О возможности технологий развития субъекта современной науки: философские основанияи нормативные требования

DOI:

Современная наука, безальтернативно ставшая основной производительной силой общества, находится в сложных отношениях с субъектами научной деятельности: теперь это уже не простое описание объекта в нормах классической рациональности, в которых субъект сводится лишь к факту его сознания как понятийно-логическому «экрану», никак не воздействующему на предмет исследования. Сегодня нормой взаимодействия науки с объективной реальностью стала постнеклассическая рациональность, в которой субъекты исследуют свои объекты с учетом моральных позиций, культурно-ценностных ориентиров и господствующей в данную эпоху картиной мира. Как отмечает О.Ю. Есина: «[Постнеклассическая] научная рациональность переосмысливает отношение к человеку, осознавая роль деятельностного субъекта как неотъемлемой части социальной действительности, с которой он взаимодействует напрямую» [4, с. 37]. Поэтому науке для сохранения своей объективности важным становится соответствие ее собственного бытия в обществе тех свойств субъектов науки, которые обеспечивают и сохраняют это соответствие.

С. Тулмин, известный представитель современной философии науки, отмечает: «На- ука, рассматриваемая в качестве целостной человеческой инициативы, не является ни только компендиумом идей и аргументов, ни только системой институтов заседаний. В тот или иной момент интеллектуальная история научной дисциплины, институциональная история научной специальности и индивидуальных биографий ученых, очевидно, соприкасаются, взаимодействуют друг с другом... Следовательно, дисциплинарные (или интеллектуальные) и профессиональные (или человеческие) аспекты науки должны быть тесно взаимосвязанными, но ни один из них не может быть полностью первичным или вторичным по отношению к другому» [11, с. 305–306].

Как утверждает В.С. Степин, «стратегию развития современной (постнеклассической) науки определяет освоение сложных, са-моразвивающихся систем» [10]. В этом целостном пространстве (или системе) бытия науки «слабым звеном» оказываются ее субъекты: выступая как конкретный научный коллектив, им приходится решать не только сами научно-исследовательские задачи, но и постоянно учитывать те возможные негативные последствия для общества, которые могут вызвать полученные результаты. Безупречные в чисто логическом плане, эти результаты мо- гут воздействовать на общество как источник новых рисков и опасностей. По словам Р. Мертон, «нравы науки имеют методологическое рациональное оправдание, однако обязывающими они являются не только в силу своей процедурной эффективности, но и потому, что считаются правильными и хорошими» [6, с. 770]. Поэтому возникает новая функция – развитие субъектов современной науки, направленная на особую дополнительную «социализацию» этих субъектов, то есть на формирование их способности видеть и устанавливать формы «человеческого измерения» результатов научных исследований – социальные, моральные, экологические, культурные и др.

Здесь не имеется в виду очевидная задача постоянного повышения собственной профессиональной квалификации исследователей, хотя эти аспекты, конечно, включены в содержание рассматриваемой проблемы развития субъектов науки. Главное для нас – формирование социальной, моральной, профессиональной и гражданской ответственности ученых , которая возникает закономерно на основе освоения и осознания исследователями и их коллективами как сложности взаимодействия науки и общества, так и многомерности самой науки как системы. Возникает задача входа субъектов науки в особое пространство , в котором осуществляется их культурная, социальная, моральнонравственная «социализация».

Формирование такого пространства – весьма сложная задача, так как в нем должны существовать некоторые смыслы и реалии, способные воздействовать на сознание и установки субъектов науки, то есть изменять это сознание и его содержание. Но это значит, что в данных смыслах должен заключаться некий более высокий уровень свободы и субъективности , на который добровольно и заинтересованно переходят субъекты, так как не находят его в себе, осознавая потребность в освоении этого уровня: ведь он расширяет горизонт их мировоззрения, свободы, творчества, обеспечивает профессиональный и гражданский рост.

Является ли содержание этого пространства воздействия на субъектов нормативноидеальным, или в нем концентрируется осо- бая объективная реальность – целостность, законы, тенденции, системные связи и т. п., – действующая на сознание этих субъектов и его развитие, как особое концентрированное социальное бытие данного общества? Или здесь возникает их взаимодействие?

