Новые данные о культурно-хронологическом положении приморской/жуцевской культуры

Автор: Зальцман Э.Б.

Журнал: Краткие сообщения Института археологии @ksia-iaran

Рубрика: От камня к бронзе

Статья в выпуске: 275, 2024 года.

Бесплатный доступ

Новейшие AMS-даты, полученные для древнейших поселений приморской/жуцевской культуры Прибрежное и Ушаково-3, меняют наши представления о начале этого культурного феномена. Известные ранее радиоуглеродные определения имели слишком большую погрешность, излишне удревняя начало культуры. Большинство дат располагалось в диапазоне 3300-2800 CalBC, что делало приморскую культуру без особого на то основания самой ранней из КШК или даже автоматически исключало ее из этого списка, если придерживаться ранней части диапазона. К настоящему времени не подлежит сомнению, что начало приморской культуры шнуровой керамики лежит в интервале 3050-2900 CalBC. С учетом наличия значительного количества шнуровой посуды (около 60 %) этот промежуток имеет смысл сузить до 2950-2900 CalBC. Новая культура возникла на побережье за очень короткий срок - в процессе миграции и интеграции одновременно нескольких разнородных компонентов. Очень быстро происходит выработка собственных форм. Кубки раннего типа (местный вариант А-кубков) распространяются уже на начальной стадии культуры. Очевидной целью являлось сформировать новую идентичность.

Еще

Калининградская область, побережье калининградского залива, приморская/жуцевская культура, культура шнуровой керамики, культура шаровидных амфор, ams-даты, посуда

Короткий адрес: https://sciup.org/143183486

IDR: 143183486   |   DOI: 10.25681/IARAS.0130-2620.275.39-61

Текст научной статьи Новые данные о культурно-хронологическом положении приморской/жуцевской культуры

Классический набор признаков ранней культуры шнуровой керамики (далее – КШК) включает, прежде всего, каменные боевые топоры, кубки, как правило, с высокой шейкой, украшенные декором простейшего типа в виде

1 Статья подготовлена в рамках выполнения темы НИР «Материальный мир Калининградского региона от неолита до позднего Средневековья и Нового времени» (№ НИОКТР 124012400322-9).

сочетания горизонтальных оттисков шнура и ямок или наколов, амфоры округлой формы, орнаментированные вертикально спускающимися вниз линиями («Strichbündelamphore»), горшки с пальцевыми защипами (Wellenleistengefäße). Остатки постоянных поселений редки, а в некоторых КШК не известны даже поселения временного характера. Погребения курганные или грунтовые, нередко образующие могильники. Могилы содержали скорченные погребения. Особо выделяют вариант, когда мужчины лежали на правом боку головой на запад, а женщины – на левом головой на восток. Гендерные различия зафиксированы и в наборе инвентаря: мужчина отправлялся в загробный мир, вооруженный боевым топором, женские погребения сопровождались набором посуды и украшениями.

Естественно, это обобщающая характеристика, локальных вариантов КШК достаточно много, как и особенностей им присущих. К тому же, некоторые КШК благодаря своим исключительным чертам выпадают из общего списка. Речь идет, прежде всего, о культуре Злота, где погребения катакомбные, а инвентарь может включать совершенно различные по происхождению типы посуды ( Krzak , 1976). КШК Швейцарии, в которой погребения практически неизвестны, также резко выделяется среди большинства остальных родственных культурных формирований. Но даже на их фоне приморская/жуцевская/Haffküstenkultur культура разнится специфичностью керамического комплекса и изделий из камня и кремня, особенностями поселенческой структуры (наличие крупных поселенческих центров и долговременных построек особой конструкции), экономики, нацеленной, прежде всего, на эксплуатацию водных ресурсов, но при наличии скотоводства и земледелия; иного рода погребальной обрядностью, не оставляющей следов в материальном выражении (редкие грунтовые погребения в пределах поселений обнаружены, но их не более двух десятков).

Неудивительно, что к концу ХХ столетия уже существовало множество противоречащих друг другу идей, касающихся главным образом вопросов происхождения и особенностей формирования приморской культуры ( Зальцман , 2022б. С. 97–113). Негативным фактором явился значительный разброс радиоуглеродных определений даже в пределах одного поселения. Это было связано с долгим временем существования крупных поселенческих комплексов, наличием в их пределах следов совершенно различных по происхождению культур, иногда предшествующих появлению собственно приморской/жуцевской.

Важнейшими для понимания начального этапа сложения приморской культуры, казалось бы, должны были стать радиоуглеродные значения с поселения Прибрежное, которые довольно многочисленные и по преимуществу не противоречащие друг другу, хотя датированию подвергались различные материалы, включая уголь, кальцинированные кости и скорлупа лесного ореха, извлеченные с нижнего уровня заполнения котлованов построек. Даты показали необычайную древность данных сооружений и содержащихся в них материалов (прилож. 1). Отчасти этому способствовала сравнительно большая погрешность, позволяющая излишне удревнять начало культуры. Большинство дат располагалось в диапазоне 3300–2800 CalBC, что делало приморскую культуру без особого на то основания самой древней из КШК или даже автоматически исключало ее из этого списка, если придерживаться, конечно, ранней части интервала.

Предваряя дальнейший анализ радиоуглеродных дат из Прибрежного и соседнего поселений Ушаково-3, кратко рассмотрим данные по хронологии основных КШК, первая фаза существования которых, по мнению большинства исследователей, в той или иной мере совпадает с началом «шнуровой» экспансии в Европе.

