"Мужское" и "женское": гендер в фокусе отечественных исторических исследований (материалы к учебному курсу "Основы культурной антропологии")

Гендерные исследования появились в России в связи с либерализацией гуманитарного знания и установлением связей с зарубежными учеными в начале 1990-х гг. Поэтому 2019– 2020 гг. отечественные гендерологи считают юбилейными. Поскольку это междисциплинарное направление было новым для нашей страны, среди ученых проводилось множество школ, семинаров и круглых столов, финансируемых зарубежными фондами. Гендерные исследования получали крупные зарубежные гранты, многие уже состоявшиеся историки, социологи, демографы, психологи попробовали в это время свои силы в этой проблематике. Возникновение новых теорий и научных парадигм было связано с появлением возможностей критики андроцентристских и позитивистских подходов.

Популярность гендерных исследований на постсоветском пространстве приехавший сюда в начале 1990-х гг. британский исследователь Бенджамин Коуп объяснил так: «Именно гендерные исследования предлагали теоретическую оптику для детального пересмотра советской политики в вопросах социальной справедливости» [Коуп и др., 2017. С. 11]. В связи с этим важно провести анализ состояния гендерной проблематики и оценить, насколько такие исследования институализировались в отдельное направление, в частности, для сибирской гуманитаристики.

Таким образом, цель работы – выявление и характеристика этапов развития данного научного направления, в том числе как результат отсылок к зарубежному опыту создания соответствующих исследовательских методик.

Становление гендерного направления в отечественной гуманитаристике

Активное становление нового направления, новизна и актуальность подходов, привлечение финансирования позволили известному гендерологу И. А. Жеребкиной назвать десятилетие 1991–2000 гг. «гендерными 90-ми» [2003]. Немаловажно, что в период «взлета» гендерной проблематики (финансирование проектов, зарубежные стажировки и пр.) значительное количество исследований выполнялось учеными-мужчинами. Однако, после того как зарубежная финансовая поддержка ослабла, с началом нового тысячелетия в этой области остались в основном гендерологи женского пола [Pushkareva, Zolotukhina, 2019. Р. 66]. Сегодня это можно наблюдать наглядно и на профильных конференциях, например на ежегодном форуме Российской ассоциации исследователей женской истории (РАИЖИ) 1 (историческая, этнологическая, антропологическая тематика) или на конференциях, регулярно проводимых в г. Иваново (социологическая, политологическая тематика). Все эти факторы определили доминирующее поле гендерных исследований в России, а именно женские исследования, особенно сильно развитые в области гендерной истории, антропологии, социологии, этнологии, литературоведения и лингвистики, некоторых иных дисциплин.

Российские гендерные исследования феминистского толка, которые по своей сути всегда связаны с политикой, сегодня весьма немногочисленны. Они продолжают успешно и активно развиваться в нескольких научных центрах, например в программе «Гендерные исследования» в Европейском университете Санкт-Петербурга. Такая важная составляющая гендерных исследований, как мужские исследования и квир-проблематика, развиваются в российской гуманитаристике весьма нерегулярно, более того, сегодня они активно представляются в роли «softpower» («политика мягкой силы»), которая не соответствует российским ценностям и угрожает демографическому развитию страны [Устинкин и др., 2016. С. 5]. Самыми известными российскими исследователями, сделавшими имя в области квир-проблематики, являются сегодня Надя Нартова [2008] (лесбийские исследования) и Александр Кондаков (исследования геев) [На перепутье…, 2014]. После считающихся сегодня уже «классикой» работ о сексуальной культуре и однополой любви И. С. Кона (1980–1990-е гг.) интерес к разработкам мужских исследований возник в России только в самом конце 1990-х – начале 2000-х гг. [Тартаковская, 2002. С. 112], однако асимметрия в пользу феминологии и женских исследований не только осталась, но и продолжает возрастать.

Как итог 30-летнего становления и развития гендерных исследований в России можно констатировать, что наибольшее распространение гендерная оптика получила в социологии, в особенности в области разработки теории и методологии, способах адаптации западных теоретических подходов к российской действительности. В исторических науках категория «гендер» стала применяться в исследованиях, затрагивающих тему «мужского» и «женского» и чаще всего в области женской истории; сегодня многие отечественные исследователи часто ставят знак равенства между исследованиями в области женской истории и гендерными исследованиями [Гарстенауэр, 2018]. Особенностью подхода отечественных специалистов в области гендерных исследований является попытка внести этнокультурный контекст, поскольку интересует не только гендерный дисплей, но и институты, которые его воспроизводят.