Прежде всего, выскажем предположение, что воздействие объективного материально и идеально (духовно) на сознание и поведение человека связано с полнотой бытия этих реальностей, которые выходят за рамки их охвата сознанием. В целом, статус такой объективности приобретают и различного вида нормы – социальные, моральные, культурные. Созданные в другие эпохи как стихийно-общественное обобщение разных видов опыта поколений, эти нормы содержат гораздо больше «единиц регулирования» и связей, чем те, которые «попадают» в сознание следующих им субъектов. Информационносмысловое содержание таких норм оказывается для субъектов «избыточным».

Действительно, обычный человек воспринимает любую моральную норму как нечто очевидное. Он не задумывается над тем, что в ней осуществляется процесс огромной сложности: неопределенность содержания в виде массовых хаотических процессов взаимодействий и типов поведения становится определенностью – согласованным поведением этих субъектов, позволяя осуществлять взаимопонимание, коллективные действия, разумное по смыслу общение, а также выделять приоритет общих интересов и норм порядка над любыми частными побуждениями и стремлениями.

Хотя моральные нормы идеальны, они все же остаются объективными, поскольку не существуют в фиксируемом чувствами предметном выражении. Однако есть и материально выраженные объективные процессы: развитие производственных отношений, зависимость общественной жизни и ее организации от роста населения, фундаментальные свойства данной общественно-экономической формации и др. Они воздействуют на сознание субъектов именно как способ существования этих субъектов в обществе. Последние не могут осознанно и радикально конструировать объективность своего бытия, хотя и воз-действовуют на условия (выбирют предпочи- таемые общественные отношения и развивают их, как бы «блокируя» другие, менее связанные с их интересами и целями), что в результате меняет и сами формы бытия общества. Этот выбор постоянно включен в общее направление видов деятельности, которые выполняют субъекты: он не возникает как специальная задача.

Таким образом, задача развития субъектов науки предполагает создание таких среды или пространства, в которых концентрируются средства воздействия на их сознание, превращающие общество в особый «предмет» постижения для ученых. Э тот «предмет» для них открывается как «метасубъект» , поскольку начинает регулировать сознание и поведение исследователй, как освоение его собственного содержания и связанных с ним ценностей и смыслов более высокого уровня сложности и объективности. Хороший пример бытия такого метасубъекта приводит Х.-Г. Га-дамер в своей концепции языка как источника формирования понимания в процессе общения субъектов: «Человек, живущий в мире, – пишет он, – не просто снабжен языком как некоторой оснасткой – но на языке основано и в нем выражается то, что для человека вообще есть мир... Не только мир является миром лишь постольку, поскольку он получает языковое выражение, – но подлинное бытие только и состоит в том, что в нем выражается мир... Иметь мир – значит иметь отношение к миру. Но отношение к миру требует такой свободы от того, что встречается нам в мире, которая позволила бы нам ставить это встречающееся перед собою таким. Каким оно есть. Эта возможность представления означает одновременно обладание миром и обладание языком» [1, с. 512–513].

В этом случае язык выполнят функцию такого субъекта, который выделяется из реальности (мира) и вместе с тем формирует отношение к миру. Здесь также определенно подразумевается, что восприятие реальности человеком не является «изначальным», но определено языком как особой формой бытия (метасубъекта), в которой нам открывается и сам мир. При этом реальность фиксируется как бы «сквозь» языковые структуры и значения, которые сами по себе не выступают для человека объектом отношения. Они от- крываются в этом аспекте лишь тогда, когда начинают служить препятствием для коммуникации, понимания, или осмысленного восприятия реальности.

Таким образом, отмеченное здесь пространство воздействия на субъекты науки в целях их собственного развития должно иметь статус субъекта, поскольку оно моделирует способность субъекта формировать отношение к реальности и вместе с тем – отделяться от нее. Кроме того, эта способность формирует отношение субъектов к самим себе. Именно в этом плане воздействие субъекта на других субъектов оказывается принципиально иным, чем функционально и на основе смыслов организованной совокупности предметов и их связей воздействие внешней среды. Объекты действуют на субъекты преимущественно как внешняя необходимость, требующая адаптации или учета рамок и характера ее влияния. Но воздействие субъекта – это открытие пространства нового уровня свободы , к которому добровольно и заинтересованно «примыкают» другие субъекты – те, которые воспринимают такое воздействие. Вместе с этой новой свободой возникает и расширение кругозора, понимания, появляется более глубокое самосознание и обязательно развивается чувство ответственности, как осознание последствий реализации приобретенной свободы.