Следуя Е. Хюбнер, фаза 1а в культуре одиночных погребений приходится на промежуток около 2850–2800 CalBC ( Hūbner , 2005). В этой наиболее ранней фазе пока еще встречался набор артефактов с небольшим спектром типов. К древнейшему типу, по Е. Хюбнер, относится местный вариант топоров с широким обухом типа В1, но не А1, как предполагали ранее (Ibid. S. 726. Abb. 502). Также известны еще очень редко встречающиеся в курганных погребениях А-кубки, украшенные простым шнуром, с четко выделенной высокой, отогнутой наружу горловиной и выпуклым туловом в средней части (Ibid.). В довершение всего в погребениях фазы 1а встречаются янтарные шайбы с выпуклой лицевой стороной, кремневые лезвия и трехгранные наконечники стрел. Среди ранней поселенческой керамики выделяют А-амфоры, сосуды, украшенные отпечатками пальцев, и горшки с пальцевыми защипами (Wellenleistengefäße) (Ibid. S. 726). Жилые сооружения, соответствующие этому периоду, не обнаружены (Ibid. S. 706).

На основе серии дендродат определен возраст начальной фазы распространения КШК в Восточной Швейцарии. На данной территории наиболее ранние шнуровые материалы датируются около 2725–2700 ВС ( Furholt , 2003. S. 57). Уже на самом раннем этапе встречались кубки с короткой шейкой, а также с более высокой шейкой воронковидной формы, украшенные сочетанием горизонтальных оттисков шнура и расположенным под ним рядом мелких ямок или наколов (Ibid.). На пос. Zürich-Kanalisationssanierung выявлены кубки, украшенные бороздками, характерные для ранней фазы, как и самые ранние в Восточной Швейцарии А-амфоры, горшки с пальцевыми защипами. Здесь же зафиксированы т. н. Винельц-узоры (Vinelzer Muster) – треугольники, полуовалы и волнистые линии, заполненные точками; шнуровые кубки с короткими шейками (Ibid.).

В Западной Швейцарии наиболее ранние поселенческие комплексы с материалами КШК датируются дендрологическим методом около 2750 ВС (Ibid. S. 64). Кубки приблизительно такой же формы, что и в Восточной Швейцарии. Среди них особо выделяются кубки с короткой шейкой, слабопрофили-рованные или же, напротив, с высокой воронковидной формы шейкой (Ibid. S. 65, 66). Украшены они, как правило, сочетанием шнура и наколов или ямок, иногда повторяющихся друг за другом. Часть кубков отличались выпуклым туловом. С самого начала встречаются А-топоры и сосуды с пальцевыми защипами или налепными валиками, украшенными отпечатками пальцев. Представлены сосуды, сложно украшенные свисающими, заполненными точками треугольниками и волной. Вместе с тем известны декоры в виде полуовалов, образованные точками.

К настоящему времени одни из самых ранних дат, которые не вызывают особых сомнений, происходят из Богемии: наиболее ранние погребения КШК датируются около 2900 CalBC. Они содержали стандартный набор инвентаря раннего этапа (А-горизонт): А-амфору, А-кубок и А-боевой топор. В довершение всего костяные пряжки также относились к этой группе находок. Комбинации А-горизонта в могилах подтверждали, что боевые топоры и поясные пряжки принадлежали к мужским атрибутам, а амфоры только к женским (Dobeš et al., 2021. P. 503).

Большинство дат из курганов КШК на территории Малопольши соотносится с 2800/2700 CalBC ( Włodarczak , 2013. S. 381; 2014. S. 47). Однако радиоуглеродные определения для нескольких курганов с юго-востока Польши показывают более ранний результат. Таковыми являются курганы А и В из Берувки в Прикарпатье, которые датируются в интервале 2891–2706 и 2850–2700 CalBC соответственно ( Włodarczak , 2021. Р. 440). Курган № 1 в среднем датируется в рамках 3081–2891 CalBC, т. е. еще более ранним временем ( Włodarczak , 2018. Р. 190, 191). Этот курган имеет признаки древнейшей фазы КШК, предшествующей КШК-А (горизонт А) ( Włodarczak , 2021. S. 440). Не так давно опубликованы результаты исследования кургана Губинек (юго-восток Польши), который, по общепризнанному мнению, является единственным курганом степного типа в регионе. Он и датируется около 3000 CalBC, демонстрируя «раннее проникновение на высокогорные территории Юго-Восточной Польши групп людей, имеющих восточноевропейское степное происхождение» (Ibid. Р. 437–439).

Наконец, ранний этап существования культуры Злота, занимающей северную часть Малопольской возвышенности, ограниченной реками Каменной, Вислой, Нидой и Бобжей, в настоящее время соотносится с интервалом около 2900–2800 CalBC ( Włodarczak, 2008. S. 557; 2014. P. 25; 2017. P. 300). Единственным абсолютным определением возраста культуры Злота за пределами 2900-2500 ВС считается дата 4390±100 ВР для могилы, выявленной на горе Сальве Регина в Сандомире, но она отличается значительной погрешностью ( Witkowska , 2021. S. 38).

Известные в прошлом радиоуглеродные значения из Прибрежного и Ушако-во-3, считающиеся наиболее ранними среди памятников приморской культуры (рис. 1), в силу большой погрешности не обладают точностью (прилож. 1). В 2019, а затем в 2022 гг. автор предложил учитывать только крайние, наиболее поздние значения и не брать в расчет самое начало временного интервала, датируя жилища 2-го этапа протофазы из Прибрежного в диапазоне 3000/2900–2800 CalBC, что неплохо согласуется с началом КШК в Центральной Европе ( Зальцман , 2019. С. 141; 2022б. С. 275). К сожалению, для построек первого этапа (жилища 1, 4, 6, 10) к настоящему времени не существует новых, более точных дат. Но факт присутствия в этих сооружениях все той же украшенной шнуром посуды подсказывает нам, что временной промежуток между двумя группами построек был ничтожным. После того как жилища первого этапа сгорели в пожарище, были возведены новые, более надежной конструкции (жилища 2, 3, 5 и 7).

