Названия орудий труда первобытного человека в алтайских языках

THE NAMES FOR TOOLS OF PREHISTORIC MAN IN THE ALTAI LANGUAGES

Valentin I. Rassadin

DSc, professor of the Department of Kalmyk and Mongolian, Director of the Scientific Center of Mongolian and Altaic studies, Kalmyk State University

11 Pushkina Str., Elista, 358000 Russia

Bold Luvsandorzh

Уже давно, около 300 лет тому назад, учеными, например Ф. Страленбергом [6], было замечено, что между тюркскими, монгольскими и тунгусо-маньчжурскими языками существует большое сход- ство, особенно в лексике. Позднее эти языки были названы алтайскими, поскольку предполагалось, что их гипотетический праязык сформировался у алтайского этноса в большом географическом районе Алтая, а потом постепенно расселялся на восток по степному коридору вплоть до Тихого океана. В Европе в рамках сравнительного языкознания продолжалось изучение родства этих языков с целью поиска языка их предка. Позднее алтаистика развивалась как самостоятельная отрасль сравнительного языкознания. В ХХ в. ею занялись и отечественные языковеды. Особенно важным стали считаться поиски тюрко-монгольского праязыка, поскольку выявилось наибольшее сходство между тюркскими и монгольскими языками. Определились два различных взгляда на проблему родства алтайских языков. Так, отдельные ученые, например, Г. И. Рамстедт [2], безоговорочно верили в существование алтайского праязыка и поэтому любое найденное общее слово относили к праязыку. Другие же ученые, например, В. Л. Котвич [1], призывал осторожнее относиться к проблеме родства алтайских языков и наличию общих элементов. Он выдвинул предположение, что многие сходные элементы могут оказаться следствием взаимовлияния языков в течение исторического развития за многие тысячелетия. А подлинно общие алтайские элементы запрятаны очень глубоко, их формирование может уходить вглубь каменного века. Многие алтаисты стали склоняться к точке зрения В. Л. Котвича. Однако алтайская гипотеза до сих пор не решена. Не до конца выявлены взаимные заимствования, не определен собственный языковой пласт, не установлен на уровне праформ подлинно алтайский пласт, если таковой обнаружится. Не ставя перед собой задачу выявить заимствования и установить собственные лексические пласты, попробуем проверить тезис В. Л. Котвича о том, что если и был алтайский праязык, то его следует искать в каменном веке, потому что алтайские языки впоследствии разошлись и каждый развивался самостоятельно, испытывая влияние друг друга при контакте этносов. Попробуем разобраться в этом на примере названий самых древних первобытных орудий труда, употребляемых древним человеком в каменном веке.

Прежде всего уясним, что материалом, из которого древний человек изготавливал себе примитивные первобытные орудия труда, был камень. Попробуем восстановить, какие слова для названия камня употребляли древние алтайские народы. Для этого воспользуемся методом сравнительноисторического анализа для установления соответствующих праформ. Сравнивать будем эти названия на уровне их восстановленных праформ. Так, для названия камня тюркологи восстанавливают на общетюркском уровне праформу в виде * taš [4, с. 638]. Эта словоформа представлена в разных модификациях во всех современных тюркских языках, начиная с древнетюркского. Зафиксированы следующие модификации: таш , даш , тас , таас [4, с. 638].

В чувашском языке это слово звучит как чул . Эта словоформа сбила с толку алтаистов, поскольку напоминает современное халха-монгольское название камня чулуу, которое вместе с чувашским названием стали считать восходящим непосредственно к алтайскому праязыку, хотя праформы этих слов выглядят несколько иначе. Так, чувашский язык относится к языкам булгарского типа, основными признаками которых является в области консонантизма ламбдаизм и ротацизм, а также переход в процессе исторического развития фонетического строя анлаутного согласного * t в č в некоторых словах (например, чув. челхэ < тюрк. til / tel «язык», шăл <  тюрк. tiš «зуб»), в области же вокализма в корневых словах вместо широкого гласного * а зачастую представлен узкий огубленный u . Поэтому чувашское чул закономерно развилось из * tul , возникшем на месте taš . Халха-монгольское же чулуу (ср. бур. шулуун , калм. чолун id) в старомонгольском языке фиксируется как čilaγun , которое восходит к форме * tilaγun , поскольку слог či закономерно развился из слога * ti . Однако в твердорядных словах на месте слога * ti закономерно был слог ** tї .

Таким образом, исходная праформа для монгольского слова чулуу «камень» восстанавливается в виде ** tїlaγun , где - γun можно трактовать как аффиксальный элемент, а ** tїla - корневой элемент, либо аффиксом будет - un , а корнем ‒ ** tїlaγ -. Представляется, что бытующая в тунгусо-маньчжурских языках словоформа d´oloγ и эвенкийская дёло «камень» стоят ближе к монгольским ** tїla- //** tїlaγ- , чем к тюркским taš . Чувашская (булгарская) же праформа занимает как бы промежуточное положение между тюркской и монгольской с тунгусо-маньчжурской праформами. Кстати, в корейском языке, который тоже относится к алтайским языкам, камень называется tol .

