О фактитивной каузации в бурятском языке

Дадуева Е. А. О фактитивной каузации в бурятском языке // Вестник Бурятского государственного университета. Язык. Литература. Культура. 2021. Вып. 1. С. 3‒7.

К одной из наиболее важных и обсуждаемых проблем в исследованиях кауза-тивности можно отнести разграничение семантико-синтаксических пар фактитивных и пермиссивных значений каузативных конструкций. Необходимо отметить, что в теории каузативности важное место занимают исследования семантики конструкций. При этом значения фактитивной и пермиссивной каузации выделяются как основные семантические характеристики конструкций с каузативными глаголами [7; 1; 9; 10; и др.]. Так, каузация, при которой каузатор является основным источником каузируемого действия, считается фактитивной, а каузация, при которой каузатор не представляется основной причиной воздействия, относится к пермиссивной. Например: Та намайе ехээр бү айлгагты `Вы меня сильно не запугивайте` (ЭКБЯ1, Ц. Шагжин. Галта джунгли) (фактитивная кау- зация). При пермиссивной каузации инициатива является прерогативой каузируемого объекта, а каузатор лишь разрешает (не разрешает), допускает или позволяет ему выполнить желаемое действие [7, с. 28]. Например: Бадма һүни болотор зугаалжа намайе унтуулнагүй `Бадма, разговаривая до самой ночи, не дает мне уснуть`.

Семантика фактитивной каузации предполагает, что каузатор не только побуждает объект к выполнению действия, но и может самостоятельно выполнять его, каузируя физическое или эмоциональной состояние. Заметим, что фактитив-ность иногда понимается как синоним каузативности. Так, например, Т. А. Киль-дибекова пишет: «Понятийная категория каузативности (фактитивности, воздействия) …» [3, с. 13]. Однако большинство исследователей все же выделяют именно два семантических типа каузации — фактитивную и пермиссивную [7; 9; и др.]. При этом большая часть каузативных глаголов в языках отражает фактитивную каузацию, которая считается прототипической, т. е. отражающей значение каузативности в наиболее чистом виде. Пермиссивная каузация признается непрототипической [5; 4; 6; и др.].

В бурятском языке мы относим к глаголам с фактитивным значением следующие глаголы, которые выступают в качестве матричных предикатов: баалаха (заставить), гуйха (просить), захиха, даалгаха (поручать), аргадаха (уговаривать), зааха (указывать), заабарилаха (дать указание), эрихэ (требовать), эль-гээхэ (послать) и др. Такие фактитивные глаголы обозначают волевые воздействия, при которых субъект-каузатор предлагает выполнить действие другому субъекту, однако при этом именно каузатор является основным источником каузируемого действия. В бурятском языке глаголы волевого воздействия с фактитивным значением участвуют в полипредикативных конструкциях с предикатными актантами в форме причастия будущего времени. Например: Тэрэ мун лэ гэрhээ гарангуй хэбтэхыень баалаба 'Он заставляет его лежать дома, не выходя из дома' (ЭКБЯ, Д. Эрдынеев. ХYлэг инсагаална. 1974). Глагол баала-ба выражает чисто фактитивное значение каузации `заставлять, вынуждать`. Именно матричные предикаты выражают в наиболее чистом виде значение каузации.

Если в полипредикативных конструкциях участвуют глаголы со значением определенного сематического типа каузации, то в монопредикативных конструкциях сложнее определить тип каузации. Данное положение связано с тем, что, как указывает В. П. Недялков, каузативная морфема может выражать как пермиссивное, так и фактитивное значение [7, с. 29]. Этот факт находит свое подтверждение и в бурятском языке. Каузативные морфемы могут обозначать оба значения, и в зависимости от ситуации актуализируется тот или иной тип каузации. Так, суффиксы -уул, -лга могут участвовать в образовании глаголов со значением волевого воздействия, т. е. обозначать как принуждение (фактитивность), так и разрешение (пермиссивность). Например: Yбгэн, энэ нухэрее абаашажа сайл-уул-а, унт-уул-а 'Старик, уведи своего друга, напои чаем и уложи спать' (ЭКБЯ, Ц. Дон. Брынзын санха. 1935). В этом контексте глаголы сайл-уул-ха ' поить чаем', унт-уул-ха 'усыпить, уложить' обозначают действия, зависящие от каузатора, т. е. выражают фактитивную каузацию. Ср.: Хэнииешье энээн руу бү ор-уул-а!

