Оценка риска никельсодержащих наноматериалов: характеристика опасности in vivo
Автор: Гмошинский И.В., Хотимченко С.А.
Журнал: Анализ риска здоровью @journal-fcrisk
Рубрика: Аналитические обзоры
Статья в выпуске: 3 (35), 2021 года.
Бесплатный доступ
Наночастицы (НЧ) никеля (Ni) и его соединений имеют широкие перспективы использования в качестве катализаторов в химической, фармацевтической и пищевой промышленности, конструкционных материалов в электронике и фотонике, при производстве источников тока, медицинских лекарственных и диагностических препаратов, пестицидов. Объем годового производства этих веществ в наноформе измеряется десятками тонн и будет в дальнейшем еще более возрастать. Наноформы Ni и его соединений, по данным многочисленных исследований, обладают токсичностью в отношении многих типов клеток, стимулируют процессы апоптоза и могут вызывать злокачественную трансформацию in vitro. Это указывает на данную группу наноматериалов как возможный источник риска для здоровья человека. Необходимым звеном в оценке риска является количественная характеристика опасности, то есть установление токсических и максимальных недействующих доз наноматериала при его поступлении в организм через дыхательные пути, неповрежденную кожу и желудочно-кишечный тракт. В экспериментах in vivo на лабораторных животных для Ni-содержащих наноматериалов отмечены общетоксическое, органотоксическое (включая гепатотоксическое и кардиотоксическое), атерогенное, аллергенное, иммунотоксическое действия, репродуктивная токсичность. Имеются многочисленные данные, свидетельствующие о наличии у всех Ni-cодержащих наноматериалов генотоксичности и мутагенности, хотя сведения об их возможном канцерогенном потенциале ограничены. Факторами, определяющими токсичность Ni и его соединений в наноформе, являются их способности к проникновению через биологические барьеры и высвобождению свободных ионов Ni++ в биологических средах. В обзоре выполнен анализ и обобщение данных о проявлениях токсичности in vivo и действующих токсических дозах при различных путях поступления в организм Ni и его соединений в наноформе за период преимущественно с 2011 г.
Никель, оксид никеля, наночастицы, генотоксичность, аллергенность, репродуктивная токсичность, канцерогенность, производственная экспозиция, оценка риска
Короткий адрес: https://sciup.org/142231428
IDR: 142231428 | DOI: 10.21668/health.risk/2021.3.18
Текст обзорной статьи Оценка риска никельсодержащих наноматериалов: характеристика опасности in vivo
Гмошинский Иван Всеволодович – доктор биологических наук, ведущий научный сотрудник лаборатории пищевой токсикологии и оценки безопасности нанотехнологий (e-mail: ; тел.: 8 (495) 698-53-71; ORCID: .
Хотимченко Сергей Анатольевич – член-корреспондент РАН, доктор медицинских наук, профессор, заведующий лабораторией пищевой токсикологии и оценки безопасности нанотехнологий (e-mail: ; тел.: 8 (495) 698-52-35; ORCID: .
Введение в дыхательные пути. Интратрахе-альные и орофарингеальные инстилляции наноматериалов часто применяются в токсикологических исследованиях как модель респираторной экспозиции. По сравнению с ингаляционным путем введения они позволяют более точно учитывать дозу наноматериала, получаемого каждым животным, хотя и имеются особенности в распределении в дыхательных путях частиц различного размера и химического состава при этих альтернативных путях экспонирования. При этом используются как острая, так и различные подострые схемы экспозиции.
В раннем исследовании [11] НЧ NiO размером 8 нм, агрегированные в кластеры 26 нм, вводили самцам крыс Wistar однократно интратрахеально в дозе 0,33–0,66 мг/кг. В бронхоальвеолярном лаваже (БАЛ), начиная с третьих суток опыта, выявлено повышение содержания индуцированных цитокинами хемоаттрактантов нейтрофилов CINC-1, -2αβ и -3. Изменения сохранялись вплоть до 6 месяцев после введения. Эта работа явилась, по-видимому, первым подтверждением того, что даже при однократном введении НЧ NiO вызывают стойкий воспалитель- ный ответ в легких. В аналогичной по дизайну работе повышение уровней CINC-2αβ и CINC-3 в БАЛ отмечалось через 3 дня, неделю, 3 и 6 месяцев после однократного интратрахеального введения крысам-самцам Wistar по 3,3 мг/кг наноструктурного агрегированного NiO с размером первичных НЧ 8,4 нм [12]. У крыс, однократно интратрахеально получавших НЧ NiO 26 нм в дозе 0,2 мг, в интервале времени 3 дня – 6 месяцев после введения наблюдали инфильтрацию альвеолярных макрофагов, длительное увеличение уровня MIP-1a и транзиторное – интерлейкинов (IL) – IL-1α, IL-1β и MCP-1 в лизатах легочной ткани и БАЛ [13]. Таким образом, хемокины играют важную роль в развитии легочного воспаления, вызванного Ni-содержащими НЧ.
Сферические и имеющие неправильную форму НЧ и нановолокна NiO, вводимые однократно интрат-рахеально самцам крыс F 344 в дозах 0,67–6,0 мг/кг массы тела, демонстрировали транслокацию в грудные лимфоузлы, где подвергались частичному растворению и биодеградации под воздействием окислителей, продуцируемых клетками иммунной системы. Скорость растворения, окисления и клиренса нановолокон Ni была значительно выше, чем для НЧ двух видов [14].
Связь между клиренсом из легких различных Ni-содержащих наноматериалов и их растворимостью была изучена также в работе [15]. Показано, что НЧ NiO обладали большей легочной токсичностью, чем микрочастицы (МЧ), поскольку они быстрее растворялись с высвобождением ионов Ni++, что было воспроизведено in vitro с использованием искусственной альвеолярной жидкости. Пиковый ответ маркеров воспаления в легких крыс отмечается in vivo в интервале от одной недели до одного месяца, и в гораздо меньшей степени в период – до 3 сут, что согласовалось с характерным временем растворения НЧ in vitro , которое составляет порядка одной недели. На роль растворимости Ni-содержащих наноматериалов и адсорбции на их поверхности компонентов сурфактанта в проявлениях ими легочной токсичности указывают и данные работы [16], в которой эффекты НЧ NiO у мышей при фарингеальной аспирации различались в зависимости от состава дисперсионной среды, включая фосфатно-солевой буфер, раствор альбумина, неионного детергента и фосфолипидов, имитирующих состав сурфактанта.
НЧ NiO в виде суспензии, вводимые однократно интратрахеально крысам, вызывали через 3–28 суток стойкое легочное воспаление с пролиферацией воспалительных клеток, альвеолярным протеинозом и продукцией цитокинов. Экспрессия Nlrp3 была повышена наряду с гиперэкспрессией каспазы 1 (p20) и IL-1 β , выделение которого подавлялось при действии ингибитора каспазы на макрофаги ex vivo . Предполагается, что НЧ NiO индуцируют активацию NLRP3-инфламмосомы, для чего требуется поглощение частиц клетками и выработка реакционноспособных форм кислорода (РСК) [17].
При однократном интратрахеальном введении крысам Sprague-Dawley в дозе 4–20 мг/кг НЧ Ni диаметром 41 нм и соответствующих МЧ (350 нм) через 14 сут воспроизведено воспалительное повреждение легких, печени и почек, гиперпластические изменения в легких и усиление в них экспрессии гемоксиге-назы-1 (НО-1) и Nrf2 без изменения экспрессии онкогена C-myc. Отмечались признаки более высокой цитотоксичности НЧ по сравнению с МЧ [18].
НЧ NiO вводили в эксперименте [19] однократно интратрахеально мышам и в интервале 1–28 сут исследовали воспалительные реакции в легких. Отмечено возрастание активности лактатдегидрогеназы (ЛДГ), общего белка, IL-6 и снижение IL-10 в БАЛ. В ткани легких возрастало содержание 8-оксо-2-дез-оксигуанозина (8-oxo-G) и каспазы-3 к 24-му часу опыта, отмечалось дозозависимое усиление воспаления нижних дыхательных путей. К 28-м суткам формировался фиброз легочной ткани. По данным проте-омного анализа через 24 ч в механизме воспаления преобладали нарушения в метаболических путях клеточной адгезии, тогда к 28-м суткам начинали доминировать процессы, связанные с истощением тканевого глутатиона.