К самым древнейшим изготавливаемым из камня орудиям труда, которыми первобытный человек ежедневно пользовался в каменном веке, относятся каменный нож, каменный топор, пила и копье. К сравнению привлечем праформы этих названий, восстановленные на уровне пратюркских, прамон-гольских и пратунгусских языков. Так, тюркской праформой названия ножа является bїčaq , производная от глагола bїč = «резать; косить», о чем свидетельствует Э. В. Севортян [3, c. 160]. Этот же глагол прослеживается и в тюркской праформе bїčqї «пила». В халха-монгольском языке нож называ-

В. И. Рассадин, Л. Болд. Названия орудий труда первобытного человека в алтайских языках ется хутга (ср. бур. хутага//хотиго, калм. утх id.), в старописьменном монгольском языке это слово пишется в виде kituY-a, которое восходит к праформе * qituYa, где элемент - Ya является аффиксом, а *qitu - корнем. Этот корень можно сравнить с тунгусо-маньчжурской словоформой кото, которая представлена во многих современных тунгусо-маньчжурских языках и диалектах со значением «нож, рогатина, пальма, тесак на длинном древке» [5, т. I, с. 418]. Поскольку эта словоформа в тунгусоманьчжурских языках представлена без изменения, то она фактически может считаться для этих языков праформой.

Пила в халха-монгольском языке носит название херее (ср. бур. хюрее , калм. кера id.). В старомонгольском письменном языке это слово фиксируется в виде kirüge . Данный вариант может считаться для монгольских языков праформой для этого слова. Здесь элемент - ge можно трактовать как аффикс, а элемент kiru- - как корень. На монгольской языковой почве генезис этого слова не объясним. Этот корневой монгольский элемент можно сравнить с тунгусо-маньчжурским глаголом гир =// гер =// гири= «вырезать, кроить», зафиксированный в различных тунгусо-маньчжурских языках [5, т. I, с. 153-154], от которого образованы производные слова типа эвенкийского гиривун // геревун «ножницы; выкройка».

По Э. В. Севортяну, тюркским названием топора является balta//baltu , которое фиксируется в древнетюркском языке в виде baldu//baltu «топор, секира» [3, с. 58]. В «Сравнительно-исторической грамматике тюркских языков. Лексика» праформа для названия топора восстанавливается в виде * baltu [4, с. 577].

В халха-монгольском языке топор называется сух (ср. бур. Иухэ , калм. сук id.), в старописьменном монгольском языке это слово представлено в виде suke , которое в то же время для монгольских языков может считаться праформой. Это монгольское слово и его праформу можно сравнить с тунгусо-маньчжурским названием топора сукэ//Аукэ//шукэ//суху//с^^ , которое представлено в различных тунгусо-маньчжурских языках [5, т. II, с. 123]. Праформой для тунгусо-маньчжурских языков может считаться сукэ .

Для тюркских языков праформа для названия копья восстанавливается в виде * süŋüg и возводится к глаголу siy//suy «проникать, проходить, пронзать» [4, с. 569]. Это название копья широко распространено в современных тюркских языках в различных модификациях типа сүңгү, сүңги . С этим словом, по нашему мнению, этимологически связано др.-тюрк. su «войско». В халха-монгольском языке для названия копья употребляется словоформа жад (ср. бур. жада , калм. жид id.), которая в старомонгольском письменном языке фиксируется в виде ǰ ida . Это название можно сравнить с тунгусо-маньчжурским названием копья гида , повсеместно распространенным в тунгусо-маньчжурских языках [5, т. I, с. 148-149]. Это сравнение представляется оправданным, поскольку происходит переход * gi// * ge в * j i//* j e . Это можно видеть на примере перехода старописьменного монгольского nigen «один» в словоформу ni j eged «по одному», (ср. х.-монг. нэг «один» ^ нэжгээд «по одному»), что позволяет восстановить в монгольском языке праформу для названия копья в виде * gida , что как раз согласуется с тунгусо-маньчжурской праформой * гида .

Древнейшим же орудием труда первобытного человека является и лук со стрелами. В тюркских языках общей праформой для названия лука является * ja , для стрелы - * oq [4, с. 570, 577]. Для монгольских языков соответственно numun «лук» и sumun «стрела». Для тунгусо-маньчжурских - бер «лук» и нюр «стрела». Такой разнобой в названиях лука и стрел в алтайских языках свидетельствует о том, что названия их возникали самостоятельно, независимо друг от друга. Видимо, общим моментом здесь, объединяющим алтайские языки, была только идея, а конкретные орудия, работающие по этой идее, изобретались порознь.

Поскольку первым древнейшим домашним животным, которого приручил древний человек, была собака, то имеет смысл сравнить праформы и для ее названия. Для тюркских языков праформой для названия собаки является *it [3, с. 385], которая существует также в виде *it//*їt. В монгольских языках название собаки представлено в виде халха-монгольского и бурятского нохой, калмыцкого ноха, старомонгольского noqai. Праформа для этого слова может быть восстановлена в виде *inoqai, которая явственно распадается на аффиксальный элемент -qai и корневой *ino-. Выпадение ан-лаутного гласного в монгольских словах - закономерное явление. К примеру, в старомонгольском языке глагол martaxu «забывать» встречается и в форме umartaqu. Старомонгольское выражение uneker-iyen «действительно, на самом деле» (< unen), «правда» дало в современном монгольском языке словоформу нээрээ. Эта тенденция характерна и для некоторых диалектов современных монгольских языков, например, в западных говорах бурятского языка. Так, здесь приходилось часто встре- чать формы нѳѳhѳни «сегодня ночью» (< үнѳѳ hүни), неэхэ «смеяться» (< энеэхэ), неэн «корова» (< үнеэн). В тунгусо-маньчжурских языках праформа для названия собаки восстанавливается в виде *ina//*ŋina (ср. японское ino «собака»).

Исходя из этого сравнения видно, что названия древнейших каменных орудий первобытного человека стоят особняком и не имеют сходства с монгольскими и тунгусо-маньчжурскими, и, наоборот, прамонгольские и пратунгусские названия каменных ножей и топоров, пилы и копья, а также древнейшей собаки являются общими по происхождению, лук же и стрелы изобретались алтайскими народами порознь.