Новейшие AMS-даты, полученные в 2022–2023 гг., в совокупности, подтвердили эту точку зрения (прилож. 2). Два радиоуглеродных определения по скорлупе лесного ореха из очага постройки 7 и мусорной ямы (объект 8), относящейся к соседней постройке 2, укладываются в интервалы 3097–2918 CalBC и 3092–2912 CalBC соответственно. Нелишне подчеркнуть, что предыдущее датирование этих объектов не противоречит новым радиоуглеродным определениям. Но, как и следовало ожидать, будучи гораздо точнее, последние

Рис. 1. Месторасположение поселений приморской культуры Прибрежное и Ушаково-3 на побережье Калининградского залива значительно сузили временной интервал, в котором могли существовать жилые сооружения поселения Прибрежное, причем в сторону поздней части отрезка. Еще одна AMS-дата, уже по углю, относящаяся к той же мусорной яме (объект 8), выглядит несколько моложе, но и она соответствует полученному интервалу: 3002–2885 CalBC. Наконец, радиоуглеродное значение по углю с нижнего уровня заполнения постройки 7, также полученное с помощью AMS, в свою очередь согласуется с предыдущими: 3025–2902 CalBC. При этом все они выполнены в трех разных лабораториях. Любопытно, что даты по углю выглядят чуть моложе, чем радиоуглеродные значения по скорлупе ореха. Но рассматривая их в совокупности, мы получаем приблизительный интервал в 3050–2900 CalBC.

Таким образом, опираясь на новые AMS-даты, мы можем с уверенностью утверждать, что рассуждения об излишне раннем начале поселения Прибрежное и, в свою очередь, протофазы приморской культуры ошибочны и не имеют под собой реальной основы. Более того, результаты датирования (с учетом анализа древностей, извлеченных из объектов поселенческого характера) в конечном счете позволяют исключить целый ряд ложных выводов, затрагивающих важнейшие проблемы и прежде всего – вопрос генезиса приморской культуры.

Коллекция артефактов из постройки 7 наиболее представительна и сочетает в себе почти все основные составляющие культурного комплекса протофазы восточной группы приморской культуры. Керамический комплекс включает 7 типов посуды, в свою очередь подразделяющихся на несколько вариантов: кубки (рис. 2: 2–7 ), кубковидные сосуды, близкие по форме собственно кубкам, но более толстостенные (рис. 2: 8–11 ), сосуды тюльпановидной формы (рис. 3: 10, 11 ), амфоры (рис. 3: 8, 9 ), глубокие миски (рис. 3: 2–5, 7 ), миски овальной или удлиненно-овальной формы (рис. 3: 1, 6 ), широкогорлые горшки, имеющие отдаленные прототипы в культуре шаровидных амфор (далее – КША) (рис. 4: 7–9 ), местной цедмарской культуре «лесного» неолита (рис. 4: 5, 10 ) и, полностью не исключена возможность, культуре воронковидных кубков (далее КВК) (рис. 4: 11, 12 ) ( Зальцман , 2022б). Однако среди кубков преобладали слабопро-филированные формы с коротким венчиком и продолговатым туловом (рис. 2: 5–7 ), которые не имеют ничего общего с керамическим комплексом КША. Отдельные кубки из Прибрежного, орнаментированные сочетанием шнура и наколов, в сущности, являются прототипами А-кубков. Такая разновидность зафиксирована не только в постройке 7, но и в нижней части культурного слоя, а также в некоторых объектах (рис. 2: 7 ; 5: 9, 11 ). Кроме того, все в той же постройке 7 обнаружен фрагмент А-амфоры (рис. 2: 1 ).

Помимо вышеперечисленных дат в настоящее время получены AMS-даты для соседнего поселения Ушаково-3, также подтвердившие ранний характер памятника (прилож. 2). В отличие от Прибрежного, культурный слой данного поселения оказался смытым родниковыми водами на нижнюю береговую террасу. В целом, судя по датам, полученным обычным методом, слои отлагались постепенно и их смешение не имело тотального характера. Два наиболее надежных определения по древесным остаткам с нижнего уровня культурного слоя (горизонт 18) датировали начальный этап существования поселения приморской культуры в Ушаково-3 в интервале 2897–2747 CalBC (прилож. 1). В сезоне 2022 г. сомнения в отношении этих радиоуглеродных определений были развеяны с появлением новых, датирующих комплекс хозяйственных ям (всего 5 объектов), зафиксированных на противоположном берегу ручья.

Одна из ям (объект 59) указанного комплекса содержала значительное количество древесного угля, по которому получены с помощью AMS три хорошо согласующиеся между собой даты (прилож. 2). Средние значения лежат в интервале 2850–2750 CalBC, в целом совпадая с предыдущими определениями по дереву непосредственно с поселения. С придонной части объекта 59 происходят фрагменты кубков и мисок (рис. 6: 2, 5–7 ). Они имели сравнительно слабый обжиг и толченый кварц в керамической массе, что типично для раннего типа керамики местного варианта приморской культуры. Кубок характеризовался формой тулова, близкой к воронковидной, выделенными плечиками и коротким венчиком (рис. 6: 6 ). Декор представлял собой сочетание горизонтальных шнуровых оттисков и штампа в виде одного ряда столбиков. Еще один фрагмент кубка оказался неорнаментированным, с воронковидной формы коротким венчиком (рис. 6: 5 ). Миска с прямым венчиком, дно выделено (рис. 6: 7 ). Орнамент отсутствует, но непосредственно под краем венчика размещались небольших размеров налепы овальной формы. Также на данном уровне находился еще один

Рис. 2. Поселение Прибрежное, постройка 7. Фрагменты посуды 1 – ушко амфоры; 2–7 – кубки; 8–11 – кубковидные и горшковидные сосуды

Рис. 3. Поселение Прибрежное, постройка 7.

Фрагменты посуды

1, 6 – миски овальной и удлиненно-овальной формы; 2–5, 7 – глубокие миски; 8, 9 – амфоры; 10, 11 – сосуды тюльпановидной формы

Рис. 4. Поселение Прибрежное.

