Николай Владимирович Малицкий: последние годы служения отечественной науке

* Фотография подготовлена редакцией журнала.

HERALDOF THE HISTORICAL SOCIETYOF SAINT PETERSBURG THEOLOGICAL ACADEMY

Scientific Journal

No. 2 (18)                   2024

Nadezhda V. Pivovarova

Nicholas Vladimirovich Malicky:Last Years of the Service of the Science of our Country

UDC 7.072(470+571)(092)

EDN HGZBDF

* The photograph was prepared by the editors of the scientific journal.

Имя Николая Владимировича Малицкого (1881–1938) сегодня известно узкому кругу историков Русской Православной Церкви и исследователей памятников византийского и древнерусского искусства1. В 1930-е гг. репрессированный и погибший в лагерных застенках2 Малицкий был реабилитирован лишь в 1956 г, но и после этого имя его редко попадало на страницы специальных сочинений. Утрата материалов научной деятельности и отсутствие полноценного архивного фонда служили и ныне служат серьезным препятствием как для восстановления подробной биографии Малицкого, так и детального анализа его трудов3.

Николай Владимирович был выходцем из духовного сословия, хотя в анкетах советского времени, как и большинство его современников, имевших аналогичное происхождение, называл себя сыном сельского учителя. Он родился в селе Белка Вежго-родской волости Кременецкого уезда Волынской губернии, обучался в Кременецком

Н. В. Малицкий

Духовном училище и Волынской духовной семинарии, затем в Петербургской Духовной академии, которую окончил в 1905 г., написав кандидатскую работу по кафедре истории разбора западных исповеданий. В 1905 г. Малицкий поступил на историкофилологический факультет Санкт- Петербургского университета и окончил его в 1909 г. с дипломом I степени и вручением золотой медали за работу «“Speculum Perfectionis” как источник для истории Франциска Ассизского (Историко- критический этюд)»4.

В июне того же года по представлению А. И. Садова он был рекомендован для чтения лекций по латинскому языку в Санкт- Петербургской Духовной Академии5.

Реформы, происшедшие в академии, кардинально изменили судьбу Н. В. Малицкого. Разделение кафедры литургики и церковной археологии на две позволило ему в 1911 г. баллотироваться на кафедру церковной археологии. Из трех кандидатов — Дмитриевского, Лисицына и Малицкого — предпочтение было отдано последнему (он был избран 14-ю голосами против 4-х)6. Так у профессора Н. В. Покровского, 37 лет занимавшего кафедру литургики и церковной археологии, появился достойный преемник.

Еще в 1905 г., выйдя на пенсию с правом чтения лекций в звании сверхштатного ординарного профессора, Н. В. Покровский начал подыскивать себе смену. Эта задача была не из легких, поскольку занятия церковной археологией привлекали немногих. Отдавая отчет в том, что лицо без специальной подготовки не справится с предметом7, Покровский в январе 1912 г. взял на себя обязательства подготовить Н. В. Малицкого к преподавательской деятельности8. По инициативе Покровского Малицкий освобождался от чтения лекций и командировался с ученой целью «внутри России и за границу»9. Время с 1 сентября 1912 по 1 января 1913 гг. молодой ученый провел в Италии.

Подготовка прошла успешно. Вернувшись из Италии, Н. В. Малицкий приступил к чтению лекций. Спустя три года, он смог принять эстафету от Н. В. Покровского не только в академии, но и в стенах Археологического института10. К моменту смены политического строя он имел репутацию не только талантливого ученого, но и одаренного лектора.

Высоким профессионализмом и необычайной работоспособностью, свойственными ученому, объяснялось приглашение его сразу в несколько научных учреждений Петрограда. В их числе Российская (затем Государственная) Академия истории материальной культуры, куда он был принят 28 октября 1919 г. на должность научного сотрудника I категории11. Основным его занятием в Российской Академии истории материальной культуры на первых порах было изучение миниатюр греческих рукописей в особой Комиссии по изучению миниатюры12. Впоследствии, после ликвидации Комиссии, он успешно работает и в других областях знаний, исследуя, главным образом, монументальную живопись и скульптурное убранство храмов13. Деятельность в Государственной Академии истории материальной культуры была прервана в 1930 г. в связи с ликвидацией Разряда русской живописи (последнее подразделение Академии, где служил ученый).