Авторы исследования [20] вводили НЧ NiO крысам однократно интратрахеально в дозе 0,2 и 1 мг/кг или ингаляционным путем. Во всех тестах НЧ NiO дольше задерживались в легких, чем НЧ TiO2, причем биоперсистенция коррелировала с гистопатологическими изменениями и уровнями воспалительных биомаркеров в БАЛ.
При однократной интратрахеальной инстилляции НЧ Ni трех видов (c немодифицированной поверхностью, оксидно пассивированных и защищенных мономолекулярным слоем углерода) нормальным и нокаутным по гену микро-РНК (miR)-21 мышам показано, что только у мышей дикого типа под действием первых двух видов НЧ наблюдалось подавление экспрессии гена Reck (ингибитора метастазирования опухолей), являющегося непосредственной мишенью воздействия miR-21. Полученные данные указывают на важную роль miR-21 в индукции воспалительного ответа in vivo и возможной канцерогенности никелевых НЧ [21, 22]. В сравнительном исследовании на мышах, получавших путем однократной интратрахеальной инстилляции указанные три вида Ni-содержащих НЧ в дозе от 10 до 100 мкг, наблюдали дозозависимое развитие острого легочного воспаления с повышением в БАЛ количества нейтрофилов, CXCL1/KC, активности ЛДГ и общего белка. Временнáя динамика воспаления отличалась дебютом на первые сутки после введения, пиковым уровнем на 3-и сутки и снижением после 7-х сут, хотя и через 42 дня показатели воспаления были еще выше, чем в контроле. Оксидно пассивированные НЧ характеризовались практически такой же легочной токсичностью, как и НЧ чистого Ni, однако покрытие НЧ слоем углерода значительно снижало их токсичность [23].
Дегенерацию и некроз макрофагов, воспаление и пролиферацию пневмоцитов II типа отмечали в легких крыс Sprage-Dawley, которым выполняли однократную интратрахеальную инстилляцию НЧ NiO в дозах 0; 0,2; 0,67 и 2 мг/кг массы тела [24]. Межлабораторное исследование в пяти лабораториях подтвердило хорошую воспроизводимость разработанной методики.
Сравнение однократного или дробного (в два или четыре приема с суточными интервалами) интратрахе-ального введения НЧ NiO крысам в суммарной дозе 2 мг/кг массы тела показало, что последующее развитие легочного воспаления с такими проявлениями, как фагоцитоз НЧ альвеолярными макрофагами, их дегенерация и некроз, ответ воспалительных маркеров в БАЛ через 3 и 28 сут после последнего введения практически не различалось у животных, получавших дозу НЧ однократно или дробно [25].
Подострый экспериментальный сценарий экспозиции был реализован в работе [26], где НЧ или МЧ NiO вводили крысам-самцам линии Wistar ин-тратрахеально в дозах 0,015–0,25 мг/кг дважды в неделю в течение шести недель. В печени экспонированных животных повышалось количество клеток в апоптозе, экспрессия IRE-1α, X box белка-1S, панкреатической ER-киназы (PERK), эукариотического инициирующего фактора-2 альфа (eIF-2α), их фосфорилированных форм, каспаз-3, 9 и 12, регулируемого глюкозой белка 78 кД и CCAAT-энхансерсвязываю-щего белка, что указывает на развитие стресса эндоплазматического ретикулума.
В других работах той же группы авторов при введении НЧ NiO крысам в вышеуказанных дозах гистопатологическое исследование выявило фиброз легких, повышенное содержание в их ткани гидроксипролина, коллагена-1 и 3. Этому сопутствовало повышение экспрессии факторов фиброза TGF-1 β (TGF – трансформирующий фактор роста), Smad2, Smad4, металлопротеиназ матрикса (ММР) и их тканевого ингибитора (TIMP) [27]. При морфологическом исследовании отмечали дозозависимое расширение альвеолярных отростков, воспалительную инфильтрацию и отложение НЧ в легочной ткани. При наибольшей из доз присутствовали признаки нитративного стресса, включая повышение уровня NO и активности общей (tNOS) и индуцируемой NO-синтазы (iNOS); возрастало образование 8-oxo-G, повышались уровни IL-2, TGF- β и IFN- γ , начиная с дозы НЧ 0,06 мг/кг. Данные эффекты были достоверно более выражены при введении НЧ, чем эквивалентного по массе количества МЧ [28]. В развитии в легочной ткани иммунопатологической реакции в ответ на введение НЧ NiO центральную роль играла активация NF- κ B и повышение относительной доли Th2-лимфоцитов в сравнении с Th1 [29].
Согласно данным исследования S. Yu [30], подострое интратрахеальное введение НЧ NiO самцам крыс Wistar вызывало изменения в печени, включая возрастание массы органа, клеточный отек, закры- тие желчных протоков и многоядерные клетки. Активности синтаз NO и уровни NO в печени возрастали при дозе 0,25 мг/кг NiO. Помимо этого отмечено возрастание концентраций гидроксильного радикала, перекисей липидов, каталазы, глутатионпероксидазы и SOD. Таким образом, интратрахеальное введение НЧ NiO приводит к системным эффектам, включая повреждение печени.
Токсичность НЧ Ni для самцов и самок мышей была сопоставлена при двух режимах орофарингеальной инстилляции: в виде однократной дозы (в остром опыте) или растянуто в шесть приемов на протяжении трех недель. После острого введения у самцов повышалось содержание CXCL1 и IL-6 и количество нейтрофилов в БАЛ и усиливалось фосфорилирование STAT3 в легочной ткани. После подострого экспонирования НЧ Ni у самцов повышалось количество моноцитов в лаваже, отмечалась индукция CXCL1 и CCL2, а фосфорилирование STAT1 при этом режиме введения отмечалось только у самок. Для самцов была характерна бóльшая экспрессия в печени IL-6 при остром введении и CCL2 при подостром, чем у самок. Различия в реакции легких на введение НЧ Ni в большей степени определялось полом животных, чем режимом введения [31].
В работе Q. Zhang et al. [32] самцы крыс Wistar получали НЧ NiO в дозах от 0,015 до 0,25 мг/кг ин-тратрахеально два раза в неделю на протяжении девяти недель. В печени выявлено повышенное накопление коллагенов типа I и III, сопровождаемое повышенной экспрессией TGF- β 1, фосфорилированных Smad2, Smad3, α -актина, MMP9, TIMP1 и снижением E-кадгерина и Smad7, что указывает на развитие фиброза. Эти результаты были аналогичны полученным этими авторами в системе in vitro на культуре клеток печени, что указывает на возможность системной транслокации НЧ после их введения в дыхательные пути.
Ингаляционная экспозиция. Ингаляционное введение наноматериалов, осуществляемое путем помещения животного в аэрозольную камеру или с помощью специальных шлемов, надеваемых на голову, лучше воспроизводит ситуацию производственной экспозиции, чем непосредственное введение в дыхательные пути, и менее травматично. Вместе с тем оно сопряжено с рядом проблем, обусловленных необходимостью учета респирабельной (то есть действующей на нижние дыхательные пути) дозы, в отличие от ингалируемой дозы наноматериала, представленного в непосредственно вдыхаемом воздухе. Сопоставление эффектов двух способов экспозиции осуществлено в работе Y. Mizuguchi et al. [33], где самцы крыс Wistar получали НЧ NiO путем интратрахеальной инстилляции или подострой четырехнедельной ингаляции. Исследование проводили в широком интервале доз НЧ. Показано, что в обоих методах могут быть получены сопоставимые и воспроизводимые результаты по показателю полиморфноядерных лейкоцитов в БАЛ, если дозу наноматериала выражать через площадь поверхности, но не через массу или массовую концентрацию.
