Очерк истории преподавания иностранных языков и подготовки переводчиков в Китайской империи (с древнейших времен до первой половины XVII в.)

История китайской дипломатии тесным образом связана с подготовкой специалистов-языковедов, обеспечивавших осуществление внешних контактов Поднебесной с сопредельными государствами и регионами. Развитию переводческого дела китайские монархи уделяли большое внимание, с течением времени выделив его в отдельное направление работы государственного аппарата. В этой связи изучение истории преподавания иностранных языков в Китае представляется весьма важным как для понимания принципов функционирования китайской внешней политики и оценки роли Китайской империи в международных процессах, так и для реконструкции хода межкультурных контактов в Восточной и Юго-Восточной Азии.

Переводческое ремесло и практика подготовки переводчиков в Китае имеют многовековую историю (то же самое можно сказать о многих областях китайского образования и науки, но от этого данное суждение не становится менее справедливым). Необходимость в переводе возникла на самых ранних этапах существования китайской цивилизации. Ученые находят некое подобие «примитивного словаря» уже в гадательных надписях (t/зягувэнь) иньской эпохи (XIV-XI вв. до и. э.), где на одном из гадательных панцирей были зафиксированы «знаки неизвестной письменности», которые «поясняются иньскими иероглифами» [12, с. 17]. Первые официальные упоминания о переводчиках имеются в трактате «Ли цзи» (Книга ритуалов), описывавшем обрядовую практику эпохи Западная Чжоу (1025-771 гг. до н.э.). В нем указывалось на то, что «народы пяти сторон света не понимают языки друг друга», и пояснялось, что для общения с сопредельными землями в Китае использовались особые служащие, которые, видимо, и выполняли функции переводчиков. Судя по тексту, они именовались по-разному, предположительно в зависимости от курируемого ими региона (примечательно, что для обозначения тех из них, кто обеспечивал контакты с посольствами, прибывавшими с севера, использовался иероглиф «и», в современном китайском языке обозначающий «переводить», «объяснять», «толковать») [15, цз. 12, ванчжи, с. 399]. В другом трактате - «Чжоу ли» (Ритуалы Чжоу), - составители которого ставили себе целью описать систему правления ранних чжоуских времен (И в. до н.э.), говорится, что переводчики-сянс/о «отвечали за передачу речей вана и его указаний [с тем, чтобы быть] в мире и согласии [с сопредельными народами]» [33, цз. 38, с. 1035].

После объединения Китая под властью династии Цинь в 221 г. до н.э. и, особенно, в эпоху Южных и Северных династий (420-581 гг. н.э.) переводческое дело в Китае вышло на новый уровень. При центральных и местных правителях учреждались должности синжэнъ (букв, «путники»), дянъкэ (букв, «чиновник по приему гостей»), хунлу (букв, «церемониймейстер»). Чиновники, занимавшие эти должности, отвечали за встречи и проводы посольств от правителей других земель и руководили переводчиками, именовавшимися тогда игуань. В государстве Северная Ци (550-577) появилось первое в истории Китая централизованное ведомство, которое курировало вопросы дипломатического протокола и церемониала, — Хунлусы (Церемониальноеуправление), в котором на постоянной основе работали переводчики иностранных языков. Это учреждение за века своего существования (расформировано в 1906 г.) неоднократно видоизменялось, а его функции время от времени как расширялись, так и сокращались [32, с. 72].

Новый этап в развитии системы подготовки переводчиков в Китае приходится на начало правления династии Юань (1279-1368), и связано это было с весьма специфическим отношением правившей тогда Китаем монгольской элиты к китайскому языку. В течение продолжительного времени юаньские императоры, равно как и высшие сановники империи, пренебрегали изучением китайского языка. Все документы царствовавшего дома писались на монгольском языке, а затем переводились переводчиками на китайский. Естественно, что такой порядок предполагал наличие значительного количества переводчиков, знавших монгольский и китайский языки.

