О роли социокультурных факторов в семантическом развитии прилагательных в русском языке

Специфика языковой семантики определяется как собственно лингвистическими, так и экс-тралингвистическими факторами (этно- и социокультурной ситуацией в обществе, связью языка с бытом, моралью, экономикой, производством и т.д.). Подобная обусловленность становится очевидной при рассмотрении лексической семантики, самым непосредственным образом отражающей и одновременно проявляющей поступательное развитие человеческого общества, специфику менталитета того или иного народа, последовательную смену его мыслительных действий, связанных с процессом познания.

Отличительной чертой раннего периода в истории славянского общества был древний синкретизм, связанный с мифологическим этапом в развитии человеческого мышления, когда человек не различал субъекта и объекта, предмета и его свойства, имени и вещи и т.п. [1, с. 90].

Свойственные первобытному мышлению целостность и нерасчлененность восприятия образа, неспособность «разложения на субстанцию и предикат или атрибут» [1, с. 90] непосредственно отразились на характере семантики древнерусского слова. Слово как одна из форм выражения мифологического сознания Древней Руси представляло собой неделимое семантическое целое. Оно сосредоточивало в себе множество равноценных сем (или потенциально возможных «значений»), проявление которых было связано с конкретной речевой ситуацией или конкретным текстом. Подобная синкретичность была свойственна, к примеру, древним языковым знакам, являющимся различными видами номинации вкусовых ощущений, типа сладъкыи, горь-кыи, кыслыи, бридъкыи, прэсныи, солоныи. Семантический синкретизм данных «слов» заключался в недифференцированном характере их лексической семантики (совмещении в их семантических структурах двух противоположных смыслов - «физического», исконно славянского, вкусового, и «духовного», греческого по происхождению, возникшего в результате христианизации славянского общества и появления текстов новой культуры) и частеречной неопределенности (способности «слов» выступать как в атрибутивной, так и в субстантивной функциях). Степень экспликации того или иного смысла определялась, с одной стороны, функциональной необходимостью - общетекстовой семантикой; с другой - находилась в зависимости от социокультурного фона Древней Руси. Господством религиозно-христианского мировоззрения (и в связи с этим широким распространением церковно-религиозной литературы, сильным влиянием христианско-византийской культуры) объясняется доминантное проявление «духовного» смысла синкрет. «Физическая» («вкусовая») сторона, проявлявшаяся, как правило, в нетрадиционных текстах, не получивших в эпоху древности достаточного развития и распространения, не находила места для своей реализации и фактически была не актуализированной.

Специфика семантики древних вкусообозна-чений определялась чувственно-образным восприятием при познании мира, когда признак возникал при непосредственном «столкновении» человека с предметом объективного мира. К примеру, признак «сладкий вкус» мыслился в связи с конкретным образом плода, меда, сот и др.; горький вкус соотносился с отравой, золчью (желчью), пелынью (полынью) и др.; соленый вкус - с «веществами», имеющими или содержащими соль, и т.д. Актуализация «физического» («вкусового») семантического признака осуществлялась в синтагменных сочетаниях синкрет со словами, обозначающими все то, что могло вызвать определенное вкусовое ощущение: сладъкыи - медъ, сотъ, уха, брашьно; горь-кыи - пелынь, золчь, зелье, отравы; солоныи -капуста, рыба; бридъкыи - зелие и т.д. Обнаружено, что синкреты кыслыи и прэсныи не проявляли собственно вкусового признака. Кыслыи либо выражало динамический признак «приобретенный (возникший) в результате действия» (к. тэсто), либо указывало на способ приготовления пищевого продукта (к. квасъ, к. медъ). Прэсныи реализовывало семы «свежий, некислый, не бродивший» (и. медъ, и. млэко) и «не квашеный, без закваски» (и. млины, и. хлэбъ). Не функционировали в древнерусских памятниках формулы в составе с синкретой тэрпъкыи. Однако наличие в текстах морфологически про изводного субстантива трэпость в ряду адекватных способов номинации других вкусовых ощущений (сладость, горесть, бридость и др.) позволяет говорить о существовании в представлении древнего человека понятия о терпком вкусе как о «таком, от которого немеют зубы».