По данным исследования M. Horie et al. [34] ответ маркеров окислительного стресса в легких, включая НО-1, 8-изо-простагландин-F2α, тиоредоксин, миелопероксидазу и iNOS, на первой стадии воспалительного ответа развивается более интенсивно при интратрахеальном введении НЧ NiO по сравнению с ингаляцией, однако в дальнейшем различия между этими путями поступления нивелируются.
При сравнении воздействия на крыс при ингаляции в течение четырех недель НЧ NiO, многостенных углеродных нанотрубок (МУНТ) или фуллерена в дозах 0,13–0,37 мг/м3 NiO НЧ вызывали наиболее глубокие и грубые изменения в легких животных по содержанию фосфолипидов и SP-D (сурфактант-специфический белок D). Эффект МУНТ также присутствовал, хотя и был менее выражен, а признаков токсичности фуллерена выявлено не было [35]. При этом частицы NiO микронного размера и наночастицы TiO 2 продемонстрировали низкую легочную токсичность для крыс по данным экспрессии MMP-1, TIMP и коллагена типа 1. Эти данные показывают, что ингаляционная токсичность Ni-содержащих частиц, по-видимому, возрастает при их переходе в наноформу.
Наиболее продолжительное (10 месяцев) ингаляционное воздействие НЧ NiO на крыс осуществлено в работе М.П. Сутунковой и др. [36]. Концентрация наноматериала в аэрозоле составляла 0,23 ± 0,01 мг/м3. Исследование БАЛ показало изменение цитологических и ряда биохимических характеристик с парадоксально слабо выраженной гистопатологической картиной легочной ткани и сравнительно мало выраженным накоплением НЧ в легких. Вместе с тем наблюдали явления системной токсичности, включая повреждение печени и почек, аллергенное действие, транзиторную стимуляцию эритропоэза и проникновение НЧ NiO в головной мозг по ольфакторному пути. Геноксичность проявилась в фрагментации ДНК в ядерных клетках крови (RAPD-тест) с тенденцией к возрастанию по мере периода экспозиции. Установлена возможность ингибирования большого числа этих неблагоприятных эффектов путем перорального введения животным некоторых биопротекторов, включая витамины С и Е, рыбий жир, глицин, мононатрийглутамат и др. Вопросы использования пищевых веществ (антиоксидантов, ПНЖК, аминокислот) в качестве биопротекторов при действии токсичных наноматериалов, включая Ni-содержащие НЧ, рассматриваются в обзорных статьях [2, 37].
Особый интерес представляют факты наличия у Ni-содержащих НЧ кардиотоксичности и атерогенного действия при ингаляционном поступлении. Показано, в частности, что при ингаляции мышами C57BL/6 НЧ Ni(OH)2 диаметром до 40 нм в течение 5 ч в дозе 100–900 мкг/м3 в сонной артерии экспонированных животных снижалась вазоконстрикция под действием фенилэфрина и вазорелаксация в ответ на ацетилхолин. Тем самым даже относительно кратковременная ингаляционная экспозиция Ni-со-держащими НЧ вызывает изменения в эндотелии больших сосудов, удаленных от места внедрения наноматериала в организм [38]. В дальнейшем было показано, что при ингаляции в сходных условиях НЧ металлического Ni у мышей возрастало в костном мозге и в циркуляции количество стволовых эндотелиальных клеток (endothelial progenitor cells – EPCs), что указывает на повреждение эндотелия сосудов. Образование трубочек (tube formation) и хемотаксис ex vivo клеток EPCs от мышей, обработанных НЧ Ni, были существенно нарушены. Выявлено снижение числа отвечающих за мобилизацию и тканевую фиксацию рецепторов для мРНК на EPCs под действием НЧ [39]. В исследовании G.S. Kang et al. [40] отмечено, что ингаляция НЧ Ni(OH)2 в дозе 79 мкг Ni/м3 по пять дней в неделю в период от одной недели до пяти месяцев приводила к увеличению тяжести проявления атеросклероза сосудов у чувствительной линии мышей с нокаутом гена аполипопротеина Е (ApoE-/-).
Пероральное поступление. Исследования эффектов перорально вводимых никельсодержащих наноматериалов относительно немногочисленны, поскольку данный сценарий поступления не рассматривается в большинстве работ в качестве приоритетного. В исследовании N. Dumala et al. [41] острая пероральная токсичность НЧ NiO превышала 2000 мг/кг массы тела, что относило их к 5-му классу опасности в соответствии с Руководством 420 ОЭСР. По результатам 14-дневного наблюдения после острого перорального введения НЧ NiO размером около 16 нм самкам крыс Wistar в дозах от 5 до 2000 мг/кг массы тела смертность отсутствовала. У крыс, получивших НЧ NiO в дозе 2000 мг/кг, наблюдались заторможенность, раздражительность, незначительное снижение потребления корма, прироста массы тела и относительной массы органов. При наибольшей из доз, по данным комет-теста, наблюдали повреждения ДНК в печени и почках через 24 ч. Сходные результаты получены в микроядерном тесте. Изучение с использованием этой модели токсичности НЧ NiO показало достоверное снижение числа эритроцитов, ингибирование AchE в головном мозге крыс при высокой дозе НЧ. В печени и сыворотке повышалась, а в почках понижалась активность трансаминаз. При высокой дозе НЧ отмечалось нарушение баланса ферментов антиоксидантной защиты [42].
Подострая пероральная токсичность и биораспределение НЧ NiO размером 13 нм для крыс Wistar были изучены в 28-суточном эксперименте [43]. Отмечены гистопатологические изменения в ряде внутренних органов, рост активности трансаминаз в гомогенатах печени и почек, снижение активности SOD и возрастание активности каталазы. Отмечено истощение запасов восстановленного глутатиона и возрастание уровня малонового диальдегида, что указывало на развитие окислительного стресса. Основным местом накопления Ni была печень, далее – почки. Экскреция Ni происходила в основном с калом и в очень малой степени с мочой.
Исследование подострой пероральной токсичности НЧ Ni на самцах и самках крыс в дозах от 5 до 45 мг/кг массы тела в течение 10 недель (дизайн исследования соответствовал руководству Организации экономического сотрудничества и развития (OECD) № 415) показало ультраструктурные изменения яичников и семенников, развитие окислительного стресса и экспрессию белков, связанных с апоптозом [44, 45]. В этих же работах было показано, что вводимая с пищей экзогенная аскорбиновая кислота защищает животных от поражения НЧ Ni.
Внутрижелудочное введение НЧ NiO размером около 50 нм самцам крыс Wistar в течение 7 или 14 сут в дозах от 1 до 4 мг/кг массы тела привело к значительному возрастанию числа хромосомных аберраций, микроядер, повреждению ДНК. Методом проточной цитометрии выявлено наличие апоптоза, генерация РСК и дисфункция митохондриального мембранного потенциала. В печени отмечался дисбаланс антиоксидантных ферментов и гистологические изменения. Методом иммуноблоттинга показано взаимодействие p53 и MAPK-сигнального пути (MAPK – активируемая митогенами протеинкиназа) с активацией MAPAPK-2 (субстрата фосфорилирования для p38 MAP-киназы), каспаз 3, 8, выходом из митохондрий цитохрома С, экспрессией Bax (Bcl-ассоциированный Х-белок) и подавлением внутриклеточного регулятора апоптоза (Bcl-2) [46].
Антагонизм токсического действия по ряду интегральных и биохимических параметров выявлен после однократного перорального совместного введения крысам 0,5 или 1 г НЧ NiO и НЧ Co3O4. Каждый из наноматериалов был более токсичным для крыс по отдельности, чем в сочетании [47].
Отдаленные эффекты токсического действия Ni-содержащих наноматериалов.
