Об оптимизации межрегиональных пропорций в России

Глубокое межрегиональное социальноэкономическое неравенство, сохраняющееся в РФ, очевидно даже для неспециалистов. Консервация регионов на разных ступенях социальной иерархии совершенно неприемлема: она «увековечивает» неравные жизненные шансы населения и становится опасной для межнационального единства и территориальной целостности страны – федеральной, мультиэтничной, обладающей гигантскими пространствами, удерживать и цементировать которые воедино на протяжении многих столетий российские власти считали для себя делом первостепенной важности.

К сожалению, острота проблемы не только не ослабевает, но усиливается как в связи с ростом межрегиональных дисбалансов и последствиями ухудшения геополитических «параметров» России, так и появлением новых разноплановых вызовов. Учитывая, что в обозримом будущем важнейшим мерилом национального богатства помимо материальной продукции с высокой степенью вероятности обещает стать чистый воздух и чистая вода (т.е. нетронутая природа), обращение к данной тематике еще более актуализируется.

Ясно, что полное устранение межрегионального диспаритета относится скорее к области фантастики, поскольку существует немало объективных и субъективных факторов, оказывающих (и способных оказывать в будущем) влияние на объем региональных накоплений и характер складывающихся межбюджетных отношений. Из числа первых отметим природно-климати-ческий фактор, объем и ценность природно-ресурсного потенциала регионов, доставшиеся в «наследство» субъекту производственные фонды и др. А вот среди субъективных факторов упомянем политический (давление региональных элит, лоббизм, клановость и коррупционность местных властей и др.), национально-этнический фактор (специфические условия жизнедеятельности людей и природная среда) и т.д.

Исходный вопрос рассмотрения затронутой проблемы состоит в том, какой смысл вкладывается в понятие «оптимизации межрегиональных пропорций»? Помня о многовариантной интрасемантичности понятия «оптимизация», сразу подчеркнем наш более широкий, чем экономический взгляд на его содержание. В экономике оптимизация, как известно, ассоциируется с нахождением таких значений экономических показателей, при которых достигается оптимальное, т.е. наилучшее состояние системы. Чаще всего оптимуму соответствует достижение наивысшего результата при данных затратах ресурсов или достижение заданного результата при минимальных ресурсных затратах.

Еще во времена «развитого социализма» был опубликован известный труд одного

Среда обитания

Terra Humana ¹ 2’2014

из наиболее креативных советских представителей региональной экономики А.Г. Гранберга [4], где были изложены взгляды автора на роль принципов и критериев оптимальности в территориальном планировании народного хозяйства СССР. Он не без оснований полагал, что главный теоретический и методологический вопрос оптимизации размещения экономики связан с выбором критерия оптимальности . Если рассуждать отвлеченно, то в качестве такого критерия можно допустить практически любой показатель. Отсюда решение оптимизационной задачи при одних и тех же условиях должно было быть различным при разных критериях оптимальности. Последняя выражает цель , которая должна быть достигнута в результате данного варианта размещения производительных сил. Одновременно она является средством, благодаря которому можно сравнивать различные варианты размещения.

В отечественной практике размещения производительных сил при социализме в качестве наиболее распространенного критерия использовался критерий минимума приведенных затрат , несколько реже использовались критерии максимума прибыли и максимума выпуска . Однако применение этих критериев чаще всего оборачивалось ...профанацией экономической науки, в частности из-за того, что в народнохозяйственном планировании при социализме цены не играли существенной роли. Они не определяли конкретные плановые решения, поскольку в условиях централизованного планирования цены были производны от производства, а не наоборот.

В развитой рыночной экономике при размещении производства пользуются многокритериальными подходами для достижения «оптимальности», но, разумеется, с учетом существующего законодательства, регламентирующего необходимые затраты на сохранение окружающей среды. Тем не менее, главная преследуемая при этом цель – получение максимальной прибыли – в условиях неолиберальной экономики продолжает оставаться не только одной из фатальных причин наблюдающейся тотальной деградации природной среды, но и фактором прогрессирующего социального расслоения.