Вероятно, столь воодушевленное принятие российскими историками гендерной проблематики можно объяснить тем фактом, что изучение женской повседневности в отечественной исторической науке имеет довольную длительную, более чем вековую, историю, что убедительно показала научный сотрудник Института этнографии АН СССР Н. Л. Пушкарева [2002]. Более того, в 1989 г. она издала монографию «Женщины Древней Руси» [1989], которая была новаторской для своего времени. В ней впервые ставились исторические вопросы именно в гендерном разрезе, где женщины выступали акторами, а не как это было принято в советской историографии – в виде «участия женщин в таких-то процессах». Пушкарева с целью получения нового объективного знания о женщинах (и, соответственно, мужчинах и обществе в целом) фактически первой в нашей стране использовала научную методологию, разрабатываемую американскими либеральными феминистками – «добавление женщин» (Adding Women). В связи с этим авторы настоящей статьи полагают, что правильно считать точкой отсчета начала гендерных исследований в нашей стране именно издание этой работы 2. Таким образом, можно было констатировать появление у нас такого измерения иссле- дований социальной жизни, как «гендер», что помогало увидеть аспекты общественного развития, которые не замечали классические историки, этнографы и социологи.

Современная историко-антропологическая проблематика

В 2019 г. в Институте этнологии и антропологии РАН к юбилею Н. Л. Пушкаревой и 30-летию гендерного направления в России вышла книга «Гендер в фокусе антропологии, этнографии семьи и социальной истории повседневности», авторы которой постарались отразить востребованную сегодня историко-антропологическую проблематику. Можно с уверенностью сказать, что научный сборник подводил итоги трех десятилетий истории развития «гендерного» направления в отечественной этнологии и антропологии. Почти пятьдесят статей коллег, единомышленников и учеников Пушкаревой со всего постсоветского пространства и из-за рубежа представили здесь различные современные направления в области гендерной и женской истории. Все авторы текстов принадлежат к школе исторической фе-минологии, и все же в силу ограниченного объема издания за рамками сборника осталось немало прекрасных гендерологов ³ .

Есть смысл остановиться на анализе указанного итогового сборника подробнее.

Начальный раздел издания посвящен истории становления женских исследований в России в лице первых его непосредственных участников – А. В. Беловой, Л. П. Заболотной, М. В. Михайловой, З. З. Мухиной, А. П. Скорика. А. В. Белова и З. З. Мухина справедливо заметили, что благодаря колоссальной информационной базе, собранной этнографами советской школы, стало возможным массовое появление в нашей стране исследований гендерного направления в науках о прошлом [Гендер в фокусе антропологии…, 2019. С. 7]. Специфика научной школы исторической феминологии и гендерной истории Н. Л. Пушкаревой состоит во взвешенном подходе к новым теориям. Исследовательница считает, что «бездумное использование западных выкладок зачастую ведет к упрощению и схематизации научных подходов» [Чаттерджи, Петроне, 2019. С. 77]. Ученики Пушкаревой также выступают за осознанно-взвешенный подход при анализе конкретного историко-этнографического материала, без калькирования хотя бы и весьма эффектных западных феминистских и гендерных теорий. Во многом благодаря деятельности гендерологов московской школы российская историческая картина дополнилась ранее неизвестными сильными героинями, которые участвовали в культурных, социальных и политических событиях в России. Это позволило скорректировать общие представления о социально-политической жизни в нашей стране.

Представить себе общую картину гендерной проблематики, разрабатываемой современными исследователями, можно по второму разделу итогового сборника «Женская повседневность и проблемы гендерных исследований». Поскольку для исследователей женской истории одной из базовых тем является изучение повседневности, немало работ в книге посвящено именно этому научному направлению. Во многом программная статья А. В. Беловой освещает важные теоретические подходы к концепту «женской повседневности» в контексте общей истории повседневности [Гендер в фокусе антропологии…, 2019. С. 39]. П. П. Щербинин анализирует повседневную жизнь солдатских жен в Российской империи в XVIII – начале ХХ в. сквозь призму гендерной и социальной истории [Там же. С. 314]. На конкретных материалах эта тема раскрывается в статье Е. В. Годововой «Положение женщины-казачки в семье и обществе во второй половине ХIХ – начале ХХ в.» [Там же. С. 79].

Ряд работ посвящен вопросам профессиональной занятости женщин в разные исторические эпохи. В статье Н. А. Беловой «Гендерный состав советских учителей» [Там же. С. 48] рассказывается о процессе феминизации такой профессиональной сферы деятельности, как учительство, и особенностях этого процесса в советской России. Американская коллега Е. Левин из Канзасского университета в статье «Первая женщина-врач в России» [Там же.