Формирование модели пространства, представляющего уровень метасубъекта – сложная задача, требующая включения проектно-обучающей деятельности с аспектами социализации, формирования мировоззрения и культуры и опирающейся на социальные технологии . Последние, при всем своем современном разнообразии, до сих пор не имеют однозначного определения и трактовки. Их связывают с формированием цепочки некоторых выделенных «единиц», или алгоритмов, которые позволяют достичь заданных результатов, с исследованием потенциала социального пространства и социальных отношений, с восстановлением балансов в социальном пространстве, рассматривают как средство социального управления и др.

Есть несколько подходов к определению социальных технологий. В дискуссиях относительно соотношений между социальными и естественнонаучными технологиями часто прослеживается тенденция в интерпретации социальных технологий как обслуживающих естественнонаучные. В.Г. Горохов утверждает: «Экспериментальные объекты и процессы, воплощаясь в новых технологиях и в хозяйственных структурах, становятся частью социальной реальности и в этом качестве – объектами исследования социально-гуманитарных, а не естественных и технических наук» [2, с. 121]. То есть социальная технология – это адаптация естественнонаучной технологии в социокультурном контексте.

Защитники самобытного статуса социальных технологий, как правило, фиксируют предметную специфику последних. В.Н. Иванов и В.И. Патрушев рассматривают социальную технологию как процесс оптимизации социального пространства, преодоления его разбалансированности на основе инновационного метода освоения социальной действительности, активного воздействия на развитие социальных систем с использованием социальных технологий (глобальных, внедренческих, обучающих, информационных и др.), которые позволяют включить в процесс его усвоения не только познание и методы социальной диагностики, но и активные способы его изменения, мотивизации, обучения, инно-вирования как субъектов управления, так и социальных систем в целом [5, с. 4].

В «Энциклопедическом социологическом словаре» выделяют такие аспекты социальных технологий, как «совокупность приемов, методов и воздействий, применяемых для достижения поставленных целей в процессе социального планирования и развития, решения разного рода социальных проблем» [9, с. 372].

Существуют также подходы, говорящие об обратном влиянии гуманитарной и социальной сферы на номотетические науки и исходящие из них технологии. Как справедливо утверждает И.И. Гусева, движение номотети-ческих наук к индивидуализации есть не просто поиск новой «точки сборки», но раскрытие новых горизонтов в изучении социального бытия. «Произошла легитимация индивидных форм социального; для того чтобы исследовать эту вновь открытую конкретность человеческого мира, понадобились другие мето- ды. Так появилась “качественная”, или “гуманистическая”, социология» [3, с. 35].

Несмотря на все эти технологические достижения, возникает вопрос: если субъект представляет собой некоторое целое, не сводимое к совокупности приемов и методов его достижения, каким же образом можно смоделировать его пространство, выражающее такую целостность?

Здесь открывается другая сторона, которая не раскрыта в социальных технологиях, но непосредственно к ним примыкает: внутренняя субъектность текстов, жанров, форм художественной культуры – литературы, искусства и др. Эта субъектность проявляется через используемый язык, в котором выражается позиция автора, мировоззрение и ценности эпохи, типы и мотивы действующих героев и др. Произведения воздействуют на читателя именно потому, что в них выражен «метасубъект» – более высокий уровень субъектной позиции, выступающий как интерсубъективность .