В связи с этим в 1271 г. в столице империи Хан-балыке (кит. Даду, совр. Пекин) открывается Государственное училище монгольского языка (Мэнгу гоцзы сюэ, букв. «Монгольское училище Сынов отечества»)¹³ [35, цз. 81, сюэсяо чжи, с. 26 930]. Первоначально в училище принимались 30 человек из числа «молодых и одаренных монголов и китайцев», в 1306 г. указом императора Тэмура (известного также под своим посмертным именем Чэн-цзун) количество принимаемых абитуриентов было увеличено до 60 человек, а в 1315 - до 100. При зачислении в учебное заведение предпочтение отдавалось монголам - для них было предусмотрено 50 мест, для китайцев - 20 и еще 30 -для иностранцев [35, цз. 81, сюэсяо чжи, с. 26930]. Последние именовались тогда по-китайски «сэ- мужэнь», что представляло собой сокращение от «гэ сэ мин му» (букв, «разные названия»), К их числу относились тюрки, фарсиязычные выходцы из Центральной Азии и Ближнего Востока, арабы, тибетцы и представители других народностей.

По окончании училища выпускники сдавали экзамены по переводу с монгольского на китайский и с китайского на монгольский языки; затем, получив чиновничий ранг, они назначались на должность переводчика (иши) [35, цз. 81, сюэсяо чжи, с. 26930].

В 1289 г. в китайской столице появилось еще одно языковое учебное заведение - Государственное училище языка фарси (Хуэйхуэй гоцзы сюэ, букв. «Мусульманское училище Сынов Отечества»), О предыстории его учреждения в «Юань ши» («История династии Юань») сказано следующее: «В 5-м месяце 26 года правления императора Чжиюань (1289 г.) министр (шаншу) докладывал: язык государства Западного края исытифэй (так его название было записано в китайской транскрипции. - прим, авт.)14 используется весьма широко. Халудин, служащий в [академии] Ханьлиньюань, понимает этот язык. [Следовало бы] перевести его на должность преподавателя. Сыновей чиновников вместе с ханьцами [следует] определить для обучения [этому языку]» [35, цз. 81, сюэсяо чжи, с. 26930]. Вскоре после доклада сановника император учредил училище языка фарси. В первой четверти XIV в. в стенах этого учебного заведения была проведена реформа. В 1325 г, в связи с его переводом в училище Гоцзыцзянь (букв. «Государственное конфуцианское училище Сынов Отечества». - прим, авт.), количество учеников, изучавших фарси, увеличилось до 50 человек [18, с. 114]. Во время занятий для работы над переводами с монгольского языка на фарси и наоборот ученики использовали «Словарь по переводу с монгольского на фарси», составленный еще в 1245 г. [37, с. 378]. Примерно тогда же был создан первый «Монголо-китайский словарь» (А/энгу и юй, букв. «Монгольские переводы») [37, с. 378, 392].

Дальнейшее развитие переводческого дела в период правления династии Мин (1368-1644) связывают с активизацией внешней политики империи, прежде всего с увеличением ее внешнеполитической активности в районах, традиционно не входивших в сферу влияния Китая. Лишь за 28 лет правления первого минского императора Чжу Юаньчжана (1368-1399) Китай посетило 87 посольств от 29 правителей государств Юго-Восточной и Южной Азии [20, с. 43^14], при этом лишь за первые десять лет существования новой династии с 1369 по 1379 г. в Китае побывали дипломатические миссии из 11 стран этого региона [2, с. 27]. А за все время существования Минской империи Китай установил контакты с 197 иностранными государствами и народностями (30, с. 10).

Вполне очевидно, что развитие полноценных отношений китайского двора с этими государствами было невозможно без наличия специалистов, владевших иностранными языками, даже несмотря на то, что в Восточной Азии китайский язык как иностранный занимал бесспорно лидирующие позиции. Идея создания учебного заведения по подготовке переводчиков начала обсуждаться при дворе еще в 1403 г, но в практическое русло решение этой проблемы было переведено лишь в 1407 г. «В 5-м году правления императора Юнлэ (1407 г.) для перевода посланий варваров четырех стран света [было принято решение] открыть школу Сыигуань (букв. «Школа [языков] варваров четырех стран света»)¹⁵. [Там было предусмотрено] восемь [учебных] отделений [для изучения] монгольского (дада)¹⁶, чжурчжэньского (нюйчжэнь)¹¹, тибетского (сифань), санскрита ^ситянь, букв, «[язык] Западного Неба»), фарси (хуэйхуэй), уйгурского (гаочан) ¹⁸ языков, языка байт ([языки] ста варваров)¹⁹, бирманского языка²⁰» [7, цз. 221.