Находки с нижнего уровня заполнения котлована постройки 7

1 – миниатюрный топорик из яшмы; 2–4 – каменные топорики; 5–12 – разновидности широкогорлых горшков

Рис. 5. Поселение Прибрежное. Кубки ( 1–9 ), кубковидный сосуд ( 10 )

1 – постройка 3; 2 – постройка 10; 3, 6, 7, 10 – постройка 2; 4 – постройка 9; 5 – постройка 11; 8, 11, 12 – нижний уровень культурного слоя; 9 – объект 35А

Рис. 6. Поселение Ушаково-3, объект 59. Фрагменты посуды мелкий фрагмент миски, возможно, сферической формы, украшенной обычным для КШК декором в виде сочетания простого шнура и мелких ямок продолговатой формы (рис. 6: 2). Чуть выше стратиграфически в заполнении той же ямы выявлены очевидные обломки А-амфоры. Частично сохранились лишь фрагменты шейки цилиндрической формы, украшенной линиями бороздок, но и такая находка является одной из первых на древнейших поселениях северо-восточного побережья Вислинского залива (рис. 6: 1). Сосуд темно-серого цвета, отличался примесью в керамической массе шамота и органики, что совершенно нехарактерно для керамики приморской культуры. Ближе к поверхности объекта обнаружены еще два фрагмента сосудов средних размеров, декорированных горизонтальными оттисками шнура (рис. 6: 3, 4).

Своей формой кубок находит прямые аналогии среди ранее обнаруженных материалов с нижнего уровня поселения Ушаково-3 (рис. 7: 2 ), а также соседнего поселения Ушаково-1 ( Зальцман , 2019. Рис. 517: 3 ). Что касается декора, то украшены они были сочетанием оттисков шнура и наколов продолговатой формы. Тем не менее в объекте 59 кубок аналогичной формы отличался декором в виде сочетания шнура и столбиков, типичного для КША. Миска с поселения по форме также напоминает аналогичные образцы в культуре шаровидных амфор (рис. 7: 4 ) (тип IVB1, по Т. Вислянскому) ( Wislański , 1966. S. 23). Относительно прочих составляющих культурного комплекса Ушаково-3 добавим, что амфорам также можно найти частичные параллели в КША (рис. 7: 5, 6 ) (тип IС1, по Т. Вис-лянскому), а варианты посуды в виде светильников удлиненно-овальной формы и широкогорлых горшков S-образной формы имеют явные аналогии в культурах «лесного» неолита (рис. 7: 8, 13, 14 ). Таким образом, как и в Прибрежном, в глаза бросается смешанный характер комплекса, где представлены три составляющие – формы, возможно, проистекающие из КША (рис. 7: 4–6, 10, 12 ); разновидности, включающие светильники и широкогорлые горшки (рис. 7: 8, 13, 14 ), распространившиеся в приморской культуре под влиянием или непосредственном участии населения местных культур «лесного» неолита, а также компоненты ранней КШК типа А-кубков, но с короткой шейкой и пока еще очень редких фрагментов А-амфор («Strichbündelamphore») (рис. 7: 2, 3, 7, 9, 11 ). Сосуд кубковидных очертаний является местной производной от кубков раннего типа (рис. 7: 1 ).

Добавим также, что в это же время распространение получают кубки специфической тюльпановидной формы, не имеющие шейки (обнаружены в постройках 2, 5, 7 и на нижнем уровне культурного слоя в Прибрежном) (рис. 2: 4 ; 5: 8 ).

Изготавливали кубки, как, впрочем, и сосуды кубковидной формы, происходящие из вышеуказанных памятников, обычно очень тщательно, хотя их количество невелико. В керамической массе кубков обнаруживается очень мелкая минеральная примесь толченого кварца и слюды, а поверхность сравнительно хорошо заглажена, иногда подлощена. Предположительно, орнаментированные кубки из Прибрежного могли использоваться для питья. Это исключительно местные формы, очень рано возникшие на побережье (рис. 5). На раннем этапе они имели орнамент только в виде простых оттисков шнура, сочетания шнура и наколов или ямок округлой формы, а также шнуровых полуовалов (рис. 5). Отметим, что кубки, украшенные полуовалами (всего обнаружено 3 экз.), очень быстро исчезают из обихода.

Рис. 7. Поселение Ушаково-3. Посуда раннего этапа

1 – сосуд кубковидной формы; 2, 3, 7, 9, 11 – кубки; 4 – миска; 5, 6 – амфоры; 8 – миска удлиненно-овальной формы; 10, 12–14 – широкогорлые горшки

Амфоры из Прибрежного, как и кубки, благодаря своеобразию формы, в целом, явно местного происхождения, хотя декор в виде полуовалов или столбиков имеет своим источником КША (рис. 3: 8, 9 ). Разница с КША видна и в количестве ушек, которых всегда только два, в отличие от амфор КША по преимуществу с 4 ушками.

Однако миски в форме полусферы однозначно происходят из круга КША, где они получили широкое распространение (рис. 3: 4, 5 ) ( Wislański , 1966. S. 31) Странным является лишь то, что в КША миски намного разнообразнее, чем в постройках из Прибрежного и Ушаково-3, где были представлены только две наиболее простые разновидности – без шейки и с шейкой. К тому же они всегда с хорошо выделенным донышком, что в КША встречается реже.

Превалирующей категорией посуды, однако, являются широкогорлые горшки открытого типа, численность которых составляет 40 % от всей посуды в Прибрежном. Всего насчитывается 8 разновидностей широкогорлых горшков. В постройке 7 представлены наиболее распространенные, к которым, прежде всего, относятся сосуды S-образной формы с плавной профилировкой тулова, постепенно сужающегося к небольшому по размеру, но массивному донышку (рис. 4: 5, 10 ). Украшались они значительно реже, чем остальные. Прототипами подобного рода сосудов, предположительно, могли послужить широкогорлые горшки цедмарской культуры с аналогичными очертаниями, но более архаичного облика ( Gumiński , 2001. S. 134. Ryc. 2: a, d, e, j ). С другой стороны, до сих пор имеются неясности с хронологией и периодизацией цедмарской культуры. Если следовать периодизации В. Гуминьского, то начало приморской культуры будет соответствовать т. н. постцедмарскому этапу, который приходится на 3500– 2800 CalВС ( Gumiński , 2020. P. 127, 128).