По мнению социолога, профессора Уорикской школы бизнеса (Великобритания, г. Ковентри) К. Крауча, автора знаковой книги «Постдемократия», в которой последняя ассоциируется с «тоталитаризмом корпораций», суть неолиберализма сводится к следующему: «Свободные рынки, на которых индивиды заняты максимизацией материальных прибылей, – наилучшее средство для удовлетворения стремлений людей; поэтому, в частности, эти рынки следует предпочесть государству и политике, которые в лучшем случае неэффективны, а в худшем – представляют собой угрозу свободе» [9, с. 9]. И еще один штрих, характеризующий неолиберальную экономику: «когда рыночные принципы возводятся в ранг основного стандарта (жизни – Ю.Г.), в соответствии с которым можно судить о почти всех наших институтах..., аморальность распространяется по всей общественной жизни» [9, с. 11]. Между тем, представления об эффективности у субъектов рынка и профессиональных государственных работников существенно разнятся, чему подтверждением может служить хотя бы такое российское наблюдение: руководители регионов, пришедшие во власть из бизнеса наиболее «рьяно» занимаются элиминацией социальных институтов (так называемых неэффективных) – школ, медпунктов, библиотек и т.д.

Можно, конечно, не соглашаться с идеями К. Крауча о сути и последствиях так называемой «постдемократии», как это делает А. Ваджра [2], но фактом является растущее сращивание финансового могущества и политической власти в рамках олигархических кланов. При этом набирающие силу процессы глобализации экономики, устраняя противоречие между наднациональным финансовым капиталом и национальной властью, нередко приводят к абсолютизации транснациональной олигархии , трансформирующуюся в глобальную финансово-экономическую систему. Вот как ее характеризует З. Бауман: «Это силы, не имеющие определенного адреса, экстерриториальные, не в пример строго локальным полномочиям государств, свободно передвигающиеся по всему миру, в отличие от государственных институтов, которые, хорошо это или плохо, раз и навсегда сегодня, как и прежде, привязаны к определенной территории» [1, с. 54]. Напрашивающийся в этой связи вывод состоит в том, что «экстерриториальная» транснациональная олигархия менее всего заинтересована в поисках оптимальных вариантов территориальных и региональных пропорций в экономике любой развивающейся страны и России, в частности, не говоря уже об интересах ее национальной безопасности.

При обсуждении вопросов оптимизации размещения отечественной экономики сторонники неолиберального курса, практически, никогда в качестве целевой функции при решении локационных задач не считаются с геостратегическим фактором, равно как и с фактором межрегиональной сопоставимости социальных условий жизни в федеративной стране, качества экосреды и др. В ряде случаев новые проекты предлагаются и реализуются бизнес-структурами не только без учета коренных интересов государственной безопасности страны, но и в ущерб им.

В этой связи можно вспомнить концепцию поляризованного развития , которую Министерство регионального развития еще недавно стремилось возвести в ранг официально одобренной федеральным центром стратегии. Ее суть – в поляризованном (сфокусированном) развитии российских регионов и определении регионов-«локомо-тивов », которые призваны были составить опорный каркас российской территории. Концепция (представлявшая собой «перелицованные» на российский лад идеи «полюсов» и «центров роста» Ф. Перу и Ж. Буд-вилля, сформулированные еще в середине ХХ в.) ассоциировалась с т.н. «новой сборкой российских территорий», которая бы усиливала и приумножала ресурсы сильных регионов. Подготовленная программа пространственного развития российских субъектов Федерации, была рассчитана на 20 лет и предполагала создание в стране нескольких крупных агломераций с многомиллионным населением, которые стали бы новыми центрами трудовой миграции. Естественно, что для реализации подобной программы требовались колоссальные финансовые инъекции, поэтому разработчики программы делали ставку на частногосударственное партнерство.

С одной стороны, сторонники концепции поляризованного развития не исключали того, чтобы при определении опорных регионов учитывались бы не только экономические и геоэкономические факторы, но и фактор ее национальной безопасности. С другой – подобный «реверанс» оставался пустой декларацией, поскольку концентрация населения в одних регионах автоматически предполагала «разреженность» в других, подчас более важных в геостратегическом отношении. Авторы концепции откровенно пренебрегали интересами обороноспособности России, а сама программа породила множество вопросов, как то:

– не являлась ли она неосознаваемой (или, боже упаси, целенаправленной?) акцией на обезлюдение и « запустынивание » территории страны?

– имелась ли гарантия того, что создание в полиэтнической стране планируемых крупных агломераций с многомиллионным населением не привела бы к возникновению новых социально-экономических «перекосов», способных вызвать очередную волну социального недовольства?

