О творческой истории лирической книги О.А. Охапкина «Возвращение Одиссея»

Отражение исторических и эпохальных событий – отличительное свойство эпического рода литературы, но лирика О.А. Охапки-на хранит в себе черты эпохи: «Эпичность как идейно-эмоциональная настроенность может иметь место <…> и в лирике (цикл “На поле Куликовом” А.А. Блока)» [14, с. 310]. В 1969 г. в интервью Лазарю Маграчёву на Ленрадио Охапкин произнес: «На будущее <…> что мне страстно бы хотелось осуществить в сво- их стихах – это <…> то, что всегда в них не хватало. Видите ли, они всегда были лирическими, сугубо лиричными <…> Я считаю, что если судьба личная где-то там внутри, на внутренних путях не пересечется с судьбой, путем страны, в которой ты живешь, положим, у нас с Россией, с ее судьбой какой-то великой, то и твоя судьба, думаю, не возвысится» [6]. Творческий путь Охапкина отражает стремление раздвинуть границы лирики, перейти к историческому осмыслению действительности и созданию «монументальных контекстов» [3].

В 1960-е – 1980-е гг. поэтом было написано восемь внушительных по объему лирических книг. Но при жизни Охапкина было опубликовано только две: в 1994 г. – «Возвращение Одиссея», в 2004 г. – «Моление о Чаше». Обеим книгам принадлежит знаковое место в литературном наследии автора, о чем свидетельствует запись, сделанная им в 1982 г.: «Я даю этот период за 76–77–78–79 годы подробней, потому что это новая почва, на которой взросла поэзия третьего тома. / Я стремился уйти от того языка, которым писал в первом томе, создал другой – язык второго тома, но по дороге обнаружил, что хочу отказаться и от этого языка. Так я пришел к тому, что есть. Хочется уйти и от языка, каким пишу, чтобы найти еще один, наиболее адекватный тому внутреннему миру и человеку, который ныне пред Вами преображается <…>» (личный архив О.А. Охапкина)*.

При жизни поэтом в официальной печати были представлены те лирические книги, в которых, скорее всего, наиболее ярко отражались особенности его творческой эволюции и обозначены вехи литературного пути. Ведь согласно периодизации Охапкина, «Моление о Чаше» относится к «первому тому», а «Возвращение Одиссея» – ко «второму тому». Но если «Моление о Чаше» – одна из семи лирических книг, представляющих «первый том», то «второй том» представлен одной лирической книгой – «Возвращением Одиссея».

В современной науке о литературе отсутствуют исследования, посвященные изучению творческой истории лирической книги Охап-кина «Возвращение Одиссея». Проведение подобного исследования видится актуальным, поскольку позволит сформировать представление об особенностях «второго тома» лите

ратурного наследия Охапкина во взаимосвязи с биографическими и историческими событиями: «Сложную творческую историю имеют многие произведения, написанные в советское время и имеющие автобиографическую основу» [12].

Лирическая книга «Возвращение Одиссея» создавалась Охапкиным в период его активного участия в 1970-х гг. в деятельности семинара «Община». В 1977–1978 гг. участниками семинара был подготовлен самиздатовский журнал «Община» (№ 1 и № 2): «Издание задумывалось как орган Семинара по проблемам религиозного возрождения России» [13, с. 436]. В «Обращении к читателям» журнала говорилось: «Русская классическая традиция назначила нам очень высокий уровень духовной и культурной силы. Нынешнее униженное ее состояние нестерпимо для людей, любящих и ценящих свое прошлое <…> Дело, начавшееся в России, уже невозможно остановить. Содействовать ему – прямая задача нашего журнала. Но составители его слишком хорошо сознают, что, действуя только своими силами, они не смогут сколько-нибудь значительно повлиять на рождение Новой России и потому обращаются за помощью к ее избранным сынам, чтобы не слабой и неумелой, а любящей и искусной рукой был начертан ее будущий Лик» [8]. Идея «рождения Новой России» через обращение к своим истокам и возрождение православия является магистральной для лирической книги Охапкина «Возвращение Одиссея».

Структура книги включает пять частей и объединяет тексты разной жанровой природы: I часть – 7 стихотворений (1973–1982) и лирический цикл «Ключи Непрядвы» (1975–1977); II – поэма «Возвращение Одиссея» (1973); III – поэма «Испытание Иова» (1973); IV – поэма «Судьба Ионы» (1975); V – поэма «Семь песен единой Песни» (1973). Примечательно, что Охапкин в «Возвращении Одиссея» отошел от привычной для большинства его книг дискретной композиции (хронологической последовательности расположения текстов) и в качестве претекстов использовал сразу несколько известных эпических сюжетов: из истории Отечества – Куликовская битва, из греческой мифологии – возвращение Одиссея на родную Итаку, из Ветхого Завета – Книга Иова, Книга пророчеств Ионы, Песнь Песней.