Противоположные характеристики имеют красиво украшенные горшки приземистой формы. Шейка у таких сосудов отсутствует полностью, как и у горшков в форме полусферы, орнаментальные схемы включают преимущественно шнуровые полуовалы и простые оттиски шнура (рис. 4: 8 ). По крайней мере, горшки в виде полусферы, видимо, своим происхождением связаны с КША, хотя форма их заметно трансформировалась (рис. 4: 7, 9 ). Наименее очевидно распространение широкогорлых горшков воронковидных очертаний и с почти прямым венчиком (рис. 4: 11, 12 ). Путаницу вносит то обстоятельство, что сосуды аналогичной формы встречались в Жуцево среди не так уж давно проанализированных материалов КВК ( Felczak , 2018. Ryc. 16: 3, 4 ). Но горшки воронковидной формы известны и в КША ( Nosek , 1967. Ryc. 113: 5, 8 ).

В последнем случае можно было бы не касаться роли КВК в становлении приморского культурного феномена, хотя довоенные исследователи на этом настаивали ( Ehrlich , 1936; Kilian , 1955). Но наличие на памятнике длинных домов столбовой конструкции с двухрядной конструкцией стен находит прямые параллели именно среди соседних групп КВК, в особенности в лупавской группе из Померании ( Świderski, Wierzbicki , 1990. S. 38). К довершению всего следы стоянок КВК к настоящему времени выявлены в Прибрежном и Ушаково-3. Радиоуглеродные определения, датирующие материалы с этих стоянок, подтверждают, что население, их оставившее, продолжало здесь существовать, возможно, вплоть до прихода новых переселенцев ( Зальцман , 2020).

Вне всякого сомнения, охарактеризованные древности, относящиеся к периоду формирования приморской культуры, отражают очевидный смешанный, частью синкретический характер возникшего на побережье Юго-Восточной Прибалтики образования, сложившегося на основе нескольких совершенно различных компонентов.

Идея об участии в формировании новой культуры представителей КША не нова и выдвигалась неоднократно ( Šturms , 1970. S. 183; Żurek , 1954. S. 39; Okulicz , 1973. S. 132), так как ее специфические черты легко вычленяются на фоне любых древностей. Они прослеживаются не только в Прибалтике, привлекавшей население КША своими залежами янтаря, высоко ими ценившимися, но и в Восточной Европе, в первую очередь в фатьяновской культуре, в которой этот компонент проступает достаточно явственно ( Szmyt , 1999. P. 139).

В Прибрежном и Ушаково-3, как в наиболее ранних приморских поселенческих комплексах и, более того, соседствующих с областью распространения КША, очевидно «амфорный» компонент должен был быть в особенности выраженным. В самом деле, варианты орнамента, представляющие собой штамп в виде мелких столбиков, на посуде из построек в Прибрежном следует считать обычным явлением. Но такой декор широко встречался только среди керамических материалов постройки 1 и прилегающей к ней постройки 11, в постройке 7 и остальных аналогичных сооружениях находки керамики с подобным орнаментом единичны (рис. 2: 8 ; 3: 5 ). Причем предпочтение отдавалось простейшим схемам в виде горизонтальных рядов, иногда разделенных на группы.

Значительно шире на посуде из построек представлены характерные для КША шнуровые полуовалы, которыми могли украшаться даже кубки (рис. 3: 8 ; 4: 6, 8 ; 5: 2, 4, 12 ). Шнуровые полуовалы кроме КША известны только в трипольской культуре ( Burdo, Videiko , 2010. Fig. 2: 7 ). В приморской культуре они были достаточно популярны, но лишь на раннем этапе существования. Происхождение мисок и горшков в виде полусферы, амфор раннего типа из Ушаково-3, как уже упоминалось, имеет те же корни. Но даже эти типы посуды всегда несут в себе следы трансформации, в частности – хорошо выделенное донце, что свойственно посуде именно приморской культуры раннего этапа. К тому же значительное число экземпляров посуды из Прибрежного имеет синкретические черты.

Остальные формы посуды либо отличаются настолько трансформированным обликом, что найти прямые параллели в КША весьма затруднительно, либо связаны с «лесным неолитом» и (полностью не исключено) КВК. Что характерно: в Прибрежном в жилищах помимо посуды основного культурного комплекса обнаружена керамика местных культур «лесного неолита», но собственно керамика КША почти неизвестна ( Зальцман , 2022б. С. 122, 136). Возможно, напрямую связан с КША лишь один украшенный мелкими столбиками фрагмент из постройки 4 (Там же. Рис. 45: 8 ). Ранее автор относил его к основному комплексу, однако некоторые из технологических характеристик (выступающие на поверхности частицы дресвы и слабый обжиг), даже без учета орнамента, ближе к керамике КША, чем к приморской.

Еще совсем недавно, в 2021 г., отдельными исследователями утверждалось, что начало приморского образования приходится на 3200 CalBC, когда на побережье Юго-Восточной Прибалтики мигрировали группы населения КША

( Piličiauskas et al. , 2021). Они якобы и были ответственны за создание приморской культуры. В прибрежной зоне мигранты, по логике авторов, стали вести оседлый образ жизни, занимаясь рыболовством и охотой на морского зверя (Ibid. P. 222).

Авторы трактовали даты из Прибрежного, опираясь на самый ранний отрезок интервала. Естественно, такое толкование дат из Прибрежного автоматически исключало приморскую культуру из круга КШК, самые ранние в котором, как мы видели, могли возникнуть только в интервале 3000–2900 CalBC. В таком случае приморская культура становилась одной из группировок КША на побережье, с изменившейся структурой поселений и хозяйства, трансформированным культурным комплексом, коренными переменами в погребальном обряде.

