О проблеме противодействия процессуальным злоупотреблениям в гражданском процессе

Одной из ключевых проблем, существующих в гражданском процессе при рассмотрении и разрешении дела в суде, является практика недобросовестного использования участниками судопроизводства процессуальных прав и свобод, установленных законодателем. Так, практика сознательного затягивания производства по делу, воспрепятствования отправления правосудия и т.д. остается по-прежнему актуальной, на что указывали в своих работах представители научной общественности (Бутнева В.В., Жукова А.А., Зайцева И.М., Чечина Н.А. и т.д.) [6, с. 70].

Обязанность добросовестного использования процессуальных прав, систематизированных в гражданско-процессуальном законодательстве, вменяется участникам процесса на основании п. 2 ст. 35 ГПК РФ. В данном случае подразумевается следующая совокупность прав:

• -    знакомство с материалами дела и снимать копии, делать выписки с указанных документов;

• -    представление доказательств и участие в их исследовании;

• -    адресация вопросов экспертам, свидетелям, специалистам;

• -    дача объяснений суду;

• -    уточнение доводов в случае, если они подтверждают позицию стороны процесса;

• -    получение копий судебных поступлений, в т.ч. через телекоммуникационную сеть «Интернет» [3].

В юридической литературе неоднократно упоминалось, что соблюдение участниками процесса и законное пользование установленными процессуальными правами является общей обязанностью, обеспеченной прежде всего задачами гражданского судопроизводства, среди которых можно перечислить укрепление законности и правопорядка, предупреждение и снижение числа правонарушений, мирное урегулирование возникших гражданско-правовых споров, а также формирование уважительного отношения к суду [4, с. 65]. Однако интересен тот факт, что в дореволюционный период, несмотря на теоретические разработки в части наблюдающегося злоупотребления процессуальными правами участниками судебного процесса, в судебных уставах соответствующие меры предупреждения не были предусмотрены. Только в советский период, а именно в 1923 г. в структуре ГПК РСФСР (ст. 6) и впоследствии в 1964 г. (ч. 2 ст. 30 ГПК РСФСР) была отдельно предусмотрена норма о добросовестности поведения при защите нарушенных или оспоренных гражданских прав и свобод и соответствующем государственном принуждении к этому [6, с. 70].

О ключевой роли обязательств в части добросовестного использования процессуальных прав говорил Васьковский Е.В., упоминая, что злоупотребление в данном случае – это любого рода действия участников процесса, не совместимые с целями гражданского судопроизводства [7, с. 418]. В свою очередь Грибанов В.П. идентифицировал злоупотребления правами как противоправные и выделял их специфическую особенность в виде обусловленности от субъективных прав участников процесса [1, с. 18].

Следующим ключевым признаком, характеризующим процессуальные злоупотребления в гражданском судопроизводстве, является возможность применения мер принуждения, поскольку без соответствующих санкций сама природа установления обязанности в виде добросовестного использования процессуальных прав участниками процесса становится бессмысленной. При этом особого рассмотрения в данной теме заслуживает сопоставление таких категорий, как применение мер государственного принуждения за проявление недобросовестного поведения в гражданском процессе и следование принципам состязательности и диспозитивности, подразумеваемых при рассмотрении и разрешении гражданских дел. Так, следуя логике Боннера А.Т., властнорешающая воля суда не может быть реализована без самостоятельного волеизъявления лиц, участвующих в деле, проявляющегося, с одной стороны, в подаче искового заявления в суд для защиты своих прав и интересов, а с другой, при выборе процессуальной стратегии своего поведения в рамках судопроизводства [2, с. 167].

Однако ряд авторов (Новиков А.Г., Кузнецов Н.В. и т.д.) обращают внимание на оборотную стороны реализации принципов состязательности и диспозитивности, поскольку именно они провоцируют появление недобросовестного поведения в правоприменительной практике [5, с. 37].

Вместе с тем, во всех отмеченных выше случаях стоит иметь ввиду вспомогательно-руководящую функцию суда в силу того, что именно регламентация процесса рассмотрения и разрешения спора со стороны суда устанавливает границы применения принципов состязательности и диспозитивности и, следовательно, является фактором обеспечения правомерного использования процессуальных прав участников процесса.

Дополнительно стоит отметить проблему квалификации действия (бездействия) лица, участвующего в деле в качестве злоупотребления процессуальными правами, поскольку в силу общего принципа добросовестности лиц имманентно предполагается необходимость доказательственной базы в части установления факта злоупотреблений. Однако на практике сделать это, в большинстве случаев, является трудным, что провоцирует суд трактовать деяние лица проявлением недобросовестного поведения, что противоречит современному российскому законодательству и нарушает права и интересы лиц, участвующих в гражданском процессе.

Таким образом, в силу отсутствия теоретико-методологических основ отграничения добросовестного поведения от недобросовестного при рассмотрении дела в суде ряд процессуалистов уверяют в бессмысленности исследования положений злоупотребления процессуальными правами в качестве самостоятельной концепции [4, с. 66]. Вместе с тем нельзя не признать, что категория злоупотребления процессуальными правами исследуется в трудах юристов большинства государств мира, что подтверждает ее практическую значимость.

В итоге, резюмируя вышесказанное, стоит отметить, что злоупотребление процессуальными правами со стороны участников процесса осуществлялось в ретроспективе и наблюдается до сих пор, что побуждает юристов-практиков исследовать проблему противодействия недобросовестному поведению в рамках рассмотрения и разрешения гражданских дел в суде. В этом смысле стоит отметить сложность отграничения действий участников гражданского спора, трактуемых как добросовестное или недобросовестное, что осложняет процесс привлечения нарушителей к соответствующей ответственности. К примеру, говоря о категории недобросовестности в рамках защиты и восстановле- ния гражданских прав настоятельного разрешения требует вопрос выработки критериев поведения, позволяющего идентифицировать его как недобросовестное. В данном случае, когда речь идет о разумном использовании процессуальных прав, утвержденных законодателем в структуре ГПК РФ, необходимо определить, на основании каких параметров действие лиц, участвующих в деле, нарушают правовые нормы гражданско-процессуального законодательства. В данном случае требуется конкретизировать:

- уровень тяжести последствий, к которым привело волеизъявление субъекта права в гражданском судопроизводстве с тем, чтобы на данной основе определить степень злоупотреблений;

• -    дифференцировать признаки действия

лиц, участвующих в деле, на соответствующие ГПК РФ и отклоняющиеся от его положений с тем, чтобы исключить ситуа- ции признанная правомерного поведения неправомерным;

• -    с учетом того, что целью любого злоупотребления при рассмотрении и разрешении гражданских дел является получение определенных преференций правона-

• рушителем по сравнению с иными участниками процесса, представляется важным детализировать степень получаемых выгод с тем, чтобы в зависимости от этого оценить полученный вред.

Также представляется важным уточнить компетенции и объем полномочий суда в части привлечения к ответственности за процессуальные злоупотребления с тем, чтобы исключить ситуации применения мер принуждения за поведение, которое по всем существующим нормативным прави- лам можно расценить как правомерное. Особенно решающую роль суда стоит подразумевать в условиях того, что имен- но суд дисциплинирует и оказывает влия ние на процессуальные действия участни ков судопроизводства, при этом понима ния важность соблюдения границ реализа ции принципов диспозитивности и состязательности как ключевых в системе принципов гражданского процессуального права.