В эпоху средневековья на основе как собственно языковых (распространения русских деловых текстов и, как следствие, активизации «физической», «вкусовой» стороны в семантических структурах слов; разрушения синтагм путем семантического дробления слова на базе включения различных распространителей, определителей, сравнения - сладъкыи как медъ, кыслыи как уксусъ и т.д.; увеличения синтагменных сочетаний и специализации семного содержания слова в каждом синтагменном употреблении с одновременным обобщением смысла путем извлечения его из конкретных контекстуальных употреблений; развития гиперонимических отношений - сладъкы е вишни, Ягоды, груши = сладъкы е вэщи; кыслые Ягоды, плоды, вино-градъ = кыслы е вэщи и пр.), так и экстралин-гвистических факторов (разрушения синкретич-ности человеческого мышления, его рационализации вследствие усложнения социальноэкономических отношений, роста производительной деятельности; освобождения от теоло-гичности предшествующих веков, стремления к познанию и увеличению объема знаний об окружающем мире и т.д.) произошла специализация семантики слов, а также развитие полисемии и формирование отвлеченно-обобщенного признака, лежащего в основе собственно «вкусовых» значений адъективов: сладъкыи - «сладкий, приятный на вкус» (с. овощь, вишнЯ, гро-Уша и др.), кыслыи - «имеющий неприятный, кислый вкус» (к. Ягоды, виноградъ, плоды, Яства и др.); горькыи - «неприятный, горький на вкус» (г. Ядришьки) и т.д.

С рационализацией человеческого мышления и общества в целом, приведшей к десакрализации всех областей жизни человека, все то, что в древнем мире было обожествлено и носило религиозный, обобщенно-символический характер (имело отпечаток древних религиознохристианских представлений о двойственной природе мира, воплощенных в противопоставлении сакрального - мирского, небесного - земного, предметов как символов и предметов в обычном неритуализированном смысле), материализовалось и стало выражать иные - реальные - свойства и качества. Ср.: в XI-XIV вв. сладъкаЯ вода (рэка, езэро, кладязь, источникъ) - «святая» - символизировала истинное, боже- ственное, праведное христианское учение -«учение на исцеление»; горькаЯ вода олицетворяла безбожное, греховное, неистинное начало; ей уподоблялось язычество, лживое вероучение. В XV-XVII вв. сладъкаЯ вода (рэка, езэро, кла-дязь, источникъ, морэ) означала: «пригодная для питья, чистая, беспримесная, не содержащая в себе соль»; горькаЯ/солонаЯ вода - «не пригодная для питья, содержащая в себе соль». Аналогично: сладъкаЯ/горькаЯ землЯ, почьва и т.п.

Позднее, в период формирования, становления и создания единой системы национального русского языка, специализированные в эпоху средневековья значения слов-вкусообозначений испытывали процесс «отстаивания», уточнения и дальнейшей дифференциации. В результате лексико-семантических процессов, активно протекавших в сфере прилагательных с исходным значением вкуса на протяжении XVIII-XIX вв. (так называемого «окачествления», абстрагирования слов; расширения сфер сочетаемости вкусовых прилагательных за счет вошедших в это время в литературный язык заимствований из западноевропейских языков - наименований плодов, растений: абрикос, ананас, апельсин, кофе, миндаль и др; кушаний и блюд: бисквит, желе, торт, шоколад и др.; различных видов напитков: глинтвейн, пунш, грог и др; дальнейшей их специализации и терминологизации как следствия развития различных областей промышленности и науки - химии, минералогии, медицины, биологии и т.д.), была сформирована унифицированная система слов-вкусообозначений с общим типовым значением «имеющий тот или иной вкус; являющийся каким-либо на вкус», представленная в современном русском языке лексемным рядом сладкий, горький, кислый, соленый, пресный, пряный, терпкий.