Канцерогенность Ni-содержащих НЧ in vivo. Механизмы индуцированного металлами канцерогенеза до конца не изучены. Как следует из представленных выше данных, для действия НЧ Ni и его соединений характерно усиление окислительного стресса, воспалительная реакция и ингибирование факторов апоптоза, то есть те негенетические патологические факторы, которые могут предрасполагать к канцерогенности. Помимо этого, в модельных системах in vitro у НЧ Ni и NiO была выявлена высокая генотоксичность и мутагенность, а также возможность индукции злокачественной трансформации определенных клеточных линий. Ввиду этого представляется актуальным изучение канцерогенности различных Ni-содер-жащих наноматериалов in vivo. Такие работы, однако, в доступной литературе почти отсутствуют. В единственном исследовании (T. Hansen et al. [48]) наблюдали развитие рабдомиосарком у крыс, которым вводили в позвоночник импланты, содержащие НЧ Ni. В меха- низме канцерогенеза, возможно вызываемого соединениями Ni, значительную роль могут играть эпигенетические механизмы [3, 49]. Предполагают, что поглощение НЧ Ni клетками является критически важной стадией, определяющей их канцерогенность [50]. При этом известно, что на поглощение сильно влияет поверхностный заряд частицы, что необходимо учитывать при планировании экспериментов in vivo.
Таким образом, установление канцерогенности НЧ Ni и других Ni-содержащих наноматериалов при естественных путях их поступления в организм требует дополнительных исследований.
Иммунотоксичность и аллергенность. Аллергенные свойства НЧ Ni в значительной степени определяются наличием у них иммунотоксичности и могут проявляться как при контактном действии (при нанесении на кожу) [51], так и при поступлении через органы дыхания и желудочно-кишечный тракт [4].
У самок крыс Wistar однократное интратрахе-альное введение НЧ NiO в дозах от 50 до 200 см2 в расчете на площадь поверхности частиц привело к повышению уровней маркеров воспаления в гуморальной и клеточной фракциях БАЛ. При этом количество эозинофилов не коррелировало с уровнем общего IgE и анафилотоксинов, а степень лизиса альвеолярных макрофагов и активность внеклеточной ЛДГ положительно коррелировали с высвобождением eotaxin. Был сделан вывод, что накопление НЧ в фаголизосомах клеток иммунной системы провоцирует их лизис, сопровождающийся продукцией eotaxin и эозинофилией. Аллергенные свойства НЧ NiO, таким образом, сопоставимы с таковыми у соли Ni, а также овальбумина [52].
По данным исследования E.E. Glista-Baker et al. [53], транскрипционный фактор Tbx21 (T-bet) играет роль в предотвращении переключения иммунного ответа на антиген с Th1- на Th2-тип и, следовательно, необходим для предотвращения развития аллергических реакций, таких как бронхиальная астма. В исследовании использовали мышей с нокаутом гена Tbx21, имеющих генотип T-bet-/-, в сравнении с животными дикого типа. При гистопатологическом исследовании животных, обработанных наноматериалами путем орофарингеальной аспирации, показано, что у T-bet-/- мышей на 21-е сут после ингаляционного введения НЧ Ni была достоверно повышена метаплазия клеток в слизистой оболочке альвеол в сравнении с контролем. Аналогичный эффект в случае МУНТ был менее выраженным. У мышей T-bet-/- на 21-е сут развивался хронический альвеолит под действием НЧ Ni, но не МУНТ. В опытной группе наблюдался более высокий уровень экспрессии MUC5AC и MUC5B под действием НЧ Ni, чем в контроле. Уже через сутки у T-bet-/-мышей, получавших НЧ Ni, повышался уровень IL-13, CCL2 и количество эозинофилов в БАЛ (бронхоальвеолярном лаваже). Обработка мышей T-bet-/- моноклональными антителами к CCL2 повышала у них метаплазию в слизистой оболочке и экспрессию MUC5AC. Полученные данные подтверждают роль T-bet в защите от аллергенного действия НЧ Ni.
В исследовании K.A. Roach et al. [54] сказано, что мыши получали двукратно фарингеальные аспирации НЧ (диаметром 42 нм) или МЧ (181 нм) NiO на первые и 19-е сут опыта в дозе 3–40 мкг и параллельно были парентерально сенсибилизированы овальбумином. Экспозиция к NiO в сопоставимых по площади поверхности дозах приводила к изменениям в уровнях общего IgE, уровнях цитокинов в крови и в легких. При низкой вводимой площади поверхности иммунный ответ развивался преимущественно по Th2-пути, а при высокой площади поверхности происходило переключение в направлении Th1-типа. В случае высоких доз НЧ наблюдалось возрастание легочной эозинофилии.
На возможность переключения иммунного ответа в направлении Th2-типа, способствующего развитию аллергической реакции, указывают данные работы [29], в которой интратрахеальное введение НЧ NiO крысам-самцам Wistar приводило к усилению экспрессии GATA-3 и T-bet на фоне повышения уровней цитокинов TNF- α , IL-2, IL-10 и нейтрофильных хемоаттрактантов CINC-1, CINC-2 αβ и CINC-3.
Для НЧ Ni была показана возможность усиления аллергической сенсибилизации мышей в сочетании с липополисахаридом при подкожном введении [55]. Подобным же действием обладали НЧ серебра, но не ионы Ag+, НЧ золота и аморфного SiO2.
Репродуктивная токсичность. При введении НЧ Ni диаметром 90 нм самкам крыс внутрижелу-дочно через зонд в дозе 3–45 мг/кг ежедневно в течение 14 сут в ткани яичников отмечено набухание митохондрий, исчезновение в них крист, а также увеличение размеров эндоплазматического ретикулума. Достоверно снижалась активность SOD, каталазы, повышалось содержание РСК, малонового диальдегида и NO. Достоверно увеличивалась экспрессия мРНК каспаз-3,8 и 9, Fas, цитохрома С, Bax и Bid. Одновременно снижалась экспрессия Bcl-2. Действие МЧ Ni по ряду показателей было слабее, чем у НЧ [44]. В последующем исследовании эти авторы перорально экспонировали самцов крыс НЧ Ni диаметром 90 нм в дозах 15–45 мг/кг массы тела ежедневно в течение 10 недель перед спариванием и оценивали количество оплодотворенных самок. В семенниках экспонированных самцов отмечено снижение активности SOD, каталазы и уровня гонадостимулирующего гормона GSH. Наряду с этим повышалось содержание NO, малонового диальдегида и РСК. Повышалась экспрессия каспаз 3,8 и 9, снижалась – Bcl-2-aссоциированного X белка (Bax) и апоптозин-дуцируемого фактора (AIF). Указанные эффекты могли быть частично ингибированы введением животным высоких доз аскорбиновой кислоты, что указывает на их прооксидантную природу [45].
После введения самцам мышей ICR однократно внутрижелудочно через зонд НЧ Ni 90 нм в дозах от
5 до 45 мг/кг массы тела через 30 сут выявлен апоптоз клеток сперматофорных трубочек, снижение индекса массы семенников, активности в них маркерных тканевых ферментов, подвижности сперматозоидов [56].
При подостром интратрахеальном введении самцам крыс Sprage-Dawley НЧ NiO в дозе порядка 1 мг один раз в три дня на протяжении трех месяцев отмечалось снижение общего числа сперматозоидов, числа живых клеток, возрастание количества морфологически аномальных сперматозоидов. У самок, спаривавшихся с этими самцами, повышалось количество мертвых плодов. В сперме и плазме крови самцов возрастала концентрация Ni, которая коррелировала со снижением показателей сперматогенеза [57].
Список наиболее значимых генетических и молекулярных маркеров токсичности Ni-содержа-щих НЧ, по данным исследований in vivo, представлен в табл. 1.
Экспериментальные оценки для величины максимальной недействующей дозы (NOAEL) для Ni-содержащих НЧ, по данным ряда источников, представлены в табл. 2. В большинстве случаев авторам работ не удалось установить уровень NOAEL, ввиду чего дается ее оценка «сверху» согласно выявленным токсическим эффектам.
