О сокровенном смысле «Станционного смотрителя» А. С. Пушкина

В статье автор демонстрирует разницу между внешним «изучением» и глу- бинным «пониманием» художественного текста на материале пушкинского шедевра. Немецкие назидательные картинки на стенах жилища станцион- ного смотрителя вовсе не являются сколько-нибудь адекватным аналогом евангельской притчи о блудном сыне, но ее законнически-морализирующим упрощением. Пушкин в своей художественной интуиции следует евангель- ской логике чуда, а не законнической (в данном случае – бюргерской) логике немецких картинок. Героиня «умирает» в своей функции только лишь дочери станционного смотрителя и «воскресает» как любящий и любимый человек. В прозаическом мире есть все-таки место любви, что вполне сродни чуду – в этом смысл пушкинского текста.