В языковой ситуации в Древней Руси наблюдалось сильное влияние христианско-византийской традиции через посредство церковно-книжной литературы. Вместе с появлением текстов новой культуры в систему древнерусского языка вошли формулы с ключевыми словами сладъкыи, горъкыи, используемые для экспликации основных понятий, определяющих систему общих религиозных, эстетических, философских ценностей. Они являлись кальками с древнегреческих образцов и восходили к библейско-византийским источникам, содержащим адекватные формулы обозначения добра-зла, святости-греховности и пр. Входя в основной фонд церковной литературы, синтагменные сочетания синкрет сладъкыи, горъкыи, актуализи рующие сему «духовное», отражали специфику мышления эпохи раннего христианства, базирующегося на идее дуалистичности мира, и имели религиозно-символический, сакральный характер. Символическая схематизация действительности была обусловлена дуализмом славянского сознания эпохи раннего христианства и вызывалась «попытками древнего человека увидеть во всем временном и тленном символы и знаки вечного, вневременного, духовного, божественного» [2, с. 370].

Идеологическая оппозиция положительных и отрицательных коннотаций, восходящая к общему и главному противопоставлению «сакральный - мирской», легла в основу антитезно-го употребления слов сладъкыи, горъкыи, связанных с коррелятивными понятиями неба -земли, верха - низа, Бога - Дьявола, добродетели - порока и т.п. Со словом сладъкыи было связано все положительное, доброе, праведное, святое - «приятное». Напротив, горькому уподоблялось все отрицательное, дьявольское, безбожное, порочное, злое - «неприятное». Реализация указанными синкретами сакрализованных сем «приятный» (святой, божественный - «положительный») и «неприятный» (греховный, безбожный - «отрицательный») происходила в синтагменных употреблениях со словами самой разнообразной семантики, послуживших базой для выделения следующих моделей сочетаемости:

М-1. Adj + слова «слуха» (с. гласъ, слово, рэчь, г. гласъ, свэтъ, гръло и др.);

М-2. Adj + слова «внутреннего эмоционально-психологического состояния человека» (с. сонъ, память, г. сльзы, плачь, печаль и др.);

М-3. Adj + слова «жизни» (с. жизнь, смэрть, болэзнь, г. жизнь, тэснина, дэнь и др.);

М-4. Adj + слова-наименования лиц (с. оУтэшитель, святитель, ИисоУсъ, г. соУдиЯ, облыгатель, бэсъ, сотона, ДьЯволъ и др.);

М-5. Adj + слова - религиозноидеологические понятия (молитва, оУчени_е, лъжь, добрости, покаЯние, съгрэшени_е, не-вэрстви_е и др.).

Устойчивыми и частотными в языке древнерусского периода, как показал анализ письменных памятников, были синтагменные сочетания сладъкыи свэтъ как «благостный, обожествляющий, освящающий, очищающий» и сладъкаЯ вонЯ с аналогичной семантикой.

На противопоставленности высокого, божественного и земного, мирского было дальнейшее развитие семантики слов сладъкыи, горъкыи. Возникшие в древности на базе указанных оппозиций, десакрализованные в эпоху средневеко- вья коррелятивные семы «приятный» - «неприятный» послужили базой для формирования семантической парадигмы антонимичных слов сладкий - горький. Развитие и распространение собственно русских текстов, активизация светского начала, включение заимствованных (греческих по происхождению) формул в новое для них окружение привели к развитию вторичных значений. Формально оставаясь все теми же, но, оказываясь в ином языковом окружении, они имели уже другое - реальное - содержание и выражали конкретный признак, не связанный с божественным началом. К примеру, сладъкыи -«приятный, сладостный, исполненный или доставляющий удовольствие, наслаждение» (с. вэсть, гласъ, пэни_е, жизнь, смэрть и др.); горь-кыи - «неприятный, горестный, мучительный, тяжкий; выражающий горе или вызванный им; приносящий горе и страдания» (г. гласъ, совэтъ, плачь, воспоминани е и др.). Перемены в сфере сочетаемости (увеличение набора лексических связей), обусловленные созданием по образцу традиционно-сниженных формул (существовавших прежде моделей сочетаемости) новых собственно русских выражений, не привели к изменению установленных в предыдущем периоде моделей.