Без всякого сомнения, представленная модель противоречит целому ряду фактов, даже без учета новых дат. Прежде всего обращает на себя внимание утверждение о раннем появлении КША на юго-восточном побережье. Заселение сообществами КША Хельмской земли происходит в промежутке 3250– 3000 гг. до н. э. ( Szmyt , 1999. Р. 81). Источником, конечно, явилась соседняя Куявия, откуда и началась миграция. Но на остальных территориях КША распространяется позднее. Первая фаза Восточно-Люблинской подгруппы приходится на 3000/2950–2900/2850 CalBC. ( Bronicki , 2021. Р. 258). Около 3000 CalBC группы переселенцев КША появляются в Подлясье ( Szmyt , 1999. Р. 81). Период существования КША на Сандомирской возвышенности в Южной Польше, где шнуровая орнаментация была обычным явлением, укладывается в рамки 2900–2500 CalBC. ( Witkowska , 2021. Р. 38, 39). Начало соседней с Куявией западной группы КША (территория Германии) датируется в пределах около 3100–2900 CalBC, но комплексы со шнуровой орнаментацией относятся к 2900– 2700/2600 CalBC ( Woidich , 2014. Р. 74). Таким образом, нет никаких оснований предполагать, что группы населения КША проникают в прибрежную зону раньше, чем на большинство соседних территорий. Не придавалось значения и тому факту, что слишком широкое распространение шнуровой орнаментации (почти 60 %), наблюдаемое в Прибрежном, совершенно не соответствует периоду, к которому авторы относили памятник.

Необъяснимым, если придерживаться данных идей, является и то обстоятельство, что погребальные обряды приморской культуры и КША коренным образом различаются между собой. Одиночные погребения в пределах поселений – черта, свойственная местным неолитическим сообществами и отдельным группам КШК в Прибалтике, но только не КША. К тому же эти приморские погребения считаются экстраординарными, их число крайне незначительно, а основной погребальный обряд неизвестен и археологическими методами неуловим. Перемены в хозяйственном укладе никак не могли повлиять на столь серьезные преобразования в погребальной сфере. Общеизвестно, что группы населения КША, даже оказавшись в самых отдаленных районах Восточной Европы, сохраняли верность собственным традициям, ритуалам, общественной организации, стратегии выживания, что археологически подтверждается специфическими погребальными практиками, особенностями гончарного производства, обработки сырья и изготовления изделий из кремня ( Szmyt , 2016. P. 32). Погребальные и поселенческие комплексы КША с отдаленных территорий

Волыни, Подолья и Молдавского нагорья в целом согласуются с древностями КША центральной и соседних групп. Особая значимость придавалась местам погребения, отмеченным присутствием каменных гробниц, вокруг которых были сосредоточены сезонные поселения ( Szmyt , 2009. P. 240, 241). Такая модель поведения коренным образом отличается от той стратегии, которая характерна для носителей КШК в период формирования.

Навыки домостроительства приморской культуры совершенно иные и не имеют к КША никакого отношения. Структура керамического комплекса очевидным образом указывает на смешанный характер и происхождение значительной части форм посуды и орнамента из самых различных источников, но не только из КША. То же самое мы можем сказать о технологических особенностях керамических изделий. Набор янтарных украшений тесно связан с Восточной Прибалтикой ( Loze , 2008). Экономика отличалась комплексностью и разнонаправленностью, производящее хозяйство, наличие которого подтверждается результатами новейших исследований, существовало уже в период формирования приморской культуры.

Появление полученных с помощью AMS новых дат, серьезным образом уточнивших хронологию поселений Прибрежное и Ушаково-3, полностью опровергает идеи о продвижении групп населения КША на юго-восточное побережье. Весьма вероятно, учитывая наличие фрагментов А-амфор в Прибрежном и Ушаково-3 и чересчур широкое распространение шнурового декора уже на начальном этапе (пока еще достаточно редких в местном комплексе), что интервал 3050–2900 CalBC для Прибрежного следует также рассматривать исходя из позднейшей его части. Иными словами, стоит предполагать начало формирования приморской культуры около 2950–2900 CalBC, но не ранее.

Приморское культурное образование возникло на побережье в процессе миграции и за очень короткий срок, интегрировав в себя одновременно несколько гетерогенных компонентов. Изначальная неоднородность культурного комплекса, скорее всего, связана с миграцией на побережье преимущественно мужского населения и, соответственно, установлением экзогамных отношений. Такая модель уже была продемонстрирована для КШК Центральной и Северной Европы ( Kristiansen et al. , 2017. P. 339). Женщины, по-видимому, происходили из совершенно различных культурных групп (КША и Цедмар), что и отразилось на керамическом комплексе, имеющем ярко выраженный смешанный характер.

Очень быстро происходит интеграция и выработка собственных форм. Кубки раннего типа с короткой шейкой (местный вариант А-кубков) также распространяются в начальной стадии культуры. Местными по происхождению являлись кубки и более крупных размеров сосуды тюльпановидной формы, а также амфоры с овальной горловиной.

Устройство и структура жилых сооружений, несомненно, была заимствована из КВК. Но и здесь не обошлось без новых конструктивных решений. Типы каменных топоров тоже местные по происхождению. Редкость кремня на побережье вынуждала использовать небольшие по размеру каменные топорики трапециевидной формы (рис. 4: 2–4 ), встречаются и миниатюрные экземпляры из яшмы (рис. 4: 1 ).

Новые переселенцы заняли слабозаселенную местность между областями КША и нарвской культурой. Пока нет никаких доказательств, что эти прибреж- ные районы уже использовались нарвским населением, но следы стоянок поздней КВК обнаружены на тех же участках, где впоследствии возникли первые приморские поселения. Стратегия, при которой мигранты в период переселения выбирают малозаселенные области, известна и для культуры одиночных погребений (Ebbesen, 2006. P. 169).

С населением нарвской культуры, обитавшими севернее, вероятно, отношения имели ограниченный характер. Распространившиеся в приморской культуре миски овальной формы (светильники) – почти все, что могло быть взято из этой культуры ( Robson et al. , 2022). Сюда также стоит включить некоторые редкие виды ямочного орнамента. Инородная керамика, обнаруженная в постройках из Прибрежного, находит прямые аналогии в цедмарской и культуре гребенчатой керамики. Фрагменты плоских днищ с раковинной и иной органической примесью, типичных именно для цедмарской культуры, служат тому дополнительным подтверждением ( Зальцман , 2022б. Рис. 50: 12 ; 66: 3 ).

