О гипотетических особенностях правосудия по уголовным делам

Уфимский университет науки и технологий, Уфа, Россия, ,

Несмотря на достаточно долгую историю существования концепции судебного права [1; 2; 3], назвать ее широко поддерживаемой нельзя. В целях настоящей статьи под концепцией судебного права мы понимаем все многообразие дореволюционных, советских и современных идей, которые в том или ином виде предполагают близкое родство или объединение разных отраслей процессуального и, как вариант, судоустройственного права.

При этом в ответ на монографические работы ученых-процессуалистов трех обозначенных периодов существования отечественной науки никакого подобия «Анти-Дюринга» издано не было. Возражения против судебного права (мы рассматриваем их сейчас на уровне возражений против «родства»

уголовного, с одной стороны, и гражданского, арбитражного и (или) административного процессов, с другой стороны; о создании единого цивилисти-ческого процесса, его сторонниках и противниках речи нет) сводятся к тому, что «уголовный процесс – это совсем другое». Более или менее подробно, чем именно уголовный процесс принципиально отличен от остальных, написано В.В. Скитовичем в формате статьи [4].

Поскольку, по нашему мнению, аргументы противников судебного права следует изучать, нам нужно их вычленить из данной статьи и, вероятно, реконструировать какими-то другими способами, поскольку сами противники концепции внятно их не озвучивают.

• 1.    «Любая из возможных юрисдикций (уголовное или гражданское судопроизводство. – А. Ш. ) выступает процессуальным выражением тех материально-правовых закономерностей, в рамках которых возникает разрешаемый судом юридический конфликт» [4, с. 7]. Иными словами, уголовный процесс отличается от остальных процессов в силу специфики материальноправовых, то есть уголовно-правовых споров, ради решения которых он существует, в сравнении со спорами, рассматриваемыми в цивилистических видах процесса.

• 2.    Еще один обнаруженный нами аргумент состоит в следующем: «даже в тех случаях, когда объектом посягательства выступают такие блага, как жизнь, здоровье или личная неприкосновенность, наказание преступника не может быть частным делом потерпевшего. Право, на которое посягает преступник, – отнюдь не элемент моей правосубъектности как частного лица, а составная часть всего правопорядка, так как криминальное деяние представляет опасность не только для меня лично». Иными словами, отличие уголовных дел состоит в том, что материальное уголовное право является публичным. Конечно, если противопоставлять уголовное право гражданскому (именно об этом идет речь в цитируемой статье), то на таком простом уровне сопоставления мы согласимся с выводом. Решение каждого конкретного уголовного дела имеет значение для общества, вероятно, большее, чем решение каждого конкретного гражданского дела. Однако если вести речь не об одном гражданском деле, а об их группах или всей совокупности, то ответ будет не таким однозначным. Предсказуемое, законное и справедливое решение судами гражданских дел имеет огромное значение для общества в целом, а не только для лиц, участвующих в этих делах. Это основа экономики, если она предполагает наличие частной собственности и ведение бизнеса.

• 3.    Несколько раз нам приходилось сталкиваться и с аргументом, будто бы развивающим предыдущий, что сам уголовный процесс публичен, в отличие от цивилистического процесса. Это явная ошибка, которая допускается путем распространения свойств рассматриваемых юридических споров (хотя, как выше мы описали, не всех, а только некоторой части) на сущность судопроизводства. Арбитражный, гражданский и административный процессы публичны; в них суд точно так же властен в отношении участников, как и в уголовном процессе. Возможно, цивилистический процесс оставляет у юристов ощущение большей доли диспозитивности, чем уголовный. Но в задачи судебного права как раз и входит «примерка» разных предлагаемых процессуальными отраслями процедур (в том числе с элементами диспозитивности) к другим процессуальным отраслям.

• 4.    Возможное отличие уголовных дел от всех остальных судебных споров – степень влияния обвинительного приговора суда с назначением наказания на судьбу подсудимого. Отметим, что признание исключительной

Конечно, материально-правовая специфика влечет определенную процессуальную специфику, но мы полагаем, что очень и очень ограниченную. Во-первых, любой вид судопроизводства построен вокруг доказывания (события преступления и т. п. – в уголовном процессе, заключения и исполнения договора – в гражданском и др.), обеспечения его возможности, объективности, проверяемости и т. д. Веками и цивилизациями вырабатываются процедуры, дающие лучшие возможности доказывания для установления того, кто прав в юридическом споре. Можно провести аналогии с научным доказыванием: оно тоже вырабатывает лучшие для своих задач методы, и эти методы близки для разных областей знаний. Нет оснований утверждать, что эксперимент, сравнение или моделирование как-то принципиально различаются, когда речь идет о физике, химии или биологии. И если специфика изучаемого объекта не предопределяет уникальность метода изучения, то и специфика материально-правового спора не предопределяет уникальность процедуры его решения. По крайней мере, нельзя утверждать априори, что сущность юридического спора диктует особые правила его рассмотрения; каждую конкретную особенность правил рассмотрения следует анализировать отдельно, выясняя, связана она с материально-правовой спецификой или нет.