А.П. Огурцов, уточняя содержание концепта интерсубъективности, приходит к пониманию его как континуума перехода между научным творчеством индивида, групповыми представлениями, общественно-признанными фактами и объективированным знанием, причем началом интерсубъективности считается именно микросообщество. Противопоставления исследуемых понятий «объективность», «коллективность» и «интертекстуальность» – позволяют глубже понять специфику исследуемого основания субъектности в науке. Противопоставление интерсубъективности и объективности подчеркивает, что знание всегда рождается в коммуникативных взаимодействиях индивидов. Объективное здесь стоит понимать как знание, наделенное статусом существования через сопоставление идеальной объяснительной модели с объективным феноменом или процессом. Противопоставляя интерсубъективность и коллективность, Огурцов не уделяет внимание разграничению коллектива и социального института, по его мнению, все это – проявления коллективности. Более того, в данном вопросе он ограничивается лишь манифестацией: «Необходимо освободить интерсубъективность от отождествления с коллективностью, с солидарным це- лым, которое обладает статусом реального существования» [7, с. 242]. Мы согласимся с данным суждением, поскольку неправомерно отождествлять форму бытия субъектов с той средой, которая оформляется на их основе. Противопоставление интерсубъективности и интертекстуальности Огурцова еще раз подчеркивает то, что первая не существует автономно, как некая бессознательная структура, вне субъектов, за ним. «Интерсубъективность – это сфера “между”, порожденная взаимодействием ученых, не совпадающая ни с интенцией индивидуальных инноваций, ни с объективностью» [7, с. 244].Таким образом, можно сделать выводы о научной интерсубъективности как объединяющей основе развития самого знания и о субъектном основании последнего. Именно интерсубъективность детерминирует связи между формами научной субъектности.

Какова же ее структура? Н.В. Петракова предлагая свою модель структурирования интерсубъективности в творчестве М. Бубера, связывает ее с тремя исследуемыми нами формами субъектности и выделяет три уровня:

• 1)    экзистенциально-феноменологический;

• 2)    культурно-символический;

• 3)    институционально-нормативный [8, с. 110–111].

Основанием для выделения этих уровней служит характер опосредованности коммуникаций, которые, соответственно, являются не опосредованными, опосредованными языком и опосредованными рыночными механизмами. Приняв эту структуру вне связи с исследованием вышеупомянутого автора, мы видим, что каждый уровень соответствует определенной субъектной форме – личности, группе и институту. Соответственно, логика индивидуального научного творчества, диалога в научном коллективе и следование научным нормативам представляют собой логику построения надындивидуальных связей в научном сообществе, то есть интерсубъективности.

Кроме сложной структуры коллективных субъектов научной деятельности, в построении модели метасубъектного пространства необходимо учитывать те требования к субъектам научного исследования, которые заложены в постнеклассическом типе рациональности. Сюда входит стиль мышления, научная и со- циокультурная картина мира, статус самого процесса познания и науки в обществе и др. Важным требованием также является сохранение истинности получаемых научных результатов, несмотря на сложную интерсубъективную «ткань» взаимодействий индивидов и коллективов с предметом исследования.

Важной задачей социально технологического формирования нового уровня самосознания субъектов науки является личностная и коллективная мировоззренческая позиция, направленная на служение своей стране, на стремление участвовать в решении возникающих здесь проблем. Исследователи должны видеть не только ближние, но и дальние перспективы, ориентироваться на их достижение, причем не только в направлении «от ближнего – к дальнему», но и наоборот – «через дальнее – к ответственному и всестороннему освоению ближнего», то есть проведение конкретных исследований всегда должно осознаваться в контексте того, что решение и отдаленных задач также актуально, как и текущих .

В этом аспекте примером подлинно ответственной научной позиции является деятельность С.П. Королева – руководителя творческого, научного и производственного коллектива, совершившего исторический рывок в отечественной космонавтике. Несмотря на давление военных, которые требовали решать в первую очередь вопросы обороны страны, то есть реагировать на задачи сегодняшнего дня, Королев никогда не упускал из виду стратегической цели – космических перспектив СССР. Формирование субъектов современной науки – это способность ученых постоянно выходить за рамки современности, осваивать будущее с позиций единства науки, культуры и гуманизма.

Основой освоения метасубъектного пространства являются не просто технологии или особые методы обучения, но в первую очередь – межсубъектный диалог – взаимодействие научных коллективов, как и отдельных сотрудников в одном коллективе на основе того нормативно-ценностного содержания (или контекста), в котором открывается само метасубъектное пространство действий, оценок, принятия решений, осуществления выбора и др.