Л. 14-14об; 9, цз. 22, иянь, с. ЮЗ]²¹. Так в Китае появилось первое крупное учебное заведение по преподаванию иностранных языков - минская школа иностранных языков Сыигуань. С момента своего создания она была переведена в ведение академии Ханьлиньюань. В 1511 г. в Сыигуань было открыто отделение по изучению языка государства Бабай (так именовали в Китае язык государства Лана, располагавшегося на севере совр. Таиланда), а в 1579 г. - «государства Сяньло» (старое китайское название самого Таиланда. - прим. авт.)²² [7, цз. 221. Л. 14об]. В поздние периоды работы школы здесь также велось преподавание вьетнамского, японского, камбоджийского, корейского и яванского языков [29, с. 204]. Новое учебное заведение, по мнению китайских ученых, вполне отвечало потребностям своего времени и логике развития международных отношений, «являлось продуктом расцвета минской дипломатии» [13, цз. 4, с. 437].

Набор учеников осуществлялся в соответствии с распоряжением императора Юнлэ от 1407 г. Тогда «Ведомству обрядов было приказано отобрать из учащихся Гоцзыцзянь 38 слушателей для отправки в Ханьлиньюань во главе с куратором Цзян Ли с целью обучения переводам. Каждому выделять по одному даню риса. По окончании обучения [следовало] проводить экзамены. Сдавших [их] — зачислять на должность» [21, цз. 69, сюаньцзюй чжи, с. 28 896]. В 1426 г. количество учеников школы составляло 64 человека, в 1466 г. оно выросло до 154 [13, цз. 4, с. 430—431].

Система аттестации была разработана довольно быстро. Основные правила относительно времени, места и формы проведения экзаменов были приняты уже в 1490 г. Срок обучения составлял девять лет и делился на три этапа. Указ императора Хунчжи от 1490 г. гласил, что «после трех лет об- учения [следует] сдавать экзамены. Тем, кто сдал, ежемесячно выдавать один дань риса и представлять к званию студент шилян юйди («ученик, получающий жалование»). По прошествии еще трех лет вновь [следует] проводить экзамены, сдавших назначать на должность переводчика (ш/зыгуань), [при этом они будут] продолжать числиться учениками школы и посещать занятия. После сдачи третьего экзамена, проводимого еще через три года, [сдавших следует] представлять к восьмому рангу и определять на вакантные должности. Тем, кто не сдал первый экзамен, разрешить сдавать его повторно [во время] следующей сессии; тех, кто не сдал экзамен в третий раз, отчислять» [7, цз. 221, л. 15]. Кроме переводных и выпускного экзаменов, все ученики сдавали единые месячные, квартальные и годовые экзамены. В 1564 г. Ведомство обрядов разработало систему аттестации. Новое положение включало одиннадцать статей и регламентировало основные аспекты прохождения обучения в школе, а также все вопросы проведения вступительных и выпускных экзаменов [13, цз. 4, с. 434-435].

Преподавательский состав школы комплектовался по большей части из числа представителей тех народов, чей язык там изучался [7, цз. 221, л. 14об.]. При этом ввиду большой заинтересованности в носителях языка минские администраторы назначали на эти должности, порой применяя угрозы, руководителей дипломатических миссий и официальных представителей, прибывших в Пекин [16, с. 67]. Как указывалось выше, первыми преподавателями тайского языка (сяньло) в Сыигуань были сиамский посол У-мэнь-ла и члены его делегации в количестве четырех человек, оказавшиеся в Пекине в 1578 г. и задержанные там. Схожая ситуация была и с другими главами посольств: еще задолго до этого «в 1451 и 1458 [гг] Бирма безуспешно просила отпустить своих послов», которые приехали в Пекин и были оставлены там для преподавания в Сыигуань [24, с. 108-109]23. Минский же двор «по той причине, что ученик Ван Чэнь, изучающий перевод, и другие не закончили обучение», отказывался отпустить дипломатов обратно [25, с. 628]24. Конфликтная ситуация, однако, не повлияла на дальнейшее развитие отношений между Китаем и Бирмой: в 1504 г. Бирма по приглашению минского двора официально направила в Пекин трех преподавателей для обучения в Сыигуань, которые также были зачислены на должности в Хунлусы [25, с. 628].