Во-вторых, в современном состоянии правосудие может быть только «процессуальным», то есть регламентированным, законным, открытым и т. д. Насколько реально существование четырех или пяти (если добавить конституционное судопроизводство) разных сущностей правосудия? Если вновь обратиться к статье В.В. Скитовича, то найдется такой ответ: «в уголовном процессе судебная власть – отнюдь не беспристрастный арбитр в споре между двумя сторонами, она сама является, если можно так выразиться, заинтересованным лицом» [4, с. 16]. Что ж, если отталкиваться от такой роли суда в уголовном производстве, то можно просто отказаться от использования понятия «правосудие», заменив его любым другим, а не извращать его содержание. Если суд не беспристрастный и не арбитр, то это не суд; может быть, это государственный орган, на который возложено привлечение к уголовной ответственности, но не справедливое разрешение споров. Очень хотелось бы надеяться, что специфика уголовных дел состоит в чем-то другом, а не в том, что для их разрешения не нужны беспристрастные арбитры.

Расширение заявленного аргумента подразумевает противопоставление уголовных дел в их публичности всем другим судебным делам, рассматриваемым в цивилистических видах процесса. В таком виде этот аргумент становится еще менее надежным: административные дела, рассматриваемые арбитражными судами и судами общей юрисдикции в процедурах АПК и КАС, подразумевают публичный интерес, как и уголовные. До введения в действие КАС суды общей юрисдикции рассматривали административные споры на основании ГПК. Совершенно очевидно, что все виды правосудия, а не только правосудие по уголовным делам, в том или ином контексте (вклю- чая очень близкий уголовно-правовому) имеют дело с публичным интересом по рассматриваемым юридическим спорам.

Наиболее явное (но далеко не единственное) выражение публичного начала проявляется в участии прокурора в юридических спорах. В ст. 52 АПК, например, установлен широчайший набор случаев возможного участия прокурора в арбитражном деле, причем, помимо явно административных споров, в этом наборе присутствуют и споры о признании сделок незаключенными, связанные с применением гражданского законодательства. В 2023 г. прокуроры участвовали по 4,5 тысячам арбитражных дел, что немного в общей массе, но и не исключительно редко1. Если в арбитражном деле участвует прокурор, то наверняка и скептики признáют, что спор имеет публичное значение. Однако это вовсе не приводит к какому-то особому положению прокурора в арбитражном процессе, в отличие от уголовного: подаваемые им документы об обжаловании судебных актов именуются апелляционными и кассационными жалобами, как и жалобы других участников дела, а не представлениями, как это предусмотрено в УПК.

И если считать проявлением диспозитивности, например, возможность завершения практически любого юридического спора, рассматриваемого в цивилистическом процессе, утверждением мирового соглашения, то можно рассмотреть применимость такого варианта исхода к уголовно-правовому спору (какому-то или каким-то его видам) [5].

важности итогов рассмотрения уголовного дела при всей их ожидаемости и очевидности в некоторой степени вынужденное. Для государственного или публичного интереса судьбы налоговых и других экономических, включая гражданские, дел важны не менее. По этическим соображениям воздержимся от сравнения этой важности, ограничившись указанием на то, что основа нашего существования – это экономика.

Тем не менее из-за огромного влияния результатов рассмотрения уголовного дела на судьбу отдельного человека именно по таким делам существуют повышенные, по сравнению с остальными, стандарты доказанности. Иными словами, процедура рассмотрения именно уголовных дел должна максимально исключать возможность совершения ошибки, даже путем ее усложнения, удлинения и удорожания.

Разный стандарт доказанности – это то, что действительно отличает уголовные дела от гражданских, административных и арбитражных. И если это так, то и разницу процедур следует рассматривать с позиции выведения из них этого повышенного стандарта. Допустим, почему в уголовном процессе упомянутый прокурорский документ об обжаловании именуется иначе, чем документ, исходящий от остальных участников судопроизводства? Ради повышенного стандарта доказанности? Или почему в УПК установлен нереалистично короткий срок апелляционного обжалования? Он тоже способствует достижению истины, к которой уголовный процесс стремится более чем остальные процессы? Абсурдность этих вопросов предполагает только два варианта вывода: либо эти (и многие другие) различия универсальных процессуальных институтов в их нормативном выражении в УПК и остальных процессуальных кодексах случайны, либо они объясняются какими-то другими особенностями уголовных дел. Если верно второе предположение, то противники судебного права (они же сторонники неприкосновенности уголовного судопроизводства для любого сравнения с другими видами судопроизводства) должны обнаружить конкретные отличия уголовных дел. Любая замена конкретики эмоциональными возгласами, предположениями об очевидности утверждаемого непродуктивна ни для развития собственных идей, ни для проверки их критикой оппонентов.