О специфике реализации объективной модальности в художественном тексте (на материале романа Ф. М. Достоевского «Братья Карамазовы»)

В современном языкознании модальность принято трактовать как «функционально-семантическую категорию, выражающую разные виды отношения высказывания к действительности (объективная модальность. – Е. Т. ), а также разные виды квалификации сообщаемого (субъективная модальность. – Е. Т. )» [22, с. 303]. Как и любая сложная категория, модальность до сих пор не получила завершенного описания и точного определения статуса «в связи с ее многоплановостью, специфичностью языкового выражения, а также – в связи с ее функциональными особенностями» [7, с. 18]. Однако, несмотря на все многообразие точек зрения относительно природы модальности, их можно свести к двум различающимся по степени широты подходам – узкому и широкому.

Для представителей узкого подхода точкой отсчета служит модальность суждения [3; 9; 13; 14; 16], «что в целом ряде случаев приводит к отождествлению языковой модально- сти с модальностью логической» [5, с. 5]. При этом ученые ограничиваются выделяемыми в формальной логике значениями возможности, необходимости и действительности.

Согласно широкому подходу, развивающему идеи Ш. Балли и В.В. Виноградова, в содержательный объем модальности включаются языковые явления, выражающие как отношение сообщаемого к действительности, так и отношение говорящего к сообщаемому [6; 12; 15; 18; 21]. Этот подход стал основой для перехода к функционально-семантическому направлению в изучении категории модальности, доминирующему в современной лингвистике.

В XX веке лингвистическая наука, сосредоточенная главным образом на модальности высказывания, ощутила острую нехватку исследовательского материала в отношении категории текстовой модальности, которая рассматривалась как факультативный аспект изучения языковой модальности. Осуществляемое в языкознании постепенное выведение модальной проблематики из предложения в текст [4; 8; 15] приводит к трактовке модальности как ведущей текстовой категории.

Впервые модальность как текстовую категорию обозначил И.Р. Гальперин в рабо- те «Текст как объект лингвистического исследования». Не вводя дефиницию, он представил сущность модальности текста через ряд признаков: объективная по природе, в тексте носит не грамматический, а функциональносемантический характер, проявляясь неравномерно в разных фрагментах текста и выражаясь через характеристику героев, распределение отрезков текста, сентенции и умозаключения автора, актуализацию отдельных частей текста и через ряд других средств [8].

Несмотря на то, что в основе модальности высказывания и модальности текста лежат одни и те же понятия действительного, возможного и необходимого и их оценки говорящим [19, с. 109], между ними нет абсолютного тождества. Это в полной мере можно отнести к проблеме соотношения объективной и субъективной модальности и к особенностям функционирования данных содержательных блоков. В статье мы рассмотрим специфику реализации объективной модальности в романе Ф.М. Достоевского «Братья Карамазовы».

Прежде всего следует отметить условный характер отношения содержания текста к действительности в плане реальности/ирре-альности, так как художественный текст, являясь плодом воображения писателя, всегда отражает только вымышленную реальность. Как указывает Л.Г. Бабенко, литературное произведение – это «уникальный вариант интерпретации действительности с точки зрения автора текста, представляющий собой индивидуально-авторскую картину мира» [1, с. 134]. Следовательно, нужно говорить о соответствии или несоответствии текста изображенной, виртуальной реальности, а не нашим представлениям о мире.

Основу романа Ф.М. Достоевского «Братья Карамазовы» составляет реальная история убийства Федора Павловича Карамазова лакеем Смердяковым. Однако в произведении это не дается как известный факт. Автор развертывает перед читателем сценарии возможного развития событий, которые образуют ирреальный план повествования. Его показателями выступают модальные значения возможности, необходимости и желательности, а также глаголы в сослагательном наклонении. Ср.: – Ах, Господи, он (Митя Карамазов. – Е. Т.) убить кого хочет! – всплеснула рука- ми Феня (с. 448) 1; – Но кто же убил отца, кто же убил? Кто же мог убить, если не я? Чудо, нелепость, невозможность!.. (с. 525–526); – Да, к несчастью, я хотел убить его (Федора Павловича. – Е. Т.), много раз хотел… к несчастию, к несчастию! (с. 528); – Неужели вы думаете, что я стал бы скрывать от вас, если бы в самом деле убил отца, вилять, лгать и прятаться? (с. 557); – Принимаю казнь не за то, что убил его, а за то, что хотел убить и, может быть, в самом деле убил бы… (с. 583); – Хочет он (Ракитин. – Е. Т.) обо мне, об моем деле статью написать, и тем в литературе свою роль начать, с тем и ходит, сам объяснял. С направлением что-то хочет: «дескать, нельзя было ему не убить, заеден средой», и проч., объяснял мне (с. 671); Нет, именно так должен был поступить убийца исступленный, уже плохо рассуждающий, убийца не вор и никогда ничего до тех пор не укравший, да и теперь-то вырвавший из-под постели деньги не как вор укравший, а как свою же вещь у вора укравшего унесший – ибо таковы именно были идеи Дмитрия Карамазова об этих трех тысячах, дошедшие в нем до мании (с. 819); – Если б ты убил отца, я бы сожалел, что ты отвергаешь свой крест (с. 873). Из данных примеров видно, что в тексте наряду с реальным сюжетом конструируется возможный, или предполагаемый, согласно которому самым очевидным убийцей оказывается Дмитрий Карамазов.