Токсичность в клинических наблюдениях. Несмотря на предположительно высокую вероятность экспозиции к НЧ, содержащим Ni и его соединения, на производстве [2], клинические и эпидемиологические наблюдения вредного действия этих наноматериалов на организм человека немногочисленны. Путем ретроспективного анализа случаев в организме больных, умерших от лимфомы Ходжкина, были обнаружены НЧ тяжелых металлов, включая Ni, которые рассматриваются в связи с этим как фактор, возможно, провоцирующий это новообразование [58]. В другом исследовании было показано, что рабочие, контактировавшие на производстве с нанопорошком Ni, испытывали раздражение горла, заложенность носа, покраснение лица и кожные реакции в отсутствие профилактических мер [59]. Описан клинический случай, в котором мужчина, занимавшийся дуговой обработкой металла, в ходе чего происходила ингаляционная экспозиция НЧ Ni, умер из-за респираторного дистресс-синдрома. На аутопсии выявлено присутствие НЧ Ni диаметром 25 нм в легочных макрофагах, повышенные уровни Ni в биологических жидкостях и тубулярный некроз почек [60].
Выводы. Таким образом, анализ литературы показывает, что НЧ металлического Ni, его соединений (NiO, Ni(OH) 2 ), а также никелевые нановолокна и наностержни при поступлении в организм как вследствие парентерального введения, так и естественными путями, через органы дыхания и желудочно-кишечный тракт характеризуются местным и системным токсическим действием; последнее связано со способностью этих НЧ к транслокации в органы, удаленные от места первичного введения, с током крови или лимфы.
Таблица 1
Наиболее значимые биомаркеры токсического действия Ni-содержащих наноматериалов in vivo
№ п/п |
Наименование |
Сокращенное обозначение |
В чем определяли |
Источник |
1 |
Интерлейкины |
IL-1 α , IL-1 β , IL-2, IL-6, IL-8, INF- γ , TNF- α |
Легкие, БАЛ |
[17, 28, 31] [13] |
2 |
Металлопротеазы матрикса |
MMP 2, 9 |
Легкие, печень |
[27] [32] |
3 |
Ингибиторы металлопротеаз матрикса |
TIMP 1,3 |
То же |
[32] |
4 |
Микро-РНК 210 |
miR210 |
Легкие |
[21, 22] |
5 |
8-оксо-2-дезоксигуанозин |
8-oxo-G |
То же |
[19] |
6 |
Глутатион |
GSH |
Печень |
[7] |
7 |
Супероксиддисмутаза |
SOD |
Плазма крови, головной мозг |
[9] |
8 |
Каталаза |
Cat |
То же |
[9] |
9 |
Малоновый диальдегид |
MDA |
То же |
[9] |
10 |
Хемокины |
MIP-1a, MCP-1, CINC-1, CINC-2 αβ , CINC-3 |
Легкие, БАЛ |
[11, 13] |
11 |
Каспазы 1,3,8,9,12 |
– |
Легкие, печень, яичники |
[19, 26, 44, 46] |
12 |
Гемоксигеназа-1 |
HO-1 |
Легкие |
[18] |
13 |
Лактатдегидрогеназа |
ЛДГ |
Легкие |
[19] |
14 |
Ядерный транскрипционный фактор эритроид-2 |
NRF-2 |
Легкие |
[18] |
15 |
Ядерный транскрипционный фактор T-bet |
Tbx21 |
Легкие |
[29] |
Таблица 2
Оценка максимальных недействующих доз (NOAEL) для НЧ Ni и его соединений по данным литературы
Наноматериал (состав, размер частиц) |
Экспериментальная модель |
Исследуемые показатели* |
Оценка для NOAEL, ед. изм. |
Источник |
Интратрахеальное и ингаляционное введение |
||||
NiO 8–26 нм |
Крысы Wistar |
CINC-1, CINC-2 αβ , CINC-3 в БАЛ |
< 0,33 мг/кг |
[11] |
NiO 8.4 нм |
Крысы Wistar |
CINC-1, CINC-2 αβ , CINC-3 в БАЛ |
< 3,3 мг/кг |
[12] |
NiO 26 нм |
Крысы |
Цитокины в БАЛ |
< 0,2 мг/кг |
[14] |
Ni 41 нм |
Крысы Sprage-Dawley |
Гистопатология, ГО-1, NRF-2 (легкие) |
< 4 мг/кг |
[18] |
NiO |
Крысы |
Гистопатология внутренних органов |
< 0,2 мг/кг |
[20] |
Ni |
Мыши |
Нейтрофилы, ЛДГ, CXCL1/KC в БАЛ |
< 0,4 мг/кг |
[23] |
NiO |
Крысы Sprage-Dawley |
Гистопатология, (легкие) |
< 2 мг/кг |
[24] |
NiO |
Крысы |
Гистопатология, (легкие) |
< 2 мг/кг |
[25] |
NiO |
Крысы |
Индекс апоптоза (печень) |
0,015 мг/кг |
[26] |
NiO |
Крысы Wistar, самцы |
Гистопатология, (печень) |
< 0,25 мг/кг |
[30] |
Ni 20 нм |
Мыши, самцы и самки |
Макрофаги, ЛДГ в БАЛ |
4 мг/кг (самки) |
[31] |
NiO 10–20 нм |
Крысы Wistar, самцы |
Полиморфноядерные лейкоциты в БАЛ |
200 см2 на крысу |
[33] |
NiO 15–35 нм |
Крысы Fischer 344, самцы |
ГО-1 (легкие) |
< 0,2 мг/кг |
[34] |
NiO 23 нм |
Крысы самки ** |
Нейтрофилы и макрофаги в БАЛ, гистопатология печени, почек, селезенки |
< 1 мг/м3 |
[36] |
NiO 54 нм |
Крысы Wistar, самцы |
Компоненты сурфактанта в БАЛ |
< 0,2 мг/м3 |
[35] |
Ni (OH) 2 |
Мыши C57Bl/6J, самцы |
Фармакологически стимулированная вазоконстрикция, вазорелаксация |
< 0,15 мг/м3 |
[38] |
Ni |
Мыши ApoE (–/–) |
Атеросклероз сосудов |
< 0,08 мг/м3 |
[40] |
Пероральное введение |
||||
NiO 20 нм |
Крысы Wistar, самки*** |
Генотоксичность (костный мозг), активность ферментов (сыворотка крови, печень, почки) |
125 мг/кг |
[41, 42] |
NiO 13 нм |
Крысы Wistar, самцы и самки |
Гематологические показатели, гистопатология (печень) |
< 50 мг/кг |
[43] |
Ni 90 нм |
Крысы Sprage-Dawley, самцы |
Глутатион (гонады) |
< 5 мг/кг |
[45] |
NiO 50 нм |
Крысы Wistar, самцы |
Апоптоз (костный мозг) |
< 1 мг/кг |
[46] |
NiO 50 нм |
Крысы Wistar, самцы *** |
Интегральные, биохимические и гематологические показатели |
< 1 г/кг |
[47] |
П р и м е ч а н и е : * – сокращения – см. табл. 1; ** – субхронический опыт (10 мес.); *** – острый опыт (однократное введение).
Токсичность как НЧ, так и соединений Ni традиционной степени дисперсности в определенной степени связана с их способностью к переносу через мембраны и биологические барьеры, растворению и биодеградации в организме. При прочих равных условиях более растворимые НЧ (NiO) оказываются более токсичными, чем менее растворимые НЧ металлического Ni, а также МЧ. С другой стороны, Ni-содержащие НЧ в ряде случаев оказываются даже более токсичными, чем растворимые соли никеля, из-за большей способности у первых к проникновению через мембраны в клетки. Это является еще одним подтверждением положения о том, что по своему действию на биологические системы вещества в наноформе могут существенно отличаться от их аналогов обычной степени дисперсности, и характеристика опасности наноматериалов необходима в каждом отдельном случае [61].
Для Ni-содержащих наноматериалов отмечено общетоксическое, органотоксическое (включая гепа-тотоксическое и кардиотоксическое), атерогенное, фиброгенное, аллергенное, иммунотоксическое действие, репродуктивная токсичность. Вместе с тем данные экспериментов in vitro , свидетельствующие о наличии у Ni-cодержащих наноматериалов генотоксичности, мутагенности, трансформирующей активности, практически совершенно не подтверждены в хронических экспериментах in vivo по установлению у этих наноматериалов канцерогенных свойств. Ввиду этого канцерогенность Ni и его соединений в наноформе остается дискутабельной.
