорганизации управления и перестройки жизни по новому плану», начавшуюся сразу после вступления войск Красной армии в г. Красноярск 7 января 1920 года, А.Я. Тугаринов называет ее «лихорадочной» [39, л. 1]. Издание «Известия Красноярского Отдела Русского Географического Общества» отмечало: «Отношение к музею со стороны Наробраза, находящего средства поддерживать учреждение в настоящий тяжелый момент финансового кризиса, заслуживает самого широкого признания» [44, с. 54]. Геро фон Мергарт, в 1920 г. заведующий отделом доисторической археологии Красноярского городского музея [39, л. 2 об.], позже в своих воспоминаниях напи- 269

шет: «Музеи в этот период разрухи проводили огромную работу по спасению ценностей, и в этом их поддерживали благоразумные люди на руководящих постах» [45, с. 88]. Однако не менее весомой поддержкой в исследуемый период стала деятельность губернских средств массовой информации. Страницы местных печатных изданий стали одним из мобилизованных средств пропаганды, широко развернутой «массовополитической работы среди трудящихся города и деревни» [46, с. 209], активно публикуя статьи и заметки о деятельности музеев губернии, органов власти и об отношении жителей к «культурному времяпровождению».

«Недостаток средств и невозможная зимняя обстановка страшно затрудняли работу даже в помещении и только благодаря особенной любви к делу научных сотрудников в них (музеях) не заглохла искра жизни», – отмечал на съезде заведующий Енисейским губполитпросветом А.А. Ансон [41, с 25]. Затруднял работу музеев губернии и острый «жилищный кризис», который испытывали на себе не только жители, но и досуговые учреждения губернии. Так, например, Государственный музей Приенисейского края располагался в небольшом помещении старинных гостиных рядов на старой Базарной площади. «…Выведение учреждения из многолетнего жилищного кризиса» оставалось «первоочередной задачей культурного строительства нашего края» – отмечало издание «Известия Красноярского Отдела Русского Географического Общества» [44, с. 53–54]. Иркутский журнал «Сибирская живая старина» указывал: «… потребность в новом здании громадна» [47, с. 156]. Не меньшая потребность в новом здании была и у старейшего культурного учреждения губернии – музея им. Н.М. Мартьянова: «Минусинский музей … по ценности экспонатов представляющий широкую известность, чрезвычайно загроможден, что лишает его возможности вести нормальную работу» [38, с. 100]. Тем не менее в городе он оставался «единственным очагом краеведения» [48, с. 174].

Однако отсутствие пригодного помещения вынуждает журнал назвать музей «хранилищем малодоступным для взора обычных людей» [47, с. 156]. Доступным «взору обычных людей» оставалось само здание и прилегающая к нему территория. Можно предположить, что отсутствие информации в локальной газете «Власть труда» о проводимой научной работе [38, 47, 48] заставляло жителей города обращаться с претензиями в адрес музея. Так, например, горожане писали о том, что «… при Н.М. Мартьянове деревьев было больше…». В ответ «заведыва-ющий» музеем Кожанчиков вынужден был отвечать на поступившее обвинение, в котором «…сквозил намек на то, что мой скот уничтожил эти деревья. На это сообщаю следующее: заведывание я принял 15 декабря 1915 года, и в то время количество деревьев было такое же, как теперь. Н.М. Мартьянов умер в 1904 году, и все деревья за исключением одного тополя моложе 20 лет, что любой лесовод может установить. Следова- тельно, этих деревьев при Н.М. не было. Действительно, пострадали кусты акации, но гораздо раньше, чем я скот завел, и от других причин, почему они будут заменены при первой же возможности не кустами, а деревьями» [49, с. 4]. Как отметил в упомянутом выше отчете директор А.Я. Тугаринов: «Вне публичного функционирования, по самой природе своей, Музей существовать не может, замыкаясь лишь на свою внутреннюю работу, как бы значительна она не была, он выполняет лишь часть своих функций. Давно пора снять с дверей Музея лаконичное “Музей закрыт”» [39, л. 42 об.).