Одновременно автор предлагает и альтернативы развития событий, как, например, существование сразу двух преступников. Ср.: Любопытно, из каких мотивов оба сообщника могли бы выдумать именно такой сумасшедший план? (с. 815); Если б он (Смердяков. – Е. Т. ) был действительно в сообщничестве и виновен , сообщил ли бы он так легко об этом следствию, то есть что это все он сам сообщил подсудимому? (с. 816–817).

Таким образом, объективную модальность в романе составляют, с одной стороны, значения, связанные с отражением реальной ситуации, и тогда единственным действительным преступником является Смердяков, с другой стороны, значения, формирующие ирреальный план повествования, в таком случае убийцей признается Дмитрий Карамазов.

Реализуясь в художественном тексте, объективная модальность приобретает подвижный, динамичный характер. Это проявляется как в дифференциации способов выражения модальности, так и в варьировании модальных значений. Например, воля и желание Ивана Федоровича начать новую жизнь сменяется констатацией собственного бессилия. Ср.: В семь часов вечера Иван Федорович вошел в вагон и полетел в Москву. «Прочь все прежнее, кончено с прежним миром навеки, и чтобы не было из него ни вести, ни отзыва; в новый мир, в новые места, и без оглядки!» Но вместо отзыва восторга на душу его сошел вдруг такой мрак, а сердце заныла такая скорбь, какой никогда он не ощущал прежде во всю свою жизнь» (с. 324). Побудительная модальность трансформируется в модальность действительности, благодаря чему достигается эффект внезапности. Кроме того, данный контекст усиливается наречием вдруг . Подобная динамика модальной семантики выполняет смыслообразующую роль: «Механизм преобразований (смысла. – Е. Т. ) заключается в подведении вновь образованного (при создании или восприятии компонента смысла) под одно из значений актуальной на данный момент модальности» [11, с. 56].

В одном текстовом отрезке могут совмещаться разные виды модальности, выражающие весь комплекс модальных значений. Ср.: – Можно ли жить бунтом, а я хочу жить. Скажи мне сам прямо, я зову тебя – отвечай: представь, что это ты сам возводишь здание судьбы человеческой с целью в финале осчастливить людей, дать им наконец мир и покой, но для этого необходимо и неминуемо предстояло бы замучить всего лишь одно только крохотное созданьице, вот того самого ребеночка, бившего себя кула-чонком в грудь, и на неотомщенных слезках его основать это здание, согласился ли бы ты быть архитектором на этих условиях, скажи и не лги! (с. 283). В данном отрезке реальной модальностью характеризуется лишь одно высказывание, заключающее в себе значение желательности, конкретно жажду жизни Ивана Карамазова. В дальнейшем контексте раскрывается ирреальность осуществления этого желания в силу невозможности принятия Иваном способов его достижения. Семантика ирреальности, выражаемая с помощью глаголов повелительного и сослагательного наклонения, оказывается доминирующей, что приводит к образованию новых смыслов. При этом высказывание в императиве «подразумевает возможность обратной связи между высказыванием субъекта и реакцией собеседника, на которого направлено высказывание» [17, с. 28]. Таким образом, через призыв Ивана к Алеше представить себя на месте всесильного Бога автор осуществляет акт коммуникации с читателем.

К специфическим чертам функционирования объективной модальности в художественном тексте следует отнести также ее тесную связь с субъективной модальностью. Это обусловлено «абсолютной антропоцентрич-ностью текста не только по форме, но и по содержанию» [20, с. 12]. Так, говоря о возможном оправдании Мити в суде, предполагая благоприятный исход развития событий, автор отрицательно оценивает поступок Катерины Ивановны. Ср.: Увы ! За ним (письмом. – Е. Т. ) именно признали эту математичность, и, не будь этого письма, может быть и не погиб бы Митя, или по крайней мере не погиб бы так ужасно! (с. 787). Авторское неодобрение и сожаление выражается с помощью междометия увы , а также глагола в сослагательном наклонении не погиб бы . Следовательно, экспликаторы объективной модальности в художественном произведении могут приобретать субъективно-модальные значения.

Итак, проведенный анализ показывает, что объективная модальность в художественном тексте, характеризуясь условным характером отношения содержания текста к действительности в плане реальности/ирреально-сти, выполняет смыслообразующую функцию, способствует реализации коммуникативности текста, а также выражает авторское отношение к изображаемому. Специфический характер объективной модальности текста обусловливается такими ее признаками, как динамичность, многокомпонентность и тесная связь с категорией субъективной модальности.