Экспериментальные оценки максимальных недействующих доз и концентраций Ni-содержащих наноматериалов показывают, что, независимо от размера частиц и состава наноматериала, они находятся при введении в дыхательные пути в диапазоне менее 0,2 мг/кг массы тела или 1 мг/м3. Достаточно надежных оценок максимальных недействующих и токсических доз при многократном (подостром и хроническом) пероральном поступлении данной группы наноматериалов в настоящее время не получено.
Необходимым звеном в методике оценки риска является определение экспозиции человека изучаемыми вредными факторами на производстве, через объекты окружающей среды и потребительскую продукцию. К сожалению, в настоящее время применительно к НЧ Ni и его соединений такая информация практически отсутствует. Исключение составляют единичные сообщения о выявлении Ni-содержащих НЧ в воздухе рабочей зоны металлургических предприятий. Это не позволяет завершить оценку риска НЧ Ni, в том числе присутствующих в пищевой продукции и в воде в качестве остаточных количеств никелевых катализаторов или вследствие загрязнения этими наноматериалами окружающей среды.
Финансирование. Работа проведена за счет средств субсидии на выполнение государственного задания в рамках Программы фундаментальных научных исследований (тема Минобрнауки России № 0529-2019-0057 «Разработка системы качества и безопасности пищевой продукции, в том числе пищевых добавок и спиртсодержащих напитков, полученных биотехнологическими методами»).
Список литературы Оценка риска никельсодержащих наноматериалов: характеристика опасности in vivo
- High-throughput transcriptomics: insights into the pathways involved in (nano) nickel toxicity in a key invertebrate test species / S.I.L. Gomes, C.P. Roca, J.J. Scott-Fordsmand, M.J.B. Amorim // Environ Pollut. – 2019. – Vol. 245. – P. 131–140. DOI: 10.1016/j.envpol.2018.10.123
- Some inferences from in vivo experiments with metal and metal oxide nanoparticles: the pulmonary phagocytosis response, subchronic systemic toxicity and genotoxicity, regulatory proposals, searching for bioprotectors, a self-overview / B. Katsnelson, L. Privalova, M.P. Sutunkova, V.B. Gurvich, N.V. Loginova, I.A. Minigalieva, E.P. Kireyeva, V.Y. Shur [et al.] // Int. J. Nanomed. – 2015. – Vol. 10. – P. 3013–3029. DOI: 10.2147/IJN.S80843
- Magaye R., Zhao J. Recent progress in studies of metallic nickel and nickel-based nanoparticles' genotoxicity and carcinogenicity // Environ. Toxicol. Pharmacol. – 2012. – Vol. 34, № 3. – P. 644–650. DOI: 10.1016/j.etap.2012.08.012
- Nanomaterial induced immune responses and cytotoxicity / A. Ali, M. Suhail, S. Mathew, M.A. Shah, S.M. Harakeh, S. Ahmad, Z. Kazmi, M.A.R. Alhamdan [et al.] // J. Nanosci. Nanotechnol. – 2016. – Vol. 16, № 1. – P. 40–57. DOI: 10.1166/jnn.2016.10885
- Kornick R., Zug K.A. Nickel // Dermatitis. – 2008. – Vol. 19. – P. 3–8.
- Acute toxicity of nickel nanoparticles in rats after intravenous injection / R.R. Magaye, X. Yue, B. Zou, H. Shi, H. Yu,K. Liu, X. Lin, J. Xu [et al.] // Int. J. Nanomed. – 2014. – Vol. 9. – P. 1393–1402. DOI: 10.2147/ijn.S56212
- Biochemical, toxicological, and histopathological outcome in rat brain following treatment with NiO and NiO nanoparticles / A. Marzban, B. Seyedalipour, M. Mianabady, A. Taravati, S.M. Hoseini // Biol. Trace Elem. Res. – 2020. – Vol. 196, № 2. – P. 528–536. DOI: 10.1007/s12011-019-01941-x
- Some patterns of metallic nanoparticles' combined subchronic toxicity as exemplified by a combination of nickel and manganese oxide nanoparticles / B.A. Katsnelson, I.A. Minigaliyeva, V.G. Panov, L.I. Privalova, A.N. Varaksin, V.B. Gurvich, M.P. Sutunkova, V.Ya. Shur [et al.] // Food Chem. Toxicol. – 2015. – Vol. 86. – P. 351–364. DOI: 10.1016/j.fct.2015.11.012
- Exposure to variable doses of nickel oxide nanoparticles disturbs serum biochemical parameters and oxidative stress biomarkers from vital organs of albino mice in a sex-specific manner / M.F. Hussain, M.N. Ashiq, M. Gulsher, A. Akbar, F. Iqbal // Biomarkers. – 2020. – Vol. 25, № 8. – P. 719–724. DOI: 10.1080/1354750X.2020.1841829
- Cinnamomum cassia ameliorates Ni-NPs-induced liver and kidney damage in male Sprague Dawley rats / S. Iqbal, F. Jabeen, C. Peng, M.U. Ijaz, A.S. Chaudhry // Hum. Exp. Toxicol. – 2020. – Vol. 39, № 11. – P. 1565–1581. DOI: 10.1177/0960327120930125
- Expression of cytokine-induced neutrophil chemoattractant in rat lungs by intratracheal instillation of nickel oxidenanoparticles / K. Nishi, Y. Morimoto, A. Ogami, M. Murakami, T. Myojo, T. Oyabu, C. Kadoya, M. Yamamoto [et al.] // Inhal. Toxicol. – 2009. – Vol. 21, № 12. – P. 1030–1039. DOI: 10.1080/08958370802716722
- Expression of cytokine-induced neutrophil chemoattractant in rat lungs following an intratracheal instillation of micronsized nickel oxide nanoparticle agglomerate / Y. Morimoto, M. Hirohashi, A. Ogami, T. Oyabu, T. Myojo, M. Hashiba, Y. Mizuguchi, T. Kambara [et al.] // Toxicol. Industrial Health. – 2014. – Vol. 30, № 9. – P. 851–860. DOI: 10.1177/0748233712464807
- Expression of inflammation-related cytokines following intratracheal instillation of nickel oxide nanoparticles / Y. Morimoto, A. Ogami, M. Todoroki, M. Yamamoto, M. Murakami, M. Hirohashi, T. Oyabu, T. Myojo [et al.] // Nanotoxicology. – 2010. – Vol. 4, № 2. – P. 161–176. DOI: 10.3109/17435390903518479
- Kinetics and dissolution of intratracheally administered nickel oxide nanomaterials in rats / N. Shinohara, G. Zhang, Y. Oshima, T. Kobayashi, N. Imatanaka, M. Nakai, T. Sasaki, K. Kawaguchi, M. Gamo // Part. Fibre Toxicol. – 2017. – Vol. 14, № 1. – P. 48. DOI: 10.1186/s12989-017-0229-x
- Changes over time in pulmonary inflammatory response in rat lungs after intratracheal instillation of nickel oxide nanoparticles / K. Nishi, C. Kadoya, A. Ogami, T. Oyabu, Y. Morimoto, S. Ueno, T. Myojo // J. Occup. Health. – 2020. – Vol. 62, № 1. – P. e12162. DOI: 10.1002/1348-9585.12162
- Effects of nickel-oxide nanoparticle pre-exposure dispersion status on bioactivity in the mouse lung / T. Sager, M. Wolfarth, M. Keane, D. Porter, V. Castranova, A. Holian // Nanotoxicology. – 2016. – Vol. 10, № 2. – P. 151–161. DOI: 10.3109/17435390.2015.1025883