Расположенный в г. Красноярске Государственный музей Приени-сейского края вплоть до 15 апреля 1920 г. продолжал служить казармой. «…обстановка для сколько-нибудь спокойной работы, – по словам А.Я. Тугаринова, – была немыслимая» [39, л. 3 об]. После освобождения помещения музея от солдат началась работа по восстановлению его деятельности. Деятельность сотрудников музея и органов местной власти была широко представлена в местных СМИ. Легко представить себе чувства людей, уставших от хаоса революций и войн, которые читали в местной газете «Красноярский рабочий» сообщения о том, что «Экспонаты, сваленные в беспорядке, размещаются и приводятся в порядок» [50, с. 2]. Темы приведения «в порядок» досуговых учреждений, деятельности сотрудников Государственного музея Приенисейского края и надежды на то, что «с осени начнутся выставки» [51, с. 2; 52, с. 2; 53, с. 2], стали частью информационного пространства газеты, в формировании которого принимали участие сами жители. Так, например, расположение складских помещений с горючими материалами под помещением, в котором находился музей, названный автором заметки «хранилищем», «на создание которого потрачено много человеческой энергии и времени», вызывало серьезную озабоченность. Автор призывал «обратить … самое серьезное внимание и убрать опасные склады куда-нибудь подальше от музея» и видел в этом единственную возможность «устраивать в освободившемся помещении выставки» [54, с. 2]. Таким образом, идея о том, что период «беспорядка» постепенно заканчивается, и жизнь не только музея, но и самих жителей губернии «приводится в порядок», становится сигналом возвращения к нормальной жизни для жителей губернии и важной составляющей информационного пространства местной газеты. Кроме того, можно предположить, что в информационном поле местных СМИ деятельность органов государственной власти в области музейного дела стала дополнительным аспектом формирования образа «положительной» советской власти [16].

«Лаконичное “Музей закрыт”» с дверей Государственного музея Приенисейского края было убрано в 1923 г., когда горожане начали посещать «периодические выставки по отдельным отраслям работы». В этом году сотрудники музея организовали две выставки [55, л. 2]. Первая, отвечающая требованию момента, – по истории революционного движения в Енисейской губернии. Вторая выставка – русского быта и археологии («животный мир Приенис. края и кости ископаемых животных») [56, с. 4], мысль об обустройстве которой пришла сотрудниками музея еще в 1920 г. [39, л. 5]. Выставки оказались настолько популярны у местных жителей, что газета «Красноярский рабочий» была вынуждена информировать горожан о необходимости предварительного соглашения на проведение групповых экскурсий «ввиду тесноты помещения и невозможности пропускать через выставки несколько групп» [56, с. 4]. Заметку в газете можно рассматривать в качестве свидетельства того, что городское население губернии, испытывавшее серьезные экономические трудности, тем не менее воспринимает мысль о посещении музея как способа проведения свободного времени. Кроме того, популярность такого рода мероприятий можно объясняется и тем, что они, демонстрируя «связь с … культурной символикой прошлого» [57, с. 23], выполняли «универсальную функцию … – приобщения к предкам» [57, с. 25], что было особенно важно и в контексте постоянно изменяющихся жизненных условий, и в контексте нормализации повседневной жизни.