В.Е. Хализев называет данный феномен «монтажным мышлением». В художественном произведении это реализуется через «монтажное построение материала», которому «соответствует видение мира, отличающееся мно- гоплановостью и эпической широтой» [14, с. 290–292]. Такое совмещение разновременных исторических фактов, событий, сюжетов было свойственно художественному мышлению Блока, чье творчество в немалой степени интересовало Охапкина. В предисловии к поэме «Возмездие» Блок пишет: «Я привык сопоставлять факты из всех областей жизни, доступных моему зрению в данное время, и уверен, что все они вместе всегда составляют единый музыкальный напор. Я думаю, что простейшим выражением ритма того времени, когда мир, готовившийся к неслыханным событиям, так усиленно и планомерно развивал свои физические, политически и военные мускулы, был ямб. Вероятно, поэтому повлекло и меня, издавна гонимого по миру бичами этого ямба, отдаться его упругой воле на более продолжительное время» [8].

В состав книги Охапкина «Возвращение Одиссея» включены сразу четыре поэмы, написанные ямбом. При этом поэмы с претекстами из Ветхого Завета – «Испытание Иова», «Судьба Ионы», «Семь песен единой Песни», – белым пятистопным ямбом. Ряд произведений русских поэтов XX в., «написанные именно этим размером, при всей серьезности их различий, сходны глубинной тональностью, возвышенной, неторопливо спокойной, но внутренне напряженной. Сочетая строгость, присущую стиху, и “прозаическую” свободу ведения речи, они <…> эпически весомы, масштабны, властно захватывают сферы судьбоносные, исторические, общебытийные» [1, с. 252].

Сознательное стремление затронуть темы масштабные и исторические прослеживается в письме Охапкина от 19 июня 1978 г. (личность адресата в настоящее время не установлена): «Любой серьезный поэт всегда историк своего времени <…> У меня есть большая тема Куликовской битвы» (личный архив О.А. Охап-кина).

Лирический сюжет I части книги «Возвращение Одиссея» разворачивается в контексте эпохального для России события – Куликовской битвы. В первом стихотворении «Русской дружинной Музе» на фоне известного эпического сюжета выступает современная Россия:

Пой, дружинная Муза, над речкою нашей

Непрядвой!

Не гляди так тревожно! Не надо грустить! Ты же, русский Пегас, над душою ушами не прядай!

Речь отцов, мы сумеем тебя защитить!

[9, с. 9].

В следующем далее цикле «Ключи Не-прядвы» фрагментарно воспроизводятся события, свершившиеся 8 сентября 1380 г., читатель погружается в эпоху. Словесный строй цикла пронизан древностью: рекох, рёк, арык, дол, ведун, влог, стяги, дружина, рать и пр. Возникает смысловая перекличка между двумя циклами (Охапкина «Ключи Непрядвы» и Блока «На поле Куликовом», 1907): «Именно юбилей Куликовской битвы (в 1980 г. исполнилось 600 лет со дня победы на Куликовом поле. – А.К. ) есть блоковское воспоминание. Своим гениальным циклом “На поле Куликовом” Блок явил себя русскому народу как русский, достойный вечного поминовения землей нашей. / Мне представляется памятник Александру Блоку, воздвигнутый на священном берегу Непрядвы» [8, с. 136]. Цикл Блока написан в преддверии тяжелых исторических событий и пророчески отражает внутренне состояние современного ему человека накануне великих испытаний – Первой мировой войны и Гражданской войны.

Куликовская тема у Охапкина шире, выходит за пределы цикла и ее осмысление связано с православной духовной традицией. Названия стихотворений I части книги раскрывают направленность авторской мысли: «Битва за слово» (1976), «Бодрая осень» (1977), «Поле Воскресенья» (1978), «Память» (1982), «Конь Святого Георгия Победоносца» (1978), «День Пушкина» (1977). Многие тексты первой части опубликованы с посвящением: В. Порешу, А. Огородникову (члены Христианского семинара по проблемам религиозного возрождения «Община»), Е. Вагину (член Всероссийского социал-христианского союза освобождения народа), Ю. Петроченкову (художник ленинградского андеграунда, участник выставок неофициальных художников).

Мы жили для того, чтоб наше дело Не нашим, но вселенским нарекли, И в этом – наше самоотреченье, Неколебимый православный Крест, Неколебимая России вера [9, с. 23].

Борьба за сбережение русского национального самосознания, за сохранение национальной идентичности не завершилась эпохальной битвой и продолжилась через 600 лет в современной Охапкину России: «Нынешнее время очень перекликается со временем накануне Куликовской битвы, только на этот раз битва грядет и уже идет – битва духовная» (личный архив О.А. Охапкина). Сохранение красоты и чистоты русской речи, классической рус- ской культуры в контексте православной традиции – это современная Охапкину Куликовская битва: «Язык советской литературы завел в тупик современную русскую литературу. Проблема языка – центральная для нашего времени. Охапкин разрешает ее со свойственным ему дарованием: органично и изобильно вводя церковнославянизмы (славянская Библия – настольная его книга) и даже иногда славянский синтаксис – тем самым указывая на источник богатства и на дальнейший путь языка литературы <…> он воцерковляет современный русский язык» [11, с. 40]:

Да будет свят великий день!