Отношения с сообществами КША, видимо, имели более сложную направленность. Мы не обладаем прямыми доказательствами связей с соседствующей с юга поморско-прусской группы КША, так как до сих пор не обнаружены следы их поселений, а посуда и другие вещи из каменных гробниц отличаются по большинству параметров ( La Baume , 1943). Но в отдаленных группировках параллели обнаруживаются. Судя по более поздним приморским древностям, датируемым уже серединой или второй половиной III тыс. до н. э., связи с КША резко возрастают, причем на этих поселениях фиксируется изредка и собственно керамика КША ( Зальцман , 2022а).

Причина, повлекшая за собой миграцию новой группы населения на побережье, могла бы оставаться для нас неясной. Но не стоит забывать, что именно на рубеже 3000–2900 гг. до н. э. среди отдельных сообществ в Центральной и Восточной Европе резко возрастает интерес к янтарю ( Czebreszuk , 2003). Янтарь в связи с изменившейся ситуацией становится одним из важных ресурсов. Следовательно, возможность контролировать сбор янтаря и сверх того перспектива использовать богатые биоресурсы заливов могли спровоцировать перемещения мобильных групп, причем с достаточно отдаленных территорий.

Итак, к настоящему времени не подлежит сомнению, что начало приморской культуры шнуровой керамики лежит в пределах 3050–2900 Cal BC. С учетом приведенных выше доказательств, этот промежуток необходимо сузить до 2950–2900 Cal BC. Мигрировавшая группа, захватив юго-восточное побережье, за короткий срок заложила основы новой материальной культуры, впитав и трансформировав отдельные компоненты соседних образований, одновременно создав совершенно неизвестные ранее культурные формы. Очевидной целью при этом являлось сформировать новую, отличную от соседних идентичность.

Список литературы Новые данные о культурно-хронологическом положении приморской/жуцевской культуры