В 1922 г. Н. В. Малицкий поступает на службу в Русский музей. Первоначально он был зачислен в Комитет древнерусской живописи, а в 1923 г. по предложению Н. П. Сычева переведен в состав бывшего Отделения христианских древно-стей14. (В советское время это музейное подразделение для краткости именовали «I отделением», или Отделением древнерусского искусства). Именно здесь ученый проработал до дня ареста 29 ноября 1933 г., оставшись последним из могикан — коллег- единомышленников, уволенных из отделения в июне-сентябре 1933 г. по сфабрикованным делам.

В 1920-е гг., состоя на службе в Академии истории материальной культуры и Русском музее, Н. В. Малицкий не порывал с преподавательской деятельностью. Параллельно с основными занятиями он вел лекции в Археологическом институте (с 1922 г. — Археологическое отделение Факультета общественных наук Петроградского университета), в Российском институте истории искусств (бывший Зубовский), был профессором Петроградского богословского института (1920–1923).

Столь напряженный распорядок жизни, казалось бы, не оставлял времени для систематических научных занятий. Однако архивные документы сообщают об ином. Один только перечень докладов, сделанных в разных отделениях Академии истории материальной культуры, включает десятки наименований15. В ежегодных отчетах Российской (Государственной) Академии истории материальной культуры приводятся сведения о рукописях, подготовленных к печати или сданных в академическое издательство. Некоторые из них включали от четырех до семи печатных листов текста16. Одним из таких сочинений было, например, исследование «Греческий кодекс Ленинградской Публичной библиотеки № 21» (7 печ. л.), подготовленное к 1929 г. совместно с коллегой по Академии и Русскому музею Л. А. Дурново.

Особое место в научном творчестве Н. В. Малицкого занимало изучение миниатюр знаменитой Хлудовской псалтири IX в. из собрания Российского Исторического музея. К счастью, результаты работ были изданы. Один из текстов, посвященных рассмотрению вопроса о монастырском происхождении рукописи, увидел свет в 1932 г. на французском языке в сборнике памяти Ф. И. Успенского17. Он способствовал популяризации российского византиноведения на Западе. Кстати, публикация в другом западном издании — пражском сборнике «Seminarium Kondakovianum» — не прошло для Н. В. Малицкого бесследно. За участие в нем вместе с другими сотрудниками Академии он подвергся «чистке». В протоколе заседания комиссии по чистке Государственной Академии истории материальной культуры от 8 июля 1930 г. Малицкому и его коллегам вменялось в вину сотрудничество с белоэмигрантами, а сами статьи характеризовались как «явно враждебные советской науке, открыто показавшие антисоветские и антинаучные построения, не совместимые с положением советских ученых»18. Антисоветские построения было несложно усмотреть уже в самом названии статьи, озаглавленной автором: «Черты палестинской и восточной иконографии в византийской псалтири с иллюстрациями на полях типа Хлудовской»19.

Приведем еще несколько названий докладов и статей, подготовленных в Академии истории материальной культуры. Они прекрасно характеризуют размах работ по исследованию византийских и русских миниатюр российских хранилищ: «Страничка из истории византийского инициала (греческие рукописи Ленинградской публичной библиотеки № 214 и Московского Университета № 1)», «Фрагмент царьградской рукописи 1053–1054 г. Ленинградской публичной библиотеки (gr. 266)», «Миниатюры Псалтири 1397 г.», «О миниатюрах Остромирова Евангелия» и т.д. Изучение памятников материальной культуры (читай — церковного искусства) имело результатом появление работ «Панагиар Антониевского монастыря», «Древнерусские кресты и образки с изображениями магического значения», «К вопросу о датировке “Тверских врат” Александровской слободы», «О датировке некоторых памятников, изданных Н. П. Кондаковым в его “Памятниках православного искусства на Афоне”» и др.20