С. 170] размышляет о статусах и судьбах женщин-врачей как в медицине западного стиля, так и в гораздо более распространенной народной. Она начинает со времен Киевской Руси и заканчивает Надеждой Сусловой, первой женщиной-врачом, получившей лицензию в России в 1868 г. Н. С. Нижник в статье «Милиционерка: новый образ трудящейся женщины в России» [Гендер в фокусе антропологии…, 2019. С. 214] выявил этапы вхождения женщин в ряды правоохранительных органов с первых лет советской власти, выделяя как особенно важный этап годы Великой Отечественной войны.

Гендерный подход подразумевает конструктивистский взгляд на социально-исторические процессы. Так, в работах М. В. Васехи «“Советская женщина: модель для сборки” в контексте социальной реальности сибирской деревни в первое десятилетие советской власти» [Там же. С. 64] и А. В. Жидченко «“Creation of new space”: особенности этногендерного подхода в изучении городской повседневности середины ХХ века» [Там же. С. 95] анализируется «традиционный» этнографический материал через призму социогендерного конструктивизма. Интересно, что оба исследователя имеют за плечами сибирские Alma mater (Новосибирск, НГПУ и Омск, ОмГУ) и в основе исследований используют конкретные сибирские материалы.

Тема женской сексуальности, в том числе в разные исторические эпохи, все еще слабо разработана в отечественной науке. В сборнике «Гендер в фокусе антропологии…» [2019] она представлена несколькими работами. О. И. Лисицына в статье «Гендерная цензура и литература “не для дам” в контексте сексуального воспитания российской дворянки конца XVIII – первой половины XIX в.» [Там же. С. 177] дает анализ женской книжной полки и делает вывод о низком уровне сексуальной осведомленности дворянок, табуировании этой темы для дворянских дочерей. С. С. Крюкова в статье «Девичья честь в русской деревне второй половины XIX в.: историко-культурная идентификация понятия» [Там же. С. 150] подытоживает, что само понятие «девичья честь» обретает в повседневной жизни деревни второй половины XIX в. новые черты, связанные с иным осознанием молодым поколением женщин личного достоинства, а не только с физиологическим сохранением девственности.

Гендерную историю и феминологию невозможно представить без изучения такого неотделимого от образа женщины аспекта, как материнство. Так, Н. А. Мицюк анализирует перспективы изучения истории материнства в российской исторической науке, рассматривая основные темы, источники и применяемые методы исследования [Там же. С. 193]. В статье В. О. Шаповаловой «Материнство: голоса из Гулага» (Университет штата Калифорния, СанДиего) затрагиваются чрезвычайно болезненные в нашей стране темы о политических заключенных, а именно женщинах, ставших матерями во время пребывания в невыносимо тяжелых условиях лагерной жизни [Там же. С. 296].

Логично, что Motherhood Studies всегда соседствуют с Childhood Studies. Исследованиям детства также посвящен ряд работ в сборнике (В. В. Долгов «Детство в Древней Руси XI– XIII вв.: начальный этап»; В. А. Веременко, О. А. Семёнов «“Сирота при живых родителях” – детское одиночество в дворянских семьях России во второй половине XIX – начале ХХ в.» и др.).

Отдельным блоком представлено крестьяноведение, прежде всего изучение положения и роли крестьянских женщин в семье и общественной жизни (В. Б. Безгин «“О бедной крестьянке замолвите слово”: русская баба в современной историографии»; Л. Н. Пивоварова «Главенство в русской крестьянской семье в пореформенный период: гендерный аспект (на материалах Курской губернии)»; С. П. Шаповалова «Изменения ментальности русской крестьянки в конце XIX – 30-х гг. XХ века (на примере народных частушек)» и пр.).

Гендерные исследования изначально были связаны с женским движением и нацелены не только на производство знаний, но и на педалирование социально-политических перемен в обществе. Тема особенностей женского активизма в России представлена в сборнике статьей Е. И. Якушкиной «К вопросу о специфике женского активизма в России» [Там же. С. 320], где на фоне истории отечественного женского движения, делается акцент на его современ- ном состоянии, характеризующемся сокращением количества женских организаций, кризисных центров, появлением такого национального колорита женской активности, как благотворительность. Рошель Ратчайлд (Университет Брандейса, США) в статье «Непослушные женщины и русские революции 1917 г.» [Гендер в фокусе антропологии…, 2019. С. 250] замечает в отношении 1917 г. как наиболее исследованного периода российской истории, что господствующий исторический нарратив начала русской революции освещен практически исключительно с мужской позиции. В данном случае признание значения женщин в революции – вопрос не политкорректности, а достоверности. Фокусируя внимание на том, как проходило включение женщин в общественную жизнь в 1917 г., автор анализирует пути женского участия в демонстрациях, маршах, шествиях, проходивших под политическими лозунгами, расширяет понимание процессов и мотиваций той революционной эпохи.