– как согласовалась концепция поляризованного развития с федеративными основами российского государства? (подробнее см. [3]).

Полемизируя с бывшим директором департамента регионального социально-экономического развития и территориального планирования Минрегиона Ю.А. Перелы-гиным (одним из идейных «вдохновителей» поляризованного развития), Ю.В. Крупов (председатель Наблюдательного совета Института демографии, миграции и регионального развития) дал образный ответ на последний вопрос: «В данном случае мы вобьем окончательный гвоздь в крышку гроба РФ как страны с уникальным разнообразием, где центральной единицей является, безусловно, не гигантская агломерация, а административный район, в том числе, самый северный и самый малозаселенный. Это наши территории, мы их должны поддерживать, а не уничтожать таким образом» [10].

Наивно полагать, что извлеченные из «старого сундука» обветшалые идеи «поляризованного развития» и поданные в качестве спасительного рецепта возрождения национальной экономики смогли бы ознаменовать «новую сборку территорий», как об этом ратуют Ю. Перелыгин, В. Княгинин, П. Щедровицкий и другие адепты неолиберального курса [6–8 и др.]. С высокой степенью вероятности произошло бы как раз обратное: запустился бы гибельный процесс «дробления» российского пространства, остановить который авторы вряд ли смогли бы.

Автор статьи исходит из постулата, предложенного в свое время акад. В.В. Иванте-ром – «либерализм есть результат благополучия, а не его условие». Государство должно иметь действенные рычаги в отношении финансово-экономических агентов еще незрелого отечественного рынка, с тем, чтобы при решении локационных задач (т. е. при нахождении оптимальных местоположений предприятий) роль коэффициентов целевой функции играли не в последнюю очередь интересы территориальной целостности и государственной безопасности страны, социального благополучия населения.

Еще один пример, иллюстрирующий опасный разброс мнений при анализе проблем оптимизации региональных пропорций в экономике страны, связан с объявленным властями проектом расширения

Среда обитания

Terra Humana ¹ 2’2014

Москвы, в соответствии с которым ее площадь увеличивается более чем в 2,5 раза за счёт присоединения юго-западного сектора Московской области. В данном случае «оптимизационная задача» представляется достаточно «странной», поскольку очень спорны критерии оптимальности и не вполне ясна цель, которая должна быть достигнута в результате реализации проекта. Не случайно это судьбоносное для всей страны решение было принято фактически кулуарно, без адекватного научного обоснования, без глубокого анализа возможных последствий, при непонятной устраненности градоведов-урбанистов (известный общественный резонанс вызвало лишь протестное движение экологов ].

К сожалению, большинство экспертов проекта расширения столицы вовсе не отягощено «думами» о вопиющих межрегиональных социально-экономических контрастах, о геополитических угрозах Отечеству, о живущих за пределами московских кольцевых дорог миллионах граждан, уставших от социальных передряг и пользующихся (словно во времена Гостомысла) удобствами «во дворе». Так, для банкира представляется важным то, что «девелоперы и инвесторы получат возможности для создания новых бизнесов»; для архитектора кажется невыносимым тот факт, что «агломерация управляется из двух центров»; для коммерческого директора главную ценность представляют «серьезные капитальные вложения в инфраструктуру и строительство дорог»; директора по маркетингу беспокоит то обстоятельство, что «удобных для строительства площадок практически не осталось» и т.д. [12] Есть серьезные основания полагать, что аргументы истинных вдохновителей исторического проекта расширения Москвы не так уж сильно отличаются от приведенных выше.

Если абстрагироваться от главного, фактически полностью игнорируемого контраргумента, связанного с геостратегической ущербностью проекта расширения Москвы, то следующей опасностью его реализации является непросчитанность социальных последствий. Столица вследствие лучшего состояния инфраструктуры, более высокой оплаты труда и т.д., непременно выиграет в осуществлении проекта. Она будут еще более интенсивно привлекать капиталы и наиболее профессионально обученную рабочую силу из регионов депрессивных и отстающих, способствуя их «запустению» и росту социальных контрастов. Но и это еще не все. Известно мнение наиболее авторитетных экологов страны о фактической исчерпаемости экологической емкости территории Москвы и Подмосковья, что подтверждается повышенной загрязненностью воздуха и водоемов, деградацией растительного покрова, снижением содержания атмосферного кислорода в жаркое время года, ухудшающейся санитарно-гигиенической ситуацией и ростом заболеваемости горожан [11].