`Никого сюда не впускай!` (`Никому не разрешай сюда заходить`) (ЭКБЯ, В. Гармаев. Гаржаамын таабари. 1992). Глагол ор-уул-ха `разрешить, позволить зайти` от глагола орохо `зайти` в этом контексте имеет пермиссивное значение, каузатору необходимо дать или не дать разрешение на действие. Добавим, что в переводных бурятско-русских словарях часто закрепляется за глаголом как фактитивное значение, так и пермиссивное. Например: хэрэлд ɣɣлхэ `ссорить`, `анюулха ` велеть закрыть (глаза)` , наадуулха ` дать играть `; амаруулха ` давать от-дыхать ` и т. д. [8]

Между тем В. П. Недялков замечал, что в языках мира встречается употребление каузативных морфем только в фактитивном значении [7, с. 29]. Это предположение оправдывается на материале бурятского языка. По нашим наблюдениям, каузативные аффиксы -га (-го, -гэ), -гаа (-гээ, -гоо, -гөө), -ха (-хэ, -хо), -хаа (-хээ, -хоо), -аа (-ээ, -оо, -өө) образуют в основном каузативные глаголы фактитивного значения. Например: хал-аа-ха `нагревать`, хат-аа-ха `сушить`, һал-гаа-ха `разделять`, шангад-ха-ха `усиливать` и т. п. Например: 1) Дор-жо сайень түргэ түргэн хал-аа-на `Доржо быстро согрел чай` (ЭКБЯ, Ч. Цыден-дамбаев. Түрэл нютагһаа холо. 1958). 2) Дугар тэрээнииень буудажа һал-гаа-ба `Дугар разнял его, стрельнув` (ЭКБЯ, Б. Шойдоков. Дайсанай ара талада. 1995). Каузатор здесь является основным источником каузативного воздействия. При помощи данных суффиксов образуются в основном глаголы физического и эмоционального воздействия, в семантике которых уже содержится значение непосредственного прямого воздействия, свойственного фактитивной каузации. Например: зоб-оо-хо ` мучить ` — зобо-хо ` мучиться` , хал-аа-ха `нагревать` — ха-ла-ха `нагреваться`, эс-ээ-хэ `утомлять` — эсэ-хэ `утомляться `, бусал-га-ха ` кипя-тить` — бусал-ха `кипятиться` и т. д.

Также в бурятском языке различие пермиссивности и фактитивности происходит при актуализации значения «приятности/неприятности» действия для каузируемого объекта. Ср.: 1) Тэрэ маниие газаа хонуулба ` Он заставил нас ночевать на улице ` — фактитивная каузация, «неприятное» действие; 2) Тэрэ hайн сэдьхэлтэй эхэнэр маниие гэртээ хонуулба ` Та добрая женщина разрешила нам переночевать у нее дома` — пермиссивная каузация, «приятное» действие [2].

Ср. также: Отец позволил (разрешил) детям читать (пермиссивная каузация) и Отец заставил детей читать (фактитивная каузация). Если в русском языке значение пермиссива или фактитива актуализируется при помощи матричных каузативных глаголов, то в бурятском языке такого контекста будет явно недостаточно: Абань ɣхибɣɣдээ уншуулба . Адекватный перевод такой конструкции практически невозможен без более широкого контекста. Например: Абань ɣхибɣɣдээ г ɣйжэ байхадань, столдо һуулгаад, уншуулба ` Отец заставил детей читать, усадив за стол, когда они бегали ' . В таком контексте становится явным фактитивное значение глагола: отец заставил детей читать, чтобы они не бегали, не шумели, а занялись полезным делом — читали. Вряд ли инициатива в этот момент принадлежала детям, для них каузируемое действие было, скорее всего, «неприятным», отец здесь является каузатором, т. е. непосредственным источником нежелательного воздействия.

Таким образом, в бурятском языке семантическая корреляция фактитивных и пермиссивных значений находит свое место. Так, фактитивная каузация явно выражается только в каузативных полипредикативных конструкциях с глаголами волевого воздействия. На морфологическом уровне средствами выражения фактитивной каузации можно назвать суффиксы -га (-го, -гэ), -гаа (-гээ, -гоо, -гөө), -ха (-хэ, -хо), -хаа (-хээ, -хоо), -аа (-ээ, -оо, -өө). В бурятском языке часто фактитивное или пермиссивное значение глагола закрепляется в словарной статье. В ней показано, что для выделения того или иного типа каузации в бурятском языке большое значение имеет контекст. Так, одним из контекстуальных условий актуализации фактитивного значения может быть признак «неприятности».