Однако изменения в идеологическом мировоззрении русского человека, постепенное освобождение от религиозно-символической «отя-гощенности» человеческого мышления, общества в целом повлекли за собой следующие преобразования: 1) в языке XV-XVII вв. реализовалась заложенная еще в древнейшую эпоху возможность сочетания синкреты сладъкыи со словом вонЯ: увеличение семантических связей сладъ-кого со словами «запаха», образование по древнейшему образцу сладькаЯ вонЯ сочетания горькаЯ вонЯ с дальнейшим подключением слов запахъ, чадъ, дымъ и др. способствовали формированию очередной модели «Adj + слова «запаха» (с. запахъ, благовони_е, дымъ, г. вонЯ, чадъ, дымъ и др.); 2) первоначально идеологизированные формулы сладъкыи свэтъ и горькаЯ тьма как «чистое, светлое, божественное, праведное» и соответственно «темное, греховное, порочное, дьявольское» трансформировались в виде обозначения чего-то «доброго, радостного, безопасного, положительного», с одной стороны, и «злого, враждебного, опасного, отрицательного» - с другой.

XVIII в. стал «переломным» этапом в семантическом развитии «многозначных» прилагательных со значением вкуса. «Перенесение» греческих по происхождению формул в русские тексты; полное усвоение и адаптация их к русской среде, оттеснение церковно-славянского и усиление светского начала и, как следствие, утрата носителями языка восприятия их как неисконных, заимствованных - все это привело к формированию в XVIII в. на основе установленной семантической парадигмы отношений «первичности - вторичности» (между «отвлеченно-переносными» /производными/ и «вкусовыми» /производящими/ значениями), ставших базой для развития семантической деривации как очередного этапа в развитии семантики слов. Результатом этого процесса явились производные слова, обладающие ярко выраженной матафоричностью и функционирующие в индивидуальном словотворчестве на уровне окказионального слова (вербоида, ЛСВ) в качестве создания художественного образа. Отношения про-изводности, выражающиеся в семантической зависимости «отвлеченно-переносных» значений (производных) от их производящих («вкусовых») отражены в семантических моделях, представляющих собой обозначенные ранее модели сочетаемости:

М-1. ЛСВ «вкус» - ЛСВ «слух» (с. уста, гласи, слова, звукъ, звонъ; г. гласъ, вэсть, бесэОа и др.);

М-2. ЛСВ «вкус» - ЛСВ «внутреннее эмоционально-психологическое состояние человека и его интеллектуальная деятельность» (с. отрада, мечты, дума, сонъ, надэжда; г.слезы, завывание, мучение, духъ, стыдъ, вздохи и др.);

М-3. ЛСВ «вкус» - ЛСВ «жизнь, деятельность человека и ее результаты; ситуация течения времени» (с. миръ, воля, тишина, утэхи, об-манъ, объятия, лета, дни, удэлъ; г. часть, участь, жалоба, напасть, день, минуты, вэкъ и др.);

М-4. ЛСВ «вкус» - ЛСВ «наименование лица» (с. питомец, соловьи, Сирены, пэвицы; г. люди, невежда, сирота и др.);

М-5. ЛСВ «вкус» - ЛСВ «запах» (с. ароматъ, запахъ, духъ, благоухание; травы, имеющие, издающие сладкий запах).

С общей тенденцией утверждения светского начала во всех областях жизни связано исчезновение из литературного языка модели «Adj + слова «религиозно-идеологические понятия» и сохранение ее в фонде чисто церковной литературы.