Таким образом, основанием развития современного субъекта науки является освоение всей полноты содержания и нормативности постнеклассической рациональности, в которую входят:

• 1)    Тесная связь субъекта с объектом познания.

• A.    Познание как субъект-субъектный процесс.

• B.    Рефлексия относительно ценностного измерения получаемого знания.

• C.    Саморазвивающийся характер познаваемых систем.

• 2)    Окончательное преодоление «гносеологической робинзонады».

• A.    Необходимость соотношения трех форм субъектности: личности, коллектива, института.

• B.    Осознание диалогизма как основания бытия человека, необходимости опоры на принцип сотрудничества.

• C.    Закрепление понимания как метода современной науки.

• 3)    Проблематизацию освоения знания.

• A.    Связь фундаментальных и прикладных исследований, технологизация

• B.    Анализ рискогенности знания.

Все описанные аспекты выражают тенденцию не к снятию субъекта, а к его целостному пониманию. Во-первых, трансформируется современная наука: она существует как диалог на стыке сфер науки и культуры. Во-вторых, основания социального бытия людей все чаще раскрывается в контексте понятий сотрудничества, в противовес представлениям о хаосе и конкуренции, как залоге развития. В-третьих, актуализируется вопрос о единстве субъектной формы бытия общества. Наука все чаще воспринимается как ресурс, определяющий характер развития общества в стратегической (фундаментальные исследования), тактической (прикладные исследования) и в практической (продуцирование технологий, внедрение в производство) областях. В такой ситуации она не может восприниматься как изолированная область социума, процессы в которой никаким образом не отражаются на ее социокультурной среде. Институциональное признание подобного статуса современной науки на государственном уровне является симптомом того, что ее вышеописанные характеристики уже стали явью и необходимость выйти на соответствующие позиции – это неоспоримый факт. «Научно-технологическое развитие Российской Федерации – трансформация науки и технологий в ключевой фактор развития России и обеспечения способности страны эффективно отвечать на большие вызовы» [12] – с такого тезиса начинается Стратегия научно-технологического развития Российской Федерации, и подобное планирование предполагает необходимость передовых социальных трансформаций, которые выводят науку и ее субъект за собственные пределы. Однако описание актуальности развития субъекта современной науки – это лишь преддверие поиска направлений технологического воздействия на науку.

В нашем подходе социальные технологии – это направления, регулирующие опыт и содержание деятельности субъектов исследования, которые осуществляются в пространстве метасубъекта. Здесь совмещается диалог, сотрудничество, с одной стороны, и нравственно-культурное, социально-гражданское развитие самих ученых – с другой. Основная деятельность ученых проходит в научных коллективах, представляющих собой достаточно сложное субъектное образование, в котором существует несколько уровней субъектности: личностный, коллективный, организационный, институциональный, профессионально-квалификационный и др. Поэтому возникают и различные внутриколлективные отношения субъектов, и межколлективные научные связи. Но эта групповая субъектность в науке сохраняет личностный характер. Соавторство всегда персонифицировано, то есть личное участие в совместном научном исследовании явно; научный кружок представляет собой малую социальную группу, лишенную какой бы то ни было анонимности. Сохраняется эта ситуация и в такой устойчивой форме научного сообщества, как научная школа, хотя во многом «лицом» группы выступает лидер или преемник. Однако научная группа – это также не предельный уровень субъектности в науке. Все многообразные научные сообщества и индивиды, включенные в них, находятся в универсальной среде – науке как социальном институте, данном нам в форме организаций и учреждений.

Важно подчеркнуть, что развитие субъектов научной деятельности – не толь- ко расширение их мировоззрения и усиление значения социальной ответственности. Эти-субъекты меняют научную среду: она не только становится неотъемлемой частью социальной жизни и требований общества, но и задает параметры и нормы системы образования, выступает как «штаб» передовых идей и технологий, как носитель высоких отечественных традиций в науке. Такими интегральными основами соединения науки и культуры, науки и общества, а также являются социальные технологии, которые в данном аспекте выявляют скрытый потенциал самого общества, его связей, лишь частично освоенный и «объективированный» академической наукой.

Поэтому дальнейшие исследования процесса и содержания, необходимых для развития субъектов современной науки, являются актуальными и перспективными.