- Exposure to nickel oxide nanoparticles induces pulmonary inflammation through NLRP3 inflammasome activation in rats / Z. Cao, Yi. Fang, Y. Lu, F. Qian, Q. Ma, M. He, H. Pi, Z. Yu, Z. Zhou // Int. J. Nanomedicine. – 2016. – Vol. 11. – P. 3331–3346. DOI: 10.2147/IJN.S106912
- In vitro and in vivo evaluation of the toxicities induced by metallic nickel nano and fine particles / R. Magaye, Y. Gu, Y. Wang, H. Su, Q. Zhou, G. Mao, H. Shi, X. Yue [et al.] // J. Mol. Histol. – 2016. – Vol. 47, № 3. – P. 273–286. DOI: 10.1007/s10735-016-9671-6
- Investigation into the pulmonary inflammopathology of exposure to nickel oxide nanoparticles in mice / K.-J. Bai, K.-J. Chuang, J.-K. Chen, H.-E. Hua, Y.-L. Shen, W.-N. Liao, C.-H. Lee, K.-Y. Chen [et al.] // Nanomedicine. – 2018. – Vol. 14, № 7. – P. 2329–2339. DOI: 10.1016/j.nano.2017.10.003
- Biopersistence of NiO and TiO2 nanoparticles following intratracheal instillation and inhalation / T. Oyabu, T. Myojo,B.W. Lee, T. Okada, H. Izumi, Y. Yoshiura, T. Tomonaga, Y.S. Li [et al.] // Int. J. Mol. Sci. – 2017. – Vol. 18, № 12. – P. 2757. DOI: 10.3390/ijms18122757
- The role of miR-21 in nickel nanoparticle-induced MMP-2 and MMP-9 production in mouse primary monocytes: in vitro and in vivo studies / Y. Mo, Y. Zhang, L. Mo, R. Wan, M. Jiang, Q. Zhang // Environ. Pollut. – 2020. – Vol. 267. – P. 115597. DOI: 10.1016/j.envpol.2020.115597
- miR-21 mediates nickel nanoparticle-induced pulmonary injury and fibrosis / Y. Mo, Y. Zhang, R. Wan, M. Jiang,Y. Xu, Q. Zhang // Nanotoxicology. – 2020. – Vol. 14, № 9. – P. 1175–1197. DOI: 10.1080/17435390.2020.1808727
- Comparative mouse lung injury by nickel nanoparticles with differential surface modification / Y. Mo, M. Jiang, Y. Zhang, R. Wan, J. Li, C.J. Zhong, H. Li, S. Tang, Q. Zhang // J. Nanobiotechnology. – 2019. – Vol. 17, № 1. – P. 2. DOI: 10.1186/s12951-018-0436-0
- Inter-laboratory comparison of pulmonary lesions induced by intratracheal instillation of NiO nanoparticle in rats: histopathological examination results / H. Senoh, H. Kano, M. Suzuki, S. Fukushima, Y. Oshima, T. Kobayashi, Y. Morimoto, H. Izumi [et al.] // J. Occup. Health. – 2020. – Vol. 62, № 1. – P. e12117. DOI: 10.1002/1348-9585.12117
- Comparison of single or multiple intratracheal administration for pulmonary toxic responses of nickel oxide nanoparticles in rats / H. Senoh, H. Kano, M. Suzuki, M. Ohnishi, H. Kondo, K. Takanobu, Y. Umeda, S. Aiso, S. Fukushima // J. Occup. Health. – 2017. – Vol. 59, № 2. – P. 112–121. DOI: 10.1539/joh.16-0184-OA
- Nickel oxide nanoparticles induce hepatocyte apoptosis via activating endoplasmic reticulum stress pathways in rats / X. Chang, F. Liu, M. Tian, H. Zhao, A. Han, Y. Sun // Environ. Toxicol. – 2017. – Vol. 32, № 12. – P. 2492–2499. DOI: 10.1002/tox.22492
- Nickel oxide nanoparticles induced pulmonary fibrosis via TGF-1 activation in rats / X.H. Chang, A. Zhu, F.F. Liu, L.Y. Zou, L. Su, S.K. Liu, H.H. Zhou, Y.Y. Sun [et al.] // Hum. Exp. Toxicol. – 2017. – Vol. 36, № 8. – P. 802–812. DOI: 10.1177/0960327116666650
- Role of nitrative stress in nano nickel oxide-induced lung injury in rats / S. Liu, A. Zhu, X. Chang, Y. Sun, H. Zhou, Y. Sun, L. Zou, Y. Sun, L. Su // Wei Sheng Yan Jiu. – 2016. – Vol. 45, № 4. – P. 563–567.
- Role of NF-B activation and Th1/Th2 imbalance in pulmonary toxicity induced by nano NiO / X. Chang, A. Zhu, F. Liu, L. Zou, L. Su, S. Li, Y. Sun // Environ. Toxicol. – 2017. – Vol. 32, № 4. – P. 1354–1362. DOI: 10.1002/tox.22329
- Role of oxidative stress in liver toxicity induced by nickel oxide nanoparticles in rats / S. Yu, F. Liu, C. Wang, J. Zhang, A. Zhu, L. Zou, A. Han, J. Li [et al.] // Mol. Med. Rep. – 2018. – Vol. 17, № 2. – P. 3133–3139. DOI: 10.3892/mmr.2017.8226
- Sex differences in the acute and subchronic lung inflammatory responses of mice to nickel nanoparticles / D.J. You, H.Y. Lee, A.J. Taylor-Just, K.E. Linder, J.C. Bonner // Nanotoxicology. – 2020. – Vol. 14, № 8. – P. 1058–1081. DOI: 10.1080/17435390.2020.1808105
- TGF-β1 mediated Smad signaling pathway and EMT in hepatic fibrosis induced by Nano NiO in vivo and in vitro / Q. Zhang, X. Chang, H. Wang, Y. Liu, X. Wang, M. Wu, H. Zhan, S. Li, Y. Sun // Environ. Toxicol. – 2020. – Vol. 35, № 4. – P. 419–429. DOI: 10.1002/tox.22878
- Comparison of dose-response relations between 4-week inhalation and intratracheal instillation of NiO nanoparticles using polimorphonuclear neutrophils in bronchoalveolar lavage fluid as a biomarker of pulmonary inflammation / Y. Mizuguchi, T. Myojo, T. Oyabu, M. Hashiba, B.W. Lee, M. Yamamoto, M. Todoroki, K. Nishi [et al.] // Inhal. Toxicol. – 2013. – Vol. 25, № 1. – P. 29–36. DOI: 10.3109/08958378.2012.751470
- Comparison of the pulmonary oxidative stress caused by intratracheal instillation and inhalation of NiO nanoparticles when equivalent amounts of NiO are retained in the lung / M. Horie, Y. Yoshiura, H. Izumi, T. Oyabu, T. Tomonaga, T. Okada, B.-W. Lee, T. Myojo, M. Kubo [et al.] // Antioxidants (Basel). – 2016. – Vol. 5, № 1. – P. 4. DOI: 10.3390/antiox5010004
- Analysis of pulmonary surfactant in rat lungs after inhalation of nanomaterials: fullerenes, nickel oxide and multiwalled carbon nanotubes / C. Kadoya, B.-W. Lee, A. Ogami, T. Oyabu, K.-I. Nishi, M.Yamamoto, M. Todoroki, Y. Morimoto [et al.] // Nanotoxicology. – 2016. – Vol. 10, № 2. – P. 194–203. DOI: 10.3109/17435390.2015.1039093
- Toxic effects of low-level long-term inhalation exposures of rats to nickel oxide nanoparticles / M.P. Sutunkova, S.N. Solovyeva, I.A. Minigalieva, V.B. Gurvich, I.E. Valamina, O.H. Makeyev, V.Ya. Shur, E.V. Shishkina [et al.] // Int. J. Mol. Sci. – 2019. – Vol. 20, № 7. – P. 1778. DOI: 10.3390/ijms20071778
- The most important inferences from the Ekaterinburg nanotoxicology team's animal experiments assessing adverse health effects of metallic and metal oxide nanoparticles / M.P. Sutunkova, L.I. Privalova, I.A. Minigalieva, V.B. Gurvich, V.G. Panov, B.A. Katsnelson // Toxicol Rep. – 2018. – Vol. 5. – P. 363–376. DOI: 10.1016/j.toxrep.2018.03.008