В его лучах сокрылась тень,

И лавра не увянет сень,

Пока свободою горим

И речь ее храним [9, с. 28].

Среди библейских и исторических претекстов в книге выделяется повествование о языческом герое Одиссее, чье имя обозначено в заглавии. Финальные строки поэмы «Возвращение Одиссея» одновременно являются кульминационными и раскрывающими авторскую позицию. Взгляд лирического героя Охапкина устремлен в звездное небо:

…часы какого дня

Грусть перевесят в матери и в мужах:

Отце и сыне – день разлуки иль

День сретенья нечаянного, ибо

Сегодня на Итаку через гиль

Вернулся Одиссей и видит небо.

И звездный ковш плеснул уже туда, Где грусть не оставляла в них следа

[Там же, с. 42].

Именно «звездный ковш» – созвездие «Большой Медведицы» – привел Одиссея на родную Итаку, место «сретенья нечаянного». Поэма имеет кольцевую композицию, где исходная и финальная точка, – радостная встреча с женой и сыном. Охапкин сделал акцент именно на возвращении, что дополнительно подчеркивается названием самой книги и поэмы. Церковнославянская лексика преображает языческий сюжет и напоминает о другой встрече: «В объятиях Пенелопы и Одиссея видится чудный образ долгожданной и спасительной встречи души с Богом, образ не менее драгоценный чем в “Песне песней”» [10]. Для поэта с православным мировоззрением сюжеты из греческой мифологии и Ветхого Завета должны быть противопоставлены друг другу, но Охапкин избирает иной путь. Он сопоставляет сюжеты и находит в них общность.

Особенность стиля поэта, проявляющаяся в стремлении синтезировать артефакты разных эпох и культур, может быть связана с разработанной в 1968 г. М.М. Шемякиным и В.В. Ивановым программой «Метафизический синтетизм»: «Художник может сочетать до ныне не сочетаемые стили <…> находит в духе новое сочетание метафизических начал этих стилей» [4, с. 243].

Заключительная поэма лирической книги «Семь песен единой Песни» восходит к одной из самых сложных в Библии книг – «Песни Песней» царя Соломона. Безусловно, Охапкин был знаком со святоотеческой традицией толкования этого произведения: «Пророческое возвещение таинственных отношений между Христом и Церковью вообще, и между Христом и каждой человеческой душой, обращающейся ко Господу, и является главной идеей “Песни песней”» [15]:

Душа твоя в моем едином слове.

Войду в нее, и вострепещет вся.

Ты – песнь моя, и, душу вознеся,

Жизнь прелестью пресуществляешь внове

[9, с. 75].

«Книга Песнь Песней является превосходнейшим произведением священной богодух-новенной мудрости и священной поэзии <…> Все Божественное Писание пророчествует о сошествии к нам Слова и явлении Его в плоти» [5]: «Я – речь твоя. Ты – песнь моя» [9, с. 75].

Кольцевая композиция поэмы «Возвращение Одиссея» окружает описание тяжелых странствий и испытаний героя. Подобно этому две поэмы с общей заложенной в них идеей – «Возвращение Одиссея» и «Семь песней единой Песни» – обрамляют две другие поэмы – «Судьбу Ионы» и «Испытание Иова».

Важен выбор Охапкиным библейских претекстов. «Книга Иова» и «Книга пророчеств Ионы», в соответствии с мнением А.П. Лопухина, относятся к «учительным книгам». В обоих произведениях показан путь человеческой души к Богу: через внутреннюю борьбу, когда «вера побеждает сомнение» (поэма «Судьба Ионы»), или через «нравственное усовершенствование», когда «спасение через покаяние может быть даровано Богом <…> и язычникам» (поэма «Испытание Иова») [5]. И завершается этот путь в своей кульминации, в высшей точке, в «Песне Песней» (поэма «Семь песен единой Песни»), – в обретении человеком Бога, в сретеньи: «И в нас поет незримый нам Творец» [2].

Поэмы также имеют посвящения: «Возвращение Одиссея» – Б. Куприянову (представитель ленинградского поэтического андеграунда, ныне протоиерей), «Испытание Иова» – Н.А. Козыреву (известный астрофизик, доктор физико-математических наук), «Судьба Ионы» – Е.И. Горшковой (Горшкова занималась воспитанием поэта с 12 лет, являлась почитательницей Св. Иоанна Кронштадтского).

Идея о необходимости возвращения к истокам и традициям русского народа подчеркнута на уровне кольцевой композиции центральной поэмы «Возвращение Одиссея» и книги в целом. Охапкин не интерпретирует библейские сюжеты, его трактовка близка к канону, от которого он старался не отступать и который передавал в стихотворной форме. «Смонтировав» из отдельных фрагментов поэтическое целое, поэт наделил его определенной причинно-следственной связью, концепцией: «Режиссер монтирует самые разные ка-дрики, а наблюдатель воспринимает этот монтаж как некую непрерывность» [16, с. 313]. Авторская идея улавливается в единстве разнородных элементов, образующих в своем синтезе устремленную в будущее «книгу-проповедь» [7].