В период работы отчетной 1924 г. выставки посетители могли ознакомиться с образцами «геологических изысканий. Между ними горные породы знаменитых Норильских гор, где недавно открыты платиновые залежи. Интересна витрина “Старый Красноярск”. Здесь ряд фотографий изображают картину старого города… Много есть и других интересных вещей на выставке. Между прочим – коллекция фарфора, полученная в этом году. Привлекает внимание комната изящных искусств, где сосредоточены образцы прикладного искусства. “Суриковский уголок”. Суриков – знаменитый художник, уроженец Красноярска. В уголке собраны многие предметы, принадлежавшие знаменитому художнику, и его карт. “Притча о самарянине”», – разъясняла газета в статье с примечательным заголовком «Идите на выставку! Каждый должен знать свой край» [58, с. 6]. Автором заметки за подписью П.М. об очередной экскурсии сотрудников красноярской типографии в музей Приенисейского края высказывалось сожаление о недостаточном количестве таких экскурсий [59, с. 3]. Призыв автора заметки: «Почаще бы устраивать их!» может также свидетельствовать о разнице в доступности культурного времяпровождения между жителями сибирской провинции и столицы. Вот, например, запись 1922 г. в дневнике 13-летней школьницы Иры Даевой: «На этой неделе наш класс два раза был в Историческом музее» [60]. Однако разница в такой доступности наблюдалась и у жителей центра губернии, и на периферии. А. Файф (Aileen Fyfe) в своей работе, посвященной исследованию читательских предпочтений, утверждает, что «наше понимание читателей очень ограничено, так как выяснить, кто читал, что читал, когда и как, не говоря уже о том, какой опыт для себя лично читатели смогли вынести для себя, очень непросто» [61]. В случае посещения музеев такое понимание могут дать отзывы самих жителей, побывавших на экскурсиях в Государственном музее Приенисейского края. Так, например, о разнице досуговых возможностей жителей центра губернии и на периферии свидетельствует отзыв учительницы Вознесенской школы Красноярского уезда Яськовой: «Выставка дала мне реальное представление о нашем крае. При удобном случае я постараюсь приехать с ребятишками в г. Красноярск и сделать экскурсию в музей» [62, л. 4об.]. О том, насколько использование краеведения в обучении помогало лучшему усвоению знаний [63, с. 84], свидетельствует отзыв от 28.11.1924 г. группы из 15 человек старшего подготовительного отделения Красноярского землетехникума: «Выставка на всех посетивших произвела хорошее впечатление и дала возможность ознакомиться с теми экспонатами, которые проходили по географии и естествоведению» [62, л. 2об.]. О неподдельном интересе к музейным экскурсиям говорит факт того, что «экскурсанты» высказывали свои пожелания о наполняемости выставки дополнительной информацией. Так, например, отзыв от 16.2.1925 г., оставленный группой «партийцев (22 человека), приехавших из уезда на губернский съезд работников земли: «Сельские партийцы со вниманием слушали объяснения и задавали вопросы о морском пути. Необходимо на карте (на путях пароходов) указать в цифрах расстояние, так как товарищи интересуются» [62, л. 4об.]. Высказывались и сожаления об отсутствии достаточных помещений. Отзыв от 27.11.1924 г. студентов 2 курса сельскохозяйственного отделения Красноярского политехникума (32 человека): «Очень хорошее впечатление представляет собой … выставка. Жаль, что за недостатком помещения нельзя получить подробное представление о богатствах ископаемых нашей губернии. Объясняли подробно и толково…» [62, л. 2об.]. Отзыв от 7.12.1924 г. организация «ю.п. школы № 8 имени тов. Троцкого (46 человек): «Впечатление от выставки у всех ребят осталось хорошее, в особенности пушной и горный отделы. Выскажу от ребят пожелания в том, чтобы музей развертывал свои богатства» [62, л. 4об.]. Таким образом, сложно согласиться с мнением отдельных исследователей о скудности сферы досуга горожан губернии [26]. Как совершенно справедливо отметила М.В. Холина, к основными успехам периода 1920-х гг. для малых городов Красноярского края необходимо отнести «создание сети культурно-досуговых и образовательных учреждений урбанистического типа, развитие средств массовой информации» [64].

Заключение. Несмотря на все проблемы, основанные в конце XIX века музеи Енисейской губернии, работавшие без выходных «в удобное для трудящихся время» в начале века XX, превратились не только в места популяризации знаний. Результаты проведенного исследования свидетельствует в пользу того, что, с одной стороны, музеи стали маркером культурного пространства городской жизни [35, с. 29], с другой стороны, их посещение стало одной из социокультурных практик – «созидательной деятельностью», изменявшей и самих жителей губернии, и окружа- ющую действительность [36, с. 108]. Указанные аспекты зафиксированы местными СМИ, как часть языковой действительности рассмотренного периода [15]. То, о чем писали местные газеты, в том числе и при непосредственном участии населения [21], люди, приходя в музей, видели в реальной жизни [17], что свидетельствует в пользу репрезентативной ценности информации о верификации и/или трансформации досуговой деятельности [1–6, 22, 28, 29, 30] и позволяет выйти на совокупность проблем [25, с. 81] истории досуга начала 1920-х гг. в региональном аспекте.

S0018246X99001156 (дата обращения: 26.11.2019).

Religiovedenie. 2012. № 2–2. S. 85–91.

https://www.cambridge.org/core/terms                           // ttps://doi.org/10.1017/S0018246X99001156 (data obrashcheniya: 26.11.2019).

S. 82–88.