  • Зальцман Э. Б., 2019. Восточная группа приморской культуры. Анализ материалов поселенческих комплексов. Ч. 1, 2. 687 + 318 с. М.: ИА РАН (Материалы спасательных археологических исследований; т. 26.)
  • Зальцман Э. Б., 2020. Культурная и хронологическая принадлежность средненеолитических материалов с поселений Ушаково 3 и Прибрежное // КСИА. Вып. 258. С. 46–64.
  • Зальцман Э. Б., 2022а. «Амфорный» компонент в восточной группе приморской культуры (2800–2200 гг. до н. э.) // КСИА. Вып. 269. C. 49–69.
  • Зальцман Э. Б., 2022б. Восточная группа приморской культуры. Проблемы происхождения и развития. М.: ИА РАН. 287 с. (Материалы спасательных археологических исследований; т. 27.)
  • Bronicki А., 2021. Chronology and periodization of the Globular Amphora culture East Lublin Subgroup // BPS. Vol. 25. Р. 221–263.
  • Burdo N., Videiko M., 2010. «Cord» ornamented pottery of the Trypillia Culture. A macro analysis // BPS. Vol. 15. P. 110–121.
  • Czebreszuk J., 2003. Amber on the Threshold of a World Career // Amber in Archaeology: Proceedings of the Fourth International Conference on Amber in Archaeology, Talsi / Eds.: C. W. Beck, I. B. Loze, J. M. Todd. Riga: Institute of the History of Latvia Publishers. P. 164–179.
  • Dobeš M., Pecinovská M., Ernée M., 2021. On the earliest Corded Ware in Bohemia // Yamnaya Interactions: proceedings of the International Workshop held in Helsinki, 25–26 April 2019 / Eds.: V. Heyd, G. Kulcsár, B. Preda-Bălănică. Budapest. P. 487–511. (Archaeolingua; vol. 44.) (The Yamnaya Impact on Prehistoric Europe; vol. 2.)
  • Ebbesen K., 2006. The Battle Axe Period = Stridsøksetid. København: Attika. 859 p.
  • Ehrlich B., 1936. Succase // Elbinger Jahrbuch. Bd. 12/13. S. 1–98.
  • Felczak O., 2018. Kultura pucharów lejkowatych w jej środkowym okresie trwania na obszarze stanowiska nr 1w Rzucewie // Zespół osadniczy z epoki kamienia – Rzucewo, gmina Puck, stanowisko 1. Gdańsk: Muzeum Archeologiczne w Gdańsku. S. 83–107. (Fontes Commentationesque ad Res Gestas Gedani et Pomeraniae; t. VII.)
  • Furholt M., 2003. Die absolutchronologische Datierung der Schnurkeramik in Mitteleuropa und Südskandinavien. Bonn: Dr. Rudolf Hobelt. 282 S. (Universitätsforschungen zur prähistorischen Archäologie; 101.)
  • Gumiński W., 2001. Kultura Zedmar. Na rubieźy neolitu «zachodniego» // Od neolityzacji do początków epoki brązu. Poznań: Wydawnictwo Poznańskie. S. 133–152.
  • Gumiński W., 2020. The oldest pottery of the Para-Neolithic Zedmar culture at the site Szczepanki, Masuria, NE-Poland // Documenta Praehistorica. Vol. XLVII. P. 126–154.
  • Hūbner E., 2005. Jungneolithische Gräber auf der Jütischen Halbinsel. Typologische und chronologische Studien zur Einzelgrabkultur. København: Det Kongelige Nordiske Oldskriftselskab. 1502 S.
  • Kilian L., 1955. Haffküstenkultur und Ursprung der Balten. Bonn: Rudolf Habelt. 320 S.
  • Kristiansen K., Allentoft M. E., Frei K. M., Iversen R., Johannsen N. N., Kroonen G., Pospieszny Ł., Price T. D., Rasmussen S., Sjögren K.-G., 2017. Re-theorising mobility and the formation of culture and language among the Corded Ware Culture in Europe // Antiquity. Vol. 91. P. 334–347.
  • Krzak Z., 1976. The Złota Culture. Wrocław; Warszawa; Kraków; Gdańsk: Zakład Narodowy im. Ossoli 渃܀skich. 254 s.
  • La Baume W., 1943. Die jungsteinzeitliche Kugelamphorenkultur in Ost- und Westpreuβen // Prussia. Bd. 35. Königsberg. S. 13–80.
  • Loze I., 2008. Lubāna ezera mitrāja neolīta dzintars un tā apstrādes darbnīcas. Riga: Latvijas vēstures institūta apgāds. 188 l.
  • Nosek S., 1967. Kultura amfor kulistych w Polsce. Wrocław; Warszawa; Kraków: Zakład Narodowy im. Ossoli渃܀skich. 464 s.
  • Okulicz J., 1973. Pradzieje ziem pruskich od późnego paleolitu do VII w. n. e. Wrocław; Warszawa; Kraków; Gdańsk: Zakład Narodowy im. Ossoli渃܀skich. 588 s.
  • Piličiauskas G., Skipitytė R., Oras E., Lucquin A., Craig O. E., Robson H. K., 2021. The globular amphora culture in the Eastern Baltic: new discoveries // Acta Archaeologica. Vol. 92, 2. P. 203–227.
  • Robson H. K., Lucquin A., Admiraal M., Dolbunova E., Adamczak K., Czekaj-Zastawny A., Fitzhugh W. W., Gumiński W., Kabaciński J., Kotula A., Kukawka S., Oras E., Piezonka H., Piličiauskas G., Sørensen S. A., Thielen L., Wetzel G., Meadows J., Hartz S., Craig O. E., Heron C. P., 2022. Light Production by Ceramic Using Hunter-Gatherer-Fishers of the Circum-Baltic // Proceedings of the Prehistoric Society. Vol. 88. P. 25–52.
  • Šturms E., 1970. Die steinzeitlichen Kulturen des Baltikums. Bonn: Rudolf Habelt. 298 S.
  • Świderski W., Wierzbicki J., 1990. Osada ludności kultury pucharów lejkowatych w Poganicach, woj. Słupsk, stanowisko 4 (strefa 2). Poznań: Instytut Prahistorii Uniwersytetu im. Adama Mickiewicza w Poznaniu. 145 s.
  • Szmyt M., 1999. Between west and east people of the Globular amphora Culture in Eastern Europe: 2950–2350 BC. Poznań: Institute of Prehistory. 351 p. (BPS; vol. 8.)
  • Szmyt M., 2009. Eastern European Destinations of Central European Cultural Patterns. The case of Globular Amphora Culture (end of the 4th – middle of the 3rd millennium ВС) // BPS. Vol. 14. P. 231–250.
  • Szmyt M., 2016. Distant East Destinations of Globular Amphora Culture People: Creation and re-Creation of Identity in Peripheral Landscapes // Transitional Landscapes? The 3rd Millennium BC in Europe. Bonn: Habelt. P. 21–34. (Universitätsforschungen zur Prähistorischen Archäologie; 292.) (Human Development in Landscapes; 9.)
  • Wislański T., 1966. Kultura amfor kulistych w Polsce północno-zachodniej. Wrocław; Warszawa; Kraków: Zakład Narodowy im. Ossoli渃܀skich. 285 s.
  • Witkowska B., 2021. Radiocarbon dating of the archival funeral complexes of the Globular Amphora culture on the Sandomierz Upland: Gajowizna, Malice, Mierzanowice and Sandomierz Sites // BPS. Vol. 25. Р. 7–47.
  • Włodarczak P., 2008. Kultura złocka i problem genezy kultury ceramiki sznurowej w Małopolsce // Na pograniczu światów: studia z pradziejów międzymorza bałtycko-pontyjskiego o昀椀arowane Profesorowi Aleksandrowi Kośko w 60 rocznicę urodzin. Poznań: Wydawnictwo Poznańskie. S. 555–576.
  • Włodarczak P., 2013. Projekt badań chronologii absolutnej eneolitu i początków epoki brązu w Małopolsce // Otázky neolitu a eneolitu našich krajín – 2010 / Eds.: I. Cheben, M. Soják. Nitra: Archeologický ústav Slovenskej akadémie vied. S. 373–387.
  • Włodarczak P., 2014. The traits of Early-Bronze Pontic cultures in the development of old upland Corded Ware (Małopolska groups) and Złota culture communities // BPS. Vol. 19. P. 7–52.
  • Włodarczak P., 2017. Battle axes and beakers. The Final Eneolithic societies // The Past societies. 2. 5500–2000 BC. Polish lands from the 昀椀rst evidence of human presence to the early Middle Ages. Warszawa: Instytut Archeologii i Etnologii Polskiej Akademii Nauk. P. 275–336.
  • Włodarczak P., 2018. Chronometry of the Final Eneolithic cemeteries at Święte, Jarosław District, from the perspective of cultural relation among Lesser Poland, Podolia and north-western Black Sea region // BPS. Vol. 23. P. 178–212.
  • Włodarczak P., 2021. Eastern impulses in cultural and demographic change during the end of the southeastern Polish Eneolithic // Yamnaya Interactions: proceedings of the International Workshop held in Helsinki, 25–26 April 2019 / Eds.: V. Heyd, G. Kulcsár, B. Preda-Bălănică. Budapest. Р. 436–461. (Archaeolingua; vol. 44.) (The Yamnaya Impact on Prehistoric Europe; vol. 2.)
  • Woidich M., 2014. The Western Globular Amphora Culture. A New Model for its Emergence and Expansion // eTopoi. Vol. 3. P. 67–85.
  • Żurek J., 1954. Osada z młodszej epoki kamiennej w Rzucewie, pow. Wejherowski, i kultura rzuсewska // Fontes Archaeologici Posnanienses. T. 4 (1953). Poznań. S. 1–43.
Еще
Статья научная