- Inhaled nickel nanoparticles alter vascular reactivity in C57BL/6 mice / A.K. Cuevas, E.N. Liberda, P.A. Gillespie, J. Allina, L.C. Chen // Inhal. Toxicol. – 2010. – Vol. 22, suppl. 2. – P. 100–106. DOI: 10.3109/08958378.2010.521206
- The acute exposure effects of inhaled nickel nanoparticles on murine endothelial progenitor cells / E.N. Liberda, A.K. Cuevas, Q. Qu, L.C. Chen // Inhal. Toxicol. – 2014. – Vol. 26, № 10. – P. 588–597. DOI: 10.3109/08958378.2014.937882
- Long-term inhalation exposure to nickel nanoparticles exacerbated atherosclerosis in a susceptible mouse model / G.S. Kang, P.A. Gillespie, A. Gunnison, A.L. Moreira, K.-M. Tchou-Wong, L.-C. Chen // Environ. Health Perspect. – 2011. – Vol. 119, № 2. – P. 176–181. DOI: 10.1289/ehp.1002508
- Genotoxicity study of nickel oxide nanoparticles in female Wistar rats after acute oral exposure / N. Dumala, B. Mangalampalli, S. Chinde, S.I. Kumari, M. Mahoob, M.F. Rahman, P. Grover // Mutagenesis. – 2017. – Vol. 32, № 4. – P. 417–427. DOI: 10.1093/mutage/gex007
- Biochemical alterations induced by nickel oxide nanoparticles in female Wistar albino rats after acute oral exposure / N. Dumala, B. Mangalampalli, S.S.K. Kamal, P. Grover // Biomarkers. – 2018. – Vol. 23, № 1. – P. 33–43. DOI: 10.1080/1354750X.2017.1360943
- Repeated oral dose toxicity study of nickel oxide nanoparticles in Wistar rats: a histological and biochemical perspective / N. Dumala, B. Mangalampalli, S.S.K. Kamal, P. Grover // J. Appl. Toxicol. – 2019. – Vol. 39, № 7. – P. 1012–1029. DOI: 10.1002/jat.3790
- Mechanisms involved in reproductive toxicity caused by nickel nanoparticle in female rats / L. Kong, X. Gao, J. Zhu, K. Cheng, M. Tang // Environ. Toxicol. – 2016. – Vol. 31, № 11. – P. 1674–1683. DOI: 10.1002/tox.22288
- Mechanisms underlying nickel nanoparticle induced reproductive toxicity and chemo-protective effects of vitamin C in male rats / L. Kong, W. Hu, C. Lu, K. Cheng, M. Tang // Chemosphere. – 2019. – Vol. 218. – P. 259–265. DOI: 10.1016/j.chemosphere.2018.11.128
- p53, MAPKAPK-2 and caspases regulate nickel oxide nanoparticles induce cell death and cytogenetic anomalies in rats / Q. Saquib, S.M. Attia, S.M. Ansari, A. Al-Salim, M. Faisal, A.A. Alatar, J. Musarrat, X. Zhang, A.A. Al-Khedhairy // Int. J. Biol. Macromol. – 2017. – Vol. 105, Pt. 1. – P. 228–237. DOI: 10.1016/j.ijbiomac.2017.07.032
- Ali A.A.-M. Evaluation of some biological, biochemical, and hematological aspects in male albino rats after acute exposure to the nano-structured oxides of nickel and cobalt // Environ. Sci. Pollut. Res. Int. – 2019. – Vol. 26, № 17. – P. 17407–17417. DOI: 10.1007/s11356-019-05093-2
- Biological tolerance of different materials in bulk and nanoparticulate form in a rat model: sarcoma development by nanoparticles / T. Hansen, G. Clermont, A. Alves, R. Eloy, C. Brochhausen, J.P. Boutrand, A.M. Gatti, C.J. Kirkpatrick // J. R. Soc. Interface. – 2006. – Vol. 3. – P. 767–775.
- Salnikow K., Zhitkovich A. Genetic and epigenetic mechanisms in metal carcinogenesis and cocarcinogenesis: nickel, arsenic, and chromium // Chem. Res. Toxicol. – 2008. – Vol. 21, № 1. – P. 28–44. DOI: 10.1021/tx700198a
- Muñoz A., Costa M. Elucidating the mechanisms of nickel compound uptake: a review of particulate and nano-nickel endocytosis and toxicity // Toxicol. Appl. Pharmacol. – 2012. – Vol. 260, № 1. – P. 1–16. DOI: 10.1016/j.taap.2011.12.014
- Borowska S., Brzóska M.M. Metals in cosmetics: implications for human health // J. Appl. Toxicol. – 2015. – Vol. 35,№ 6. – P. 551–752. DOI: 10.1002/jat.3129
- Nickel oxide nanoparticles can recruit eosinophils in the lungs of rats by the direct release of intracellular eotaxin / S. Lee, S.-H. Hwang, Ji. Jeong, Y. Han, S.-H. Kim, D.-K. Lee, H.-S. Lee, S.-T. Chung // Part. Fibre Toxicol. – 2016. – Vol. 13, № 1. – P. 30. DOI: 10.1186/s12989-016-0142-8
- Nickel nanoparticles cause exaggerated lung and airway remodeling in mice lacking the T-box transcription factor, TBX21, T-bet / E.E. Glista-Baker, A.J. Taylor, B.C. Sayers, E.A. Thompson, J.C. Bonner // Part. Fibre Toxicol. – 2014. – Vol. 11. – P. 7. DOI: 10.1186/1743-8977-11-7
- Surface area- and mass-based comparison of fine and ultrafine nickel oxide lung toxicity and augmentation of allergic response in an ovalbumin asthma model / K.A. Roach, S.E. Anderson, A.B. Stefaniak, H.L. Shane, V. Kodali, M. Kashon, J.R. Roberts // Inhal. Toxicol. – 2019. – Vol. 31, № 8. – P. 299–324. DOI: 10.1080/08958378.2019.1680775
- Metal nanoparticles in the presence of lipopolysaccharides trigger the onset of metal allergy in mice / T. Hirai, Y. Yoshioka, N. Izumi, K.-I. Ichihashi, T. Handa, N. Nishijima, E. Uemura, K.-I. Sagami [et al.] // Nat. Nanotechnol. – 2016. – Vol. 11, № 9. – P. 808–816. DOI: 10.1038/nnano.2016.88
- Study on the damage of sperm induced by nickel nanoparticle exposure / W. Hu, Z. Yu, X. Gao, Y. Wu, M. Tang, Lu.Kong // Environ. Geochem. Health. – 2020. – Vol. 42, № 6. – P. 1715–1724. DOI: 10.1007/s10653-019-00364-w
- Impact of subchronic exposure to low-dose nano-nickel oxide on the reproductive function and offspring of male rats /X.-J. Fan, F.-B. Yu, H.-M. Gu, L.-M. You, Z.-H. Du, J.-X. Gao, Y.-Y. Niu // Zhonghua Nan Ke Xue. – 2019. – Vol. 25, № 5. – P. 392–398.
- Intracellular heavy metal nanoparticle storage: progressive accumulation within lymph nodes with transformation from chronic inflammation to malignancy / T. Iannitti, S. Capone, A. Gatti, F. Capitani, F. Cetta, B. Palmieri // Int. J. Nanomed. – 2010. – Vol. 5. – P. 955–960. DOI: 10.2147/ijn.S14363
- Journeay W.S., Goldman R.H. Occupational handling of nickel nanoparticles: a case report // Am. J. Industrial Med. –2014. – Vol. 57, № 9. – P. 1073–1076. DOI: 10.1002/ajim.22344
- Pulmonary and systemic toxicity following exposure to nickel nanoparticles / J. Phillips, F. Green, J.C.A. Davies, J. Murray // Am. J. Industrial Med. – 2010. – Vol. 53, № 8. – P. 763–767. DOI: 10.1002/ajim.20855
- Развитие системы оценки безопасности и контроля наноматериалов и нанотехнологий в Российской Федерации / Г.Г. Онищенко, В.А. Тутельян, И.В. Гмошинский, С.А. Хотимченко // Гигиена и санитария. – 2013. – № 1. – С. 4–11.