Особенности гендерных исследований в Сибири

В конце 1990-х – начале 2000-х гг. благодаря повышенному интересу к направлению Gender Studies во многих университетских центрах России были открыты кафедры, центры и лаборатории гендерных исследований. Не обошло это веяние и сибирские университеты. Так, например, можно найти информацию о созданном в 2000 г. Центре гендерных исследований на сайте Алтайского государственного технического университета (рук. О. Н. Шевцова) 4 или узнать об открытом в 2008 г. Кабинете гендерных исследований на сайте Новосибирского государственного университета (рук. Т. В. Барчунова) 5.

Авторы данной статьи решили посмотреть на реальную картину в области гендерных исследований в Сибири через призму защищенных за последние 10 лет диссертаций, обратившись к поиску данных в электронной библиотеке диссертаций DisserСat. Были учтены данные о диссертациях, подготовленных и защищенных исключительно на базе сибирских вузов и институтов. Опираясь на статистику авторефератов диссертаций, собранных в базе DisserСat, можно констатировать, что в течение 2010–2013 гг. число диссертационных работ, чувствительных к поисковым словам «гендер» и «Сибирь», было относительно стабильным, но после 2013 г. резко снизилось количество диссертаций, содержащих гендерные теории и методологию. Можно предположить, что на фоне социально-политических процессов и неоконсервативных настроений второго десятилетия XXI в. материальная поддержка со стороны западных фондов, а вместе с этим и символический престиж категории «гендер» значительно снизились. Исследователи либо в принципе отказались писать квалификационные работы с использованием гендерной методологии, либо употребляли производные категории – «внутрисемейные отношения», «мужское» и «женское», «горожанки», «крестьянки», «работницы» и др.

При рассмотрении диссертаций периода «расцвета» гендерной проблематики в Сибири в «нулевые» годы обращает на себя внимание целый ряд работ по «женской» теме (без заявленного использования гендерной методологии, но включая категории «гендер» на основании того, что объектом исследования является женщина). Одно из таких направлений можно было бы обобщенно назвать «Сибирские горожанки». В его рамках раскрываются множественные проблемы жительниц сибирских городов в разные исторические периоды. Другие, не менее массовые, направления исследований можно условно объединить в группы «женское движение в Сибири», «образование и общественная деятельность сибирячек», «женщины, преступность и сибирская ссылка», «социальное, экономическое и политическое положение сибирячки в такой-то период». В большинстве своем авторы этих работ, выполненных в духе классических исторических исследований, редко обращались к методологическим наработкам гендерной школы – как зарубежной, так и отечественной.

Пожалуй, наибольшее число диссертаций с заявленным использованием гендерной оптики было защищено по отечественной истории (с кодом 07.00.02). Так, в 2011 г. Е. Л. Бадма-цыренова на базе Бурятского государственного университета выполнила работу «Государственная политика по вовлечению женщин Бурятии в общественно-политическую деятельность: 1923–1991 гг.» [2011]. Годом позже в Омске М. А. Нагорная защитила работу по теме «Социальные роли и функции женщин в крестьянской переселенческой семье в России: последняя четверть XIX – начало XX в.» [2012]. С работой «История женского движения в Иркутской области: 1920–1990-е гг.» (Братский государственный университет) вышла на защиту Л. А. Шевченко [2012]. Во Владивостоке по теме «Трансформация отношений к семье и браку на российском Дальнем Востоке в 1917–1936 гг.» защитила диссертацию А. А. Савчук [2013].

В области теории языка в 2017 г. К. А. Покояковой была подготовлена диссертация «Этнокультурный и гендерный аспекты репрезентации бинарной оппозиции мужчина / женщина в языковом сознании носителей хакасского, русского и английского языков» (Хакасский государственный университет им. Н. Ф. Катанова) [2017]. В 2015 г. на базе Восточно-Сибирского государственного института культуры прошла защита диссертации П. Б. Замураевой «Гендерные отношения в традиционной культуре бурят: вторая половина XVIII – первая половина XIX в.» (код 24.00.01 – теория и история культуры, культурология) [2015].

За последнее десятилетие в Сибири фактически не было защищено диссертаций с применением гендерной оптики по специальности «Этнография, этнология, антропология» (код 07.00.07). Скорее как исключение можно упомянуть тот факт, что в 2001 г. в Институте археологии и этнографии СО РАН по этой специальности О. В. Голубковой была выполнена работа «Женские образы в народных верованиях восточных славян Сибири» [2001].