В поздние годы работы школы, видимо, в связи с падением интереса к ней со стороны местных властей (об этом см. ниже), острая необходимость насильно удерживать при ней иностранцев отпала, и на эти должности также начали назначать китайских преподавателей. Так, например, в 1490-1604 гг. на том же отделении бирманского языка служили 28 китайских преподавателей [34, с. 290], если же среди местных подданных отыскать подходящего преподавателя не представлялось возможным, то вакантные должности заполнялись самими же выпускниками. «В случае отсутствия преподавателя в каком-либо из отделений, - говорилось в Дополненном уложении школы Сыигуань, - [следует] выбрать среди учеников [данного отделения] наиболее талантливого и отправить для экзаменов в Нэйгэ (Дворцовая канцелярия), после успешной сдачи которых назначать на преподавательскую должность» [27, цз. 2, с. 2].

В качестве учебных пособий в Сыигуань использовались учебники по переводу, подготовленные самими же преподавателями и учениками. Все они имели общее название «Хуа-и и юй» («Китайско-варварские переводы») и схожую структуру25. Они делились на две части: первая - «цзацзы» (смешанные знаки)26 представляла собой своеобразный словарь для перевода слов и словосочетаний с иностранного языка на китайский, вторая -«лайвэнь» (присланные документы)27 состояла из образцов посланий, написанных на иностранном языке. Ученики некоторых отделений, как, например, маньчжурского, монгольского языков, языка фарси, имели возможность пользоваться не только разговорниками-переводами «Хуа-и и юй», но и словарниками «И юй» (букв. «Переводы [слов]»), составленными в Хуэйтунгуань (Управление гостевых резиденций) [19, с. 49].

Сложно точно сказать, какое количество пособий «Хуа-и и юй» и по каким языкам было подготовлено в стенах Сыигуань. В составленном китайскими, японскими и европейскими учеными каталоге упоминаются словники «Хуа-и и юй» по 20 иностранным языкам, которые в разное время преподавались в этом учебном заведении [20, с. 53]. Кроме переводов, предусмотренных «Хуа-и и юй», ученики также упражнялись в переводах речей, произносимых при погребениях (лэйвэнь), а также указов императора [34, с. 291].

Система распределения выпускников школы на должности в государственном аппарате имела свои особенности и стала решающим фактором, определившим судьбу этого учебного заведения. Дело в том, что в начале XV в. китайские переводчики получили уникальную возможность занимать высокие посты в империи и поступать в академию Ханьлиньюань после сдачи лишь одного выпускного экзамена. Впервые эта форма квалификационной аттестации быта опробована в Сыигуань в 1411 г, когда выпускникам (предположительно их было 38 человек) предлагалось принять участие в дворцовых экзаменах (дяньшм) на получение высшей ученой степени цзиньиш [23, с. 79]28. По результатам экзамена пятеро учеников получили степень цзиньши второго и третьего разрядов и были рекомендованы в Ханьлиньюань на должность шуцзиши (состоящий при академии) [21, цз. 69, сюньцзюй чжи, с. 28896]. В 1412 г. степень цзиньши получили еще 17 человек из первого набора, а в 1421 г. еще 15 человек были удостоены этой высшей степени; наконец последний выпускник, зачисленный в Сыигуань еще в 1407 г, сдал экзамен и получил степень цзиньши в 1428 г. Так, в период с 1411 по 1428 г. все 38 учеников, зачисленные в школу во время первого приема учащихся в 1407 г, получили высшую степень цзиньши и были зачислены на разные должности в академии Ханьлиньюань [13, цз. 4, с. 430].