В современном русском языке прилагательные сладкий, горький (на основе расширения сфер употребления, постановки в новый семантико-понятийный ряд, смены денотата, перехода из индивидуального словоупотребления в общеязыковое, утраты в связи с этим «переносности» и, как следствие, - лексикализации окказиона- лизмов), а также образованные в результате подключения по существующим семантическим моделям (минуя этап ЛСВ) дериваты кислый, соленый, пресный, пряный, терпкий представляют собой самостоятельные слова, новые номинативные единицы, принадлежащие лексической системе языка и находящиеся в омонимических отношениях со своими производящими сладкий, горький, кислый, соленый, пресный, пряный, терпкий с исходным значением вкусового признака. Словообразовательные отношения, выражающиеся в семантической зависимости производных (семантических дериватов) от производящих (вкусовых прилагательных), укладываются в рамки типовых семантикословообразовательных моделей, выявленных в результате исследования:

М-1. Вкусовые прилагательные - прилагательные «слуха»: ПЩ сладкий (вкус) - ПН сладкий («приятный для слуха, сладостный»: звук, голос, мелодия, музыка и др.); ПЩ горький (вкус) - ПН горький («неприятный, полный горя; причиняющий боль, страдание»: слово, рассказ, голос, весть и др.); ПЩ кислый (вкус) - ПН кислый («тоскливо-унылый»: голос и др.); ПЩ соленый (вкус) - ПН соленый («резкий, грубоватый, язвительный»: анекдот, брань, словцо и др.); ПЩ пресный (вкус) - ПН пресный («лишенный остроты, живости»: шутки, беседа, разговор и др.) и пр.

М-2. Вкусовые прилагательные - прилагательные «внутреннего эмоциональнопсихологического состояния человека» (здесь и далее называются только производные): сладкий - «приятный, доставляющий радость, выражающий удовлетворение» (грусть, сон, грезы, чувство и др); горький - «неприятный, вызванный горем, выражающий огорчение» (выражение лица, моргцины, слезы, улыбка и др.); кислый - «тоскливо-унылый, мрачный, угрюмый» (лицо, гримаса, взгляд, настроение и др.); соленый - «вызванный сильным горем; с чувством обиды» (слезы) и пр.

М-3. Вкусовые прилагательные - прилагательные «жизни» (в широком смысле слова): сладкий - «исполненный счастья, радости»

(жизнь, свобода, слава, перспективы, минута и др.); горький - «исполненный тягот, невзгод» (жизнь, судьба, обстоятельства, утрата, детство и др.); соленый - «напряженный, изнурительный, тяжелый» (работа, жизнь и др.).

М-4. Вкусовые прилагательные - прилагательные «наименования лиц»: сладкий - «милый, дорогой, любимый» (муженек, душа, сладкий ты мой и др.); горький - «жалкий, несчастный, горемычный» (сирота, вдова, человек и др.); соленый - «доставляющий много неприятностей» (в предикат, ф.: солоны дети) и пр.

М-5. Вкусовые прилагательные - прилагательные «запаха»: сладкий - «приятный сладкий запах, имеющий приятный сладкий запах» (запах лип, аромат цветов, духов и др.); горький - «неприятный горький запах, имеющий неприятный горький запах» (запах, дым, чад, гарь и др.); кислый - «имеющий своеобразный, немного едкий и острый запах, напоминающий запах уксуса, лимона, какого-л. прокисшего или квашеного продукта» (запах капусты, аромат духов, духи, воздух и др.); соленый - «пропитанный солью» (воздух) и пр.

Таким образом, семантическое развитие прилагательных, как показали результаты исследования адъективов-вкусообозначений, обусловливается спецификой каждого исторического периода в развитии человеческого общества (социально-культурными традициями носителей языка; системой их религиозных, эстетических, философских ценностей; динамикой развития человеческой мысли, процесса познания) и происходит в направлении от древнего синкретизма имени как начального этапа семантического процесса к полисемии как промежуточному этапу в истории слов и деривации как закономерному этапу в развитии семантики в результате распада древнего синкретизма. Можно предположить, что закономерности в семантическом развитии прилагательных со значением вкуса как целостной микросистемы представляют собой типовое для остальных лексических групп явление, отразившее специфику развития семантики слова в русском языке.