Однако наиболее значительное число работ, связанных с изучением вещественных памятников, было подготовлено в стенах Русского музея, где Н. В. Малицкий по роду своих служебных обязанностей принимал на хранение и инвентаризировал сотни и даже тысячи музейных предметов. В 1928 г. в Русском музее вышел в свет первый выпуск сборника «Материалы по русскому искусству» (к сожалению, издание не стало серийным: первый выпуск так и остался единственным). Для публикации в сборнике Малицкий подготовил две статьи: «Глиняный кружок из Херсонеса с изображением св. Фоки» и «Створка панагиара Государственного Русского музея с золоченым изображением Троицы»21. Статьи демонстрировали феноменальную эрудицию автора, обладавшего не только знанием обширного вещественного материала, но владевшего различными методами анализа: иконографическим, лингвистическим, стилистическим. Комплексный подход к предмету исследования обеспечивало знание древних и новых языков: в анкетах Н. В. Малицкий сообщал, что владеет немецким, французским, итальянским, английским и древними языками, а также своим родным украинским.

Хорошо известно, что советская действительность не способствовала полновесному раскрытию потенциала исследователей памятников христианского искусства. Часто в их статьях оставалась недосказанность, а христианское содержание облекалось в завуалированные формы или вовсе игнорировалось. Эта тенденция наиболее явственно проявилась в 1930-е гг., когда в Русском музее шла подготовка к открытию новой экспозиции.

Экспозиция должна была базироваться на марксисткой идеологии. В каждом из залов бывшего Отделения христианских древностей предполагалось показать искусство разных этапов феодальной формации, начиная с эпохи разложения основ феодального хозяйства под влиянием эволюции торгового капитала до крепостнически-бюрократического абсолютизма Московской Руси XVII в. Этот идеологический перегиб привел к полному разрушению концепции старой экспозиции — так называемого Древлехранилища памятников иконописи и церковной старины, открытой в 1914 г. и представлявшей собой подобие церковного интерьера в музейном пространстве22.

В работе над экспозицией начала 1930-х гг. принимал участие и Н. В. Малицкий. Не приходится удивляться, что в это время тематика его статей оказывается напрямую связанной с экспозиционной деятельностью. Так, в списке научных трудов, составленном в сентябре 1932 г. в Русском музее, он упоминает о рукописи статьи «Очерки по истории художественного импорта на Руси в эпоху сложения московского феодализма»23. Тезисы доклада на тему «Отражение политической идеологии Москвы XVI в. в памятниках искусства» сохранились в личном архивном фонде младшей современницы и коллеги Николая Владимировича — Е. И. Кутиловой24.

Последней публикацией, вышедшей в свет в год ареста Н. В. Малицкого, стали его «Заметки по эпиграфике Мангупа»25. Занятия эпиграфикой позволяли избежать той вульгаризации научных знаний, к которой были склонны многие современники Малицкого и в которой, как представляется, сложно упрекнуть самого ученого.

29 ноября 1933 г. в биографии Николая Владимировича было обычным рабочим днем. Продолжая работы над экспозицией, он составил три докладные записки заведующему Художественным отделом и ученому секретарю музея. В одной из них он писал: «В виду того, что на заседании Комиссии, созванной 26 сего ноября для экспертизы по оформлению экспозиции искусства эпохи раннего феодализма, общая установка экспозиции и группировка памятников не вызвала принципиальных возражений, основные же замечания касались возможного расширения экспозиции прикладного искусства, показ которого не мог быть организован к заседанию Комиссии, настоящим прошу разрешить приступить к развеске намеченных к экспозиции памятников». В тот же день последовала резолюция на записке: «Приступить к развеске. Д[аниил] Соловей. 29/XI-33»26. Однако, в связи с арестом приступить к развеске Н. В. Малицкому не пришлось. Приказом от 31 января 1934 г. он был уволен со службы из музея с исключением из списков служащих с 8 февраля того же года как отсутствующий более двух месяцев27.