Новые правила подготовки переводчиков повысили их социальный статус и предоставили отличные возможности для карьерного роста. По указу императора Тяньшуня от 1458 г. следовало впредь «без степени цзиньши не давать звание ханьлинь (состоящий в Ханьлиньюань. - прим, авт.), без звания ханьлинь не назначать [на должности] в Дворцовой канцелярии (Нэйгэ)» [21, цз. 70, сюаньцзюй чжи, с. 28905]. В сложившихся условиях переводчики, которые не сдавали экзаменов на более низких, нежели при дворе, уровнях и лишь изучали в Сыигуань иностранные языки, могли вполне законно претендовать на высшие посты в государстве. Появление такого относительно легкого способа добраться до вершин власти привело к возникновению различных злоупотреблений. В нарушение имевшихся правил среди претендентов на участие в экзаменах стало появляться все больше проходимцев и авантюристов, имевших к Сыигуань более чем условное отношение. Нередко в дворцовых экзаменах (дяныии) принимали участие частные ученики преподавателей, не обучавшиеся в школе. Известно, например, что 1466 г. во всем Сыигуань официально числились лишь 154 учащихся, тогда как у одного пример: [3, с. 220-223; 5, с. 82-87, ПО; 32, с. 155]). Все цзиньши распределялись на вакантные должности в центральных ведомствах и в провинции. Безусловно, самым перспективным местом распределения считалась академия Ханьлиньюань, служба в которой впоследствии давала потенциальные возможности для занятия высших государственных постов империи. Она являлась не столько научным или образовательным, сколько политическим органом: в ее стенах разрабатывались правовые акты, ее служащие привлекались для написания официальных династийных историй, обучения членов императорского семьи и т.д. (подробнее о Ханьлиньюань см.: [3, с. 60-62; 32, с. 153-157]).

из преподавателей по имени Ма Минь было 126 частных учеников [13, цз. 4, с. 431]29.

Во второй половине XV в. активное продвижение случайных людей на должности переводчиков начало вызывать опасение у властей. В период между 1457 и 1464 гг. первый помощник (цзо ши-лан) главы Ведомства обрядов Цзоу Гань направил на имя императора доклад, в котором указал, что «в последние годы сыновья чиновников, военных и гражданских лиц, ремесленников и поваров доверяются учителям и частным образом учат [иноземные языки]» (цитата приводится в переводе А.А. Бокщанина, см.: [2, с. 27]). По мнению докладчика, подобная ситуация могла угрожать безопасности государства [14, с. 426]. В результате власти несколько преобразовали систему подготовки переводчиков в Сыигуань, существенно ограничив их деятельность и возможности быстрого продвижения по службе. В 1469 г. последовал указ императора Чэнхуа, в соответствии с которым общее количество младших переводчиков (сяо тунши) в столице и на местах (всего 18 мест прикомандирования)30, в общей сложности обеспечивавших контакты двора с 18 иностранными государствами и регионами, не должно было превышать 60 человек (см.: [9, цз. 22, иянь, с. 104])31. Начиная с 1490 г. в Сыигуань для сдачи государственных экзаменов на высшее ученое звание начали допускать только цзяньшэн - учеников, принятых в Сыигуань из Гоцзыцзянь, где они получали базовое классическое образование. В 1495 г. практика льготной сдачи экзаменов на степень цзиньши для учеников Сыигуань была отменена и вовсе, и с этого момента все выпускники, изъявившие желание участвовать в экзаменах на получение ученой степени, были вынуждены сдавать их на общих основаниях, начиная с уровня провинциальных экзаменов (сянши) [13, цз. 4, с. 43б]32. Выпускники, не желавшие сдавать такие экзамены, по итогам выпускных экзаменов в Сыи-гуань получали восьмой ранг и распределялись на низшие вакантные должности в государственном аппарате или занимались частными переводами, что, как указывалось, властями не поощрялось33.