Тем не менее отдельные сибирские исследователи сегодня активно работают по гендерной проблематике. Так, на Алтае внимание специалистов сосредоточено на раскрытии исторических перемен и особенностях смыслов и символов в русской традиционной культуре, связанных с понятиями «мужское» и «женское». Монография этнографа Е. А. Коляскиной «Женщина и мужчина в русской деревне Алтая» (2015 г.) пополнила отечественную копилку качественных работ по гендерной и женской истории рубежа XIX–ХХ вв. Затрагивая вопросы частной жизни и сексуальной культуры, интимные и сложные для исследования темы, важно отметить, что автор опирается не столько на малочисленные и «скупые» письменные источники, сколько на живые свидетельства, голоса и мнения информантов – свидетелей событий того времени [Коляскина, 2015; Васеха, 2019]. Вопросам положения женщины-хозяйки в городской семье, роли в воспитании детей, участии в семейных и общественных праздниках посвящен ряд работ барнаульского историка Ю. М. Гончарова. По мнению исследователя, ценностные установки сибирской городской (купеческой, мещанской) семьи имели в основе религиозное мировоззрение, что способствовало сохранению патриархальных порядков. Однако при этом экономическая роль сибирских женщин была значительной, чего нельзя сказать об их общественной деятельности [1999; 2010]. К вопросам трансформации гендерных стереотипов 1930–1950-х гг. обращалась Л. А. Явнова (АГГПУ). Она привлекала материалы по типам семей, которые можно было бы отнести к «нетрадиционным» (неполным) [2012]. Изучению проблем женской адаптации в экстремальных условиях депортаций и эвакуаций в Сибирь в 1939–1949 гг. посвящен труд Т. К. Щегловой, которая пришла к выводу о том, что адаптационные процессы проходили в ускоренном режиме при сходстве хозяйственно-бытовых укладов депортированных народов с местным населением [2019].

Из числа новосибирских ученых можно отметить одного из авторов настоящей статьи, в чьих работах сделана попытка раскрыть вопросы взаимопомощи и взаимовыручки женщин в моменты сложных жизненных ситуаций (преодоление трудностей, связанных с запретом родителей выйти замуж по любви, тяжелые жизненные обстоятельства и т. п.). Источниками для таких исследований являются жизненные истории, сведения о которых собраны во время полевых этнографических работ в разных районах Сибири [Фурсова, 2018]. Кроме того, в настоящее время активно занимается переводами востребованных текстов западных авторов Т. В. Барчунова из Новосибирского госуниверситета. Один из результатов ее деятельности, чего ожидало все русскоязычное научное сообщество, – перевод книги Рэйвин Коннел «Гендер и власть: общество, личность и гендерная политика» [2015].

Заключение

Анализ состояния гендерной проблематики свидетельствует о том, что в Сибири гендерные исследования пока не институализировались в отдельное направление сибирской гума-нитаристики. Как и в целом в отечественной науке последних лет, в Сибири резко сократилось число диссертаций с заявленным гендерным подходом и усилилось обращение к консервативным и нейтральным категориям – «исследование семьи и брака», «мужское» и «женское» и т. п. Исследователи предпочитают обращаться к классической исторической, а не к новационной проблематике, почти не используют возможности и потенциал гендерных теорий и методологии, крайне редко включают критическую феминистскую оптику в сферу своих интересов. Большинство работ носит дескриптивный характер, ограничиваясь простыми обобщениями без концептуализации проблемы. Сегодня перед историками, работающими с гендерной проблематикой, как никогда актуальна проблема преодоления неоконсервативных настроений в обществе, напрямую влияющих на научную свободу разрабатываемых проблем и подходов к ним. Еще одна актуальная повестка как для общероссийской, так и для сибирской исторической науки, – формирование способов и приемов включения в исторический текст содержательных и смысловых значений терминов и понятий по гендерной проблематике, выработанных смежными науками [Реснянский, Амиантова, 2019. С. 297].

Несмотря на обозначенные проблемы, интерес к гендерным исследованиям в Сибири сохраняется, и есть основания к его удовлетворению. Так, например, в 2018 г. в Новосибирском государственном университете была защищена магистерская диссертация по теме «Мужская праздничная культура русского сельского населения Западной Сибири в 1920–1950-х гг.», которая может дать толчок развитию мужской проблематики в сибирских гендерных исследованиях (Е. А. Рублев, соискатель Института археологии и этнографии СО РАН, научный руководитель Е. Ф. Фурсова).