В специальном заявлении научнопрактической конференции «Нерешенные экологические проблемы Москвы и Подмосковья» (21.02.2012) ее участники обратились к властям со следующим обращением: «мы, представители профессиональных и общественных экологических организаций, считаем решение о более чем двукратном расширении Москвы волюнтаристским, ошибочным и крайне опасным для развития, как центрального региона, так и всей страны. Это решение должно быть отменено, а триллионы рублей, предполагаемые для реализации экологически и экономически опасного проекта расширения Москвы, должны быть направлены на ликвидацию диспропорций в региональном развитии страны, что действительно актуально для России и её столичного региона» [11, с. 394].

Именно устранение постыдного диспаритета в уровне социально-экономического развития регионов России позволило бы власть предержащим бороться не с последствиями , а с причинами уродливого «разбухания» московского мегалополиса, тем более, что расширение его территории с неизбежностью повлечет за собой не только дальнейший механический рост населения мегалополиса, но и приведет к дальнейшему обострению негативных демографических тенденций на остальной территории страны.

Принципиально важно, что как в первом случае (с концепцией «сфокусированного» развития), так и во втором (с расширением Москвы) ставка делается на стимулирование более сильных субъектов Федерации, к судьбе же остальных территорий авторы-разработчики проектов остаются «глухи». При этом, когда читаешь предложения о необходимости массовых миграционных передвижений населения из неперспективных селений, появляется желание задать авторам риторический вопрос: а бесчисленные погосты с дорогими сердцу упокоенными людьми также необходимо «забирать» с собой в «локомотивы» роста?

Мы целиком разделяем мнение Р. Туровского о том, что региональная стратегия

России должна быть сбалансированной, учитывающей все региональные интересы – Москвы, других крупных городов, разнообразных «средних» городов и районов (локомотивов, точек и полюсов роста, наукоградов-технополисов, способных внести существенный вклад в развитие российской экономики при условии стартовой государственной поддержки), а также территорий-аутсайдеров. «Периферии, депрессивные и отсталые регионы, каждый из которых должен получить свою перспективу, найти нишу в российском пространстве, чтобы не просто выжить, а получить стимул для развития, для прорыва из нищеты» [13]. К чести цитируемого автора, он – один из немногих [3, 5, 13 и др.], кто неоднократно акцентировал внимание на том, что региональная стратегия России должна в равной мере учитывать проблемы социально-экономического развития и проблемы национальной безопасности регионов, имеющих стратегическое значение для страны (Калининградская область, ключевые приграничные и приморские регионы, некоторые национальные республики и т.д.).

В завершение сюжета о непрекраща-ющихся спорах экспертного сообщества вокруг идей регионального развития России заметим: вряд ли наша страна сможет сегодня решить свои фундаментальные задачи в этой сфере, имитируя западные институты и целиком полагаясь на теоретические и практические наработки развитых североатлантических стран, что предлагается некоторыми нашими коллегами – горячими сторонниками неолиберального курса. Памятуя о фокусе идеологической борьбы, определяемом соотношением рынка и государства, в условиях продолжения неолиберального курса можно безошибочно предсказать полное банкротство многих российских регионов, не выдерживающих испытания рынком.

И еще один момент. «Очень важно, – полагает левый социальный теоретик, экономист, философ, политик Р.М. Унгер, – чтобы государство перестало быть параноиком – втайне разрабатывать свои проекты, а затем навязывать их обществу» [14]. Выше отмечалось, например, что никакого публичного обсуждения идеи и планов расширения той же российской столицы не было, а аргументы научных и общественных организаций, как и критика крупнейших отечественных и зарубежных практиков и теоретиков градостроительства, прозвучавшая на Московском международном урбанистическом форуме в декабре 2011 г., были проигнорированы. «Необходимо вовлечь в формулирование стратегии, национального проекта все группы власти и общества, выявлять и принимать различные точки зрения и конфликты... И наконец, стратегия не должна восприниматься как план правительства, находящегося сейчас у власти. Это должен быть совместный проект государства и общества, он должен быть способен пережить нынешнее правительство» [14].

Увы, о таком сценарии можно лишь мечтать.