Ужесточение системы распределения выпускников школы понизило популярность этого учебного заведения среди местной политической элиты. Первыми, кто стал терять интерес к обучению, стали дети местного чиновничества (гуань цзыди). «Большинство учеников из богатых и влиятельных фамилий с пренебрежением относятся к своему делу, - указывалось в докладе Ведомства обрядов императору в 1521 г, - не посещают занятия якобы по причине болезни. Их следует отчислить и удержать с них ранее выданные [им] средства» [36, с. 635-636]. В будущем ситуация стала еще более сложной. В 1566 г. директор школы Цю

Юэ направил монарху доклад, в котором указал на то, что большинство преподавателей и учеников покинули школу и практически все учебные отделения пустуют [36, с. 634]. Кроме этого говорилось, что к тому времени уже в течение почти 30 лет не было возможности набрать необходимое количество слушателей [4, с. 66].

С целью преодоления кадрового кризиса, в который в конце XV - начале XVI вв. погрузилось учебное заведение, власти предприняли ряд срочных мер по реформированию системы набора учеников. В 1490 г. придворный советник (дасюэиш) Ши Люцзе направил на имя императора доклад, в котором предложил поручить Ведомству обрядов набирать из Гоцзыцзянь 20 учеников (t/зяньшэн) младше 25 лет и еще 100 отдельно из числа детей чиновников и простолюдинов (гуаньминь цзыди) в возрасте младше 20 лет и детей тех, кто служил в школе (шме цзыди) и проявлял интерес к изучению иностранных языков (возрастные ограничения в этом случае отсутствовали) [36, с. 635]. После этого будущие ученики зачислялись на разные отделения школы. По установленной квоте предполагалось, что в Сыигуань на всех отделениях будет одновременно обучаться 120 человек.

Принимая на учебу детей сотрудников школы (цзиешэн), местные администраторы пытались придать должности преподавателя наследственный характер, что, очевидно, должно было благоприятно сказаться на формировании кадрового резерва (там преподавали носители языка, и, видимо, предполагалось, что их дети также в какой-то мере будут относиться к этой категории)³⁴.3ачисление же с 1425 г. в школу детей простолюдинов (минь цзыди), видимо, рассматривалось как способ обеспечить в нем наличие учеников в принципе [7, цз. 221, л. 14 об].

Предпринимаемые меры, однако, не принесли ожидаемых результатов. С набором абитуриентов по-прежнему имелись трудности. Известно, например, что если в 1537 г. в школу были приняты 120 слушателей, а в 1604 г. - 94, то уже в 1607 г. количество новопринятых учеников составило все- го 36 человек, в 1625 г. - 44 [20, с. 49]. В 1628 г. в Сыигуань были зачислены 68 учеников, и это, по-видимому был последний набор учащихся в это учебное заведение в минский период [20, с. 49].

Основным местом прохождения службы для выпускников Сыигуань было Церемониальное управление Хунлусы³⁵. Кроме этого ведомства молодые переводчики распределялись в Департамент посланцев (Синжэньсы), основанный еще в 1380 г. О функциях этих служащих говориться в докладе, поданном в середине XV в. одним из сановников императору: «Посланцы учреждены в государстве, чтобы отбывать и прибывать с посольскими миссиями» (цитата приводится в переводе А.А. Бокщани-на [2, с. 57]). Есть основания полагать, что в поездках их сопровождали переводчики, обучавшиеся в Сыигуань. Другим местом службы переводчиков быв департамент по приему гостей (чжукэсы) Ведомства обрядов. Чиновники этого департамента, так же, как и посланцы, выезжали на границу для встречи послов и представителей иностранных государств с целью их последующего сопровождения в столицу. В случае прибытия иностранного гостя морем соответствующая информация доставлялась в столицу чиновниками Управления торговых кораблей (Дучжуаньюньсы), которые «ведали всеми делами, касающимися иноземцев, доставлявших дань» [21, цз. 75, чжигуань, с. 28 972].

Свою работу в указанных службах переводчики выполняли в рамках идеологической модели, определявшей деятельность всей тогдашней дипломатии и рассматривавшей любой приезд иностранного посла исключительно как прибытие «данника» к своему истинному сюзерену - китайскому монарху. Все грамоты, привозившиеся иностранными послами для передачи китайскому императору, переводчики преднамеренно переводили таким образом, чтобы низвести статус государства, которое прислало своего представителя, до уровня «вассала» Китая [2, с. 28]36.

Такова была история переводческого дела в монархическом Китае до середины XVII в. Развитие системы подготовки специалистов этой категории достаточно четко отражало изменения приоритетов внешней политики Китайской империи и специфику ее государственного устройства. Так, в юаньскую эпоху, когда китайские земли на какое-то время были интегрированы в мир монгольских государств, там появилось училище монгольского языка, а продвижение монголов на Запад привело к появлению в Китае училища языка фарси. В минский период в XIV-XV вв. активный обмен дипломатическими миссиями между Китаем и странами Южной и Юго-Восточной Азии в свою очередь обусловил необходимость открытия школы Сыигуань. Иными словами, главным критерием открытия учебного заведения был вопрос практической необходимости и четкая «регионализация». Языки государств, которые не состояли с Китаем в каких-либо контактах, даже если они находились в непосредственной близости от китайской границы, в империи не преподавались.

При открытии ранних языковых школ местные администраторы наработали неплохой организаторский опыт, который был учтен во время учреждения минской школы Сыигуань. Основные вопросы функционирования учебного заведения - подбор преподавательского состава, набор учащихся, составление учебных программ, разработка системы аттестации и практики последующего назначения выпускников на службу - в целом были проработаны, что позволяло готовить неплохие кадры, способные обеспечивать контакты двора с иностранными делегациями. Однако даже в этом случае прослеживалась четкая выборность преподававшихся там языков в зависимости от реальных потребностей.

Некоторые успехи, которых добились китайские чиновники в вопросах функционирования учебного заведения, тем не менее не перекрывали всех недостатков, присущих системе подготовки языковых кадров в Китайской империи. Переводческие школы, включая Сыигуань, в течение всего времени своего существования продолжали оставаться исключительно образовательными учреждениями, не выходили на более высокий уровень работы, предполагавший проведение языковедческих исследований, составление словарей, грамматик, постоянного обновления учебных пособий, разработку методики преподавания иностранных языков. Вся учебная литература была представлена прими- тивными и однотипными тематическими словарями, входившими в серию «Хуа-и и юй», основательное изучение языка при помощи которых было просто невозможным. Учащийся лишь заучивал определенный набор слов и выражений на иностранном языке, тогда как основы языка - правила построения слов, чтение, письмо, грамматика - ему не преподавались. В этих условиях многое определялось не системой преподавания, а исключительно личными качествами преподавателя (с набором которых у администраторов, например, Сыигуань часто возникали трудности).

Как можно судить, там не велось систематического изучения сопредельных государств, за исключением тех земель, с которыми Китай поддерживал тесные торговые и дипломатические связи или находился в состоянии конфликта. Это делало невозможным подготовку страноведческих пособий и лишало слушателей необходимых знаний о стране изучаемого языка.

Другой особенностью работы школ стало включение их в государственно-бюрократическую систему. Неудачная попытка совместить итоговую аттестацию в Сыигуань с экзаменами на получение высшей степени, дававшей право занимать высокие должности при дворе, в итоге привела к кадровому кризису учебного заведения. Было очевидно, что минская школа иностранных языков рассматривалась большинством ее обитателей не как возможность приобрести знания, которые можно было бы использовать для работы переводчиком, но как возможность относительно легко продвинуться по службе.

Также стоит сказать о том, что подготовка переводчиков, несмотря на свое внешнее ориентирование, осуществлялась в рамках замкнутой китаецентричной модели мира «Китай - варвары», в рамках которой традиционным посредником между двумя культурами был не китаец, изучивший иностранные языки и культуру чужой страны, а «варвар», приобщившийся к китайским ценностям. Это лишало столичных администраторов возможности наладить практику командирования китайских учащихся на обучение в те государства, язык которых они изучали в Китае, что, естественно, сказывалось на их профессиональном уровне.

В целом подготовка переводчиков в Древнем и Средневековом Китае соответствовала своему времени, а ее особенности диктовались спецификой международных контактов на Востоке, местом Китайской империи в этих процессах, а также своеобразием ее бюрократического устройства.